Объективное и субъективное в научном познании

На рубеже XIX—XX вв.еков развитие эмпирического естествознания неожиданно для самих ученых привело к выявлению существенного расхождения результатов эмпирических наблюдений с теоретическими ожиданиями, обусловленными принятыми теориями и объяснительными схемами, используемыми в актуальной исследовательской практике. В применении к новым областям природных явлений, в которые вторгалась классическая наука, механическая картина мира оказалась слишком упрощенной и грубой, а ее традиционные методы и приемы — малоэффективными.

Например, такое вновь открытое явление, как радиоактивность, никак не укладывалось в рамки механистической физики, что порождало серьезные теоретические трудности. Треляционное представление об атомах как о мельчайших, далее неделимых элементах вещества никак не помогало объяснить эффект уменьшения их массы при радиоактивном распаде. Получалось, что некоторая часть вещества бесследно исчезает, но это противоречило всем фундаментальным принципам классической науки и ставило под вопрос ее способность «отображать» объекты внешнего мира так, как они существуют «на самом деле». Растерянность ученого мира перед лицом обнаружившихся несоответствий и нестыковок прекрасно выразилась в паническом лозунге того времени: «Материя исчезла! Остались одни уравнения» .

С «исчезновением» материи физика, понимавшаяся как вполне надежная форма описания фундаментальных основ мироустройства, превращалась в науку «ни о чем». Шок, вызванный разочарованием в объективной истинности представлений классической науки, заставил естествоиспытателей предпринять специальные усилия по анализу самих теоретических оснований познавательной деятельности, что, в свою очередь, привело к кардинальной перестройке структурной организации научного познания, которая стала осознаваться как очередная «революция в науке» .

Сначала переход к новым нормам и принципам организации научных исследований выразился в стремлении еще более последовательно и полно устранить из содержания научного знания те его компоненты, которые порождались психологическими особенностями самого чувственного восприятия и рационального рассуждения. Естествоиспытатели все еще не теряли надежды, что им в конце концов удастся свести специфику духовного мира человека к совокупности естественно-природных процессов. Но чем больше усилий затрачивали исследователи для достижения этой цели, тем более явственной делалась ее иллюзорность. Становилось все яснее, что способ описания мироздания в значительной мере определяется особенностями самого человеческого мышления, и провести точную и ясную границу между объективными и субъективными компонентами научного знания никак не удавалось.

Реабилитация субъективности

Обнаружившиеся трудности стимулировали возрастание интереса теоретиков и методологов пауки к уже было совсем забытому кантовскому пониманию познавательного процесса. Лозунг «Назад к Канту!», провозглашенный немецким философом Отто Либманом (1840−1912), по сути, означал радикальный поворот во взглядах на реальность природного мира. Отвергая кантовское допущение «вещи в себе», Либман тем не менее соглашался с его идеей, согласно которой «образ мира» является результатом синтезирующей деятельности человеческого рассудка, а его статус в качестве объективно существующего феномена всегда имеет гипотетический оттенок. Поскольку же деятельность сознания регулируется присущими ему внутренними законами, особенности формируемых им представлений об окружающей реальности определяются именно ими. Это означает, что субъективность человеческого сознания является неустранимым компонентом «картины мира», продуцируемой наукой.

Идеалом классической науки было полное исключение всех субъективных моментов, если не из процесса, то по крайней мере из результата научного исследования. Новое осмысление субъективности как неустранимого компонента научного познания порождает попытки построить близкую к классической по степени строгости и однозначности науку, но уже не на объективных, а на субъективных основаниях. Наиболее значительной из такого рода попыток стала феноменология, предложенная немецким философом Эдмундом Гуссерлем, направленная на обнаружение в человеческой психике инвариантных структур, предопределяющих одинаковость продуцируемых человеческим сознанием познавательных образов. С точки зрения данного подхода, несмотря на то, что образ мира продуцируется каждым отдельным человеком самостоятельно, благодаря универсальности самого механизма продуцирования он по необходимости у всех людей будет одинаковым. В результате создается универсально-всеобщий — интерсубъективный — образ мира, который и рассматривался всей предшествующей традицией в качестве объективной реальности.

Неопозитивизм. Теоретическим направлением, сохранившим верность классическому идеалу исключения из науки всех субъективных моментов, можно считать развивавшийся параллельно с гуссерлевской феноменологией логический позитивизм, или неопозитивизм. Для устранения субъективности из науки позитивисты предлагали сосредоточить внимание не на процессе познавательной деятельности, а на ее конечном продукте — знании, объективированном в логически структурированном тексте, существующем уже относительно самостоятельно, отдельно от субъекта, т. е. в какой-то мере объективно.

Основная проблема, которую ставят перед собой неопозитивисты, состоит в выработке формальных процедур подтверждения — верификации (Рудольф Карнап) или опровержения — фальсификации (Карл Поппер) истинности научных положений (отсюда их огромный интерес к логике). По мысли неопозитивистов, разработка таких процедур в конечном счете должна была привести к созданию однозначного и строгого «языка науки», свободного от метафоричности и двусмысленности обыденного языка. Применение такого языка сделало бы научное знание полностью интерсубъективным, исключив из него всякую субъективность и психологизм.

Интерсубъективность научного познания неопозитивисты видели в первую очередь в строгой логичности, позволяющей прояснить каждый его шаг и полностью реконструировать весь путь формирования и развития любой теории. Такое развитие выступает как чистая логика, не содержащая в себе никаких исторических моментов. Строго говоря, ученый, чтобы достичь истины, должен отрешиться от всех склонностей и пристрастий, т. е. от всех субъективных качеств человека, принадлежащего к определенному кругу и времени. Он должен превратиться в некое внеисторическое существо — своего рода бесстрастную познавательную машину, работающую по возможно более строгой и четкой программе.

Постпозитивизм. Ярко выраженный антиисторизм неопозитивистских концепций стал предметом резкой критики со стороны нового, постпозитивистского направления, развитие которого связано с трудами таких исследователей, как Томас Кун и Пол Фейерабенд (см. § 3.1). Постпозитивисты решаются на пересмотр традиционных основ эмпиризма, и прежде всего решительно отказываются от полного исключения из научного знания всякой субъективности. Чисто объективистский подход, полагают они, требует чрезмерно жесткого следования безличным правилам логических и методологических процедур, но действие в строгом соответствии с некой заранее предписанной процедурой как раз и есть неразумное Операциональное) действие.

Основатель традиции — Томас Кун — предлагает изменить взгляд на историю науки и, отказавшись от поисков в прошлых теориях отдельных фрагментов абсолютной истины, попытаться понять научные концепции прошлого как некие целостности, в которых истины и предрассудки образуют связанные системы. Различие между этими системами заключается не в соотношении истины и заблуждения, а в несоизмеримости самого способа видения мира. Такие системы, Кун называет их парадигмами (от греч. paradeigma — пример, образец), дают ученому некие предварительные общие ориентиры. Парадигма определяет, что является действительно существующим, а что иллюзорным, показывает основные формы явленности сущего познающему сознанию. Благодаря парадигме ученый может заранее предполагать, какие наблюдения и эксперименты осмысленны, а какие — нет.

С точки зрения классической науки парадигма есть чистый предрассудок, от которого следует избавиться сразу же после его обнаружения. Но парадигма вообще не может быть обнаружена наукой, поскольку она составляет ее граничное условие, ведь для того, что не предусмотрено господствующей парадигмой, у нас нет ни имени, ни способа обнаружения, оно для нас все равно, что не существует.

Смена парадигм — Кун называет ее научной революцией — происходит не путем логического или экспериментального опровержения старой и постепенного возведения на освободившемся месте новой парадигмы. Отказ от старой парадигмы всегда основан на чем-то большем, чем простое сопоставление теории с эмпирическим опытом. Более существенную роль здесь играет не отношение «теория — факт», а конкурентная борьба двух (или более) концептуальных конструкций.

Выбор между парадигмами Кун уподобляет выбору между политическими партиями. Во всех случаях речь идет о выборе определенной модели жизни сообщества, а такой выбор не детерминирован, да и не может быть детерминирован какими бы то ни было безличными, совершенно объективными факторами. Спор о парадигмах всегда ведется в ситуации, когда решение опирается больше на ожидаемые перспективы, чем на прошлые достижения. Тот, icto принимает парадигму, не имеет иных оснований, кроме субъективной уверенности в том, что новая парадигма окажется плодотворнее старой. Он всегда рискует, пренебрегая доказательством. Принятие решения такого типа может быть основано только на вере, и не случайно Кун уподобляет переход к новой парадигме религиозной реформации. Какой критерий здесь может быть вернее, чем решение научного сообщества принять именно эту, а не иную парадигм)?

Кун показывает, что мир ученого представляет собой воплощенный в парадигме опыт расы, культуры, профессионального сообщества и т. д. Приверженцы различных парадигм в этом отношении подобны членам различных культурных и языковых сообществ, поэтому для понимания сущности науки необходимо изучение научного сообщества как структурной единицы организации самой познавательной деятельности. И здесь не обойтись без включения в контекст исследования субъективных моментов. Чтобы познать, что такое наука и научное знание, мы должны понять специфические особенности формирования и функционирования групп, которые творят науку и пользуются ее плодами.

Пол Фейерабенд, последователь Куна, демонстрирует еще более радикальный разрыв с классической традицией.

Традиция классической науки исходила из того, что ясное и отчетливое понимание идеи должно предшествовать ее вербальной формулировке и социальному выражению: сначала оформляется мысль, потом слово и только потом действие. Фейерабенд полагает, что в действительности все происходит прямо противоположным образом. Мысль, идея сначала существуют в смутной обобщенной форме без «прорисовки» отдельных деталей, которые проясняются лишь по мере того, как идея начинает использоваться в практике. Иными словами, понимание сути предмета происходит только вместе с его созданием. Это касается как материальных тел, так и идеальных объектов: теорий, норм, правил и т. п.

Осознание утопичности идеи знания как полного совпадения теории с действительностью ведет к переоценке значимости аргументов. Соответствие фактам, которое легко достигается, поскольку методика их отбора определяется самой обосновываемой парадигмой, утрачивает решающее значение, и на передний план выдвигаются такие факторы, как стиль изложения, увлекательность сюжета, простота выражений, т. е. именно те субъективные моменты, которые классическая традиция предлагала отвергнуть. Именно эти факторы вызывают и поддерживает интерес к новой теории, поскольку с точки зрения обычных стандартов доказательности она всегда выглядит слабее своих предшественниц.

Распространение новых идей, говорит Фейерабенд, опирается не на логическую аргументацию, а на иные средства. Чтобы логическая аргументация вообще была услышана, прежде необходимо согласие или хотя бы готовность выслушать ее. А эта готовность достигается вненаучными средствами: воздействием на эмоции, апелляцией ко всякого рода предрассудкам, короче — пропагандой. В этом отношении Фейерабенд не делает никакого различия между политической идеологией и научной теорией: и в том, и в другом случае не логическое обоснование, а пропаганда является самым эффективным средством. Сначала на основе пропаганды формируется группа сторонников новой идеологии. Эта группа, еще до того, как идеология приобретет болееменее определенные формы, начинает применять в своей жизненной практике ее пока еще смутные и неявные положения. В результате появляется новый опыт, вырастающий практически из ничего. И только на основании этого опыта постепенно формируется концептуальный аппарат теории, формулируются ее собственные проблемы, в то время как старьте проблемы, факты и наблюдения выпадают из сферы внимания. Они не опровергаются как ложные, а просто отстраняются и забываются как неинтересные и малосущественные для данного сообщества.

Таким образом, Фейерабенд приходит к заключению, что познание в принципе не может рассматриваться как сугубо индивидуальная деятельность. Подлинным субъектом познания всегда выступает некоторая общность. Субъективность нашего знания коренится не в индивидуальнопсихологических характеристиках каждого отдельного человека, а в том, что объединяет их вокруг решения той или иной жизненной задачи.