Что такое интерпретация?

Феноменология следует девизу Э. Гуссерля: «К вещам, каковы они есть сами по себе!» и герменевтике М. Хайдеггера. Смотреть феноменологически означает описывать то, «что само себя показывает, и в тех границах, в каких оно себя показывает», в соответствии с тем, как это описал М. Хайдеггер (Хайдеггер, 2001). Эта задача, как уже было сказано выше, требует Epoche, а именно отказа от добавления к воспринимаемому любой иной информации. Ассоциации, фантазии, теоретические знания и т. д. в этой строгой форме феноменологии необходимо «заключить в скобки».

И все же это вынесенное за скобки другое знание может быть полезным для понимания воспринятого и, вероятно, даже помочь раскрыть важные взаимосвязи. Поэтому на более поздних стадиях процесса понимания эти знания могут быть вполне уместны и даже необходимы. Тогда мы приходим к интерпретативной, или объясняющей, стадии терапевтической беседы. Это уже другая форма освещения воспринятого.

Что является специфическим в интерпретации, и чем она, в нашем понимании, отличается от чистой феноменологии? Интерпретация представляет собой креативное обхождение с тем, что задано, как это, например, происходит с толкованием символа или с толкованием стихотворения. Ростки содержаний, появившиеся в высказывании пациента, продолжают развиваться благодаря добавлению фантазий, мыслей, ассоциаций или знаний терапевта.

Интерпретации используют творческое свободное пространство и представляют собой подобие диалога с произведением, к которому добавляется что-то Собственное. Интерпретация — это перевод на другой язык^[1], при этом речь идет о том, чтобы обнаруживать соответствия с другим знанием и толковать содержания на основании другого знания (например, какой-либо теории), высвечивая это соответствие.

Точно так же не является феноменологией, если мы «переспрашиваем». Тогда мы не принимаем то, «как нечто себя показывает», и то, «в каких границах оно себя показывает». Если мы переспрашиваем, то мы не принимаем сказанное таким, каким оно выражается. Мы не верим высказыванию (например, пациента), а предполагаем, что за ним стоит что-то другое (вероятно, бессознательное). Такое переспрашивание вполне может быть оправдано, но оно выходит за рамки феноменологии — потому что феноменология стремится видеть то, что показывается, и при этом не быть ни недоверяющей, ни проверяющей. Ее базовая установка — приятие — и она старается увидеть содержание, каким оно являет себя, не допуская высказываний с какими-либо подозрениями и не подвергая сомнению ценность того, что является.

Таким образом, мы видим принципиальное различие между феноменологической и интерпретативной установкой. В интерпретативном подходе, который преобладает в психоанализе, присутствует следующая установка по отношению к говорящему: «Ты что-то говоришь, но ты не знаешь, что на самом деле ты говоришь». Высказывание пациента рассматривается только в свете того, что об этом говорит теория. В феноменологическом подходе к высказыванию пациента относятся по-другому: «Ты что-то выражаешь, и я хочу это понять, но у меня самого в этой связи нет какого-либо предварительного знания». При этом следует заметить, что интерпретативный подход несет в себе большую интеллектуальную привлекательность, чем феноменологический, который нетребователен к интеллекту.

Особенно большое значение интерпретация имеет в искусстве. Произведение искусства вновь и вновь понимается заново — оно по-новому прочитывается каждым поколением, и это прочтение отражает дух своего времени. Искусство должно подводить нас к нам самим себе и возвращать нас самим себе. Поэтому оно должно интерпретироваться из нас самих, служить «проективным тестом» и стимулировать собственную креативность. Также и в психотерапии, после познания сущности шаг интерпретации может быть важным для обхождения с ядром проблемы, если, например, добавить теоретические знания, чтобы увидеть пациента в более широком контексте. Интерпретация может также иметь значение в том случае, если, действуя феноменологически, не удается продвинуться, — тогда она может инициировать диалог, благодаря которому станет видимым то, что показывает себя не слишком ясно. Это мы делаем, если, например, пациент говорит что-то, чего мы не понимаем. Если предложить ему интерпретацию или сказать, как обычно человек чувствует себя в подобной ситуации, тогда он может занять позицию по отношению к этому и лучше себя показать. И все же в интерпретации существует опасность, что пациент может просто перенять «авторитетное» заключение психотерапевта, которое приведет его к отчуждению от самого себя.

Феноменологическое восприятие может выйти за пределы инструмента для психотерапевтической работы и стать стилем жизни. Это очень тонко и очень персонально выразил психотерапевт Михаэль Махони. Он описывает, как эта спокойная и уважительная установка воздействует на собственную жизнь: «Я доверяю своей интуиции и интуиции моих клиентов значительно больше, чем раньше. Я теперь чувствую гораздо меньше дискомфорта, если не могу понять, почему что-то происходит так, как происходит, я стал эмоциональнее, теплее и заботливее (или хотя бы стараюсь быть таким). Я веду с людьми разговор от сердца к сердцу так часто, как только могу, и побуждаю моих клиентов делать то же самое. Я чувствую огромную благодарность за право участвовать в их жизнях, и я радуюсь своей работе сейчас больше, чем когда-либо. Если моя жизнь останется прежней, такой, какой была в последние 30 лет, то я продолжу свои исследования и готов к новым открытиям, о которых пока не имею никакого представления» (Mahoney, 2000, р. 198).

• [1] От лат. interpreter — переводить.