Гипертекст как явление постмодерна. 
Джем-сейшн

Гипертекст как явление постмодерна обладает рядом свойств, присущих постмодерну. Известный американский критик Ихаб Хасан выделяет (нумерация наша) следующие признаки^[1]:

1) неопределенность, культ неясностей, ошибок, пропусков;

• 2) фрагментарность и принцип монтажа;
• 3) «деканонизация», борьба с традиционными ценностными центрами;
• 4) отсутствие психологических и символических глубин;
• 5) молчание, отказ от мимесиса и изобразительного начала;
• 6) положительная ирония, утверждающая плюралистическую вселенную;
• 7) смешение жанров, высокого и низкого, стилевой синкретизм;
• 8) театральность современной культуры, работа на публику, обязательный учет аудитории, срастание сознания со средствами коммуникации, способность приспосабливаться к их обновлению и рефлектировать над ними.

Человек — читатель текста постмодерного бытия программируется на скользящий поверхностный «просмотр», а не на углубленное включение (1). Он сам монтирует общую картину из фрагментов текста (2), причем все, что мешает свободной интерпретации, отбрасывает (3). Такой подход напоминает скольжение (серфинг) по поверхности текстуального пространства, гиперссылки чаще всего — это не движение вглубь, а в сторону (4), и напоминает языковую игру (5).

Индивидуальное эго бесконечное количество раз переодевается, вследствие чего появляется необходимость принимать навязываемый тем или иным брендом образ. Он остается молчаливым наблюдателем даже там, где его провоцируют на высказывание, так как это высказывание осуществляется под маской (масками) потребителя определенного бренда. Механизм компенсации эмоциональной бедности поверхностного скольжения включает иронию, уход от серьезности, всеобщий безграничный плюрализм (6), сопровождающийся возможностью эклектики, сочетанием несочетаемых стилей, циклично профанирующих и сакрализирующих друг друга (7), соучаствуя в витальном спектакле, сочетающем в себе и сакральную мистерию, и профанную буффонаду (8).

В целом гипертекст — это то, что в действительности разрушает детерминированность и однозначность бытия и его понимание. А соответствующее ему мышление, похоже, использует в большей степени ритуальные инициации знанием, характерные для мифологических форм мышления, чем сформированные цивилизацией рациональные способы продуцирования знания.

Тем не менее гипертекст достаточно адекватно описывает современные взаимоотношения с реальностью. Легко убедиться, что доступные для наблюдения и отражаемые в СМИ социокультурные процессы имеют гипертекстовую природу. Даже такие события, как войны, воспринимаются и описываются с использованием виртуальной и гипертекстовой терминологии. Следовательно, современная журналистика (печатные и электронные СМИ, Web) просто не может не изъясняться на языке гипертекста. Гипертекст опять-таки из-за присущих ему свойств способен объединить культурную активность цивилизации автокоммуникативного типа, в которую мы входим, с классической цивилизацией сообщения во взаимосвязи и взаимодополнении.

Это одна сторона гипертекста, но есть и другая, имеющая как будто прямо противоположные свойства.

• 1. Неопределенность, нелинейность, разрывность переходов создает некоторое новое качество, не вытекающее логически из формы и контента. Переход в иную текстуальность — открытие другого окна реальности.
• 2. Фрагментарность и клиповость ведет к созданию новых информационных конструктов — иероглифов современной культуры, которыми можно оперировать как буквами алфавита.
• 3. Деканонизация ветхих ценностей и их профанация имеет своим следствием формирование и сакрализацию новых ценностей. А так как новых ценностей не бывает, то здесь речь идет о критическом пересмотре ценностных структур и придании им большей устойчивости к вызовам цивилизационного развития.
• 4. При поверхностном скольжении считывается геометрия поверхностей, т. е. структура информационного пространства. Углубление в поверхность бессмысленно, потому что это поверхность, а не объем, следовательно, углубляться некуда. Осознание одного этого факта на практике уже является очень серьезным культурным действием, определяющим жизненные стратегии. Сама поверхность гипертекста больше всего напоминает лист Мёбиуса, который, как известно, имеет только одну сторону. Двигаясь по нему, можно прийти с лицевой его части в изнаночную, не пересекая поверхность. Таким образом, нахождение на изнаночной стороне есть следствие движения с лицевой.
• 5. Игровая реальность — это реальность проб и возможностей, языковая игра — это одно из условий языкотворчества, плодотворность которого мы наблюдаем в Интернете.
• 6. Плюралистичность и ироничность — ответ психически здорового организма на невозможность реальности профанированных ценностей. То, что ценности в современной социокультурной реальности, действительно, почти полностью профанированы, убедительно доказал постмодернизм.
• 7. Овеществленный гипертекст — Интернет приучает к тому, что жанровые границы, как и любые другие границы, есть либо игровые правила, либо добровольно взятые на себя самоограничения. В любом случае ограничение есть действие индивидуальной воли, без логического рационального обоснования. Стирание границ приводит к проявлению трансрациональных причин существования границ, т. е. попытки разрушения границ приводят к разрушению условных границ и к укреплению безусловных, истинных.
• 8. Интернет сделал потенциально публичной жизнь каждого человека. Получился своеобразный театр наоборот, в котором право наблюдать за игрой предоставляется актерам, а право играть — публике. Задача актеров — наблюдать и испытывать катарсис (очищение от переживания искусства), а публика проигрывает перед ними вживание во все новые образные миры. Вырабатывается культурная логика оценки действительного по возможному, в которой сама возможность реальности санкционируется гиперреальностью.

Таким образом, мы видим, что гипертекстуальность имеет как минусы, так и плюсы, и ее можно рассматривать и как фактор массовой дебилизации, и напротив, как стимул формирования новых типов продуктивного мышления и соответственно нового типа личности. Предсказать, какой полюс окажется в будущем более существенным, невозможно. Ясно одно, мы что-то обязательно потеряем и что-то обязательно приобретем, точно так же, как случилось с нашими предками, когда они изобрели письменность.^[2] В любом случае можно констатировать, что цивилизация в данный момент находится в точке интеллектуальной бифуркации, причем эта неустойчивость есть следствие ускоренного развития коммуникативных практик и технологий.

Так как каждому виду деятельности присущи свои собственные коммуникативные функции, основанные на потребностях взаимодействия между участниками этой деятельности, а также между ними и представителями других видов социальной активности, то эти потребности детерминируют и вид информационно-коммуникативной практики. Соответственно, и гипертексты также можно попытаться как-то различать. Итальянский ученый-философ и писатель Умберто Эко, например, выделяет гипертексты:

• 1) конечные и предельные;
• 2) предельные, но бесконечные;
• 3) беспредельные и бесконечные.

К первым он относит текстуальные гипертексты, т. е. художественные произведения, написанные в форме гипертекста (примером могут служить его собственные романы). Несмотря на гипертекстуальную форму, они сужают бесконечные или неопределенные возможности гипертекста и создают закрытый текстуальный универсум, оставляя при этом возможность бесконечных интерпретаций.

Ко вторым У. Эко относит энциклопедические и нелингвистические системы, т. е. свертки знания, служащие справочным и консультационным целям.

Третьи, бесконечные и беспредельные, он ассоциирует с текстами в Интернете. Так, по его мнению, «запускается сюжет и каждый пользователь дописывает кусочек, и этот бесконечный червяк тянется и тянется. Получается джазовый джем-сейшн, когда исчезает традиционное понятие авторства и открывается новое поле для свободного творчества»^[3].

Однако гипертекстуальность в художественной культуре можно увидеть и раньше. Возьмем, например, полифонический роман^[4] Ф. М. Достоевского. Его произведения отличает не только множественность героев, но и тот факт, что они не укладываются в какую-то жанровую классификацию. «Преступление и наказание» — это и детектив, и психологическая драма, и триллер, и «поток сознания», и так далее.

Критики романа «Имя Розы» Умберто Эко отмечают зависимость развития сюжета от поведения героя, т. е. факт провоцирования цепи преступлений его расследованием, факт незаданности сюжета, «эффект наблюдателя», возможность выбора различных траекторий движения, которые как бы предлагаются читателю, отожествляющему себя с героем — все это характерные черты гипертекстуальности. Но почти то же самое мы наблюдаем и в «Подростке» Ф. И. Достоевского.

Итак, гипертекстуальность — это свойство и современного мышления, и современного бытия. Причем проявляется оно в основном в коммуникативных практиках, так как через них формируется картина мира современного человека.

Иными словами, все большая доля того, что остается в сознании, поступает по информационно-коммуникативным каналам, а не является следствием собственного опыта. Эти каналы составляют конструкцию, имеющую гипертекстовую структуру. Данную конструкцию, ставшую неотъемлемым элементом бытия, почти таким же неотъемлемым, как звезды физического космоса, можно назвать системой массовых коммуникаций (СМК).

• [1] Hasan I. Pluralism in Post-modern Perspective / Critical Inquiry 3−1986.
• [2] См. Платон. Федон // Платон. Собр. соч. В 4 т. Т. 2. М.: Мысль, 1993.
• [3] Умберто Э. От Интернета к Гутенбергу: текст и гипертекст. Отрывки из публичнойлекции на экономическом факультете МГУ 20 мая 1998 г. // Интернет. 1999. № 6—7.
• [4] Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Худ. лит., 1972.