Особенности реализации уголовного преследования по делам публичного и частно-публичного обвинения

Осуществление уголовного преследования по делам публичного и частно-публичного обвинения является обязанностью прокурора, следователя, дознавателя (ст. 21 УПК РФ). В соответствии с указанной нормой уголовно-процессуального закона, прежде чем осуществлять деятельность по установлению события и лиц, виновных в совершении преступления, необходимо возбудить уголовное дело, при наличии к тому повода и основания. Учитывая специфику процессуальной деятельности, составляющей содержание уголовного преследования, следует определить, что только в случае возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица рассматриваемый этап досудебного судопроизводства является началом не только производства по конкретному делу, но и уголовного преследования. Решение этого вопроса связано, прежде всего, с наличием в уголовно-процессуальном законе перечня поводов для возбуждения уголовного дела. Традиционно понятием «повод» обозначаются источники первичных сведений о преступном факте^[1]. Как явление розыскного уголовного процесса повод обязывает должностное лицо компетентного правоохранительного органа в специально предусмотренных законом случаях возбудить уголовное дело. Следовательно, наличие повода является условием, при котором закон уполномочивает совершить действия и вступить в отношения, образующие деятельность по возбуждению уголовного преследования. Указание на конкретное лицо, в отношении которого после соответствующей проверки возбуждается уголовное преследование, может содержаться в любом поводе, предусмотренном ст. 140 УПК РФ: в заявлении, в явке с повинной, в сообщении о готовящемся или совершенном преступлении, полученном из иных источников, в постановлении прокурора о направлении соответствующих материалов в орган предварительного расследования для решения вопроса об уголовном преследовании, в материалах, направленных Центральным банком РФ, а также конкурсным управляющим (ликвидатором) финансовой организации для решения вопроса о возбуждении уголовного дела о преступлениях, предусмотренных ст. 172.1 УК РФ.

Особо следует отметить в числе поводов к возбуждению уголовного дела заявление потерпевшего, посредством подачи которого он реализует предоставленное ему право на участие в уголовном преследовании (ст. 22 УПК РФ), и инициирует соответствующую процессуальную деятельность должностных лиц по делам публичного и частно-публичного обвинения, в последнем случае соответствующее заявление является исключительным поводом к началу уголовного преследования (п. 1 ч. 1. ст. 140 УПК РФ, ч. 3 ст. 20 УПК РФ). Аналогичным образом решается вопрос о возбуждении уголовного преследования по заявлению руководителя коммерческой или иной организации, если преступлением причинен вред исключительно интересам указанной организации (ст. 23 УПК РФ). Обращает на себя внимание отсутствие в уголовно-процессуальном законе указаний на возможность возбуждения уголовных дел следователем или дознавателем в случаях, когда совершено деяние, предусмотренное гл. 23 УК РФ, причинившее вред интересам исключительно коммерческой или иной организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием и не причинившее вреда интересам других организаций, граждан, общества или государства. Соответственно, в указанном случае заявление руководителя потерпевшей организации является исключительным поводом к возбуждению уголовного дела, и мы солидаризируемся с мнением тех процессуалистов, которые предлагают в этой связи дела рассматриваемой категории относить к делам частнопубличного обвинения^[2]. При этом необходимо учитывать, что причинение вреда интересам организации с участием в уставном (складочном) капитале (паевом фонде) государства или муниципального образования одновременно влечет за собой причинение вреда интересам государства или муниципального образования.

В действующем уголовно-процессуальном законе отсутствуют четкие указания относительно основания возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица. В соответствии с ч. 2 ст. 140 УПК РФ основанием для возбуждения уголовного дела является наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления, а в соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 46 лицо, в отношении которого принято соответствующее решение, приобретает статус подозреваемого. Такая ситуация значительно осложняет деятельность правоприменителей, поскольку они с одной стороны поспешно и преждевременно привлекают в уголовный процесс лицо, наделяя его статусом подозреваемого, с другой — желая подстраховаться, неоправданно затягивают с указанным решением, нарушая тем самым право на защиту от уголовного преследования. В специальной литературе предлагается рассматривать в качестве основания возбуждения уголовного преследования наличие в первичных материалах о совершении преступления сведений, позволяющих предположить, что преступление совершено конкретным лицом^[3]. Ю. Б. Чупилкин конкретизирует приведенную позицию, приводя перечень обстоятельств, наличие которых повлечет за собой возбуждение уголовного преследования:

• 1) когда в заявлениях, сообщениях о преступлении и в объяснениях очевидцев преступления прямо указывается на лицо, совершившее преступление;
• 2) когда лицо застигнуто на месте преступления или после его совершения;
• 3) когда лицо, совершившее преступление, известно из результатов оперативно-розыскной деятельности (ОРД), на основании которых возбуждается уголовное дело;
• 4) когда у доставленного в орган дознания или предварительного следствия при личном досмотре на его одежде, при нем, а также при осмотре места происшествия обнаружены явные следы преступления^[4].

Полагаем, что наличие в заявлении либо явке с повинной сведений о совершении преступления конкретным лицом должно оцениваться дознавателем, следователем с позиций возможности сознательного оговора, добросовестного заблуждения либо самооговора заявителя. В этих случаях уголовное дело возбуждается в отношении конкретного лица, только если в результате проверки сообщения будут установлены фактические данные, указывающие на совершение преступления определенным лицом.

Достаточно спорным, на наш взгляд, является утверждение Ю. Б. Чупилкина, поддержанное многими учеными-процессуалистами^[5], о том, что основания задержания являются одновременно основаниями возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица. Полагаем, что задержание допускается в целях выяснения причастности задержанного лица к преступлению, следовательно, оно может быть применено только по возбужденному уголовному делу. Если в правоохранительный орган доставлено лицо, на которое пало подозрение в совершении преступления, вследствие того, что: оно застигнуто при его совершении или непосредственно после этого; потерпевшие или очевидцы прямо указывают на данное лицо как на совершившее преступление; когда на этом лице или его одежде, при нем или в его жилище будут обнаружены явные следы преступления, то вопрос о его процессуальном задержании в порядке, предусмотренном ст. 92 УПК РФ, решается вслед за вынесением постановления о возбуждении уголовного дела и принятии его производству. Следовательно, в случае задержания подозреваемого уголовное преследование начнется не с момента возбуждения уголовного дела, а с момента составления протокола задержания (п. 2 ч. 1 ст. 46, ч. 1 ст. 92 УПК РФ), т. е. уже на стадии предварительного расследования.

Самостоятельными основаниями возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица является наличие в составе преступления признаков специального субъекта и возбуждение уголовного дела в отношении лиц, обладающих особым процессуальным статусом, предусмотренным гл. 53 УПК РФ^[6]. В уголовном праве признаки специального субъекта относятся к числу криминообразующих, поскольку в случае их отсутствия нет состава преступления либо нет квалифицированного деяния. Таковы, например, преступления против военной службы, предусмотренные гл. 33 УК РФ, неуплата алиментов, убийство матерью новорожденного ребенка, злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности и т. д. В определении Судебной коллегии Верховного Суда РФ от 28 февраля 2006 г. № 46-дп 05−77 в этой связи дано следующее разъяснение относительно порядка возбуждения уголовных дел по преступлениям рассматриваемой категории, применительно к ч. 2 ст. 285 и ч. 2 ст. 286 УК РФ: «…по смыслу закона, для возбуждения уголовного дела по признакам преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 285 УК РФ и ч. 2 ст. 286 УК РФ, установление конкретного должностного лица, занимающего государственную должность и допустившего злоупотребление и превышение, является обязательным. Возбуждение уголовного дела по факту злоупотребления неопределенным кругом лиц является незаконным»^[7].

Таким образом, в качестве оснований возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица мы предлагаем рассматривать:

• 1) установление в ходе проверки поступившего заявления, явки с повинной или иного сообщения о совершенном или готовящемся преступлении, проводимой в порядке, предусмотренном ст. 144 УПК РФ, сведений, указывающих на совершение преступления конкретным лицом;
• 2) состав преступления, по которому возбуждается уголовное дело, предусматривает признаки специального субъекта;
• 3) наличие на момент возбуждения уголовного дела сведений о совершении преступления лицом, в отношении которого применяется особый порядок уголовного судопроизводства, предусмотренный гл. 53 УПК РФ.

Процессуальный контроль за возбуждением уголовного преследования осуществляется прокурором, которому, в соответствии с ч. 4 ст. 146 УПК РФ направляется копия постановления о возбуждении уголовного дела. Прокурор в течение 24 часов с момента поступления к нему материалов обязан тщательно проверить соответствие постановления требованиям ч. 2 ст. 146 УПК РФ, наличие поводов и оснований для возбуждения уголовного дела. Полагаем, что изменение процессуального порядка возбуждения уголовных дел, связанное с исключением из уголовно-процессуального закона правила о санкционировании рассматриваемого решения прокурором (ст. 146 УПК РФ в ред. Федерального закона от 05.06.2007. № 87-ФЗ) положительно сказывается на следственной практике, поскольку упрощает уголовно-процессуальную форму вынесения постановления о возбуждении уголовного дела, повышает эффективность работы органов уголовной юстиции на данной стадии уголовного судопроизводства. Вместе с тем у прокурора остаются полномочия по контролю за законностью принятия указанного решения.

Содержание уголовного преследования в досудебном производстве составляет процессуальная деятельность стороны обвинения, направленная на выдвижение и обоснование подозрения и обвинения. Такая деятельность включает в себя производство следственных и иных процессуальных действий, а также применение мер процессуального принуждения в отношении подозреваемого и обвиняемого. Окончательная формулировка обвинения содержится в итоговых процессуальных документах, завершающих стадию предварительного расследования, — обвинительном заключении, обвинительном акте, обвинительном постановлении.

Особый интерес, с точки зрения содержания процессуальной деятельности стороны обвинения, представляет, на наш взгляд, деятельность участников уголовного судопроизводства, имеющих личный интерес в исходе уголовного дела. Учитывая, что уголовное преследование по рассматриваемой категории уголовных дел имеет ярко выраженную публичную природу, право на участие в уголовном преследовании, предоставленное потерпевшему, гражданскому истцу и их представителям в соответствии со ст. 22 УПК РФ, носит исключительный характер и содержит элементы диспозитивности. Рассмотрим некоторые из процессуальных прав потерпевшего, посредством реализации которых он может оказывать влияние на ход и содержание уголовного преследования.

Во-первых, субъектный состав участников уголовного судопроизводства может быть скорректирован вследствие реализации права потерпевшего и гражданского истца на заявление отвода прокурору, следователю, дознавателю, переводчику, эксперту, специалисту, защитнику (гл. 9 УПК РФ). Реализация субъективного права лица на заявление мотивированного отвода порождает встречную обязанность компетентного должностного лица рассмотреть и разрешить соответствующее ходатайство.

Во-вторых, производство отдельных следственных действий ставится в зависимость от усмотрения частных лиц, находящихся на стороне обвинения. Так, например, производство судебной экспертизы в отношении потерпевшего и свидетеля допускается только с их согласия или согласия их законных представителей (ч. 4 ст. 195 УПК РФ). Пределом действия диспозитивного права потерпевшего на отказ от производства экспертизы является установление законодателем случаев, когда производство рассматриваемого следственного действия является обязательным (п. 2, 4, 5 ст. 196 УПК РФ). Кроме того, сторонам предоставлен комплекс процессуальных прав, позволяющих им активно участвовать в этом следственном действии. Производство освидетельствования, в соответствии с ч. 1 ст. 179 УПК РФ, проводится в отношении подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, и их согласия на производство этого следственного действия не требуется. Иной позиции придерживаются некоторые процессуалисты, считающие, что в этой ситуации необходимо получать согласие и потерпевшего, и свидетеля, кроме случаев, когда производство освидетельствования необходимо для проверки достоверности их показаний^[8]. Думается, что право потерпевшего отказаться от участия в освидетельствовании является проявлением диспозитивности в уголовном судопроизводстве и действующее уголовно-процессуальное законодательство необходимо дополнить соответствующим положением. В соответствии с ч. 2 ст. 186 УПК РФ при наличии угрозы совершения насилия, вымогательства и других преступных действий в отношении потерпевшего, свидетеля или их близких родственников, родственников, близких лиц по их письменному заявлению допускается производство контроля и записи телефонных и иных переговоров, а при отсутствии такого заявления — на основании судебного решения. Потерпевший также вправе ходатайствовать о применении к нему иных мер безопасности в соответствии с ч. 3 ст. 11 УПК РФ, что порождает встречную обязанность компетентных должностных лиц.

В-третьих, активно участвовать в уголовном преследовании по делам публичного и частно-публичного обвинения потерпевший и гражданский истец могут посредством заявления ходатайств. Реализация указанного права порождает встречную обязанность компетентного должностного лица рассмотреть ходатайство в установленный законом срок (ст. 121 УПК РФ). При этом потерпевшему, гражданскому истцу, или их представителям не может быть отказано в допросе свидетелей, производстве судебной экспертизы и других следственных действий, если обстоятельства, об установлении которых они ходатайствуют, имеют значение для данного уголовного дела (ч. 1 ст. 159 УПК РФ). Таким образом, право заявлять ходатайства, связанные с установлением обстоятельств, имеющих значение для дела, равно, как и право собирать и представлять письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств (ч. 2 ст. 86 УПК РФ), являются субъективными правами, посредством которых частные лица, находящиеся на стороне обвинения, могут участвовать в процессе доказывания.

Сочетание публичных и диспозитивных начал уголовного судопроизводства мы усматриваем и в регламентации законодателем оснований прекращения уголовного преследования в досудебном производстве. Так, в частности, обвиняемый, подозреваемый вправе отказаться от прекращения уголовного преследования по нереабилитирующим основаниям (ч. 2 ст. 27 УПК РФ). К таковым в частности относятся: истечение сроков давности уголовного преследования (п. 3 ч. 1 ст. 24 УПК РФ); отсутствие заключения суда о наличии признаков преступления в действиях одного из лиц, указанных в п. 2 и п. 2.1 ч. 1 ст. 448 УПК РФ, либо отсутствие согласия соответственно Совета Федерации, Государственной Думы, Конституционного Суда Российской Федерации, квалификационной коллегии судей на возбуждение уголовного дела или привлечение в качестве обвиняемого одного из лиц, указанных в п. 1, 3—5 ч. 1 ст. 448 УПК РФ (п. 6 ч. 1 ст. 24 УПК РФ); примирение сторон (ст. 25 УПК РФ); прекращение уголовного дела или уголовного преследования в связи с назначением меры уголовно-правового характера в виде судебного штрафа (ст. 25.1 УПК РФ); деятельное раскаяние (ст. 28 УПК РФ); акт амнистии (п. 3 ч. 1 ст. 27 УПК РФ); возмещение до начала судебного заседания в полном объеме ущерба, причиненного бюджету РФ совершением преступления в сфере экономической деятельности (ст. 28.1 УПК РФ); отказ Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации в даче согласия на лишение неприкосновенности Президента Российской Федерации, прекратившего исполнение своих полномочий, и (или) отказ Совета Федерации в лишении неприкосновенности данного лица (п. 6 ч. 1 ст. 27 УПК РФ).

Прекращение уголовного преследования в указанных случаях рассматривается как констатация того, что лицо совершило деяние, содержавшее признаки преступления, и не влечет за собой реабилитации, т. е. вопрос о виновности остается открытым. Обвиняемому и подозреваемому оставляется право возражать против прекращения уголовного преследования, отстаивая свой личный интерес, заключающийся в признании его невиновным в совершении преступления в судебном порядке.

Многие процессуалисты единодушны во мнении, что возможность прекращения уголовных дел публичного и частнопубличного обвинения примирением сторон значительно расширяет сферу реализации диспозитивного начала в уголовном судопроизводстве^[9]. Заметим, что в случае примирения сторон в соответствии со ст. 25 УПК РФ публичное и диспозитивное начало уголовного судопроизводства не исключают друг друга, поскольку волеизъявление сторон не влечет автоматического принятия решения о прекращении уголовного дела (в отличие от примирения сторон по делам частного обвинения), а ставится в зависимость от принятия соответствующего решения компетентным должностным лицом. Обвиняемый и потерпевший приходят к соглашению относительно возможности прекращения уголовного преследования. С одной стороны, необходимо наличие волеизъявления потерпевшего, выраженного в виде письменного заявления, т. е. добровольный отказ от своих претензий к лицу, совершившему преступление, или просьба прекратить уголовное дело (ч. 2 ст. 20, ст. 25 УПК РФ). С другой — необходимо встречное согласие обвиняемого на прекращение уголовного дела в связи с примирением сторон (ст. 25 УПК РФ). Пределы реализации диспозитивного начала в рассматриваемом случае достаточно четко установлены законодателем в виде перечня условий, необходимых для прекращения уголовного дела частно-публичного и публичного обвинения по данному основанию.

Во-первых, возможность примирения ограничена определенной категорией уголовных дел — преступлениями небольшой и средней тяжести (ст. 25 УПК РФ, ст. 76 УК РФ).

Во-вторых, законодатель выдвигает жесткое требование к самому обвиняемому — это должно быть лицо, впервые совершившее преступление (ст. 76 УК РФ).

В-третьих, в качестве обязательного условия примирения предусматривается заглаживание обвиняемым причиненного потерпевшему вреда. Таким образом, институт примирения сторон в рассматриваемом случае есть разновидность согласительных процедур, имеющих диспозитивную природу, реализация которых определяется публичным началом, поскольку достигнутое сторонами соглашение утверждается лицом, ведущим производство по уголовному делу, путем принятия соответствующего процессуального решения.

Уголовное преследование по делам публичного и частнопубличного обвинения в судебном разбирательстве осуществляется государственным обвинителем посредством поддержания обвинения. Законодатель, следуя принципу состязательности уголовного судопроизводства, предусмотрел правило, согласно которому участие государственного обвинителя в судебном разбирательстве является обязательным (ч. 1 ст. 246 УПК РФ). Это способствует тому, что судья освобождается от необходимости участвовать в выполнении функции уголовного преследования, связанной с отсутствием в суде обвинителя, путем принятия на себя бремени доказывания вины подсудимого. Он, выступая в роли беспристрастного арбитра, обеспечивает сторонам равные возможности для отстаивания своих процессуальных интересов. Анализ уголовно-процессуального закона в части регламентации процессуальной деятельности стороны обвинения в судебном разбирательстве показывает, что государственный обвинитель не наделяется какими бы то ни было полномочиями, создающими ему преимущества по сравнению с другими лицами, участвующими в деле на стороне обвинения или защиты. Вместе с тем, у государственного обвинителя есть исключительное право распоряжаться предметом уголовного преследования — обвинением. Мы считаем это право исключительным в силу того, что отказ от обвинения или его изменение, в отличие от всех иных действий и решений государственного обвинителя в судебном разбирательстве, являются для суда обязательными. В соответствии с ч. 7 ст. 246 УПК РФ, отказ от обвинения должен быть мотивирован недостаточностью представленных доказательств для вывода о наличии события преступления или виновности подсудимого в его совершении, ошибочностью квалификации содеянного, наличием обстоятельств, исключающих производство по уголовному делу и продолжение уголовного преследования подсудимого. Особую остроту в этой связи приобретает проблема соотношения деятельности государственного обвинителя и потерпевшего в судебном разбирательстве по рассматриваемым категориям уголовных дел.

Противоречие публичного и личного интереса может наблюдаться в случае отказа прокурора от обвинения в судебном разбирательстве, поскольку мнение потерпевшего в рассматриваемом случае не является определяющим, оно лишь выслушивается, но не лишает суд обязанности прекратить дело полностью или в части. Подобное положение нам представляется не совсем корректным. Если потерпевший признан стороной, противостоящей обвиняемому, то, следовательно, при несогласии потерпевшего с отказом прокурора от обвинения процесс должен быть продолжен, так как судебный спор нельзя считать прекращенным, а функция уголовного преследования в этом случае всецело будет выполняться потерпевшим. Нам импонирует позиция А. С. Александрова, предложившего ввести в уголовный процесс понятие субсидиарного уголовного иска, под которым он понимает «предъявление в суд публичного уголовного иска и самостоятельное поддержание публичного обвинения частным лицом в случае отказа от уголовного преследования со стороны государственного обвинителя»^[10]. Соглашаясь с фактом наличия в уголовном судопроизводстве субсидиарного обвинения^[11], мы не можем согласиться с тем, что потерпевший преследует публичный интерес. В судебном разбирательстве прокурор и потерпевший выступают как сообвинители, но один поддерживает государственное обвинение, а второй присоединяется к нему и не может выдвинуть собственное обвинение. Прокурор, отказываясь от обвинения, основывается на своем внутреннем убеждении о его доказанности (недоказанности), которое может не совпадать с убеждением потерпевшего. В этой связи последний может не согласиться с прокурором и поддерживать обвинение, по которому обвиняемый был предан суду. В этом случае речь не идет об изменении формы уголовного преследования, т. е. о превращении дела публичного обвинения в дело частного обвинения, потерпевший лишь реализует принадлежащее ему субъективное право, отстаивая при этом не публичный, а свой личный интерес, соответственно, фактически приобретет статус частного обвинителя.

Вопрос о пределах реализации функции уголовного преследования по делам публичного и частно-публичного обвинения является дискуссионным в науке уголовного процесса. Так, например, высказывается предположение о том, что соответствующая деятельность стороны обвинения завершается после вступления приговора в законную силу^[12], а, следовательно, включает в себя только две из установленных уголовно-процессуальным законом форм проверки и пересмотра судебных решений — апелляционное и кассационное производства. Несколько шире трактует пределы реализации уголовного преследования О. Д. Жук, включая в его содержание рассмотрение дел в порядке надзора^[13].

Полагаем, что при решении данного вопроса необходимо исходить из цели уголовного преследования, которая была определена нами как установление виновности лица в совершении преступления и применение к нему уголовного закона. Для стороны обвинения свидетельством достижения положительного результата является обвинительный приговор, по которому суд признает лицо виновным по всем пунктам обвинения, предъявленного органами уголовного преследования. Если же суд по отдельным пунктам обвинения не соглашается со стороной обвинения, то полагаем, что цель уголовного преследования не может считаться полностью достигнутой. Следовательно, соответствующая деятельность может быть продолжена в следующих стадиях производства по уголовному делу. Сказанное подтверждается тем, что уголовно-процессуальный закон устанавливает субъектный состав лиц, находящихся на стороне обвинения, которые обладают правом возбуждения апелляционного производства. Право обжалования судебных решений принадлежит государственному обвинителю или вышестоящему прокурору, потерпевшему и его представителю (ч. 1 ст. 389.1 УПК РФ). Гражданский истец и его представитель обладают правом на обжалование судебного решения только в части, касающейся гражданского иска (ч. 2 ст. 389.1 УПК РФ). Во избежание столкновения законных интересов нескольких участников уголовного судопроизводства, законодатель установил границы реализации стороной обвинения права на апелляционное обжалование судебного решения, закрепив в ст. 311 УПК РФ правило о том, что подсудимый, находящийся под стражей, подлежит немедленному освобождению в зале суда в случаях вынесения: оправдательного приговора; обвинительного приговора без назначения наказания; обвинительного приговора с назначением наказания и с освобождением от его отбывания; обвинительного приговора с назначением наказания, не связанного с лишением свободы, или наказания в виде лишения свободы условно. Помимо этого, законодатель ограничил реализацию рассматриваемого права определенным сроком — в течение 10 суток со дня провозглашения приговора. Пропуск указанного срока влечет за собой оставление жалобы или представления без рассмотрения, т. е. отказ в возбуждении апелляционного производства (ч. 3 ст. 389.4 УПК РФ). Устанавливая указанное ограничение, законодатель вместе с тем предусмотрел ряд гарантий обеспечения законных интересов участников уголовного судопроизводства.

Во-первых, пропущенный срок может быть восстановлен по ходатайству заинтересованного лица, обладающего правом обжалования. Основанием для восстановления срока является уважительность причин его пропуска, т. е. наличие обстоятельств, объективно препятствующих участнику процесса своевременно обжаловать приговор или иное решение суда первой инстанции.

Во-вторых, постановление судьи об отказе в восстановлении пропущенного срока может быть обжаловано в вышестоящем суде (ч. 2 ст. 389.5 УПК РФ).

В-третьих, в течение всего срока, установленного для обжалования судебного решения, уголовное дело не может быть истребовано из суда (ч. 2 ст. 389.4 УПК РФ), что является гарантией права участников процесса на ознакомление с производством по уголовному делу и поступившими в суд жалобами и представлениями.

В-четвертых, законодатель обязывает суд известить о поступлении жалобы или представления всех участников процесса, интересов которых они касаются, и направить им копии указанных документов и разъяснить связанные с этим права (ст. 389.7 УПК РФ).

В соответствии с ч. 4 ст. 389.8 УПК РФ лицу также предоставляется право изменить пределы рассмотрения уголовного дела в суде апелляционной инстанции путем внесения дополнительной жалобы или представления.

Анализ оснований отмены или изменения судебных решений в вышестоящих судебных инстанциях позволяет заключить, что дальнейшее установление виновности осужденного лица может происходить только при обжаловании приговора в связи с несоответствием выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам уголовного дела (ст. 389.16 УПК РФ). Иные основания отмены или изменения судебного решения, на наш взгляд, не имеют отношения к продолжению уголовного преследования, поскольку существенные нарушения уголовно-процессуального закона (ст. 389.17 УПК РФ) и неправильное применение уголовного закона, несправедливость приговора (ст. 389.18 УПК РФ) не составляют содержания обвинительной деятельности, а являются предметом надзора за исполнением законодательства.

Уголовное преследование в суде второй инстанции заключается в обосновании стороной обвинения ошибочности выводов суда, постановившего приговор, относительно предъявленного обвинения. Как показывает судебная практика, несоответствие выводов суда, изложенных в приговоре, фактическим обстоятельствам дела означает порок процесса доказывания, выражающийся применительно к установлению виновности в следующем:

• 1) судом постановлен оправдательный приговор, хотя во время судебного разбирательства не были опровергнуты доказательства обвинения, собранные в процессе предварительного расследования;
• 2) оправдательный приговор основан на некритической оценке доказательств и безмотивном игнорировании доказательств обвинения;

• 3) суд не учел обстоятельства, которые обосновывали виновность осужденного в совершении отдельных эпизодов преступления либо преступления с квалифицирующими признаками;
• 4) при наличии противоречивых доказательств, имеющих существенное значение для выводов суда, в приговоре не указано, по каким основаниям суд принял одни из этих доказательств и отверг другие;
• 5) выводы суда, изложенные в приговоре, содержат существенные противоречия, которые повлияли или могли повлиять на решение вопроса о виновности^[14].

В кассационной и надзорной инстанциях уголовное дело по фактическим основаниям, приведенным выше, пересмотру не подлежит (ч. 1 ст. 401.15, ч. 1 ст. 412.9 УПК РФ). Право на уголовное преследование в названных стадиях производства по уголовному делу имеет ограниченный характер, поскольку пересмотр судебного решения по основаниям, влекущим ухудшение положения осужденного, оправданного, лица, в отношении которого уголовное дело прекращено, допускается в срок, не превышающий одного года со дня вступления их в законную силу, если в ходе судебного разбирательства были допущены повлиявшие на исход дела нарушения закона, искажающие саму суть правосудия и смысл судебного решения как акта правосудия, либо если были выявлены данные, свидетельствующие о несоблюдении лицом условий и невыполнении им обязательств, предусмотренных досудебным соглашением о сотрудничестве (ст. 406.1, ч. 2 ст. 412.9 УПК РФ).

• [1] См.: Жогин Н. В. Возбуждение уголовного дела / Н. В. Жогин, Ф. Н. Фат-куллин. М., 1961. С. 92.
• [2] См.: Головко Л. В. Альтернативы уголовному преследованию в современном праве. СПб., 2002. С. 458; Юрин В. Заявление об экономическом преступлении согласования не требует // Российская юстиция. 2001. № 7. С. 50.
• [3] См.: Смирнов А. В. Указ. соч. С. 133.
• [4] См.: Чупилкин Ю. Б. Указ. соч. С. 6
• [5] См.: например, Быков В. М. Проблемы стадии возбуждения уголовногодела // Журнал российского права. 2006. № 7. С. 60—62; Горлова С. В. Уголовное преследование как проявление публичности в уголовном процессе: автореф. дис. … канд юрид. наук. Челябинск, 2006. С. 168.
• [6] Особенности возбуждения уголовного дела в отношении отдельныхкатегорий лиц, перечисленных в ст. 447 УПК РФ, рассмотрены нами в рамкахвопроса о формах уголовного преследования в предыдущем параграфе учебного пособия.
• [7] Определение Верховного Суда РФ от 28 февраля 2006 г. № 46-дп 05−77 //Судебная практика по уголовным делам / под ред. В. М. Лебедева. М., 2006.С. 497.
• [8] См.: Комментарий к УПК РФ / под ред. И. Л. Петрухина. М., 2002. С. 254;Кобликов А. С. Юридическая этика: учебник для вузов. М., 2002. С. 94—95.
• [9] См.: Артамонов А. Н. Прекращение уголовного дела (уголовного преследования) по нереабилитирующим основаниям // Законодательство и практика. 2015. № 2. С. 71—78; Петрухин И. Л. Публичность и диспозитивностьв уголовном процессе // Российская юстиция. 1999. № 3. С. 25.
• [10] Александров А. С. Субсидиарный уголовный иск // Государство и право.2000. № 3. С. 78.
• [11] Как уже было отмечено в первой главе учебного пособия, мы считаемнекорректным использование в уголовном процессе цивилистической категории «иск». Полагаем, что для обозначения соответствующего требования, обращенного к суду, необходимо оперировать категорией «обвинение».
• [12] См.: Королев Г. Н. Указ. соч. С. 355.
• [13] См.: Жук О. Д. Указ. соч. С. 87.
• [14] Практика применения Уголовно-процессуального кодекса РоссийскойФедерации. Ч. 2. Актуальные вопросы судебной практики, рекомендациисудей Верховного Суда РФ по применению уголовно-процессуального законодательства на основе новейшей судебной практики: Практическое пособие.7-е изд., переработанное и дополненное / под ред. В. М. Лебедева., 2016. С. 289—315.