Объект правонарушения в исполнительном производстве

Прежде чем перейти к анализу объекта правонарушения в исполнительном производстве, необходимо определиться, что мы понимаем под объектом правонарушения? Например, М. Р. Загидуллин в работе, посвященной гражданско-правовой ответственности в исполнительном производстве, сравнивая ответственность в исполнительном производстве с иными «новыми» видами ответственности, в том числе экологической, соглашается с тем, что основанием экологической ответственности как вида юридической ответственности является экологическое правонарушение. При этом под экологическим правонарушением предлагается понимать общественно опасное, запрещенное законодательством под угрозой наказания действие или бездействие, направленное на причинение вреда отношениям в сфере экологии. Ученый поддерживает выделение не только эколого-правовой ответственности, но и ее подвидов, например водно-правовой, земельно-правовой. Одновременно автор при анализе правонарушения как основания ответственности, предусмотренной нормами ГК РФ, в исполнительном производстве приходит к выводу о том, что основанием соответствующей ответственности является не какое-то особое правонарушение, а «обычный» гражданско-правовой деликт, что прямо противоречит сделанному в работе выводу о том, что исполнительное право как самостоятельная отрасль права, должна обладать характерной только для нее ответственностью (курсив мой. — М. Г.)¹. Выявленное противоречие, как представляется, обусловлено попыткой определить в качестве объекта правонарушения общественные отношения, урегулированные нормами права определенной отраслевой направленности. Именно поэтому неизбежно возникнет противоречивый вывод о существовании водно-правовой и иных аналогичных видов ответственности с особыми отраслевыми объектами правонарушений^[1][2].

Согласимся с тем, что под объектом правонарушения следует понимать не просто общественные отношения, а социальные ценности, интересы, блага, охраняемые законом от противоправных посягательств^[3]. В этом смысле представляется более точным определение объекта посягательства правонарушений в сфере гражданского судопроизводства, данное А. В. Юдиным (интересы правосудия по гражданским делам)^[4]. Действительно, вряд ли отношения, урегулированные нормами гражданского процессуального законодательства, могут быть признаны ценностью сами по себе. Скорее ценность представляет собой реализация задач судопроизводства по гражданским делам как конечная цель всей процессуальной деятельности суда и иных участников процесса, важнейшей из которых является правильное и своевременное рассмотрение и разрешение гражданских дел в целях защиты нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов граждан, организаций, прав и интересов публичных субъектов, других лиц (ст. 2 ГПК РФ). Правонарушения в гражданской процессуальной сфере ставят под угрозу успешную реализацию указанных задач в ходе осуществления правосудия по гражданским делам. Именно поэтому объектом правонарушений в сфере гражданского процесса являются не просто отношения, являющиеся предметом регулирования гражданского процессуального права и даже не правосудие по гражданским делам как порядок судопроизводства в целом^[5], а осуществление судом руководящей процессуальной деятельности для реализации задач гражданского судопроизводства. Таким образом, все правонарушения в гражданской процессуальной сфере являются с точки зрения объекта посягательства «неуважением к суду», т. е. неисполнением участниками судебного процесса, а также иными лицами правомерных судебных актов, независимо от их характера, законных распоряжений суда (в том числе, по поддержанию порядка в судебном заседании), а также совершение иных деяний, представляющих собой явное пренебрежение к установленному порядку осуществления судебной власти. Ответственность в гражданском судопроизводстве непосредственно связана с иными элементами юридического режима гражданского судопроизводства (задачами, принципами), прежде всего принципом судебного руководства процессом¹.

Указанное, как представляется, в равной степени верно и для объекта правонарушения в исполнительном производстве. Остается определить, чей и какой интерес является тем благом, которое должна охранять ответственность в исполнительном производстве?

Выше мы уже выделили единую нормативную задачу исполнительного производства, а именно правильное и своевременное исполнение судебных актов, актов других органов и должностных лиц, а в предусмотренных законодательством РФ случаях исполнение иных документов, а также пришли к выводу о том, что целей у исполнительного производства может быть много, как минимум по числу отраслей правового регулирования, в соответствии с нормами которых выдаются исполнительные документы, указанные в ст. 12 Закона об исполнительном производстве, но все эти цели достигаются в исполнительном производстве посредством выполнения единой задачи, указанной выше. Реализация задачи исполнительного производства является лишь инструментом для достижения его целей.

Мы также пришли к выводу о том, что различные цели исполнительного производства обусловлены его «служебным» характером по отношению к иным сферам регулирования. В то же время исполнительное производство представляет собой процессуальную деятельность судебного пристава-исполнителя и иных лиц и органов в сфере исполнительного производства. В этой связи можно предположить, что в каждом конкретном исполнительном производстве мы столкнемся с дуализмом целей и задачи, который отражается и в дуализме объекта соответствующего правонарушения. Деяния, объективная сторона которых представляет собой неисполнение требования исполнительного документа, помимо «процессуального» объекта посягательства (беспрепятственное осуществление органами принудительного исполнения полномочий в исполнительном производстве)^[6][7] в сфере исполнительного производства приобретают еще один общий «материально-правовой» объект—удовлетворение интересов взыскателя, собственно принудительная реализация его субъективного материального права в отношении должника. В производстве по исполнению судебного решения сторона (кредитор, истец) получает возможность достигнуть окончательного осуществления субъективного права по отношению к должнику. Применением процессуальных мер, направленных к принудительному исполнению, обеспечиваются обязательность вступившего в законную силу решения и незыблемость гражданских, подтвержденных решением, правоотношений¹.

М. 3. Шварц высказал более радикальную позицию о том, что в исполнительном производстве интерес могут иметь только стороны, судебный пристав такого интереса иметь не должен, пристав-исполнитель не более чем посредник, назначенный государственной властью в помощь кредитору в получении долга, его помощник кредитору, зачастую отчаявшемуся вернуть утраченное^[8][9].

Предположим, что, несмотря на то что исполнительное производство, безусловно, направлено на охрану авторитета органа власти, выдавшего исполнительный документ, например авторитета суда, вынесшего решение, подлежащее принудительному исполнению^[10], действительно на первый план в процедуре исполнения судебного решения выходят не публичный интерес в беспрепятственном осуществлении процедуры исполнительного производства, а интересы взыскателя^[11], в пользу которого был вынесен акт, ставший основанием для возбуждения исполнительного производства. Любое правонарушение в сфере исполнительного производства не только и не столько «неуважение» к суду или судебному приставу-исполнителю, но «неуважение» к субъекту, чьи интересы нарушены неисполнением должником своих обязательств^[12]. В противном случае мы рискуем оказаться в ситуации, когда форма получит приоритет над содержанием, за формальной процедурой исполнительного производства мы потеряем саму его суть, основную цель^[13].

Каково же назначение ответственности в исполнительном производстве: защитить публичный авторитет исполнительного документа и судебного пристава-исполнителя, наказать должника за неподчинение публичной власти, либо обеспечить точное и быстрое исполнение того обязательства, которое стало основанием для обращения к процедуре принудительного исполнения? Выше мы приводили мнение О. В. Исаенковой о том, что правонарушение в исполнительном производстве причиняет вред как государству, так и частному лицу. Возвращаясь к примерам из гражданского процесса, отметим позицию А. В. Юдина, который, с одной стороны, связывает «особую» гражданскую процессуальную ответственность с гражданским процессуальным правоотношением, имеющим властный характер, с другой стороны, признает невозможность нивелировать и материально-правовую связь лиц в гражданском процессе. Исходя из «обусловленности процессуального права материальным правом», ученый утверждает, что меры гражданской процессуальной ответственности способствуют защите субъективных материальных прав. Устраняя из гражданского процесса все негативные явления, «гражданская процессуальная ответственность вносит порядок и в материально-правовую сферу спорящих сторон»¹.

Дуализм назначения ответственности в исполнительном производстве, как представляется, обусловлен не только неоднородным характером соответствующих правоотношений, реализацией в сфере исполнительного производства санкций различной отраслевой направленности, но и различным пониманием правовой природы актов, подлежащих принудительному исполнению, прежде всего судебного решения. Как известно, традиционно в науке гражданского процесса выделяются две основные теории судебного решения: теория декларации (деклараторная) и теория приказа^[14][15]. В соответствии с деклараторной теорией судебного решения оно не создает нового предписания для сторон, а лишь фиксирует существование или отсутствие материального правоотношения между ними и подтверждает право истца на принудительное исполнение присужденного судом требования истца к ответчику, выступает актом применения абстрактной нормы права к конкретным отношениям. Согласно теории приказа судебное решение не только подтверждает существование между сторонами правоотношения, ставшего его предметом, но и выступает повелением государства, обращенным к сторонам (и иным лицам), исполнить приказ суда. В силу судебного решения изначальное материальное правоотношение трансформируется, а его стороны более не властны над ним полностью. Теперь не только истец, но и государство имеет самостоятелъный публичный интерес в исполнении судебного решения. В таком случае исполнительный лист не просто подтверждает правоотношение, установленное судом, но является безусловным приказом суда, обращенным к сторонам и к тем органам, на обязанности которых лежит исполнение решения^[16].

Нельзя сказать, что законодатель сегодня четко придерживается той или иной теории судебного решения. С одной стороны, положения процессуального законодательства об иске, изменении его предмета и основания о доказывании позволяют усмотреть в законе элементы деклараторной теории. Вместе с тем в соответствии с гражданским законодательством судебное решение само по себе является правообразующим юридическим фактом, а его неисполнение влечет за собой административную и уголовную ответственность.

Различное понимание природы судебного решение отражается и в различном понимании институтов исполнительного производства, в том числе принуждения и ответственности. С позиции деклараторной теории исполнение судебного решения заключается в понуждении должника исполнить свою изначальную обязанность, установленную законом или договором и подтвержденную судом. В таком случае исполнительное производство — лишь один из механизмов исполнения юридической обязанности, в котором государство в лице специализированного органа понуждает должника исполнить ее самому либо «замещает» должника в материальном правоотношении, выполняя его обязанность перед кредитором само, но за счет должника (обращая взыскания на его денежные средства, изымая имущество для передачи взыскателю или посредством его реализации и передачи вырученного кредитору). Исходя из указанной концепции, в исполнительном производстве не возникает новых материальных правоотношений, а правоотношение между должником и кредитором сохраняется в неизменном виде (в том виде, в котором оно существовало на момент удаления суда в совещательную комнату для вынесения решения). При реализации прав сторон в стадии принудительного исполнения подлежат применению те же самые принципы, которые применялись при реализации субъективных прав до возбуждения исполнительного производства, т. е. принципы гражданского права и обусловленные ими принципы гражданского процесса: диспозитивности и равноправия сторон. В рассматриваемой модели у сторон сохраняются все распорядительные права, которые существовали и до обращения к процедуре принудительного исполнения (зачет требований, отказ от взыскания, заключение мирового соглашения). Роль судебного пристава-исполнителя в условиях реализации деклараторной теории в основном сводится лишь к технической функции по содействию взыскателю в реализации его прав (вспомним высказывание М. 3. Шварца о роли судебного пристава как помощника взыскателя).

Напротив, исходя из теории судебного решения как приказа, поскольку в результате вынесения судебного акта возникает новое правоотношение, осуществление которого обеспечивается публичной властью и в основе которого лежит его повеление, а не интересы сторон, сам суд либо иной уполномоченный орган власти сохраняет власть над правоотношением, может его изменять или прекращать, в том числе по собственной инициативе в публичных интересах. Теория судебного приказа предполагает наличие широких полномочий государственных органов по вмешательству в процесс исполнения¹.

На основании теории судебного приказа воля кредитора и, как следствие, его активность в исполнительном производстве, отходят на второй план, уступая место деятельности государства по понуждению к исполнению своего властного акта, а не самого обязательства. В случае если механизм принудительного исполнения строится именно таким образом, служба судебных приставов будет иметь правоохранительную идеологию развития, постоянно расширять арсенал средств силового воздействия на должника, а деятельность судебного пристава превратится в обычную административную процедуру^[17][18]. Исходя из теории приказа, основным объектом правонарушения в исполнительном производстве необходимо будет признать не интересы взыскателя, а административную власть судебного пристава-исполнителя по руководству процедурой исполнительного производства. Но тогда такая ответственность будет полностью охватываться ответственностью административной, как предполагает, например, А. Н. Комаров.

Неизбежно возникает вопрос о том, может ли ответственность в исполнительном производстве одинаково эффективно защищать оба значимых объекта: интересы взыскателя в конкретном исполнительном производстве и интересы государства в понуждении в выполнении его властного предписания? Предположим, что не всегда. Несмотря на то что в исполнительном производстве интересы взыскателя реализуются, в том числе, посредством осуществления установленных процессуальным законодательством процедур, а его требование к должнику приобретает «поддержку» силы государственного принуждения, в части имущественных взысканий часто неизбежно противопоставление интересов понуждения должника к исполнению обязательства в пользу взыскателя и наказания его за неподчинение акту государственной власти. В идеальной ситуации ответственность в исполнительном производстве, как и исполнительное производство в целом, должна быть направлена на обеспечение как общих публичных интересов в строгом следовании нормам закона, подчинении суду и органам принудительного исполнения неопределенного круга лиц, так и на реализацию интересов взыскателя в конкретном исполнительном производстве. В реальности реализация двух целей требует зачастую разнонаправленных усилий. Совершенно очевидно, что применение к должнику штрафа в пользу государства в исполнительном производстве, например, в соответствии со ст. 17.14 КоАП РФ (который, исходя из его назначения, как раз направлен на обеспечение эффективного исполнительного производства) объективно уменьшит имущественную массу должника и затруднит исполнение им требования исполнительного документа в пользу взыскателя.

Показательный пример — применение к должнику мер ответственности в виде ограничения или лишения свободы. Связь таких мер публичной ответственности (например, лишения свободы должника как наказания в соответствии со ст. 157 УК РФ) с правильным и своевременным исполнением требования конкретного исполнительного документа является призрачной. Должник, которого лишили свободы, совершенно точно потеряет возможности для заработка средств для погашения задолженности перед взыскателем. Угроза лишения свободы как меры ответственности за уклонение от исполнения требования исполнительного документа может повлиять на некоторые категории должников (которым дорога их свобода и которые одновременно имеют объективные возможность погасить долг), побудить их исполнить требование исполнительного документа, но само по себе лишение свободы должника, который не имеет денежных средств, постоянного заработка, ведет асоциальный образ жизни, не только не повышает шансы взыскателя на получение взысканного, но в большинстве случаев окончательно лишит его надежды получить средства от должника в обозримом будущем¹. Таким образом, может возникнуть ситуация, когда цель публичного наказания должника за неподчинение органу принудительного исполнения, цель общей превенции вступит в прямое противоречие с целью правильного и своевременного исполнения требования конкретного исполнительного документа.

Выше мы приводили исторический пример с исключением в XIX в. из российского законодательства личного ареста должника. Указанный институт предполагал освобождение должника при уплате долга в полном объеме. Такое специальное основание освобождения от исполнения наказания отсутствует сегодня в отношении должников, лишенных свободы по приговору суда или привлеченных государством к иным видам публичной ответственности за уклонение от исполнения своих обязательств. Они могут рассчитывать лишь на применение общих оснований освобождения от наказания.

Согласно ранее действовавшей редакции ч. 3 ст. 110 Закона об исполнительном производстве штрафы, наложенные судебным приставом-исполнителем на должника в процессе исполнения требований исполнительного документа, были помещены в четвертую очередь при распределении денежных средств, взысканных с должника, после удовлетворения в полном объеме требования взыскателя (в том числе, понесенных взыскателем расходов по совершению исполнительных действий)^{[19][20][21][22][23][24]}. Внесенными в 2011 г. в Закон об исполнительном производстве изменениями было предусмотрено исключение административного штрафа из соответствующей очередности, указанная мера была полностью перенесена в режим административного наказания по КоАП РФ, введена процедура рассмотрения в отношении должника дела об административном правонарушении согласно нормам КоАП РФ. Одновременно возник риск того, что соответствующий штраф в пользу государства, изначально призванный обеспечить исполнение исполнительного документа в пользу взыскателя, станет препятствием для реализации цели исполнительного производства в конкретном деле. Из меры личного принуждения такой штраф превращается в «обычное» административное наказание, «оторванное» от системы мер принуждения должника в исполнительном производстве. В данном случае нельзя не согласиться с тем, что переход к общему порядку рассмотрения дел об административных правонарушениях в сфере исполнительного производства предоставил лицам, привлекаемым к ответственности, весь комплекс прав и гарантий, закрепленных КоАП РФ для лица, привлекаемого к публичной ответственности в виде штрафа в пользу государства, но нельзя игнорировать то, что осуществление принудительной процедуры по наложению штрафа на должника в первую очередь обусловлено необходимостью обеспечить надлежащее проведение в отношении него иной процедуры — собственно исполнительного производства^[25].

Указанное не должно влечь обращение в другую крайность — полное игнорирование публичных интересов в исполнительном производстве. Например, ст. 308.3 ГК РФ в настоящее время предусматривает возможность присуждения судом в пользу кредитора (взыскателя) денежной суммы на случай неисполнения судебного акта об исполнении обязательства в натуре. Взысканная в пользу кредитора сумма (уплата которой в соответствии с п. 2 ст. 308.3 ГК РФ не освобождает должника от ответственности за неисполнение обязательства) согласно ч. 3 ст. 110 Закона об исполнительном производстве в случае, если речь идет об имущественном требовании, попадет в первую очередь при распределении средств, полученных от должника, в ряде случаев уменьшив шанс государства на возмещение реально понесенных им в исполнительном производстве расходов (вторая очередь).

Предположим, что расходы государства на принудительное исполнение должны взыскиваться в первую очередь вместе с расходами, понесенными в исполнительном производстве взыскателем, а иные причитающиеся взыскателю суммы — во вторую, тогда как административные штрафы, наложенные государством на должника в процессе исполнения, — в последнюю. В противном случае не только не будет формироваться необходимая материальная основа для осуществления исполнительного производства (которое сегодня финансируется практически полностью за счет государства, а не взыскателя), но взыскатель не будет иметь стимулов сам действовать активно в исполнительном производстве, экономя бюджетные средства на осуществление многочисленных исполнительных действий.

Приведенные рассуждения не означают, что административная ответственность за неисполнение процессуальных требований судебного пристава-исполнителя не имеет права на существование с учетом того, что объект соответствующих правонарушений — не непосредственное обеспечение прав и интересов взыскателя, а беспрепятственное осуществление процедуры исполнительного производства. Обеспечение выполнения требований судебного пристава (как и другого должностного лица государства), наказание за неподчинение публичной власти — также функция ответственности в сфере исполнительного производства. Она проистекает из принципа процессуального руководства исполнительным производством судебным приставомисполнителем. Но такая функция не является основной, при возникновении коллизии интересов (примеры которых мы привели выше) приоритет должен отдаваться защите основного объекта правонарушения, достижению конституционно значимых целей и задачи исполнительного производства.

Выше мы упоминали, что правонарушения в гражданском судопроизводстве являются «неуважением к суду», соответствующий общий объект правонарушения позволяет выявить специфику процессуальной ответственности. Предположим, что в сфере исполнительного производства «неуважение» к судебному приставу-исполнителю не может исчерпывать все основания ответственности. В отличие от правосудия деятельность судебного пристава-исполнителя, несмотря на ее несомненную значимость, не является конституционной ценностью сама по себе, вне контекста целей, на которые она направлена. Как отмечалось, в современных условиях судебный пристав-исполнитель обладает собственной компетенцией, отличным от суда правовым статусом, его полномочия не производим от власти суда, осуществляющего правосудие¹. А. В. Юдин, также выделяя сложный двусоставной объект гражданского процессуального правонарушения: интересы правосудия, отношения, складывающиеся при его отправлении, а также субъективные права другой стороны процесса, — считает основным объектом первый, а дополнительным — второй^[26][27]. В сфере исполнительного производства с учетом правовой природы деятельности судебного пристава-исполнителя объекты правонарушения по своему значению меняются местами.

Подводя итог рассуждениям об объекте правонарушения в сфере исполнительного производства, отметим, что основным объектом таких нарушений является удовлетворение интересов взыскателя (кредитора), собственно принудительная реализация его субъективного материального права в отношении должника, а беспрепятственное осуществление органами принудительного исполнения полномочий в исполнительном производстве, соблюдение установленной процедуры взыскания — является объектом второстепенным. Основной объект правонарушения дифференцирован так же, как дифференцированы и цели исполнительного производства, отражающие разнородные цели регулирования тех юридических режимов, в которых возникают субъективные права, подлежащие принудительной реализации в исполнительном производстве (например, налоговое, трудовое, гражданское право и т. д.).

С учетом указанного мы можем определить назначение ответственности в исполнительном производстве, связав ее с обеспечением реализации задачи и целей исполнительного производства. Карательная функция ответственности в исполнительном производстве, таким образом, направлена прежде всего на исполнение конкретной обязанности, которая не была исполнена субъектом ответственности (в том случае, конечно, если все еще сохраняется объективная возможность и необходимость ее исполнения). Согласимся с О. В. Исаенковой в том, что наказание для любого недобросовестного участника исполнительного производства предполагает прежде всего не карательное значение, а побуждение к правомерному поведению¹. Ответственность в исполнительном производстве должна не столько наказывать неправомерное действие ретроспективно (как ответственность во многих иных сферах регулирования), сколько перспективно побуждать к правомерному поведению.

Именно поэтому меры ответственности в отношении должника в исполнительном производстве по общему правилу могут применяться неоднократно за одно и то же деяние до тех пор, пока он не исполнит возложенную на него юридическую обязанность, несмотря на то что фактически основанием юридической ответственности является одно и то же продолжаемое правонарушение — неисполнение должником своей обязанности, подтвержденной исполнительным документом^[28][29].

Противоправность бездействия должника проявляется не в неисполнении отдельных требований судебного пристава-исполнителя, в том числе содержащихся в постановлении о возбуждении исполнительного производства или предупреждении о возможности применения мер публичной ответственности, а в неисполнении изначального требования, ставшего основанием для возбуждения процедуры принудительного исполнения¹.

Функция ответственности в исполнительном производстве проявляется в принуждении должника к исполнению юридических обязанностей в отношении взыскателя. Однако важно, чтобы мера ответственности как дополнительное обременение правонарушителя не препятствовала исполнению основной его обязанности, за уклонение от которого он и был привлечен к юридической ответственности. Именно поэтому, как отмечалось, меры ответственности в исполнительном производстве могут и должны применяться не самостоятельно, а в комплексе иных мер принуждения в отношении должника в целях правильного и своевременного исполнения требования исполнительного документа, в том числе выступая как меры косвенного принуждения^[30][31][32].

Выше мы отмечали, что возложение на правонарушителя дополнительных обязанностей, изменение его правового статуса в результате применения мер ответственности в ряде случаев призваны побудить к исполнению его «первоначальной» обязанности. Такая функция юридической ответственности, очевидно, не является «побочной» по отношению к другим ее традиционно выделяемым функциям. Более того, карательный аспект юридической ответственности, воздействие ее мер на психику правонарушителя как раз призваны побудить его к определенному правомерному поведению^[33].

Завершая анализ вопросов назначения ответственности в исполнительном производстве, позволим усомниться в возможности нормативного возложения сегодня на нее, как и на исполнительное производство в целом, кроме «утилитарных», множества общесоциальных функций (например, формирование уважительного отношения к закону и суду, содействие становлению и развитию партнерских деловых отношений, формированию этики делового оборота, восстановление справедливости¹ и т. д.).

Несмотря на несомненную важность укрепления законности и справедливости во всех сферах отношений, стабильности общественных отношений, формирования обычаев и этики делового оборота, не считаем возможным возлагать такие задачи на механизм ответственности в исполнительном производстве, который имеет исключительно прикладные цели в правовой системе. Не вызывает сомнений, что косвенно применение санкций в исполнительном производстве оказывает общедисциплинирующее воздействие на правонарушителя, побуждает его соблюдать законодательство и акты уполномоченных должностных лиц и в других сферах правового регулирования. Но на современном этапе развития российской правовой системы специально ставить такие общие задачи перед механизмом ответственности в исполнительном производстве нельзя. Следует сегодня с сожалением признать, что такой широкий круг задач будет непосильным для него, как и в целом системы принуждения в исполнительном производстве (вспомним статистические показатели эффективности исполнительного производства, приведенные в начале исследования). Движение к действительно уважительному отношению к правосудию и государственной власти должно осуществляться постепенно, от «частного к общему»^[34][35][36], а возложение на суд или органы принудительного исполнения широкого круга задач общесоциального и политического плана вряд ли реально способствует обеспечению эффективной защиты прав граждан и организаций в конкретных спорных ситуациях¹.

Теперь проанализируем объективную сторону правонарушений в сфере исполнительного производства.

• [1] Загидуллин М. Р. Гражданско-правовая ответственность в исполнительном производстве: дис. … канд. юрид. наук. С. 44, 71—93.
• [2] Продолжая данную логику, можно прийти к выводу о том, что гражданско-правовой ответственности, например, в виде взыскания убытков не существует как таковой, а она распадается на «подвиды» в зависимости от наименования нормативного акта, которым регулируются соответствующие «общественные отношения», например потребительско-правовая, траспортно-правовая, энергетическо-правовая, торгово-правовая, сельскохозяйственно-правовая и т. д.
• [3] См.: Курс уголовного права. Общая часть. Т. 1. Учение о преступлении / под ред.Н. Ф. Кузнецовой [и др.]. М., 1999. С. 197.
• [4] Юдин А. В. Злоупотребление процессуальными правами в гражданском судопроизводстве. СПб., 2005. С. 67.
• [5] Погодина И. В., Попова 3. В. О понятии и составе процессуального правонарушения как основания применения процессуальной санкции // Правоведение. 2007. № 4.С. 120; Ветрова Г. Н. Санкции в судебном праве. М., 1991. С. 138.
• [6] См. подробнее: Гальперин М. Л. Ответственность в гражданском судопроизводстве: актуальные вопросы теории и процессуальной политики. С. 20, 31—35, 60—65.
• [7] Указанный объект правонарушения обусловлен принципом процессуальногоруководства исполнительным производством судебным приставом-исполнителем.
• [8] Гражданский процесс: учебник / под ред. А. Ф. Клейнмана. С. 280.
• [9] Шварц М. 3. Систематизация арбитражного процессуального законодательства (проблемы теории и практики применения): дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2004.С. 170.
• [10] См.: Гражданское процессуальное право: учебник / под ред. М. С. Шакарян. М., 2004. С. 472—473.
• [11] Взыскателем может выступать и публичный субъект, например, по налоговымделам, однако с процессуальной точки зрения его интерес в исполнении ничем не отличается от интереса взыскателя — частного субъекта.
• [12] См. подробнее: Гальперин М. Л. Ответственность в гражданском судопроизводстве: актуальные вопросы теории и процессуальной политики. С. 200—202.
• [13] Согласимся с высказыванием А. В. Милькова о том, что ответственность в гражданском праве отличается от ответственности в уголовном праве в той же мере, в какойразличаются задачи, стоящие перед указанными отраслями. Уголовная ответственностьимеет целью наказание, воздействие на преступника, в то время как задачей гражданско-правового института обязательств из причинения вреда является возмещениепотерпевшему причиненного вреда. Милъков А. В. Правовое регулирование защитыгражданских прав и правовых интересов: дис. … докт. юрид. наук. С. 28А—285.
• [14] Юдин А. В. Гражданское процессуальное правонарушение и ответственность.СПб., 2009. С. 313—316.
• [15] См., например: Гражданский процесс: хрестоматия / под ред. М. К. Треушникова.М., 2005. С. 531—538.
• [16] Гражданский процесс: учебник / под ред. А. Ф. Клейнмана. С. 285.
• [17] В одном из советских учебников по гражданскому процессу отмечалось, что"в нашем процессе суд и судебный исполнитель не являются пассивными исполнителями воли взыскателя, оно [исполнительное производство] может быть начато по предложению суда или прокурора". Несмотря на указанное, советское законодательствотого времени, как отмечалось, не только не предусматривало никаких личных ограничений в отношении должника в исполнительном производстве, но вообще не устанавливало мер, способных принудить должника исполнить решение суда о присужденииего к совершению определенных действий. Гражданский процесс: учебник / под ред.А. Ф. Клейнмана. С. 283, 297—298.
• [18] Гальперин М. Л. Исполнительное производство: учебник для бакалавриата и магистратуры. С. 311.
• [19] Судья Конституционного Суда РФ К. В. Арановский нашел не лишенным оснований соображение о том, что при оценке конституционности норм об уголовнойответственности за преднамеренное неисполнение договорных обязательств предпринимателями необходимо иметь в виду, что осуждение предпринимателя к избыточнодлительному лишению свободы может объективно помешать ему возмещать вред потерпевшим. См.: п. 8 Особого мнения судьи К. В. Арановского к Постановлению Конституционного Суда РФ от 11 декабря 2014 г. № 32-П «По делу о проверке конституционностиположений статьи 159.4 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с запросомСалехардского городского суда Ямало-Ненецкого автономного округа».
• [20] Пункт 4 ч. 3 ст. 110 Закона об исполнительном производстве в редакции, дей
• [21] ствовавшей до вступления в силу Федерального закона от 18 июля 2011 г. № 225-
• [22] ФЗ «О внесении изменений в Кодекс Российской Федерации об административных
• [23] правонарушениях» и Федеральный закон «Об исполнительном производстве». До внесения соответствующих изменений наложение штрафа на должника квалифицировалосьзаконом как исполнительное действие, постановление судебного пристава о наложении штрафа выносилось без составления протокола и без возбуждения отдельного дела
• [24] административном правонарушении согласно КоАП РФ.
• [25] Салов А. А. Административно-деликтные правоотношения, возникающие в процессе принудительного исполнения юрисдикционных актов // Законы России: опыт, анализ, практика. 2013. № 5. С. 41—44. Мы ни в коем случае не призываем формальнозакрепить абсолютно все меры юридической ответственности в сфере исполнительногопроизводства и процедуры их применения исключительно в Законе об исполнительномпроизводстве. В таком случае нам пришлось бы продублировать многочисленные нормыКоАП РФ, ГК РФ, СК РФ, иных законов, что не представляется целесообразным.
• [26] Об отграничении ответственности в исполнительном производстве от ответственности за «неуважение к суду» в гражданском судопроизводстве см.: Гальперин М. Л. Ответственность в гражданском судопроизводстве: актуальные вопросы теории и процессуальной политики. С. 198—203.
• [27] Юдин А. В. Гражданское процессуальное правонарушение и ответственность.С. 226—227.
• [28] Исаенкова О. В. Проблемы исполнительного права в гражданской юрисдикции: дис. … докт. юрид. наук. С. 230.
• [29] Даже при привлечении к уголовной ответственности по ст. 157 УК РФ за уклонение от уплаты алиментов суды квалифицируют бездействие должника по неисполнениютребований исполнительных документов в отношении нескольких несовершеннолетнихдетей как одно длящееся преступление. Пункт 2 Обзора апелляционной и кассационнойпрактики по уголовным делам Пермского краевого суда за второе полугодие 2014 г., утвержденного президиумом Пермского краевого суда 13 марта 2015 г. В приведенномрешении суд сделал свой вывод о едином длящемся преступлении на том основании, что осужденная обязана уплачивать алименты на нескольких детей по исполнительнымпроизводствам, возбужденным на основании одного судебного решения и соединеннымв одно сводное исполнительное производство. Предположим, что для уголовной ответственности квалификация тех или иных действий в самом исполнительном производстве не должна иметь значение, так как весь состав правонарушения устанавливаетсязаново уже как уголовного преступления. При применении ст. 17.15 КоАП РФ, напро-Э
• [30] Этив, суды квалифицировали продолжающееся неисполнение должником требованияисполнительного документа как несколько нарушений. См.: Решение Верховного СудаРеспублики Карелия от 5 декабря 2016 г. № 21−481/2016. Такой подход, недопустимыйс точки зрения теории публичной ответственности, полностью соответствует фактической квалификации административных штрафов в исполнительном производстве какмер косвенного принуждения, а не собственно мер ответственности.
• [31] Как отмечалось в одном из обзоров судебной практики по ст. 157 УК РФ, «судьиобоснованно включали в период злостного уклонения от уплаты средств на содержание детей не только время после вынесения предупреждения об уголовной ответственности, но и предшествующий этому период», а «преступление признается начавшимсяс момента, указанного в решении суда о взыскании алиментов…». См.: Обзор судебнойпрактики по применению положений статьи 157 УК РФ о злостном уклонении от уплатыпо решению суда средств на содержание несовершеннолетних нетрудоспособных детей (утв. Президиумом Нижегородского областного суда 17 апреля 2014 г.).
• [32] Заметим, что на определенном этапе развития отечественного права привлечение должника к уголовной, дисциплинарной или гражданско-правовой ответственности являлось единственно возможной мерой принуждения должника (косвенного воздействия) при отказе его от прямого исполнения требования, которое предполагаетсовершение именно должником определенного действия (незаменимое действие).Гражданский процесс: учебник / под ред. А. Ф. Клейнмана. С. 298.
• [33] В связи с указанным позволим себе не вполне согласиться с Д. X. Валеевым, который, с одной стороны, совершенно верно указывает на то, что исполнительное
• [34] производство можно рассматривать как правовое средство решения определенныхобщественно значимых задач и комплексный институт юридической ответственности, во многом определяя деятельность участников исполнительного производства, как разпризван обеспечить преодоление препятствий на пути к их реализации, с другой стороны, — видит специфику ответственности в исполнительном производстве в том, чтоона «стимулирует участников исполнительного производства, а в некоторых случаяхи лиц, не участвующих в исполнительном производстве, надлежащим образом исполнять возложенный на них законом исполнительно-процессуальные обязанности» (курсивмой. — М. Г.). Валеев Д. X. Исполнительное производство: учебник для вузов. С. 191—192, 205. В данном случае влияние механизмов ответственности на процедуру принудительного исполнения не так важно, как реализация ее конечной цели.
• [35] См., например, ст. 2 АПК РФ.
• [36] В качестве иллюстрации обоснованности приведенного тезиса заметим, чтов эпоху существования советского гражданского процесса задачи общего характерапреобладали над задачами по реализации целей правосудия в конкретном гражданскомделе. Статья 2 ГПК РСФСР 1964 г. (в редакции Указа Президиума Верховного СоветаРСФСР от 1 августа 1980 г.) предписывала судам рассматривать и разрешать гражданские дела в целях охраны общественного строя СССР, социалистической системы хозяйства и социалистической собственности, а также способствовать укреплению социалистической законности, предупреждению правонарушений, воспитанию гражданв духе неуклонного исполнения советских законов и уважения правил социалистического общежития. Похожая норма содержалась в Законе о судоустройстве СССР, союзО