Особенности содержания защитительной речи при отсутствии спора между обвинением и защитой о фактической стороне

По свидетельству С. А. Андреевского, «…большинство уголовной практики составляют процессы, где виновность перед законом несомненна. И вот в этой именно области наша русская защита сделала на суде присяжных наибольшие завоевания проповедью гуманизма, граничащей с милосердием"'. Представляется, что в подобных ситуациях гуманистическо-милосердная направленность защитительной речи не может идти дальше побуждения присяжных заседателей признать подсудимого заслуживающим снисхождения. Для достижения этой стратегической цели адвокат должен:

• 1) не оспаривая выводов обвинения по основным вопросам о фактической стороне дела и виновности подсудимого, смягчить впечатления от обвинительной речи прокурора, в которой картина преступления, личность подсудимого и потерпевшего, их действия и другие обстоятельства дела освещались с позиции обвинения в невыгодном для защиты свете;
• 2) осветить обстоятельства, смягчающие вину и ответственность подсудимого и вызывающие к нему сострадание и милосердие присяжных заседателей, особое внимание уделив выяснению условий, в которых совершено преступление, выявлению подлинных мотивов, толкнувших подсудимого на совершение уголовно наказуемых действий.

Именно эти две взаимосвязанные задачи определяют основные направления разработки содержания главной части защитительной речи. В этой части речи адвокат должен сгруппировать и с использо-^[1]

ванием психологического анализа рельефно осветить с позиции защиты все обстоятельства, мотивы и факты, смягчающие ответственность подсудимого и вызывающие к нему сострадание и милосердие присяжных заседателей.

О важном значении освещения этих обстоятельств для обеспечения правильного и справедливого правосудия сказал Ф. Н. Плевако в защитительной речи по делу Бартенева: «Все, что в жизни подсудимого, в его характере, в его прирожденных достоинствах и недостатках, наконец, в обстановке совершенного им преступления возбуждает сожаление, снисходительное сострадание в честном человеческом сердце, все это имеет право принять во внимание и судья, отправляющий правосудие».

Это направление защиты имеет особенно важное значение по уголовным делам о преступлениях, совершенных под влиянием таких смягчающих уголовную ответственность обстоятельств, как «стечение тяжелых жизненных обстоятельств» (ст. 61 УК), «длительная психотравмирующая ситуация» (ст. 106, 107, 113 УК) и других трудных жизненных обстоятельств.

В современной литературе по юридической психологии отмечается, что в каждом отдельном случае и для каждой конкретной личности одни и те же обстоятельства могут быть либо тяжелыми, либо нейтральными. Поэтому для объективной оценки влияния трудной жизненной ситуации на механизм преступного поведения необходимо учитывать не только объективные факторы (неожиданность, остроту, длительность трудной жизненной ситуации, характеристику социально-психологического микроклимата и др.) но и различные субъективные факторы, определяющие психологическую реакцию личности на ту или иную ситуацию, в том числе:

• — личностный смысл ситуации для конкретной личности. Личностный смысл ситуации зависит от «Я-концепции» личности, ее взглядов, убеждений, позиций, ценностных ориентаций. Личностный смысл ситуации предопределяют прежде всего ценности, которые в трудной ситуации могут быть утеряны или уничтожены. Это и делает ситуацию трудной, травмирующей, экстремальной для данной личности;
• — уровень «биографического стресса». Если человек недавно перенес горе, череду неудач, разочарований, даже незначительная жизненная неприятность может восприниматься им как катастрофическая, а поведение проходить на фоне аффективного состояния^[2];

— личностные характеристики, которые либо способствуют, либо препятствуют субъекту совладать с ситуациями, угрожающими жизни, здоровью, самоуважению, смыслу существования.

В защитительной речи Н. П. Карабчевского по делу Ольги Палем основной упор сделан на неуравновешенном характере обвиняемой, который при стечении ряда обстоятельств толкнул ее на преступление.

«Она не была похожа на других детей. То задумчивая и грустная, то безумно шаловливая и веселая, она нередко разражалась истерическими слезами и даже впадала в обморочные состояния. Заботливо перешептываясь между собой, родители решили, что ее „не надо раздражать“. Они давали ей свободу… Из нее сформировалась красивая, по-своему умная и милая девушка. Кое-чему она подучилась, однако немногому; зато она с упоением зачитывалась всяким романтическим бредом, который ей без разбора подсовывали разные, столь же юные, как и она, просветители ее и просветительницы».

Указанные субъективные факторы предопределяют такие распространенные личностные реакции на тяжелые жизненные обстоятельства, как аффект, фрустрация, стресс и иные эмоциональные состояния, которые предрасполагают человека к нетипичному для него агрессивному поведению по отношению к окружающим людям, в том числе и к потерпевшим от преступления, как к имеющим, так и не имеющим отношение к формированию для данной личности тяжелых жизненных обстоятельств.

В тех случаях, когда агрессивное поведение подсудимого при совершении преступления обусловлено его устойчивыми психическими свойствами, например жестокостью и другими отрицательными чертами характера, обстоятельствами, смягчающими ответственность подсудимого и вызывающими к нему сострадание присяжных заседателей и председательствующего судьи, могут быть неблагоприятные условия жизни подсудимого в детстве, способствовавшие формированию и развитию у него жестокости и других отрицательных черт характера, которые проявились при совершении убийства или другого насильственного преступления.

Так, Ф. Н. Плевако в защитительной речи по делу Н. Лукашевича обратил внимание присяжных заседателей на следующие биографические сведения, объясняющие жестокость его характера: «Детство Н. Лукашевича не радостное… очень рано был лишен родительской ласки; его увезли подальше от Екатеринослава, в Петербург; из Петербурга он отправился к немцам в Ригу, где и закончил свое воспитание… он был лишен главного условия, необходимого для правильного роста того здорового дерева, которое называется „нравственным человеком“,—того условия, которое природа предоставляет с рождения всякому человеку: это — участие матери, которого Н. Лукашевич никогда не видел… отсутствие матери едва ли может быть заменено чем-либо. Гувернантки и бонны, окружавшие его с раннего детства, едва ли могли посеять в нем какоенибудь нежное чувство. Затем он провел свое детство исключительно в мужской школе, в среде мальчиков, в немецком заведении. Понятно, что у него не могло образоваться той необходимой нежности и ласки, которые сообщает человеку материнское воспитание. Таким образом велось воспитание Н. Лукашевича. Потом, когда он поступил на службу, то был уже человеком зрелым, с характером жестоким»¹.

В тех случаях, когда личность подсудимого характеризуется в целом положительно, совершению им насильственного преступления способствовали жестокость и другие отрицательные черты характера потерпевшего, его безнравственное и противоправное поведение, при произнесении защитительной речи целесообразно использовать такой прием как сопоставительный анализ положительных черт характера подсудимого и отрицательных черт характера потерпевшего, что способствует формированию у присяжных заседателей и председательствующего судьи сострадания и милосердия к подсудимому.

В подобных ситуациях параллельная характеристика, раскрывающая особенности психологического склада потерпевшего и подсудимого, их взаимоотношения служит основным композиционным стержнем всей речи. Параллельная характеристика подсудимого и потерпевшего может начинаться в начале речи, продолжаться в главной и заключительной частях речи.

Такой прием С. А. Андреевский использовал в речи по делу Наумова, который в течение 7 лет служил лакеем у старухи Чарнецкой, убитой им. Защитник начал свою речь с описания личности подсудимого, его поведения непосредственно после совершения преступления, чтобы подтвердить одно из основных качеств Наумова — его бескорыстие и честность.

«Для вас, господа присяжные заседатели, как судей совести, дело Наумова очень мудреное, потому что подсудимый не имеет в своей натуре ни злобы, ни страсти, ни корысти, словом, ни одного из тех качеств, которые необходимы в каждом убийце. Наумов — человек смирный и добродушный. Смерть старухи Чарнецкой вовсе не была ему нужна. После убийства Наумов оставался в течение 12 часов полным хозяином квартиры, но он не воспользовался ни одной ниткой из имущества своей барыни-миллионерки. И когда затем пришла полиция, то Наумов, как верный страж убитой им госпожи, отдал две связки ключей, не тронутых им до этой минуты. Все оказалось в целости».

ПлевакоА. Ф. Избранные речи. М., 1993. С. 523.

В главной части речи описываются и другие положительные черты характера Наумова, которые подтверждаются мнением людей, знавших его в прошлом («Прежние господа… всегда охотно рекомендовали его другим, как человека исправного и честного»), и ссылкой на показания свидетелей («Он очень добр, он, по выражению Авдотьи Сивой, „тише ребенка“»).

Далее защитник останавливается на личности убитой: «Хотелось бы мне разбирать личность покойной с величайшей осторожностью. Но кто бы ни судил ее, никто не найдет в ней ни одной хорошей черты. У нее было барское воспитание, знание языков, природный ум, полтораста тысяч годового дохода, целая груда фамильных бриллиантов, — и она жила в проголодь, без своего стола, с одним слугой, в холодной квартире, покупала утром и вечером на одну копейку сухарей, посылала за половинными обедами в клуб, носила в ушах две сережки из угля, и мыла свое белье в целые пять месяцев один раз всего за 50 коп. Но за это непонятное существование нам бы ее не пришлось осуждать. Скорее, можно было пожалеть ее, как безумную. Ведь она глупо отказывалась от привольной жизни. Ведь она, по-видимому, не имела никаких радостей… Однако нет! Радости у нее были… За неделю до смерти она встретила на Невском компаньонку — другую старуху и с блаженным видом разговаривала с ней о том, что ей удалось купить очень выгодно через контору Рафаиловича на 20 тысяч процентных бумаг. Она видела счастье в том. Чтобы ни на одну крошку не терять своей громадной, хотя и мертвой власти, власти денег, и находила упоение в постоянном возрастании этой власти»^[3].

Если вступительная часть речи — это своеобразная прелюдия к фортепианному произведению, то заключительную часть речи можно сравнить с заключительным аккордом. О значении этой части речи сказал К. Л. Луцкий: «Заключение — последняя и одна из наиболее важных частей судебной речи. Успех оратора на суде часто зависит от него, еще чаще от него зависит неуспех его. Задача заключения — нанести последний для победы удар и подействовать в последний раз на ум и волю судей и присяжных. Судебного оратора тут можно сравнить с артистом, певцом или музыкантом: последние ноты решают успех всей исполнявшейся вещи».

Заключение

защитительной речи предназначено способствовать лучшему усвоению главной мысли выступления адвоката, закрепить впечатление от сказанного во вступительной и главной частях защитительной речи. Для достижения этой цели итог защитительной речи в заключении должен логически вытекать из всего сказанного,.

но при этом быть неожиданным, ярким, энергичным, чтобы концовка выступления создавала соответствующее настроение у присяжных, направляла их мысли и чувства в нужную для дела сторону (с позиции защиты).

Заключение

важнее, сложнее и, как правило, несколько продолжительнее вступления, так как оно должно подытожить аргументацию и одновременно нести сильный эмоциональный заряд, склоняя слушателей к определенному убеждению и конкретному действию, решению (соответствующему отстаиваемой защитой позиции).

Заключение

должно быть кратким, ясным, четким, сильным по эмоциональному воздействию на слушателей, а его содержание органически вытекать из всех предшествующих разделов главной части обвинительной речи.

Подготовить удачное заключение речи подчас также сложно, как и вступление. Но если вступление «не дается» оратору потому, что он еще не осмыслил и не проанализировал все материалы дела, то заключение трудно составить из-за того, что суть всей речи, все сделанные выводы в ней необходимо подытожить всего одной или несколькими фразами, которые не ослабили бы, а усилили впечатление от выступления в прениях государственного обвинителя.

Поэтому подготовке удачного заключения судебной речи уделяют большое внимание не только защитники, но и их процессуальные противники. Интересная характеристика заключительной части обвинительной речи дается в работе прокурора А. Левенстима: «Придумать красивый период, чтобы закончить свою речь, так же трудно, как и составить введение…

Заключение

должно быть венцом всего здания; нужно, чтобы в нем вылилась сущность всей речи, которая длилась несколько часов… Надо остановить свою речь не на бесцветной фразе, а на эффектном, сильном месте, произнося последние слова с полным одушевлением… Заключительные фразы должны усилить впечатление, произведенное речью, а не ослаблять значение тех выводов, которые получены из анализа улик. Для этого опять-таки более пригодны рельефные факты и убедительные выводы, а не пустые, громкие слова"¹.

Важное значение имеет яркое и интересное по форме и содержанию заключение в защитительной речи. Только такое заключение может, как говорится, «запасть в душу» присяжных, произвести на них окончательное благоприятное впечатление, подкрепляющее позицию защиты.

Яркое, интересное и содержательное заключение может произвести на присяжных заседателей сильное убеждающее воздействие,.

склоняющее их к позиции защиты, только в том случае, если оно не является чрезмерно продолжительным.

Следует учитывать, что слишком длинное, «занудное», бесконечное заключение вызывает у слушателей негативную эмоциональную реакцию, которая может привести к отрицательному эффекту, ослабляющему впечатление от удачно разработанной и произнесенной главной части защитительной речи. Подтверждением тому является известный афоризм: «Плох конец без заключения, но заключение без конца — еще хуже».

Приведем несколько образцов удачных кратких заключений, гармонирующих по содержанию и форме со вступлением и главной частью защитительной речи.

По упомянутому выше делу Наумова после описания отрицательных черт характера Чарнецкой, которые способствовали ее безнравственному поведению по отношению к слуге и другим людям, С. А. Андреевский закончил защитительную речь следующими словами, вызывающими у присяжных сострадание и милосердие по отношению к подсудимому: «Мне ужасно трудно заканчивать мою защиту. Я никогда ничего не прошу у присяжных заседателей. Я могу вам указать только на следующее: никаких истязаний тут не было, недоразумения на этот счет порождены актом вскрытия в связи с бестолковыми показаниями подсудимого… Но ведь убийство все-таки остается. Я, право, не знаю, что с этим делать. Убийство — самое страшное преступление именно потому, что оно зверское, в нем исчезает образ человеческий. А между тем, как это ни странно, Наумов убил Чарнецкую именно потому, что он был человек, а она зверем»^[4].

В подобных ситуациях (при отсутствии спора между обвинением и защитой по основным вопросам о фактической стороне и виновности подсудимого) в заключении защитительной речи, кроме того, могут использоваться следующие приемы:

• — напоминание присяжным основных данных, положительно характеризующих подзащитного и (или) вызывающих к нему сочувствие (его молодость, чистосердечное раскаяние, совершение им преступления не по злой воле, а под давлением неблагоприятных внешних обстоятельств, виктимного поведения потерпевшего и т. п.);
• — обращение к чувству милосердия и справедливости присяжных заседателей и судьи;
• — обращение внимания присяжных заседателей и судьи на уникальные особенности рассматриваемого дела, связанные с мотивами, причинами и условиями совершения преступления, личностью подзащитного с кратким приведением общих предпосылок нравственнопсихологического и житейского характера, обосновывающих справедливость позиции защиты.

Этот прием был удачно использован П. А. Александровым по делу Веры Засулич, которая признала себя виновной в том, что стреляла в петербургского градоначальника Трепова с целью убить его за надругательство над политическим заключенным Боголюбовым. Об искусном, корректном, надежном и эффективном применении указанного приема свидетельствует то, что П. А. Александров в заключительной («просительной») части защитительной речи не только не обращался к присяжным заседателям с просьбой об оправдании подзащитной, но, как это видно из приведенной ниже заключительной части его речи, даже признавал возможность вынесения обвинительного вердикта.

«Господа присяжные заседатели!

Не в первый раз на этой скамье преступлений и тяжких душевных страданий является перед судом общественной совести женщина по обвинению в кровавом преступлении.

Были здесь женщины, смертью мстившие своим соблазнителям; были женщины, обагрявшие руки в крови изменивших им любимых людей или своих более счастливых соперниц. Эти женщины выходили отсюда оправданными. То был суд правый, отклик суда божественного, который взирает не на внешнюю только сторону деяний, но и на внутренний их смысл, на действительную преступность человека. Те женщины, совершая кровавую расправу, боролись и мстили за себя.

В первый раз является сюда женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею, во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее молодой жизни. Если этот мотив проступка окажется менее тяжелым на весах общественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественности нужно признать кару законную, тогда — да совершится ваше карающее правосудие! Не задумывайтесь!

Не много страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной, разбитой жизни. Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратила возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок. Как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самых мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва.

Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остается только пожелать, чтобы не повторялись причины, позволяющие подобные преступления, порождающие подобных преступников"'.

Эффективное воздействие заключения судебной речи П. А. Александрова на присяжных заседателей было обусловлено и тем, что оно,^[5]

так же как и вступление, было органически связано с главной частью речи, как по содержанию, так и по стилю изложения.

Органическая связность, гармоничность вступления, главной части и краткого выразительного заключения придает речи целостность и вызывает своеобразный синергетический эффект, многократно усиливающий убеждающее воздействие защитительной речи.

Из приведенных фрагментов речей выдающихся судебных ораторов видно, что убедительность их защитительных речей определяется не только их содержанием, но и формой защитительной речи.

• [1] Андреевский С. А. Защитительные речи. СПб., 1909. С. 5.
• [2] 2 См.: Задорожная Л. Н. Трудные жизненные обстоятельства как объект психологическогоанализа // Юридическая психология: сб. научных трудов. Вып. 3. Ч. II. М.: НИИ проблемукрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре РФ, 2005. С. 39—46.
• [3] Судебные речи известных русских юристов прошлого. М., 1958. С. 212.
• [4] Судебные речи известных русских юристов прошлого. С. 216.
• [5] Судебные речи известных русских юристов. М" 1997. С. 41—42.