Специфика проявления политических конфликтов в современной России и на постсоветском пространстве

Содержание политических конфликтов в отдельной стране зависит от структурных и функциональных характеристик политической власти, потребностей политического развития общества, состояния идеологии, традиций и опыта политической борьбы. Сравнительный анализ политических конфликтов в различных странах вскрывает более глубокие факторы конфликтности, уходящие корнями в особенности национальной культуры.

В период новейшей истории российское общество вступило в полосу напряженного развития, которое, с одной стороны, обусловлено разрушением прошлого уклада жизни и становлением нового. С другой стороны, сам новый уклад в большей степени, чем прежний, характеризуется конфликтогенным характером, поэтому сегодня для России на первое место выдвигаются социально-политические коллизии. В последние годы наметился переход приоритета от степени конфликтности и остроты к конфликтам в социально-экономической сфере общества.

Трансформация общества, всей политической системы государства ведет к росту взаимного несоответствия различных элементов традиционной социальной организации, возникновению на этой основе противоречий в статусе, престиже и благосостоянии различных социальных групп и институтов. Усиливается несоответствие традиционных социальных институтов по отношению к новым функциям, которые им приходится выполнять в изменившихся условиях. Трансформируются роль и целевая ориентация различных социальных групп в обществе, что связано с их активным поиском более прочных позиций в формирующейся новой социальной иерархии.

На этой основе возникает пестрая гамма противоречий — порожденный модернизацией социальный конфликт, внешним проявлением которого становится рост отчуждения общества от политической власти. В таких условиях государство с целью дестабилизации всей системы вынуждено лавировать и апеллировать к гем социальным силам, которые стоят за изменение существующего порядка вещей, и, напротив, парализует по мере возможности антиреформаторские силы.

Особенности российской политической истории и национальной культуры сформировали ряд содержательных черт конфликтности, восприятия и поведения в конфликтной ситуации, присущих не только русским людям, но и представителям тех народов, которые тесно связывали с Россией свою историческую судьбу^[1].

Во-первых, это долготерпение, стремление как можно дольше не вступать в открытое столкновение. Россиянин может бесконечно долго терпеть нужду, лишения, притеснения, даже прямое насилие, хорошо осознавая их пагубное воздействие, но не считая необходимым до поры до времени вступить с ними в открытое противоборство. Даже тогда, когда притеснения становились невыносимыми, у россиянина оставалась возможность собрать свои пожитки и пуститься в бега, надеясь в необжитых районах страны найти спасение от невзгод и насилия. Лишь загнанный окончательно в угол, он начинал ожесточенно сопротивляться, обнаруживая в себе силы, способные все смести на своем пути.

Во-вторых, это крайние формы поведения в конфликте, исходящие из расчета, во что бы то ни стало одержать верх, добиться победы над противником. Вялотекущий конфликт, позволяющий сторонам длительное время сохранять независимость, свободу выражения и отстаивания своих позиций, — большая редкость. Гораздо чаще ситуация выглядит как долготерпение одной из сторон, ее нежелание вступать в конфликт, переходящее затем в бунт, взрыв, в ярко выраженное сопротивление давлению противоположной стороны.

В-третьих, ментальное неприятие конфликта, подсознательное отношение к нему как к тяжелейшему бремени. Атмосфера конфликта непривычна и нежелательна для русской души. В отличие от Европы и других стран, русский характер еще живет грезами братского единства, доверчивости, всеобщей любви, которые и по сей день питают идеи соборности, особой роли и предназначения России к окончательному объединению всех народов во имя всеобщего мира и согласия на Земле.

Одним из факторов политической конфликтности в российском обществе является господствующий политический режим. Речь при этом идет о методах деятельности государственных органов, степени политической свободы общества, правовом положении личности.

Современный этап политического развития российского общества можно условно определить как период продолжающегося формирования демократических институтов. Начиная с 2011 г. в стране наблюдается очередной виток партийного строительства, развития институтов гражданского общества (например, возникновение Общероссийского народного фронта). Расширяются возможности для участия граждан в управлении государством (в том числе посредством «электронного правительства», возврата к смешанной избирательной системе при выборах в Государственную Думу, к прямым выборам глав субъектов РФ и др.).

Происходящие в стране политические процессы отражают сложное переплетение частных интересов, взаимодействие различных политических сил, преследующих далеко не однозначные цели. В условиях развала прежней государственности, составлявшей основу единства многонационального сообщества, Россия вступила в период стихийных конфликтов. Их^[2]

неконтролируемое развитие накладывает отпечаток на все стороны жизни, осложняет перспективы становления новой государственности и еще более усугубляет остроту экономических и социальных проблем. Политические конфликты в современной России по своему объективному содержанию являются отражением основного противоречия, возникшего между политической элитой и интересами большей части общества. Можно выделить следующие их главные особенности:

• 1) это конфликты в сфере самой власти за обладание реальными рычагами власти;
• 2) исключительно велика роль власти в конфликтах, которые возникают в неполитических сферах, но так или иначе, прямо или косвенно затрагивают основы существования власти;
• 3) государство практически всегда выступает в качестве посредника, арбитра.

Конфликты в России — единственный реальный способ выявления объективных противоречий, возникающих сегодня в процессе реформирования. Сложная политическая и социально-психологическая ситуация в России не только определяет в значительной степени содержание конфликтов и формы их проявления, но и влияет на их восприятие населением, элитами, на действенность применяемых средств регулирования.

Не разработаны конституционные основы и правовые нормы разрешения конфликтов. По этой причине и из-за отсутствия опыта цивилизованного и легитимного управления конфликтами чаще всего используются силовые методы: не переговоры и компромисс, а подавление противника. Конфликтные, но сути методы реформирования российского общества продолжают создавать условия для сохранения конфронтации. Отчуждение населения от власти и политики не только ведет к снижению легитимности господствующих политических сил, но обусловливает нестабильность функционирования политической системы в целом.

Современные исследования проблемы политической модернизации выделяют целый ряд кризисов модернизации, которыми обычно сопровождается политическая модернизация общества. К ним обычно относят:

• а) кризис легитимности — падение доверия к власти в широких слоях населения в условиях резких перемен в общественной и государственной жизни страны;
• б) кризис идентичности — неспособность значительной части населения идентифицировать себя с модернизационными ценностями, интегрироваться в систему новых политических отношений;
• в) кризис участия — неготовность или неспособность политической элиты привлечь к конструктивному сотрудничеству представителей старых социальных элит;
• г) кризис проникновения — потеря управляемости обществом, разрушение горизонтальных и вертикальных связей в системе управления, слабое проникновение власти на нижние уровни управления;
• д) кризис распределения — неспособность политической элиты к справедливому распределению материальных и иных благ, особенно характерная для России.

Все перечисленные кризисы модернизации наиболее остро проявляются в условиях вторичной, «отраженной» модернизации, или «модернизации вдогонку»; они составляют специфику всех модернизаций в России. В значительной мере именно это обстоятельство обусловило развитие России в режиме реформ и следовавших за ними контрреформ, которые призваны были преодолеть вызванные модернизацией дестабилизацию политических институтов и дезорганизацию общества.

В отличие от первичной («естественной») модернизации, характерной для большинства стран Западной Европы, вторичная модернизация предполагает активное использование мощи и рычагов государства, всех компонентов государственности для быстрого и эффективного проведения реформ, успешного синтеза заимствованного опыта и актуализированной традиции. При таком типе модернизации не существует каких-либо твердых гарантий благоприятного исхода. Этому есть два объяснения. Во-первых, расчет на силу административного воздействия неизбежно ввергает страну в зону повышенных рисков (социальных, национальных, духовно-нравственных). Во-вторых, такой тип модернизации обычно сопровождается усилением институционально-функционального кризиса самого государства, выступающего одновременно в роли основного субъекта и объекта реформ. Все это требует от политической элиты особого такта, умения максимально снижать конфликтность в обществе и, главное, использовать консенсусный потенциал традиционализма, традиционных ценностей и институтов, постепенно встраивая их в процесс и логику преобразований.

Трансформация российской политической системы по пути к демократии, правовому государству, политической стабильности определяет новый характер взаимоотношений государственной власти и общества. Известно, что предыдущие волны политической модернизации сотрясали общественно-политическую систему, создавали перегруз, перенапряжение народа и описывались в рамках мобилизационной модели политической стабилизации.

• [1] 2 См.: Ермишина II. Д., Лопарев А. В. Развитие русского национального характера в геополитических, культурных и идеологических условиях // Вестник университета (Госу-3
• [2] дарственный университет управления). 2013. № 20. С. 213—218; Лопарев А. В., Ибраи-мов А. А. Бинарность и аитииомичиость русской культуры // Вестник университета (Государственный университет управления). 2012. № 4. С. 277—281.