Этноорганизованная преступность как системный элемент миграционной преступности

В период глобальной трансформации, последовавшей за распадом СССР, российское общество столкнулось с относительно новым явлением — этнической организованной преступностью^[1]. Глобализация и открытость гражданского общества России обеспечили предпосылки использования веры или этнического единства для достижения своих целей и интересов, а также защиты от экономической, политической, религиозной, этнической и идеологической дискриминации. Количество отдельных этнолингвистических групп во всем мире в начале XXI века достигло 2,5—3 тыс. При этом следует заметить, что большинство стран, в том числе и Россия, имеет неоднородный этнический и конфессиональный состав. По имеющимся прогнозам, к 2015 году этническая неоднородность не только сохранится, но и усилится^[2], как следствие «взрыва» этничности и миграционных процессов. Поляризация российского общества по этническому признаку создает прямую угрозу криминологической безопасности, получившей свое подтверждение в росте этноорганизованной преступности. Неслучайно, В. В. Путиным была высказана важная мысль, что «значительная часть криминала в России имеет ярко выраженную этническую окраску»¹. В интервью газете «Известия» начальник ГУ уголовного розыска МВД России В. Гордиенко сообщил о 7,5% росте «этнической» составляющей в общем числе раскрываемых преступлений. При этом, им было указано на повышенную опасность, исходящую со стороны этнической преступности по причине организации криминальных групп по национальному признаку, сплоченности, строгой конспирации, жесткой дисциплины и т. д.² Акцент при этом делается на наличие со стороны этноорганизованных групп системного противодействия правоохранительным органам посредством коррумпирования последних, конспирирования общественно опасных действий, использования специфических приемов общения, а также хитроумных способов и приемов совершения преступлений.

Анализ имеющейся криминологической литературы дает основание воспринимать данную преступность как сложное многоплановое явление и следствие криминогенное™ современных этнических процессов³. В частности, большинство исследователей отмечают, что этническая преступность имеет достаточную базу и широкое распространение в Северокавказском регионе, откуда экспортируется в другие регионы России⁴. Другие полагают, что преступность Северного Кавказа обладает высоким криминогенным потенциалом в силу исторических, идеологических и моральных предпосылок по сравнению с другими российскими регионами⁵. Третья группа авторов акцентирует внимание на значительном росте влияния идеологии традиционализма как фактора усиления терроризма⁶. Соглашаясь с позицией каждого исследователя, необходимо подчеркнуть значимость выделения ими этноорганизованной преступности в качестве научной проблемы, имеющей особую актуальность и требующую глубокого и всестороннего изучения. Проведенное нами исследование данной проблемы в территориальных рамках Сибири и Дальнего Востока убеждает в значимости.

• 1 httprhl. Mailru. su/mcached?q= %FD %F2%ED %E8%F7%E5%F1%EA %E0%FF %
• 20…
• 2 Особенности национальной преступности // http.www. izvestia. ru /russia/ article32977/.
• 3 В юридической литературе можно встретить ряд определений, в частности, «этническая преступность», «этнические аспекты преступности» и т. д. Ввиду присутствия в данной разновидности преступности двух важных компонентов — этнического и организационного — автор полагает возможным использовать в качестве термина «этноорганизованная преступность».
• 4 Лунеев В. В. География организованной преступности и коррупции в России (1997—1999 гг.) // Государство и право. — 2000. — № 11. — С. 23—34.
• 5 Попов В. И. Экономико-правовой, политический и национальный факторы организованной преступности на Северном Кавказе // Проблемы борьбы с организованной преступностью в Северокавказском регионе: Сб. научн. трудов. — М.: Изд-во СГУ, 2000. — 596 с.
• 6 Пайн Э. А. Социальная природа экстремизма и терроризма // Общественные науки и современность. — 2002. — № 8. — С. 113—124.

и продуктивности ее рассмотрения в качестве элемента миграционной преступности^[3].

«Миграционный» элемент в контексте изложенного оказался значимым в силу этнических и конфессиональных особенностей, который в новых условиях обеспечил на основе «землячества» объединение мигрантов в группы, из которых складываются диаспоры. Ее члены, как правило, проживают вместе, сохраняя при этом свои обычаи, традиции и культуры регионов и стран исхода^[4]. В рамках диаспор и формируются этнические группы и сообщества криминальной направленности, которые при наличии узкой диаспоры могут складываться по принципу группировки. В случае влияния родовых отношений — на кланово-этнической основе. С закреплением своего статуса национальной элиты в бывших республиках СССР и получением свободы для действий вне рамок закона, деятельность преступных этнических сообществ из республик Северного Кавказа, Закавказья и Средней Азии была перенесена на территорию России. Контроль над рынками и другими сферами «теневого бизнеса», предприятиями, участие в приватизации недвижимости, вытеснение слабо организованных преступных групп на местах — далеко не полный перечень их криминальной деятельности^[5].

Исторический контекст дает возможность кратко проследить путь становления этноорганизованной преступности в России. Причинами ее появления можно считать деятельность так называемых «цеховиков», являющихся порождением организованной преступности в экономике, которые впоследствии стали в определенной части жертвами вымогательств и мошенничества со стороны этнокриминальных группировок. К 2000 году они стали участниками установления криминального контроля над производством, распределением и доходами в «теневой экономике». Одновременно представители этнического криминалитета стали вкладывать свои финансы в легальную экономику, а бизнес в России приобрел криминальные черты. В последующем, этнонациональная криминальная элита закрепила свой статус в экономике России. Изложенное усиливает актуальность исследования этноорганизованных группировок как элемента миграционной преступности.

К числу иных обстоятельств, обусловливающих значимость этого, в настоящее время можно отнести:

• — сложность этноконфессионального состава населения азиатской части России, что само определяет более высокий уровень преступности и ее латентности^[6];
• — усиление миграции как внешней так и внутренней, что несомненно приводит к ухудшению криминогенной обстановки и требует учета в деятельности правоохранительных структур^[7];
• — негативное влияние межэтноконфессиональных конфликтов на территории бывшего СССР (Северный Кавказ, Узбекистан, Киргизия, Таджикистан и др.)^[8].

Несмотря на значимость проблемы, работ, связанных с изучением этнических особенностей преступности, в юридической литературе не просматривается. Исключением могут стать ряд исследований, проведенных Ю. И. Вьюновым, 2001; М. К. Гулиевым, 2001; Д. В. Крыштановской, 2002; С. А. Куришиным, 1998; А. Б. Мельниковым, 1999; В. А. Номоконовым, 2005; В. А. Пономаренковым, А. В. Орловым, Г. А. Пядуховым, 2003; и другими^[9]. В большинстве из их числа подчеркивается высоколатентность этнической преступности, которая в значительной степени отличается от общей преступности и имеет скрытые механизмы трансформации и перехода на иной уровень^[10]. По оценкам международных экспертов в редакции В. В. Лунеева, незаявленные преступления составляют 60% и более от фактически совершенных преступлений^[11].

Изложенное обусловливает необходимость формирования научных представлений об этноорганизованных криминальных формированиях миграции и определения сфер ее проявления. Очевидно, являясь частью миграции в рамках Сибирского и Дальневосточного федеральных округов, этноорганизованная преступность становится определенным и значимым элементом миграционной преступности. В целях выживания миграция, являясь на ранних этапах массовой и во многом спонтанной, в криминальной своей части в последующем приобрела организационные рамки, одновременно, как средство защиты, формируя этноорганизованную преступность. Анализ деятельности этноорганизованной преступности в имеющейся литературе^[12] позволяет выделить ряд отличительных черт:

• — в современных условиях между различными этническими диаспорами и соответствующими этническими криминальными структурами сложилась система устойчивых отношений сотрудничества и взаимопомощи, получившая яркое подтверждение в оказании финансовой, материальной и иной помощи в период вооруженных конфликтов в Чечне и оказании давления на политическое руководство страны в интересах «сепаратистов»;
• — этнокриминальные формирования отличаются большой мобильностью за счет имеющихся усовершенствованных средств связи и новых технологий, а также наличия «территорий для отхода», где деятельность российских право-охранительных органов затруднена, либо невозможна;
• — при наличии жесткой конкуренции этнокриминальные сообщества, члены которых являются выходцами из республик Северного Кавказа и Закавказья, выступают как союзники и подтверждением этого являются, например, факты пребывания в одних криминальных группах членов армянской и азербайджанской, а также других национальностей;
• — повышение жизнестойкости и криминального потенциала преступных формирований за счет интеграции в сознании их членов патриотических начал, понимание того, что они «борются» за свой народ и т. д. Следовательно, преступные группировки, целью которых является только извлечение прибыли, становятся более устойчивыми и менее уязвимыми;
• — полная закрытость этноорганизованной преступности, формирование у ее членов представления о собственной этнической исключительности приводит к тому, что они не только не ассимилируются, а сохраняют высокий уровень своей самобытности и обособленности, что обусловливает их сознательную отчужденность и противопоставление себя другим этносам;
• — традиционное отсутствие представления о труде как обязанности, неразвитость духовных потребностей, господство в сознании клановоэтнического элемента создают благоприятную основу для формирования из членов диаспор этнокриминальной инфраструктуры с возможным экстремистским и террористическим содержанием;
• — на фоне общих тенденций просматривается процесс возможного установления в дальнейшем этнорегиональных криминальных режимов, где в рамках миграционной преступности просматривается повышение роли внутренних этнических преступных сообществ.

Очевидно, выделенные особенности этнокриминальной деятельности обусловливают потребность изучения этнических криминальных формирований. Интеграция по этническому признаку явилась важным системообразующим элементом этноорганизованной преступности. В то же время понятия этноорганизованной преступности в современном его звучании в юридической литературе не разработано. В изученных нами научных работах просматриваются отдельные авторские подходы к данной проблеме. В частности, Н. В. Кузьмина, подчеркивая особую опасность этнической преступности, указывает на то, что «она сопряжена со значительными человеческими жертвами, наносит значительный ущерб государственной безопасности, причиняет существенный вред экономическому развитию нашего общества»^[13]. Применительно преступности в сфере межнациональных отношений исследователем был выделен ряд следующих «основных признаков:

• — этническая преступность слагается не только из общего числа преступлений, но и лиц, их совершающих;
• — она (в отличие от конкретного преступления) представляет собой в известной мере абстракцию;
• — совокупность уголовно наказуемых деяний, совершенных на данной территории по линии этнической общности, оценивается не только с точки зрения настоящего, но и прошлого и будущего времени. В этом смысле мы говорим о тенденциях преступности и ее закономерностях;
• — для полной оценки этнической преступности необходимо знать о ее социальных последствиях"^[14].

В целом представляется верным такой подход к пониманию этнической преступности в контексте современных криминогенных этноконфессиональных отношений. Очевидно в числе составляющих этническую преступность основным критерием отнесения преступлений к указанной категории может стать мотив устойчивых корыстных побуждений и иной личной заинтересованности, в который органично вплетаются мотивы этнического и религиозного характера. Вместе с тем, последние могут быть лишь прикрытием основной корыстной заинтересованности этноорганизованной преступности.

Интересную совокупность основных признаков этнической преступности предлагает А. М. Зюкин, который выделяет ряд следующих:

• — наличие представителей этнических групп в преступных группах;
• — их объединение на основе языка, наличия родственных и племенных связей;
• — и т. д.

В результате им предлагается следующая дефиниция этнической преступности — «совершение преступлений представителями этнических групп в составе группы, объединенной на основе общности территории, экономических связей, литературного языка, некоторых особенностей культуры и характера, наличия этнически родственных племен и народностей, отличающейся своей стройной структурой, а также отдельными представителями „этнической группы“ в силу следования антиобщественным традициям и обычаям своего этноса, выражающим стереотип поведения представителей такой группы»^[15].

Соглашаясь в целом с высказанным мнением, следует обратить внимание на определенную незавершенность формулировки и излишнюю насыщенность определения рядом косвенных признаков.

В энциклопедии также можно обнаружить близкое к изложенному следующее определение. В частности, под этническим преступным формированием понимаются группы, сообщества (организации), представляющие собой специфические криминальные объединения, формирующиеся по национальному (этническому) признаку, то есть объединяющие в своем составе лиц одной или нескольких родственных (этнических) образований. Отнесение преступной группировки к этнической не определяется однородностью ее национального состава, он может быть и смешанным. Этническую принадлежность группировки определяют те, кто занимает в ней лидирующее положение^[16]. Последнее обстоятельство является важным с точки зрения понимания психологии этнической группы. Вместе с тем, не вдаваясь в глубокий анализ предложенных выше признаков и определений, полагаем возможным предложить следующее:

• — рассмотрение этноорганизованной преступности с позиции системнокомплексного подхода позволяет обосновать ее в качестве элемента миграционной преступности, возможного включения в качестве «сетевого игрока» и их совершивших этнических криминальных групп и сообществ;
• — понятие этноорганизованной преступности, определяемое как общественно опасное, социальное, относительно массовое, уголовноправовое явление, существующее во времени и пространстве, состоящее из сложной системы организованных преступных формирований на этнической основе с их широкомасштабной криминальной деятельностью;
• — обоснование повышенной общественной опасности этноорганизованной преступности как части миграционной по сравнению с общей преступностью подтверждается тем, что в изменяющихся условиях обычаи и традиции, столетиями регламентирующие уклад жизни этносов, обеспечивают устойчивость социальных институтов, функционирующих в рамках криминальной деятельности и системы противодействия мерам карательного характера, что привело к формированию в среде представителей этнических общностей и групп специфических приемов общения, конспирации криминальной деятельности, разработке специальных способов совершения преступлений;
• — рассмотрение этноорганизованной преступности как части миграционной, характеризующейся миграционной активностью, криминальной организованностью и предпринимательством, наличием системы эффективной защиты от социального контроля и коррумпирования государственных и правоохранительных органов, а также проникновения. Повышенная общественная опасность этноорганизованной преступности состоит и в том, что она обладает большей способностью порождать социально-негативные последствия.

Изложенное позволяет сформулировать следующее рабочее определение этноорганизованной преступности: это целостная система организованных в рамках миграционной преступности криминальных формирований на этнической основе, причиняющих существенный вред криминологической безопасности России. Предложенная дефиниция дает нам определенное представление этноорганизованной преступности в широком смысле слова, поскольку позволяет вести речь о преступлениях против системы криминологической безопасности России, выступающей в качестве объекта уголовно-правовой защиты.

Этноорганизованная преступность является общественно опасным явлением, в основе которого находятся, прежде всего, корыстные мотивы и личная узкоэтническая заинтересованность. Исследователи отмечают, что в последнее десятилетие представители этноорганизованной преступности стали играть более заметную роль в политической, экономической и духовной жизни России^[17]. При этом обнаруживается двухсторонняя взаимосвязь между миграционными процессами и этнической преступностью. Так, возможность включения в преступную деятельность с целью извлечения нетрудовых доходов стимулирует миграционные процессы, как из одних стран — в другие, так и из областей, регионов — в крупные мегаполисы. Развитие такого рода криминальной деятельности требует притока в Россию новых членов, преимущественно за счет незаконных и криминальных мигрантов из стран ближнего зарубежья. Кроме того, интересы этноорганизованной преступности определяют специфику значительной роли части миграции в том или ином регионе. Участники же этих процессов обеспечивают функционирование преступных групп, участвующих непосредственно в сфере деятельности криминального рынка: незаконная миграция, незаконный оборот оружия и наркотиков и ряд других. По мере своего развития этноорганизованные формирования могут, проникая в «зону неопределенности»^[18], получать достаточную свободу и одновременно «статус» транснационального криминального сообщества и вступить в клуб «сетевых игроков». В то же время, их подпитывающей средой становятся этнические диаспоры.

Анализ миграционных потоков убеждает, что в результате расселения мигрантов на территории России, и в том числе в ее азиатских регионах, сформировались два типа диаспор. Первая составная (белорусы, молдаване, украинцы) представляет собой активно интегрируемую в российское общество. В случае получения гражданства РФ происходит их бесконфликтная ассимиляция в течение 1—2 поколений. Вторая составная связана с массовым переселением в Россию представителей различных этносов из Китая, Кореи, Вьетнама, республики Средней Азии и Закавказья. Мигрировав, они компактно расселяются, сохраняя при этом этноконфессиональную идентичность, этническую солидарность и тесную связь с метрополией. Членов таких диаспор объединяет диаспорное сознание, этнокультурные и цивилизационные отличия от населения России, а также высокая рождаемость.

Вместе с тем, из второго типа диаспор следует выделить азербайджанцев, которые как представители определенной этнокультурной группы, лучше других интегрированы и ассимилируются в недрах российского суперэтноса. Азербайджанские эксперты со ссылкой на аналитические исследования утверждают, что дети от смешанных браков, одна из сторон которых — этнические азербайджанцы (азербайджанки), а другая — представители (представительницы) российского суперэтноса, уже во втором поколении в значительной степени теряют осознание собственной исторической этнокультурной принадлежности. На этом основании эксперты утверждают, что «азербайджанский элемент в демографическом теле» России приобретает особое значение с учетом необходимости для последней выхода из демографического кризиса и сохранения при этом собственной идентичности. При этом, утверждают они, в случае тотальной депортации азербайджанцев на родину возможна не только ликвидация отдельной «статьи дохода» чиновников органов госвласти и сотрудников правоохранительных структур России, но и может повлечь негативные последствия: катастрофическую нехватку рабочих рук; усугубление «демографической проблемы», к тому же осложненной вероятностью утраты даже собственной идентичности. Все находящиеся в РФ граждане Азербайджана являются фактором воздействия на внутреннюю ситуацию в Азербайджане. Возможность использования российскими властями этих мигрантов в качестве возможного электората или депортации на родину приведет к дестабилизации ситуации в Азербайджане. Это будет сопровождаться ростом преступности, всплеском политико-социального недовольства и дальнейшей криминализацией населения и государства.

На территории Сибири и Дальнего Востока просматривается дальнейший процесс образования этнических диаспор и определения многочисленных мест их компактного проживания. Такое происходит одновременно с формированием обособленной этноэкономики, в которой преобладает криминальная ее составляющая. Хронический социальноэкономический и демографический кризис в странах их исхода исключает добровольный возврат большинства мигрантов на историческую родину. В результате этого, трудовая миграция в РФ стала основным источником доходов для значительной части населения многих стран исхода, диаспор и этноорганизованных групп.

Криминальные этнические группы для проведения своей противоправной деятельности опираются на мощь и возможности диаспор. Одновременно, по мере криминализации асоциальные группы становятся более сильными и конкурентоспособными, врастая, с помощью коррупции, в социальные и государственные институты. В целях определения статуса этнокриминальных групп имеет смысл классифицировать их на основе наиболее значимых критериев. Исходя из теории организации, асоциальные объединения можно поделить по критерию легитимности деятельности на официальные (юридические, узаконенные и существующие в правовом пространстве) и не официальные (внеслужебные контакты для достижения личных целей); законности образования — легальные (законным образом оформленные юридические и физические лица, в рамках которых осуществляют противоправную деятельность) и нелегальные (создаются и функционируют на незаконных основаниях); по статусу организации — первичные и вторичные; по корпоративности (общак, клан, община, табор и т. д.), ассоциативности («воровские сходки», «стрелки», «третейские суды» и т. д.); по способу формирования — формально-производственный (орггруппы создаются в структуре легальных организаций); управленческо-волевой (преступные группы создаются по решению из «центра»); нелегитимно-производственный (в структуре теневого производства, теневой приватизации); функциональнодоговорной (создаются по согласованию преступных лидеров для конкретных целей); ситуационно-ролевой (совершение базовых преступлений организованной группой), существуют и другие основания для классификации. Предлагаемые рядом авторов^[19] подходы к классификации, позволяет выделить из общей массы асоциальные группы, которые могут представлять конкретный интерес, прежде всего, с точки зрения установления юридической ответственности.

В рамках проводимого нами анализа представляется возможным организованные этногруппировки представить как систему взаимосвязанных между собой и средой управляемых системных формирований криминальной направленности, способных к самоорганизации и саморазвитию, образованных для систематической деятельности в целях извлечения нетрудовых доходов^[20]. Поэтому, неслучайно в системе организации криминальных формирований криминологи выделяют: организованные преступные группы, преступные организации и преступные сообщества (табл. 4).

Таблица 4

Сравнительная характеристика организаций криминальных этноформирований.

В контексте изложенного, в юридической литературе просматривается различное понимание и толкование исследователями понятия «преступные формирования». При этом общим для анализа является то, что они представляют собой определенные этносоциальные группы людей, ориентированные на специфические цели и формирование специальных структур на этнической основе и разделения труда или специализации. В научных работах получили большое распространение термины: «оргпреступная группировка» (группа) — ОПГ, «оргпре- 1бб ступное формирование» (ОПФ) и т. д. Вместе с тем, понятие «преступное» ввиду отсутствия судебного приговора является некорректным. Справедливой, в этом плане, является мысль ряда ученых^[21] о том, что те группировки, в отношении которых имеются основания полагать о проведении ими противоправной деятельности, преждевременно считать преступными^[22]. Здесь, видимо, речь должна идти об «организованной деятельности криминальной направленности» (ОДКН) и «организованной группе криминальной направленности» (ОГКН). Основной целью деятельности являются извлечение нетрудовых доходов, незаконное обогащение, получение незаконных сверхдоходов, с нарушением норм уголовного, финансового, банковского, налогового, гражданского, бюджетного, таможенного и иного законодательства. В этой связи, С. В. Сальникова и В. И. Шульга отмечают, что многочисленные группы криминальной направленности структурно встроены в систему коммерческих и некоммерческих организаций, хозяйствующих субъектов и т. д. и по сути их можно рассматривать как «асоциальную организацию криминального типа»^[23]. По этой и ряду других причин, последние вынуждены маскировать свою криминальную деятельность, использовать для этого различные ресурсы, формы других организаций и каналов связи, полное выпадение из-под социального контроля и прикрывающих их организаций. Следует отметить, что, действуя скрытно, имея определенную степень свободы, данные криминальные организации могут представлять исключительную опасность для общества.

В контексте изложенного, особую озабоченность правоохранительных структур вызывают цыганские криминальные группировки, сетевые криминальные связи которых могут складываться между различными этническими группами цыган. Учитывая, что основная масса наркотиков проникает в азиатскую часть России из Средней Азии и Китая, просматриваются возможные криминальные контакты не только между «отечественными» и «иностранными» цыганами, но и другими транснациональными преступными сообществами. Цыганские преступные группировки повсеместно являются одними из наиболее крупных и имеют сетевую криминальную структуру. Это обусловлено традициями, обычаями цыган, обеспечивающими им сплоченность и несложную вовлекаемость в криминальную деятельность практически всех по «династийному» (семейному) принципу. Чаще всего цыгане занимаются мошенничеством (криминальные мигранты). При этом, как правило, они используют так называемые экстрасенсорные способности.

(связанные с гипнотическим внушением). Обычно жертва не помнит момента передачи ценностей правонарушителям, либо в последствии отмечает утрату волевых функций во время совершения цыганами преступления. В целом, можно констатировать факт, что преступные группировки из числа цыган отличаются преимущественной приверженностью к криминальному бизнесу.

Обзор криминологической литературы по этой проблеме убеждает, что в ней уделяется достаточное внимание вопросам миграции цыган, объясняемой (используя терминологию соответствующих источников) «спецификой данного контингента». Подчеркивается, что ежегодно в сезонной миграции участвуют свыше половины цыганского населения страны. В основе таких массовых перемещений лежат: поиск сезонной работы, поддерживание родственных отношений и связей, бродяжничество и попрошайничество, совершение преступлений, что позволяет вскрыть криминальную мотивацию субъекта преступления.

Ряд исследователей (В. А. Пономаренков; А. В. Орлов; С. А. Курушин, 1998; В. В. Радул, 2001 и др.) обращают внимание на типичные способы совершения преступлений цыганами, например, мошенничество (под предлогом гадания). Продажа фальсифицированных товаров, «фармазонство» — реализация изделий из цветных металлов под видом золота, и т. д.^[24] По данным опроса экспертов (преимущественно сотрудники уголовного розыска) различных регионов Сибири и Дальнего Востока, цыгане в настоящее время активно переключились на торговлю наркотиками. В своем мнении эксперты единодушны — цыгане прочно овладели наркобизнесом. Кроме того, криминальные мигранты из числа «сибирских» цыган в обеспечении наркобизнеса поддерживают активные взаимосвязи с «иностранными» цыганами^[25].

Приведенные выше данные необходимы для понимания того, какие криминальные связи могут складываться между различными этническими группами цыган. Учитывая, что основная масса наркотиков проникает в азиатскую часть России из Средней Азии и Китая, просматриваются возможные криминальные контакты не только между «отечественными» и «иностранными» цыганами, но и другими преступными сообществами. В контексте изложенного, можно констатировать, что если «цыганская» преступность как часть этноорганизованной, а следовательно и миграционной преступности в определенной степени изучена, то этноорганизованная в практическом плане во многом остается закрытой и мало исследованной проблемой. В настоящее время на территории Сибири и Дальнего Востока фиксируется возникновение новых этнокриминальных структур, усиление их криминальной активности, дальнейшего «втягивания» членов различных этнических диаспор в преступную деятельность.

При этом в общем числе таких формирований, членами которых являются граждане СНГ, можно выделить три относительно самостоятельных отряда организованных групп и преступных сообществ, сформированных выходцами из (а) Средней Азии; (б) Закавказья; (в) Северного Кавказа. В криминальной деятельности они, опираясь на диаспоры, действуют, извлекая доходы криминальным способом, на «чужой» территории. При этом поразительна эффективность их «просачивания» на эту «чужую» территорию и овладения ключевыми позициями в том или ином виде бизнеса (как криминального, так и легального).

По данным паспортно-визовой службы, общая численность этнических диаспор на территории Сибири и Дальнего Востока составляет на 2009 год 554,4 тысячи человек, из них выходцы с Северного Кавказа — 36,5 тысячи человек, Закавказья — 281,1 тысячи человек и Средней Азии — 236, 8 тысячи человека. Численность диаспор по национальному признаку складывается следующим образом:

• — чеченцы — 18,5; ингуши — 10,5; осетины, дагестанцы и др. — 12,7;
• — азербайджанцы — 147,7; армяне — 108,9; грузины — 45,1;
• — таджики — 91,6; узбеки — 85,2; казахи — 112,8; киргизы — 98,8; и другие выходцы из Средней Азии — 25,3.

Наиболее предпочитаемыми местами проживания представителей указанных национальностей являются гг. Красноярск, Норильск, Томск, Тюмень, Омск, Новосибирск, Кемерово, Иркутск, Якутск, Благовещенск, Хабаровск, Владивосток и ряд других мест. В то же время, по мнению экспертов, приведенные выше сведения о численности представляются явно, в 2—3 раза, заниженными и не отражают действительного состояния.

В контексте изложенного имеет смысл в самом общем виде раскрыть основные направления их криминальной деятельности на территории Сибири и Дальнего Востока.

В общероссийском масштабе в числе наиболее криминально активных выделяют чеченские и дагестанские организованные преступные формирования. Среди основных организационных принципов выделяют определенную иерархию в общении, внутреннюю замкнутость на этнической и тейповой принадлежности, стремление придерживаться родовых и религиозных традиций, обособленность, готовность к поддержке и взаимовыручке, наличие широких связей на территории России и стран исхода. Кроме того, чеченцев отличает наличие сильного централизованного управления, неприятие «воров в законе» и «беспредел» в поведении. В целом, чеченские криминальные формирования специализируются на завладении государственной собственностью, злоупотреблениях при управлении ею, уклонении от налогообложения; совершении преступлений в финансово-кредитной сфере, изготовлении и сбыте фальшивых долларов США; осуществлении противоправных сделок по вывозу сырья, ресурсов, морепродуктов и капиталов за рубеж; контроле над коммерческими структурами, банками, казино, лотерейным и гостиничным бизнесом; вымогательстве и выполнении заказных убийств; кражах автотранспорта, торговле наркотиками. Сферой деятельности чеченцев также является игорный бизнес, лесопромышленный комплекс и незаконный оборот наркотиков. Отмечены также попытки их проникновения в область угледобывающей и металлургической отраслей. Чеченские ОПГ оказывают одно из самых значительных влияний на криминальную обстановку. Как правило, активно действует и участвует в криминальных разборках молодое поколение, являясь наиболее боеспособной.

Кроме того, они промышляют сбором «налогов» с проституток и частных таксистов, осуществляют грабежи и разбойные нападения, похищают людей с целью выкупа, держат «крышу» для отдельных таджикских преступных групп. Под их контролем находятся рынки, где нелегально продаются оружие и наркотики, а главное — отмываются наличные деньги, большая часть которых уходит в Чечню и за рубеж. Оттуда в любой момент готовы выехать на «разборку» «группы быстрого реагирования». Преступления часто совершают именно «гастролеры», подчас даже не зная местности, русского языка и т. д.

Основными направлениями преступной деятельности дагестанских преступных формирований являются вымогательство в отношении частных предпринимателей и коммерческих структур, мошенничество в кредитно-финансовой сфере, изготовление и сбыт фальшивых денежных знаков, незаконный оборот оружия и наркотических веществ, похищения людей с целью получения выкупа.

Причиной криминального положения здесь является замаскированная под борьбу за национальные или религиозные интересы устремления различных кланов и лидеров этнических движений, которые, опираясь на криминалитет, стремятся к власти и доступу к финансовым потокам. Эти процессы питают в основном криминальные деньги, полученные дагестанскими ОПГ в регионах Сибири и Дальнего Востока.

Для осетино-ингушских криминальных формирований является характерным их организация на основе землячества и родовом принципе, где руководящими лицами являются авторитеты, лидеры и «воры в законе». Осетинские преступные группы не имеют общего координационного руководства, лидеры влияют только на непосредственно подчиненные им формирования. Основным промыслом осетинских ОПГ является контроль за производством фальсифицированной винноводочной продукции.

В отличие от осетин, ингушские организованные группы имеют довольно сильные позиции в топливно-энергетическом комплексе, осуществляют контроль за сбытом драгоценных металлов, контрабандой наркотических веществ, изготовлением и сбытом фальшивых долларов США, акцизных марок.

Среди криминальных формирований, членами которых являются граждане Закавказья, наиболее представительными по численности и наиболее активно действующими, являются азербайджанская, грузинская и армянская преступные группы.

Азербайджанские преступные группировки повсеместно являются самыми крупными и вызывают серьезное беспокойство работников правоохранительных органов. Основной сферой криминальной деятельности является экономика (в основном, производство и сбыт фальсифицированной алкогольной продукции). Наибольшую активность они проявляют в торговле наркотиками, организации проституции, похищение автомобилей. Имеют сильные позиции в таких сферах легального бизнеса, как торговля золотом и иными драгоценными металлами, овощами, фруктами, автомобилями и т. д.

Армянские преступные группы не отличаются особой организованностью и не обладают авторитетом среди других нелегальных структур. В целом по Сибири и частично Дальнему Востоку армянская община имеет сильную экономическую базу. Многие из них занимаются организацией сети торговых павильонов, магазинов, летних кафе. В производственной сфере предпочтение отдают легкой и пищевой промышленности.

Тем не менее, их значительный численный состав, высокая криминальная активность при организации финансовых афер, контроль над проституцией, операции с антиквариатом, уклонение от налогов и сокрытие доходов вызывают обоснованное беспокойство. Армянские преступные группировки, как показывают материалы исследования, имеют значительные позиции в контроле за операциями с драгоценными металлами, игорным бизнесом, находятся на втором месте после азербайджанцев по активности при торговле овощами и фруктами. Преступная деятельность их представителей также заключается в уклонении от уплаты налогов, сокрытие доходов и совершении преступлений, связанных с незаконным потреблением и сбытом наркотиков.

Преступные группировки из числа грузин хотя и не характеризуются своей многочисленностью, тем не менее, относятся к наиболее авторитетным. Они лидируют в совершении угонов автотранспортных средств. Довольно высокая их активность при организации финансовых афер и незаконной торговле оружием, а также в разбойных нападениях, квартирных кражах и вымогательствах.

Приведенные данные вполне согласуются и с информацией из других источников. В частности, О. В. Крыштановская, проводившая исследование нелегальных структур в России, выделяет ряд криминальных специализаций:

• • чеченская — экспорт нефти и нефтепродуктов, металлов, банковские операции, торговля крадеными автомобилями;
• • азербайджанские группы — наркобизнес, игорный бизнес, торговля;

• • армянские группировки — кражи автомобилей, мошенничество, взятки;
• • грузинские — квартирные кражи, разбои, захват заложников;
• • ингушские — золотодобыча и торговля драгоценными металлами, операции с оружием;
• • дагестанские — насилие, кражи^[26].

В контексте анализа следует также выделить криминальные структуры, сформированные из числа представителей Средней Азии, в частности таджикские, узбекские, казахские и киргизские.

Основным официальным родом деятельности таджикской диаспоры является реализация на рынках плодоовощной продукции. В действительности именно они стали основными поставщиками крупных партий наркотических средств и их распространителями.

Ведущим видом деятельности узбекской диаспоры является предпринимательство в сфере потребительского рынка (реализация на рынках плодоовощной продукции, сезонные работы в сельском хозяйстве и на строительных объектах). Лишь немногочисленная часть диаспоры, проживающая на территории Сибири, занимается незаконным оборотом наркотических средств, сбытом фальшивых денежных знаков России и США.

Большая часть проживающих на территории Сибири казахов занимается сезонной торговлей на рынках. Сферой их криминальной деятельности является незаконный оборот наркотиков, осуществляемый, как правило, совместно с лицами русской национальности.

Киргизская диаспора на территории Сибири является малозначимой в криминальном плане и не проявляет активности в этой деятельности.

Применительно среднеазиатских этноорганизованных формирований следует подчеркнуть, что в основном они заняты незаконным оборотом наркотиков, а также совершением преступлений (вымогательство, разбой, грабеж, нанесение телесных повреждений различной тяжести, самоуправство и т. д.) по отношению к представителям своей национальности.

Кроме того, следует отметить отдельные регионы и сферы влияния, находящиеся под контролем этнических криминальных кланов. В частности, «тбилисский криминальный клан» во главе с его лидером (Дед Хасан) контролирует часть Дальнего Востока и специализируется на ликеро-водочной отрасли, нефтяном бизнесе, газовой промышленности, экспорте металлов, турбизнесе, банковской сфере, гостиничном и ресторанном бизнесе и «отмывание» денег. В г. Сургуте контроль за ресторанным бизнесом и «крышевание» среднего торгового бизнеса осуществляет азербайджанская группировка во главе с Ахмедом. В определенной части Сибири контрольные функции за банковской сферой, ресторанным бизнесом и «отмыванием» денежных средств осуществляет «кутаисский клан» во главе с лидером (Таро)^[27]. Вместе с тем, следует уточнить, что в зависимости от условий функционирования и конъюнктуры «черного» рынка этноорганизованные группы могут менять свою специализацию. В последнее время правоохранительными органами фиксируется появление новых криминальных групп из числа участников вооруженных формирований, покинувших по различным причинам зоны межнациональных конфликтов в бывших республиках СССР. Отличительными чертами таких групп является наличие опыта ведения боевых действий, в том числе и партизанских войн, высокий уровень дисциплины и наличие оружия. Члены таких формирований в своем большинстве находятся на нелегальном положении, что представляет в совокупности исключительную опасность.

Таким образом, этнические криминальные группировки, опираясь на диаспоры, и организованные по национально-земляческому принципу этноорганизованные криминальные формирования, действуют, извлекая высокие доходы криминальным способом на «чужой» территории. В последние годы на азиатской части России правоохранительными органами зафиксирована криминальная активность около 270 этноорганизованных формирований. Деятельность отдельных преступных групп пресечена, возбуждены уголовные дела. В отношении большинства проводятся оперативно-розыскные мероприятия. Особую озабоченность вызывает продолжающийся целеустремленный процесс внедрения и продвижение представителей этнических общин в правоохранительные структуры в целях решения в последующем своих этнокриминальных задач. В контексте изложенного имеет смысл на фрагментарном уровне раскрыть их преступную деятельность в различных регионах Сибири и Дальнего Востока.

В частности, в Иркутской области вскрыта и пресечена преступная деятельность организованной группы, состоящей из лиц азербайджанской национальности^[28]. В течение ряда лет ими совершались убийства и хищения людей, разбойные нападения и т. д. При задержании и обыске у них были изъяты оружие, гранаты и боеприпасы. Также, привлечены к уголовной ответственности семеро членов ОПГ, выходцев из Таджикистана, за незаконный оборот наркотиков (ст. 228). У них были изъяты более двух килограммов гашиша и крупные денежные средства.

В Новосибирской области в свое время была пресечена деятельность азербайджанской преступной группы, возглавляемой сотрудником МВД. В ходе обыска были изъяты: поддельные купюры достоинством 500 рублей, 26 неразрезанных купюр по 500 рублей, 2 изготовленных диплома о высшем образовании, 18 обложек для дипломов о высшем образовании, 1000 изготовленных фальшивых акцизных марок, более 5 000 000 неразрезанных акцизных марок на винно-водочную продукцию, печатный станок «Ромайор», 3 клише для изготовления 500 рублевых купюр, 46 клише для изготовления дипломов о высшем образовании, 28 клише для изготовления водочных этикеток, 4 клише для изготовления проездных документов, 5 клише для изготовления студенческих билетов, печати о постановке на учет и прописке по месту жительства.

На территории Омской области также пресечена преступная деятельность ОПГ, состоящей из лиц таджикской национальности. Ее лидер, занимаясь незаконным оборотом оружия, несколько лет назад осуществил сбыт гранатомета РПГ-18 и нескольких гранат РГД с запалами.

В г. Хабаровске арестованы и предстанут перед судом члены корейской этнической группы, специализирующихся на вымогательствах, мошенничестве, угонах автотранспорта, «крышевании» коммерческих предприятий и т. д. Лидер этой группы «А» был задержан по факту вымогательства 100 тыс. долларов США.

В Приморском крае вскрыта деятельность ОПГ, состоящая из одиннадцати уроженцев Северного Кавказа. При задержании органами МВД ими было оказано вооруженное сопротивление, в ходе перестрелки трое преступников были убиты. При осмотре места происшествия было изъято два пистолета, пистолет-пулемет, ручной противотанковый гранатомет и радиостанция.

Анализ преступлений, совершаемых преступными группами, свидетельствует о высоком уровне общественной опасности. В изучении данного вопроса базой послужили сведения, содержащиеся в соответствующих материалах различных ведомств правоохранительной системы, статистические сборники и результаты опроса экспертов. Среди этнических диаспор, пребывающих на территории Сибири и Дальнего Востока, достаточно широко распространена уголовно наказуемая противоправная деятельность, которую осуществляет большое число преступных этногруппировок, несущих угрозу национальной и региональной безопасности России. В частности, в 2003—2010 гг. зафиксирована наибольшая криминальная деятельность в республиках Бурятия и Тува, Хабаровском и Приморском крае, Амурской и Омской области. Отдельными преступными этническими группами осуществляется контроль различных сфер деятельности в регионах пребывания. Например, в Кемеровской области азербайджанцы контролируют изготовление и сбыт спиртосодержащей продукции, наркобизнес; чеченцы — угледобывающую и металлургическую отрасли; грузины и армяне — золотодобывающую отрасль и сферу обслуживания; таджики и цыгане — наркобизнес. В Омской области таджики и узбеки занимаются нелегальной переправкой трудовых мигрантов, контролирующих рыночную торговлю, азербайджанцы занимаются вымогательством и разбоем, армяне контролируют объекты общественного питания, поставку товарно-материальных ценностей, чеченцы — зерновой и топливно-энергетический бизнес, а цыгане совершают кражи, занимаются мошенничеством и распространением наркотиков.

В целом, на территории Сибири и Дальнего Востока фиксируется криминальная деятельность немногим более 300 этнопреступных формирований. Установлено, что определенная часть криминальных групп обладает широкими и устойчивыми межрегиональными и стремится к установлению международных связей. Кроме того, отдельные этнические формирования поддерживают контакты с криминальными структурами, представителями власти и правоохранительных органов стран исхода.

Деятельность этнокриминальных групп серьезно осложняет экономическую, политическую и социальную обстановку. По масштабу преступной деятельности организованную этническую среду (диаспоры) можно с определенной долей уверенности отнести к категории многофункциональных преступных сообществ. Это обусловлено довольно широким спектром их противоправной деятельности. При этом следует иметь ввиду высокий уровень латентности этноорганизованной преступности, когда вне поля зрения остается незаявленные, неучтенные и неустановленные преступления. По оценкам международных экспертов, незаявленные преступления составляют 60% и более от фактически их совершенных^[29]. Характеристика различных этнокриминальных группировок свидетельствует, что активные направления их противоправной деятельности осуществляются в широком спектре. Основным содержанием деятельности субъекта является миграционная компонента с этнической составляющей. Особая корпоративность, сплоченность и живучесть воровских традиций, замкнутость этнической среды, строгая дисциплина, насаждение определенных норм поведения отличает их от других преступных формирований. Анализ национально-этнического аспекта криминальной миграции позволяет отметить такую деталь: мигранты фактически создают «опорные» базовые точки, которые облегчают процессы территориального перемещения и захвата их соплеменниками. Это наталкивает на предположение о том, что этнокриминальная миграция не является случайной, во многом она характеризуется целеустремленностью в плане захвата нового преступного пространства (в географическом и функциональном смысле). В марте 2014 г. заместитель начальника Управления уголовного розыска ГУ МВД по г. Москве М. Гусаков заявил, что на этническую преступность приходится не менее 17% совершенных в городе преступлений. Жителями ближнего зарубежья за год совершено более 10,5 тысячи преступлений или 99% от всех преступлений, совершенных иностранцами. Из них 25%— тяжкие и особо тяжкие (изнасилования, нападения на перевозчиков денежных средств, «барсеточные» преступления, разбои, грабежи, хищения автомобилей, квартирные кражи, торговля наркотиками, мошенничества в кредитно-финансовой сфере, хищения бюджетных средств)^[30]. Усилить борьбу с этнической преступностью в январе 2014 г., призвал министр МВД России В. Колокольцев^[31]. Неоднократно активизировать борьбу с этнической преступностью и нелегальной миграцией призывал и Президент России В. В. Путин^[32]. В ответ на эти и многие другие требования ФМС подготавливает законопроект о создании миграционной полиции в течение не менее 20 лет.

Рассмотренные нами основные этнические группировки имеют общность происхождения, языка, обычаев и традиций, что, очевидно, расширяет возможности их защиты от действий правоохранительных органов. Родовые, религиозные связи, этнопсихологические особенности обеспечивают внутреннюю консолидацию этнокриминальных групп, образование на их основе крупных сообществ. Последние успешно действуют как на территории всей страны, так и в ее азиатской части, занимаясь осуществлением наркобизнеса, незаконным оборотом оружия, драгметаллов, финансово-экономическими преступлениями и т. д.

Анализ данного социального явления позволяет выделить ряд характерных особенностей:

• — активное вовлечение в преступную деятельность (при отсутствии должного противодействия) членов этнических диаспор;
• — высокий уровень интернационализации, обширные связи с преступными элементами и транснациональной преступностью в странах ближнего и дальнего зарубежья (где имеются диаспоры);
• — деятельность отдельных участников этноорганизованых преступных формирований под контролем не только транснациональной преступности, но и зарубежных спецслужб;
• — усиление деятельности этнической организованной преступности в азиатской части России (особенно в сферах незаконного оборота наркотиков и экономики).

Проникая в вышеуказанные сферы, этноорганизованная преступность способна оказывать не только криминогенное воздействие на криминологическую безопасность страны. Одновременно, в отдельных регионах РФ, в том числе и на территории Сибири и Дальнего Востока, с повышенной этноконфессиональной напряженностью возможно их участие в политической борьбе. При этом существует опасность их использования в качестве силового, антиконституционного средства такого противодействия.

Анализ деятельности этноорганизованной преступности в рамках продолжающегося процесса глобализации позволяет определить перспективы ее развития. Очевидно, в ближайшие десятилетия негативная тенденция не только сохранится, но и усилится.

• [1] Этническая и клановая преступность в России существовала и ранее, но относилась к табуированной проблеме. Начало ее последней можно отнести к 70-м гг. прошлого столетия. Однако в качестве угрозы руководством страны была признана тольков последние годы. По официальным данным, на 2004 г. в России существовало более2000 этнокриминальных групп // Этнические преступные группировки // http://ru/Wikipedia/org/wiki/ %DO %AD %DI %*@ %DO %BD %B8%DI %87%DO %///… МВДРоссии на 2010 год полагает, что численность преступных этнических группировоксоставляет более 500 тыс. человек, часть из которых является хорошо подготовленными боевиками, контролирующими наиболее прибыльные направления в этнобиз-несе // Лысенко А. Н. Этническая преступность и ее влияние на рост этнонационализмав России // http://webcache. Googleusercontent. com/search?q=cache:iwul8rahiikj:wwwconfconta…
• [2] Глобальные тенденции развития человечества до 2015 года: Материалы Национального разведывательного совета США / Пер. с англ. М. Леонтовича, под ред. К. Жва-кина. — Екатеринбург, 2002. — С. 62.
• [3] Собольников В. В. Межэтноконфессиональные отношения и Сибирском суперрегионе: социально-психологический анализ (монография). — Новосибирск: 2003. — 279 с;Собольников В. В. Миграционная преступность: криминологический анализ и предупреждение (монография). — Новосибирск: Наука, 2004. — 288 с; Собольников В. В. Этноорганизованные аспекты криминальной миграции // Собольников В. В. Проблемыпредупреждения миграционной преступности (монография). — Новосибирск: Изд-воНГТУ, 2006. — 380 с.; и др.
• [4] Ярко выраженные особенности, многочисленные пережитки, обычаи (кровнаяместь, куначество и др.) и традиции криминогенного характера, а также идеи традиционализма столетиями формировали уклад жизни этносов, устойчивость социальныхинститутов, нашедших свое отражение в их криминальной деятельности.
• [5] Иванников И. А. Национальный аспект российской организованной преступности // Закономерности преступности, стратегии борьбы и закон / Под ред. А. И. Долговой. — М.: РКА, 2001. — С. 362—364.
• [6] Собольников В. В. Межэтноконфессиональные отношения в Сибирском суперрегионе: социально-психологический анализ (монография). — Новосибирск: 2003. — 279 с.
• [7] Собольников В. В. Миграционная преступность: криминологический анализи предупреждение (монография). — Новосибирск: Наука, 2004. — 288 с.
• [8] Например, В этнической сфере юга Кыргызстана есть зоны напряженности //http:// www.Iicas. org/libr_rus/kg/23₀₃_07_libr_kg. htm.
• [9] В числе диссертационных исследований этой проблемы следует указать следующие: Чехвоидзе Р. Г. Этнические аспекты преступности: Дис. канд. юрид. наук: — Омск, 1999. — 186 с.; Геворгян К. К. Криминологические проблемы борьбы с организованнымиэтническими преступными формированиями в России: Дис. канд. юрид. наук: — М., 2000. — 220 с.; Зюков А. М. Криминологическая характеристика преступлений, совершаемых представителями разных этнических групп: Дис. канд. юрид. наук: — Рязань, 2005. — 229 с.
• [10] Тимченко Ю. А. Характеристика транснациональных организованных преступных групп, занимающихся криминальным автобизнесом // Российский следователь. — 2001. — № 4. — С. 105.
• [11] Лунев В. В. Мотивация преступного поведения. — М.: 1991. — С. 132.
• [12] Андреев А. Этническая революция и реконструкция постсоветского пространства // Общественные науки и современность. — 1996. — № 1. — С. 106.; Борзунова Т. И., Макарова Л. В., Морозова Г. Ф. Республики России: этническая миграцияи ее последствия. — М.: Рос. Академия наук, 1997. — 29 с.; Гилинский Я. Теневая экономика и экономическая организованная преступность // Молодежь: Цифры. Факты. Мнения. — 1994. № 2. С. 8—23; Закономерности преступности, стратегии борьбы и закон /Под ред. А. И. Долговой. — М.: РКА, 2001. — 575 с.; Зюков А. М. Миграционные потокии тенденции этнической преступности // Новые криминальные реалии и реагирование на них. — М.: РКА, 2005. — С. 95—109; Пядухов Г. А. Этнические группы мигрантов: тенденция притока, стратегия поведения. — Пенза: ПГАСА, 2003. — 131 с.; Суха-ренко А. В. Транснациональные аспекты этнической организованной преступности //Современная миграционная преступность: состояние, тенденции, проблемы и возможности эффективного противодействия: Материалы второй международной очнозаочной научно-практической конференции / Под научной редакцией В. В. Собольни-кова. — Новосибирск: НГАУ, СНИ, ВСГИ, 2009. — С. 80—85; и др.
• [13] Кузьмина Н. В. Этнизация преступности как криминальное явление современности // Научный вестник УрАГС. — 2009. — № 3. — С. 39.
• [14] Там же. С. 45.
• [15] Зюков А. М. Криминологическая характеристика преступлений, совершаемыхпредставителями разных этнических групп: Дис. канд. юрид. наук: — Рязань, 2005. —С. 9.
• [16] Этнические преступные группировки // http://ru.wikipedia.org/wiki/ %D0%AD %D1%82%DO %BD %DO %B8%D1%87%DO %…
• [17] Иванников И. А. Национальный аспект российской организованной преступности // Закономерности преступности, стратегии борьбы и закон / Под ред. А. И. Долговой. — М.: РКА, 2001. — С. 364.
• [18] «Зона неопределенности» — представляет собой область перехода организованнойпреступной группы или сообщества на транснациональный уровень. Выявление такогорода сфер является важным в контексте предупредительной работы.
• [19] Репецкая А. Л. Транснациональная организованная преступность: Учеб, пособие. — Иркутск: Изд-во БГУЭП, 2005. — С. 40—42; Сальникова С. В., Шульга В. И. Социокриминологическая и правовая оценка деятельности организованных группировок криминальной направленности (монография). — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2004. — С. 67—72; и др.
• [20] Сальникова С. В., Шульга В. И. Социокриминологическая и правовая оценкадеятельности организованных группировок криминальной направленности (монография). — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2004. — С. 47.
• [21] Сальникова С. В., Шульга В. И. Социокриминологическая и правовая оценкадеятельности организованных группировок криминальной направленности (монография). — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2004.; и др.
• [22] Организованная преступность: тенденции перспективы борьбы. — Владивосток, 1991. — С. 140—141.
• [23] Сальникова С. В., Шульга В. И. Социокриминологическая и правовая оценкадеятельности организованных группировок криминальной направленности (монография). — Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2004. — С. 36—40.
• [24] Некоторые из названных преступлений декриминализированы (спекуляция), другие потеряли свою актуальность в силу изменившейся социальной обстановки (конокрадство), а миграция приобрела явно криминальный характер, что объясняетсямобильностью (с лошадей цыгане пересели в автомобили) и изменением спецификипреступной деятельности.
• [25] Более подробно см. Собольников В. В. Проблемы предупреждения миграционнойпреступности (монография). — Новосибирск: изд-во НГТУ, 2006. — С. 165—167.
• [26] Крыштановская Д. В. Нелегальные структуры в России // Социол. исслед. —2002. — № 9. — С. 93—105.
• [27] Велигжанина А. Как криминальные группировки поделили Россию? / «Комсомольская правда». — 24.09.2009 // http://www.compromat.ru/page_28 315.htm/.
• [28] Диунов М. Преступность и национальность // http//:hl.mailru.su/mcached?q=%FD %F2% ED %E8%F7%E5%F1%EA %E0%FE %20///.
• [29] Лунеев В. В. Преступность 20 века. Мировые, региональные и российские тенденции: Мировой криминологический анализ. — Норма, 1999. — С. 132.
• [30] Фалалеев М. Таких гостей нам не надо // Российская газета. 26.03.2014.
• [31] Егоров И. Останови и досмотри. Столичные стражи порядка отчитались о работе //Российская газета. 27.01.2014.
• [32] Путин потребовал от МВД активизировать борьбу с этнической преступностью //http://www.baltinfo.ru/2013/06/10/Putin-potreboval-ot-MVD-aktivizirovat-borbu-s-etnicheskoi-prestupnostyu-359 941.