Максим (1287—1305 гг.)
Кроме того, при обязательствах, налагаемых на греков унией 1274 г., греку митрополиту не совсем удобно было быть в державе латинской (Польская Галичина), ибо от него могли потребовать унии. По всем этим резонам представляется естественным, что Нифонт был из галичан, потому что после его смерти, случившейся почти одновременно со смертью митр. Максима, около 1305 г., прежний князь Юрий Львович… Читать ещё >
Максим (1287—1305 гг.) (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Русские, вероятно, еще при жизни митр. Кирилла были предупреждены о том, чтобы не мечтать далее о своем собственном кандидате на митрополию. Прибыв в Киев в 1285 г., митр. Максим немедленно совершил путешествие в Золотую Орду (вероятно по поручению КП императора) и, вернувшись оттуда в 1286 г., собрал в Киев всех епископов русских на собор по неизвестному нам вопросу. Думается, это было секретное осведомление епископов о соблазнительной смуте, раздиравшей тогда КП-льскую церковь. Во-первых, нужно было успокоить русскую церковь, что Лионская уния 1274 г. с латинянами не исказила православия и оказалась фикцией. Во-вторых, уверить, что волновавший греков «арсенитский» раскол не нарушил канонической легальности Кп-льского патриарха — главы русской церкви. В-третьих, и то, что отлученный патриархом Арсением импер. Михаил Палеолог умер в 1282 г., и, хотя сам он и лишен был церковного погребения, но на сыне его, Андронике II, никакого проклятия не тяготело, и православная иерархия с ним была уже в сговоре о полной ликвидации унии. Через афонских иноков, крайних зилотов, обо всем этом русские архиереи могли иметь неточные и смущающие слухи к невыгоде репутации греков. После этих своих первых и, по-видимому, безотлагательных дел, митр. Максим, подобно своему предшественнику, также не счел удобным и нужным сидеть в своем кафедральном городе и в 1286 г. потянул к северной великокняжеской столице, а не к югозападной, православную репутацию которой, вероятно, до известной степени уронили униональные авантюры Даниила Романовича Галицкого. Отрываясь от своей киевской резиденции, и этот митрополит является странствующим по своей митрополии. Не раз он приходит во Владимир и Новгород, заходит и в Псков и даже в галицко-волынскую землю. Никоновская летопись снова повторяет свои слова в приложении к митр. Максиму, именно, что «он по обычаю своему хожаше по всей землЪ рустей, учаше, наказуяше, управляше». Наконец, ему же суждено было и окончательно перенести резиденцию своей кафедры из Киева в столицу севернорусского великого князя, т. е. во Владимир[1]. Такое перенесение с канонической точки зрения не представляется дозволительным без достаточных оснований и подтвердительных формальностей, каковы утверждение собора и царский указ. (Вальсамон к 82 пр. Карф.). Та и другая формальность, в применении к нашему случаю, впоследствии задним числом были выполнены, а достаточное основание, в виде нашествия варваров, имелось на лицо. В 1299 г. Киев был так страшно опустошен татарами, что разбежались все его жители; с ними вместе должен был спасаться бегством и митрополит. «Того же л’Ьта», говорит под 1300 г. Лаврент. летопись, «митр. Максим, не терпя татарскаго насшйя оставя митрополью и збежа ис Юева, и весь Юев разбежался; а митрополит иде к Бряньску, и оттоль иде в Суждальскуто землю, и со всем своим житьем» и «с крылосом», прибавляет Никонов, летопись. Собственная епархия митрополита — Киевская, конечно, по-прежнему оставалась в его власти и передана была в управление наместникам. Но садясь во Владимир, митрополит должен был завладеть и владимирской епархией и вытеснить оттуда епархиального епископа. Митр. Максим так и сделал; он перевел Владимирского епископа на вакантную в тот момент Ростовскую кафедру, а сам стал епархиальным владыкой Владимирским. Здесь, на новом месте пребывания своей кафедры, митр. Максим скончался в декабре 1303 г. и был погребен уже не в Киеве, а во владимирском Успенском соборе. Северная Русь, сознавая счастливую важность для себя переселения митр. Максима, нашла для него санкцию в чуде. Во Владимирском Успенском соборе есть икона Божией матери, подающей М. Максиму омофор с надписью: «Сей святый чудотворный образ Пр. Богородицы написан бысть в л’Ьто 1299 (6807), по видЪшю Максима митропол. Владим1рскаго и всея Россш чудотворца (?), греченина родом: егда ему пришедшу от Юева во Владим1р и от путнаго шеств! я в келлш своей мало уснув, a6ie… явися ему Пречистая Д%ва БЦА… и глагола: рабе мой Максиме, добре пришел еси сЪмо посЬтити град мой, и подаде ему омофор, глаголя: пршми сей омофор и паси в град% моем словесныя овцы; он же npieM, возбудися от сна и в келлш никого же вид^, а омофор обрЪтеся в руцЪ его… и повелЪ написати сей образ тЬм подоб1ем, якоже видЪ».
В то время, как северная Русь радовалась, приняв к себе седалище митрополии, Русь юго-западная этим была встревожена. Пока Киев оставался фактической кафедрой митрополита, последний мог даже подолгу проживать в севернорусских городах не возбуждая на юге особенно сильного недовольства. Благодаря нейтральному положению Киева между русским юго-западом и сев.-востоком, митрополит всетаки до времени казался одинаково принадлежащим обеим половинам Руси. Но, когда митр. Максим переселился на постоянное жительство в столицу севернорусского великого князя, князья южнорусские немедленно поняли, что они через это лишаются крупной политической силы, которая отныне давала северу решительный перевес в нерешенном еще вопросе об общерусской гегемонии. Чтобы не допустить и тени какойлибо зависимости от севернорусского великокняжения и освободить религиозную совесть своих подданных от подчинения митрополиту, обитавшему во Владимире Кляземском, галицкие князья, в лице Юрия Львовича (внука Даниила Романовича), тотчас же решили отделиться от киевского митрополита в церковном отношении и начали хлопоты у патриарха и императора о поставлении себе особого митрополита. Из греческих памятников мы узнаем, что греки, вообще неблагосклонно смотревшие на разделения русской митрополии, на этот раз были чем-то убеждены, и в 1302 или 3-м году, «при императоре Андронике II Палеологе Старшем и патриархе Афанасие, галицкая епископия была возведена на степень митрополии. По свидетельству одного более позднего документа (грамота короля Казимира 1371 г.), первым галицким митрополитом был некий Нифонт. В новой митрополии очутились, конечно, все те шесть епархий (галичская, перемышльская, владимирская, луцкая, холмская, туровская), — какие были в пределах вел. княжества галицко-волынского. Такой оборот дела не мог понравиться киево-владимирским митрополитам, а вместе с ними и севернорусским князьям, перехитренным в данном случае князьями южными. Северные князья постарались сделать все, чтобы прекратить невыгодное для них разделение митрополии и добиться от греков по крайней мере той же привилегии, какую сумели получить князья южные, т. е. поставления на митрополию природных русских кандидатов. Неизвестно впрочем достоверно, кто по национальности был первый галицкий митрополит Нифонт. Греки со времени нашего татарского ига, из-за сложных дипломатических отношений с монгольской империей, вдруг начали сбрасывать с себя титул русских митрополитов на русские плечи. Грекумитрополиту было несколько унизительно быть на русской территории политически зависимым от татар.Кроме того, при обязательствах, налагаемых на греков унией 1274 г., греку митрополиту не совсем удобно было быть в державе латинской (Польская Галичина), ибо от него могли потребовать унии. По всем этим резонам представляется естественным, что Нифонт был из галичан, потому что после его смерти, случившейся почти одновременно со смертью митр. Максима, около 1305 г., прежний князь Юрий Львович, как бы по заведенному порядку, посылает в Царьград ставиться на место Нифонта в митрополиты Галицкого уроженца, Ратьского (между гг. Львовым и Бельзом) игумена.
- [1] Переносилась в настоящем случае только резиденция — седалище ка0юра, а не кафедра митрополита, которая по прежнему считалась «Киевской».