Трансферальная символика человечности в антропоэкспертизе

Знак-символ изначально есть средство, орудие осмысления мира человеком, и в качестве орудия знак запечатлевает собой переносный, кросскультурный характер осмысленной активности и деятельности человека. Именно переносный, трансферальный смысл, а не вообще смысл, не буквальный и ни ситуативный, отличает человеческие орудия труда и познания, орудия преобразования человеком природы, общества, собственной культуры и личности.

Трансферальная, переносно-смысловая природа человеческих орудий активности и деятельности, вероятно, должна быть принята во внимание при объяснении как диффузии в общечеловеческой культуре, так и явлений прогресса культурных оснований антропосоциогенеза, — вот почему человек одинаково верно определяется, с одной стороны, как существо, производящее орудия труда, с другой стороны — как символическое существо и вообще, — как разумное существо (Homo sapiens).

Все эти и другие, более или менее адекватные определения того, «что есть человек» основываются на идеальности, преднамеренности или целесообразности его общественной активности, обеспечиваемой все усложняющимися переносными смыслами отношений, действий, орудий труда, символов идей и вещей, составляющих материальное и идеальное «тело» человеческой культуры. Трансферальный, переносный смысл существования, его соотносительность и есть одна из формулировок идеи космичности, внеи надмирности человека, его сущности и его миссии, находящая проявление во многих философских и научных понятиях, во всем многообразии человеческой культуры: от различного рода иносказаний и вообще мифов до феноменологического представления о трансцендентальном субъекте.

Таким образом, тема символического определения человека и содержания его активности по существу является лишь пропедевтикой, предварительной, но от того не менее, а более сложной сферой не столько поиска этого определения (которое вряд ли может быть однажды и навсегда дано, но вечно составит задание человека), сколько сферой никогда вполне неразрешимых, и, в то же время, — постоянно разрешаемых вопросов о смысле (а также и о качестве) человеческого существования.

Ясно представляя грандиозность и глубину этой колоссальной, веками воссоздаваемой темы человеческих исканий, нашедшей свое отражение во всем мировом содержании истории философии и культуры, нельзя увлекаться поспешными «окончательными» формулировками решений общечеловеческой проблемы самопознания и самоопределения — не это должно быть и не это является целью анализа в обсуждении вопросов об антропологических критериях культурного воспроизводства человека.

Самое важное то, что, не устраняясь вовсе от положительных стремлений внести нечто вроде обязательного взноса в фонд человеческой взаимопомощи в процессах самопознания, следует вычленить в общей проблеме «что есть человек?» тот ее аспект, который позволит не застревать на решении вечных вопросов, а сосредоточиться на прояснении того, почему символ как таковой определяется прежде всего его переносным или трансферальным смыслом, обуславливая эффект вечной соотносительности человеческого бытия, вечной его диалектики, пронизывающей также и гносеологию, и логику, как только речь заходит об отношении Человека к его бытию.

Иными словами, необходима подробная и постоянно уточняемая аргументация в пользу того, что, во-первых, символ потому и является таковым, что прежде всего являет собой форму закрепления трансфера, форму, преимущественно понимаемую именно в переносном смысле.

Во-вторых, этот первоначальный и, в пределах существования символа, сохраняющийся и развивающийся переносный или трансферальный смысл является не только одной из существенных причин противоречивого, диалектическим снятием отображаемого, существования человека, но и динамики изменения культурных оснований этого его существования.

Интенсиональность символа есть характеристика динамичности и креативности процесса переноса форм функционирования идеального плана деятельности человека. Как критерий качества человеческой культуры, интенсиональность определяется сложностью трансформации и трансляции способов и средств (орудий) переосмысления и реорганизации отношений человека в его бытии и к его бытию.

Эти отношения составляют живую ткань идеального опосредствования труда человека, его активность, воплощаемую символамиорудиями, которые в буквальном смысле, но вследствие обладания смыслом переносным, являются орудиями умственного труда этого человека.

Интенсиональность и экстенсиональность символов совместно обуславливают ускорение трансформации орудий умственного труда в явления материальной культуры, в орудия труда физического, неотделимого в принципе от умственного труда. Благодаря этим двум вышеуказанным свойствам символов, могут быть дифференцированы, соответственно, культурные и цивилизационные основания эволюции человека.

Идеальная и надмирная сторона бытия Человека обнаруживается во многих философско-религиозных исканиях древности, в античной культуре и в древнеегипетской культуре средних веков и так далее, — вплоть до современной культуры Нового и Новейшего времени. Обобщенность, абстрактность, аллегоризм и мифотворчество символизма, усмотрение знакового, предвозвещающего смысла в самых незначительных, повседневных деталях реальной жизни людей, в произведениях искусства, в научных трактатах и в простейших геометрических фигурах находит свое, пожалуй, прежде всего внешнее выражение в расплывчатом понятии «символ».

Поэтому под общим наименованием «символизм» некритически объединяются иногда совершенно различные, даже взаимоисключающие друг друга явления культуры и «культурной эволюции» Человека. Однако, именно представления о существе интенсиональности, выдвигаемые развивающейся теорией символизма, позволяют найти в ней основания адекватных критериев качества социального бытия человека, включая качество организующей его социальной политики.

Конструктивная социальная политика с этой точки зрения, должна обеспечивать возможности воспроизводства прежде всего такого Человека, который в любую историческую эпоху был бы способен самостоятельно творить символы и смыслы своего Труда, а не случайным, хаотическим образом их конструировать или довольствоваться теми, что непосредственно обнаруживаются в конкретной социальной ситуации. В противном случае, если бы конструктивность политики, хотя бы в отношении некоторого числа людей, была бы невозможной, они все и всегда оставались бы теми «работниками», которые «не ведают, что творят». Точнее следовало бы сказать, — не ведают, ибо не творят.