Геннокультурная коэволюция. 
Философия науки. 
Междисциплинарные стратегии исследований

Известный американский биолог и этолог Эдвард Уилсон (р. 1929) совместно с канадским биологом Чарльзом Ламсденом (р. 1949) написал две фундаментальных и оказавших значительное влияние монографии: «Гены, умы и культура. Коэволюционный процесс» (1981) и «Прометеевский огонь. Размышления о происхождении ума» (1983), в которых развита теория генно-культурной коэволюции. Эта теория оказала существенное воздействие на развитие эволюционной эпистемологии.

Ламсден и Уилсон критикуют и позицию чисто генетического детерминизма, и позицию чисто культурной передачи элементов культуры (знаний, языка, культурных и научных традиций) и показывают, что имеет место генно-культурная коэволюция.

Позиция генетического детерминизма в абсолютном, гипостазированном, чрезмерно преувеличенном виде выглядит так. Вообразим себе, пишут они, интеллигентный вид эйдилонов (eidylons) (от греческого слова «искусные», skilled ones). Это хорошие эксперты. Эйдилоны — блестящий вид. Но все их мышление и поведение запрограммировано в их мозговых аппаратах, работа которых обусловлена генетически. Это утонченные, изощренно работающие автоматы с железной волей, всецело биологически детерминированные существа.

Путь эйдилонов — это путь чисто генетической передачи культуры. Хотя существуют различные возможности выбора, и индивиды могут их осознавать, но предпочитается только одна определенная возможность. Обучение имеет место, но оно жестко канализировано.

Теперь вообразим себе существ, противоположных эйдилонам. Это ксенидрины (xenidrins = xenidris ancepts — колеблющиеся, нерешительные гости), ум которых есть tabula rasa (black-state-mind). Все культурные возможности одинаково открыты для ксенидринов. Они могут быть научены любому языку, любой песне, любому культурному коду, образцу поведения, этническому ритуалу или этическому правилу с равной легкостью. Их гены направляют построение их тела и мозга, но не поведения. Их ум — продукт случившегося в их жизни, в том месте и в ту культурную эпоху, где и когда они живут. Это «блестящий сплавной материал», максимально пластичный и открытый к восприятию и обучению любым образцам мышления и поведения.

Путь ксенидринов — это чисто культурная передача. Существуют множественные возможности для выбора, и все они равно привлекательны и легко передаются. Акты выбора, производимые индивидами, всецело зависят от культуры, а не от биологических предрасположенностей, которые у них существуют.

Путь человека не является ни тем, ни другим. Его путь — геннокультурная передача. Хотя предоставлено и изучено огромное количество возможностей, человек отдаст предпочтение определенным актам поведения, им будет осуществлен выбор определенных кулыпурогенов (так Ламсден и Уилсон назвали единицы культуры, по аналогии с генами — единицами биологической наследственности).

Культура пропускается через фильтр индивидуальных предрасположенностей, эпигенетических правил. Эпигенетические правила — это регулярности в процессе взаимодействия между генами и культурной средой, которые канализируют развитие анатомических, физиологических, когнитивных и поведенческих черт в определенном направлении. У эпигенетических правил генетическая база, на которую воздействует культура.

С одной стороны, гены влияют на культуру, ибо есть предрасположенность к восприятию лишь определенных единиц культуры, культурогенов. А с другой — культура влияет на гены. Она изменяет генетическую основу довольно быстро: один аллель, т. е. один тип гена, особая последовательность нуклеотидов, занимающая определенное место в хромосомном наборе человека, заменяется за 20 поколений или примерно за 1000 лет. Стало быть, не только в культурном, но и в биологическом плане человек находится в становлении. Биологическая эволюция человека как homo sapiens продолжается, но теперь она протекает под воздействием культуры, сращивается с ней и становится геннокультурной коэволюцией.

Небольшое различие на индивидуальном уровне в предпочтении к определенным культурогенам может разрастись, особенно в периоды неустойчивостей, социальных кризисов и культурных перестроек, в новые культурные и социальные образцы поведения, которые обратно воздействуют на биологическую природу человека. Здесь имеет место круговая, или циклическая, причинность. Человек — не раб генов, но и не раб культуры. «Культурный детерминизм является для человека не меньшей смирительной рубашкой, чем генетический детерминизм» (Ламсден, Уилсон).