Из истории русской графики

§ 238. Графическая система русского языка сформировалась на базе старославянского кириллического письма, созданного в конце IX в. Кириллический алфавит содержал 43 буквы; но разница между славянским кириллическим алфавитом и современным русским составляет не 10, а 14 букв, поскольку в ходе истории приспособление этой системы письма к звуковым особенностям русского языка состояло не только в упразднении лишних букв, но и в создании некоторых новых. Главная тенденция, однако, очевидна: историю русской графики называют историей борьбы против лишних букв.

Утраченные к настоящему времени буквы славянского алфавита — ж, ж, а, ьа, ю, га, со, i, v, Ъ, |/, g, е, s.

Буквы, созданные специально для русской письменности — э, й, ё.

Существенные и целенаправленные преобразования русского письма связаны с эпохой Петра I, хотя еще до этого фактически вышли из употребления буквы, полностью утратившие в русском языке свои звуковые соответствия — так называемые «юсы»: ж, ж, а, ьк.

Петр I начиная с 1699 г. занимался проблемами письма с целью приблизить его к европейским стандартам. Кроме устранения букв, дублирующих одни и те же звукотипы, необходимо было упростить начертания буквенных знаков; громоздким и неудобным (и отличающимся от европейской традиции) было использование букв в обозначении чисел.

Алфавит, созданный при непосредственном участии Петра I, получил название гражданской печати, или гражданицы.

Решением Петра I алфавит был уменьшен на три буквы: |/ («пси»), w («омега») и лигатуру w («от»). Были введены буквы э, л, у (вместо диграфа Оу). Были также отменены «титла» (надстрочные знаки, указывающие на сокращенное написание слов) и «силы» — знаки ударения. Буквенные обозначения чисел были заменены арабскими цифрами.

Но осталось еще значительное количество букв, дублирующих одно и то же звуковое значение: з («земля») и ?> («зело»), Д («фита») и ф («ферт»), g («кси»), которое, как и |/ («пси»), легко могло передаваться сочетанием двух букв (кс и пс соответственно).

Реформы Петра I как бы открыли саму возможность изменения и совершенствования письма, и после него дело упрощения алфавита было продолжено. Распоряжением Академии Наук из алфавита были исключены буквы g и ь и узаконена буква й.

В конце XVIII в. в русской письменности взамен практиковавшегося двухбуквенного обозначения /о появляется буква ё, «автором» которой считается Н. М. Карамзин, хотя она и раньше употреблялась некоторыми его современниками.

Следующий этап «борьбы против лишних букв» имел место только в 1917 г., хотя возможности дальнейшего сокращения алфавита стали обсуждаться сразу после узаконения реформ Петра I. На протяжении XVIII и XIX вв. в центре внимания были вопросы о двойном изображении звука [и] (и «восьмеричное» и i «десятеричное») и [ф] (Д «фита» и ф «ферт»). Мало кто сомневался в том, что «дублеры» должны быть устранены, но предпочтения не всегда отдавались буквам кириллического алфавита: так, например, В. К. Тредиаковский, будучи сторонником сближения русского письма с латиницей, рекомендовал и употреблял в своих сочинениях не только i, но и уже упраздненную букву 5 вместо з. М. В. Ломоносов же всегда предпочитал буквы славянской азбуки, в данном случае — и и з, а также ф.

Наиболее острая дискуссия развернулась относительно буквы t>: в ней отразилась непростая стилистическая ситуация того времени, сложность которой состояла в том, что формирование как орфоэпических, так и орфографических норм русского языка происходило между двух крайностей: «высокого» стиля, сохраняющего значительное количество элементов церковнославянского и в произношении, и в орфографии, и «низкого», «подлого» стиля речи городского мещанства и крестьян. Поиски норм «благородного» стиля, соответствующего речи русского образованного общества, состояли в том, чтобы ограничить первое и не допустить второго.

Ни В. К. Тредиаковский, ни М. В. Ломоносов не подвергали сомнению права на существование буквы Ъ в составе русского алфавита, хотя фонетическая противопоставленность звуков, изображаемых буквами Ъ и е, уже тогда была весьма сомнительной — об этом свидетельствует то, что М. В. Ломоносов, аргументируя необходимость буквы Ъ, опирается не на особое произношение соответствующего звука, а пытается определить формальные правила употребления Ь и склоняется к тому, что таких правил не существует, а требуется только «твердое учение грамоте и прилежное книг чтение»: «Буквы е и t в просторечии едва имеют чувствительную разность, которую в чтении весьма явственно слух разделяет и требует в е дебелости, в t тонкости»^[1]. Такое различие действительно могло существовать в сугубо книжном произношении, в котором, в соответствии с церковнославянскими нормами, отсутствовал переход *е > [о] и, возможно, согласные перед е были более твердыми, а звук на месте *е и *ь, соответственно, был монофтонгом в отличие от дифтонгоидного звука, естественно произносившегося после мягких согласных, то есть там, где писали Ъ.

В своих идеях относительно рационального устройства графики и В. К. Тредиаковский, и М. В. Ломоносов исходили из одного постулата — каждая буква должна обозначать только один звук. Па этом основании оба они были противниками буквы щ, которая, по их твердому мнению, изображает два звука — [ш] и [ч] — и потому является такой же лишней, как и буквы? («кси») и |/ («пси»). В своей собственной орфографической практике они заменяли щ сочетанием шч (у В. К. Трсдиаковского: обшчество, шчасливьп и т. п.). Идея о возможной замене буквы щ двухбуквенным сочетанием оказалась весьма «живучей»: так, Л. В. Щерба писал: «Лишней в буквальном смысле следует считать только букву щ, так как вместо нее можно бы писать шч. Однако это увеличило бы набор, не давая решительно никаких преимуществ»^[2]. Идея такой замены поддерживалась, несомненно, орфоэпической регламентированностью произношения типа [ш'ч'ука], которое практиковалось в особенности в Санкт-Петербурге и, вероятно, было свойственно и М. В. Ломоносову, и В. К. Тредиаковскому.

М. В. Ломоносов был также противником буквы э, считая, что в немногих русских словах ее может заменить буква е_у а «для чужестранных выговоров вымышлять новые буквы весьма негодное дело… ежели для иностранных выговоров вымышлять новые буквы, то будет наша азбука с китайскую»^[3]. Ни М. В. Ломоносов, ни В. К. Тредиаковский не решились высказаться определенно за полную либо частичную отмену 5, хотя о сомнении в его необходимости свидетельствует, например, такое высказывание М. В. Ломоносова: «Ъ немой место занял, подобно как пятое колесо в телеге»^[4].

В итоге азбука, которую предлагал М. В. Ломоносов, состояла из 30 букв: а, б, в, г, д, е, ж, з, и, к, л, м, н, о, п, р, с, т, у, ф, х, ц, ч, ги, ъ, ы, ъ, Ъ, то, я (нет i, г0т, щ, э и лигатуры /о). От современного алфавита, насчитывающего 33 буквы, ее отличает присутствие Ь и отсутствие щ, э, й, ё.

В 1798 г. русский алфавит пополнился буквой ё, которая, тем не менее, отсутствует как в Российской грамматике 1802 г., так и в азбуке Я. К. Грота 1885 г. и поныне не считается обязательной.

Буква V (ижица), которая употреблялась всего в нескольких словах церковного обихода, на протяжении XIX в. окончательно вышла из употребления, и это констатировал Я. К. Грот, который, тем не менее, в скобках включил ее в свою азбуку из 35 букв, дополнив, тем самым, азбуку, предложенную М. В. Ломоносовым, буквами i, щ, э, (!/").

На протяжении всего XIX в. шла острая полемика по поводу графики между сторонниками реформ и «традиционалистами». Наиболее решительными сторонниками реформ оказались учителя-практики, вынужденные требовать от учащихся механического запоминания списков из более 150 слов, пишущихся с Ъ, и более 60 — с Д.

Сторонниками (и идеологами) дальнейшего сокращения алфавита были и «академические» учсныс-лингвисты Ф. Ф. Фортунатов, А. А. Шахматов, И. А. Бодуэн де Куртенэ, А. И. Соболевский, Л. В. Щерба и другие. В числе же «консерваторов» часто оказывались писатели (в том числе Л. Н. Толстой, А. А. Блок, М. И. Цвета ева^[5]), для которых существенным оказался внешний вид напечатанного текста и которые усматривали в традиционном его изображении некую эстетическую функцию. Высказывались предложения продолжать переиздавать сочинения дореволюционных писателей по старой орфографии и графике независимо от предполагаемой реформы.

Решительный шаг по пути демократизации письма был осуществлен в 1917 г. одним из первых декретов советской власти: этот декрет запрещал употребление букв Ъ, 4, г, а также написание ь на конце слова. Осуществлен он был со всей жесткостью, свойственной тому времени, о чем свидетельствует первый нарком просвещения нового правительства А. В. Луначарский. По его словам, Володарский, которому было поручено проведение декрета в жизнь, заявил: «Появление каких бы то ни было текстов по старой орфографии будет считаться уступкой контрреволюции, и отсюда будут делаться соответствующие выводы». Под его руководством революционные матросы попросту изымали из типографских касс упраздненные буквы, а иногда заодно и &, хотя эта буква должна была остаться в качестве разделительного знака после приставок. В таких случаях наборщики вынуждены были употреблять «апостроф» гам, где ъ имел значение разделительного знака. Таким образом, небольшая, в сущности, реформа письма приобрела политический оттенок и вызвала тем большее недовольство в определенных кругах общества.

В одном случае «жертвой» упрощения алфавита оказался смысл названия поэмы В. В. Маяковского, написанной в 1916 г. и озаглавленной «Война и Mipb», что должно было означать «война и общество». После упразднения буквы г написание «Война и мир» стало интерпретироваться как «война и отсутствие войны». В рукописях романа Л. Н. Толстого встречается и ларь, и мирь, но в печати появилось «Война и мир». Таким образом, буква i выполняла в некоторых случаях функцию дифференцирования омонимов.

Работа над совершенствованием системы письма не ограничивалась рамками русского языка: в эпоху объединения множества народностей в составе Советского Союза решались чрезвычайно сложные задачи создания письменности для бесписьменных языков и перевода арабской и латинской систем письма на кириллическую. Огромное значение при этом имели фонологические идеи; в частности, работа Н. Ф. Яковлева «Математическая формула построения алфавита», которая была опубликована в 1928 г. в журнале «Культура и письменность Востока» и стала классической не только для теории письма, но и в истории создания концепции Московской фонологической школы.

История русской графики как «история борьбы против лишних букв» на этом не закончилась. Под вопросом остается судьба буквы ь, которая, будучи «дублером» буквы ь в ее разделительном значении, многим представляется излишней. «Защитники» этой буквы ссылаются на тот факт, что в современном произношении имеется тенденция твердого произношения согласного (в особенности, [т| и [д]) перед &, в связи с чем этой букве приписывается некое алфавитное значение, связанное с тем, что русскому языку свойственно неплотное присоединение морфемы приставки в отличие от плотного присоединения суффикса. «Противники» не склонны связывать твердое произношение согласного в конце приставки с написанием там &, поскольку в старом московском произношении все согласные смягчались перед [j] в любой графической позиции. Кроме того, стоит ли считать «орфоэпической катастрофой» возвращение к «ушаковской» норме мягкого произношения согласного перед в любой графической позиции? Во всяком случае, в русском алфавите есть еще одна буква, о необходимости которой можно спорить.

• [1] Ломоносов М. В. Российская грамматика // Поли. собр. соч. Т. 7: Трудыпо филологии. М.; Л., 1952. С. 427.
• [2] Щерба Л. В. Теория русского письма. Л., 1983. С. 81.
• [3] Ломоносов М. В. Российская грамматика. С. 422.
• [4] Ломоносов М. В. Суд российских письмен, перед разумом и обычаем от грамматики представленных [1750) // Там же. С. 388.
• [5] Любопытное свидетельство этому содержится в письме дочери М. И. Цветаевой: «Мне теперь восемь. Я нигде не учусь, потому что везде без ъ и чесотка"(Эфрон А. Марина Цветаева. Калининград, 1999. С. 322).