Привлечение в качестве обвиняемого, предъявление обвинения и допрос обвиняемого: проблемы теории и практики

А. В. Гриненко

В настоящее время не вызывает сомнения тот факт, что привлечение в качестве обвиняемого является основным этапом досудебного производства по уголовному делу. Соответствующее решение должно быть взвешенным и основываться на конкретных доказательствах, содержащихся в материалах уголовного дела.

Несмотря на то что нормы, регламентирующие соответствующие правоотношения, весьма компактны и апробированы практикой, до настоящего времени не разрешен ряд весьма существенных проблем, создающих препоны на пути единообразного понимания и применения закона.

Прежде всего, нет ясности в самом определении понятия «привлечение в качестве обвиняемого». С одной стороны, по логике вещей привлечение в качестве обвиняемого — это единая неразрывная деятельность, в результате которой появляется новая процессуальная фигура — обвиняемый. Однако в УПК понятия обвиняемого и лица, в отношении которого состоялось решение о признании его таковым, несмотря на внешнюю парадоксальность данного утверждения, существенно отличаются.

Обвиняемый как один из центральных участников уголовного судопроизводства является носителем соответствующего процессуального статуса, т. е. прав и обязанностей. Вместе с тем в соответствии с ч. I ст. 47 УПК обвиняемым является лицо, в отношении которого вынесено постановление о привлечении его в качестве обвиняемого или вынесен обвинительный акт, т. е. наличие улица статуса обвиняемого не связано с фактом разъяснения ему прав и обязанностей в ходе предварительного расследования. Таким образом, лицо, в отношении которого процессуально оформлено одно из вышеуказанных решений, становится обвиняемым с позиции органов и должностных лиц уголовного судопроизводства и одновременно фактически не может пользоваться имеющимися у него правами, поскольку с таковыми он не был ознакомлен.

В большинстве случаев это оправдывалось (и оправдывается) возможностью розыска данного лица и избрания в отношении него меры пресечения. Вместе с тем большинство процедур, в ходе которых будут реализованы вышеуказанные возможности, вполне могут быть «отягощены» обязанностью должностных лиц разъяснять лицу его права непосредственно в том месте и в тот момент, где и когда это лицо было фактически задержано. Это, на наш взгляд, позволит более полно обеспечить права лица, в отношении которого было принято решение о его привлечении в качестве обвиняемого.

Следующая проблема заключается в том, что до настоящего времени ни в законодательстве, ни на практике не разрешена проблема относительно того, как соотносятся между собой понятия «привлечение в качестве обвиняемого» и «привлечение к уголовной ответственности» .

Многие авторы считают, что привлечение к уголовной ответственности осуществляется с момента вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого, а окончательно подтверждается приговором суда. Другая группа процессуалистов отстаивает убеждение о возможности привлечения к уголовной ответственности только при вынесении и вступлении в законную силу обвинительного приговора суда.

При изучении данной проблемы становится очевидным, что в терминах «привлечение к уголовной ответственности» и «привлечение в качестве обвиняемого» ключевыми словами являются «ответственность» и «привлечение». В этой связи нельзя признать верной точку зрения, согласно которой слово «привлечение» отождествляется с термином «привлечение к ответственности», а тем более «к уголовной ответственности «.

На наш взгляд, не прав Ф. Н. Фаткуллин, который, рассматривая термин «ответственность» именно в этом плане, пишет, что «…за совершение преступного деяния лицо начинает нести уголовную ответственность со стадии предварительного расследования». И. М. Гальперин в еще более категоричной форме утверждает, что при привлечении в качестве обвиняемого лицо «…привлекается к ответу за свои преступные действия, т. е. к уголовной ответственности» .

Представляется, что данные суждения возникают прежде всего ввиду недостаточно четкого разграничения между процессами реализации норм уголовного и уголовно-процессуального права. Понятие «привлечение к уголовной ответственности», на наш взгляд, относится к сфере реализации норм уголовного материального права, и, значит, непосредственная связь между привлечением к уголовной ответственности и производством предварительного следствия отсутствует.

Также заметим, что реализация норм уголовного права, в отличие от процессуальных норм, носит достаточно статичный характер, и ответственность по уголовному законодательству наступает только после вынесения судом обвинительного приговора и вступления его в законную силу. Привлечение же лица в качестве обвиняемого представляет собой решение, связанное с наделением подозреваемого новым процессуальным статусом, и не может совпадать с моментом признания лица виновным. Таким образом, мнение о привлечении лица к уголовной ответственности с момента вынесения постановления о привлечении его в качестве обвиняемого противоречит требованиям принципа презумпции невиновности, так как при этом стирается грань между понятиями «обвиняемый» и «виновный» .

Весьма важным аспектом выдвинутого обвинения является его законность, обоснованность и мотивированность (ч. 4 ст. 7 УПК). Как и любое другое решение, привлечение в качестве обвиняемого должно быть основано на конкретных доказательствах, полученных в установленном законом порядке и закрепленных в материалах уголовного дела. Достаточность доказательств для принятия решения о привлечении в качестве обвиняемого — оценочная категория. Более того, законодатель, прямо указав на это в ч. 1 ст. 171 УПК, по сути, отдал приоритет в определении достаточности самому следователю.

В этой связи представляется весьма непродуктивной дискуссия о том, какие обстоятельства из числа указанных в ст. 73 УПК должны быть установлены и какими доказательствами они в обязательном порядке должны быть подтверждены. По нашему мнению, такой вопрос может быть разрешен лишь в ретроспективном плане и только при вынесении итогового решения по конкретному уголовному делу.

На момент привлечения лица в качестве обвиняемого именно следователь решает, что собранных доказательств достаточно для вынесения соответствующего процессуального документа. Если по конкретному уголовному делу впоследствии был вынесен обвинительный приговор, в полной мере подтвердивший выводы следователя, то этим одновременно устанавливается и законность, и обоснованность постановления о привлечении в качестве обвиняемого. Если же этого не произошло, то последствия незаконного и необоснованного привлечения в качестве обвиняемого будут устраняться в рамках реабилитации лица (гл. 18 УПК).

Однако это не означает, что следователь вправе принимать указанное решение, исходя исключительно из интересов стороны обвинения, например, для последующего избрания в отношении лица меры пресечения. Тем более постановление не должно составляться формально, без учета реально установленных обстоятельств и имеющихся доказательств.

До настоящего времени в уголовно-процессуальной науке существует полемика относительно того, каким — достоверным или вероятным — должно быть суждение следователя относительно обоснованности постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого.

Изучая данную проблему, многие научные работники пришли к выводу, что для предъявления обвинения достаточно, чтобы собранные доказательства обосновывали лишь предположение следователя о виновности привлекаемого лица. Более того, в одной из своих работ Я. О. Мотовиловкер предлагает рассматривать обвиняемого как «вероятно виновного» .

В. Н. Шпилев, М. П. Давыдов, наоборот, отстаивают позицию о возможности привлечения лица в качестве обвиняемого только в тех случаях, когда его вина расследованием установлена достоверно.

Несомненно, оба подхода к решению вопроса заслуживают внимания. Однако, на наш взгляд, более полно можно описать процесс достоверного обоснования решения о привлечении лица в качестве обвиняемого, если учитывать динамический характер данного акта.

Так, доказательства, позволяющие привлечь лицо в качестве обвиняемого, могут быть признаны достаточными при условии обеспечения ими однозначного вывода следователя о возможности принятия им верного решения. В случае возникновения сомнений в достаточности доказательств все выводы должны толковаться в пользу гражданина, что позволит избежать случаев безосновательного обвинения.

Однако постановление о привлечении лица в качестве обвиняемого относится к сфере реализации норм права, поэтому вопрос о достоверном либо предположительном установлении виновности определяется в каждом конкретном уголовном деле лишь после вступления в законную силу приговора суда, признавшего лицо виновным. И только с этого момента можно с уверенностью говорить, что при привлечении лица в качестве обвиняемого его виновность была установлена достоверно, а при вынесении судом и вступлении в законную силу оправдательного приговора — что в основе постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого лежали данные, которые впоследствии не нашли своего подтверждения.

При этом соотношение количества вынесенных и вступивших в законную силу обвинительных приговоров к общему количеству уголовных дел, направленных в суд с обвинительным заключением, выражает качество уголовного процесса на досудебных стадиях. Именно в этом смысле В. З. Лукашевич верно определяет, что в случае принятия решения о привлечении лица в качестве обвиняемого следователь должен быть убежден в его виновности и отразить это в постановлении. Однако, даже будучи представителем государства, следователь в данном случае выражает свою собственную уверенность, признать же лицо от имени государства может лишь суд во вступившем в законную силу приговоре.

Вместе с тем не секрет, что иногда следователь привлекает лицо в качестве обвиняемого, полагая, что входе дальнейшего допроса лицо предоставит дополнительные сведения, изобличающие его в совершении преступления. Данный способ получения доказательств следует признать противоречащим закону, поскольку недопустимо признавать лицо обвиняемым без достаточной доказательственной базы, лишь для того, чтобы тем самым создать «благоприятные» условия для получения дополнительной информации одеянии.

Основное значение процедуры предъявления лицу обвинения состоит в том, что обвиняемый своевременно знакомится с содержанием выдвинутого в отношении него обвинительного тезиса, а также с имеющимися > него нравами и обязанностями.

Что касается порядка предъявления, то он является достаточно «устоявшимся» и ни в теории, ни на практике особых проблем не вызывает. Вместе с тем можно обратить внимание на несколько проблемных аспектов ввиду неоднозначного правового закрепления положений ст. 172 УПК.

Во-первых, не вполне четко прописана обязанность следователя по разъяснению обвинения. В ч. 5 ст. 172 УПК указано лишь то, что следователь «объявляет постановление» и «разъясняет обвиняемому существо предъявленного обвинения, а также его права». Вместе с тем и зачитывание текста постановления, и изложение его существа вовсе не исключает того, что для обвиняемого останутся непонятыми многие, зачастую ключевые, положения обвинительного тезиса. В данном случае представляется необходимым на методическом, а желательно — и на законодательном уровнях подчеркнуть, что следователь обязан разъяснять содержание обвинения в ясных, понятных выражениях, в том числе растолковывать все непонятные для обвиняемого юридические термины и формулировки.

Во-вторых, в соответствии с частью 6 ст. 172 УПК в случае неявки обвиняемого или его защитника в назначенный следователем срок, а также в случае, когда место нахождения обвиняемого не установлено, обвинение предъявляется в день фактической явки или в день его привода при условии обеспечения следователем участия защитника. Представляется, что в данной норме имеет место законодательная неопределенность, налагающая на следователя излишние обязанности. В ч. 2 ст. 50 УПК указано, что участие защитника обеспечивается «по просьбе подозреваемого, обвиняемого», естественно, за исключением случаев обязательного участия защитника. Поэтому более корректным было бы в исследуемой ч. 6 ст. 172 УПК указать, что следователь обеспечивает участие защитника в порядке, предусмотренном ст. 50 и 51 УПК.

В-третьих, недостаточно четко урегулирован порядок получения от обвиняемого подписи в том, что он ознакомлен с постановлением и ему разъяснены новые права. В период действия УПК РСФСР обвиняемый делал это дважды — в конце собственно постановления (удостоверяя, что оно ему объявлено), а затем — в конце перечня прав (подтверждая, что с их содержанием он ознакомлен). В настоящее же время обвиняемый делает это единожды — в конце всего документа. Это создает некоторые сложности в установлении психологического контакта между следователем и обвиняемым, так как последний в ряде случаев считает, что, подписывая постановление, он одновременно соглашается и с предъявленным обвинением. Конечно, следователь должен разъяснять обвиняемому, что это нс соответствует действительности, однако это все равно создает дополнительную напряженность в отношениях между ними. Кроме того, если обвиняемый отказывается подписать постановление, то тем самым он не ставит подпись и в том, что права ему разъяснены и понятны, а это позволяет впоследствии усомниться в том, происходило ли разъяснение прав в действительности.

Изданной проблемной ситуации возможны два выхода. Первый, менее кардинальный, — возвратиться к порядку, существовавшему в УПК РСФСР, и установить процедуру получения от обвиняемого двух подписей — об ознакомлении с содержанием постановления и о разъяснении ему процессуальных прав. И второй выход — оформлять факт ознакомления с постановлением о привлечении в качестве обвиняемого и с имеющимися улица правами отдельным документом, по примеру того, как это в настоящее время происходит при вручении лицу уведомления о подозрении в совершении преступления (ч. 1 ст. 223.1 УПК).

Допрос обвиняемого, хотя сам по себе и не входит в процедуру привлечения в качестве обвиняемого и предъявления обвинения, имеет настолько тесную и временную, и сущностную связь, что в большинстве случаев рассматривается в совокупности с указанными выше процессуальными действиями. Соответственно и проблемы нормативного регулирования данного следственного действия неразрывно связаны с появлением улица статуса обвиняемого.

В ч. 1 ст. 173 УПК закреплено правило, согласно которому следователь допрашивает обвиняемого немедленно после предъявления ему обвинения. В науке данная процедура зачастую трактуется в пользу обвиняемого, поскольку он якобы получает возможность немедленно представить доводы, свидетельствующие в его пользу. Вместе с тем заметим, что это правило было без изменений перенесено из ч. 1 ст. 150 УПК РСФСР 1960 г. и, значит, в него после принятия в 1993 г. Конституции и ратификации в 1998 г. Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г. не было привнесено ничего нового. По нашему мнению, указанное правило прямо противоречит пункту «Ь» ч. 3 ст. 6 Конвенции, в котором закреплено право каждого человека, обвиняемого в совершении преступления, располагать достаточным временем и возможностями для подготовки своей защиты. Тот факт, что лицо вправе отказаться от показаний, также не означает, что зафиксированное в Конвенции право будет реализовано им в полной мере. В случае если по уголовному делу возникает ситуация, когда обвиняемый желает давать показания, но не сразу, а через некоторый промежуток времени, лицу предоставляется не закрепленные на международном уровне возможности, а альтернатива, в любом случае нарушающая его права. Или обвиняемый отказывается отдачи показаний и вовсе не имеет возможности отстаивать свою позицию по уголовному делу, или же он вынужден давать показания практически сразу же после ознакомления с содержанием выдвинутого обвинения, не подготовившись.

Далее, в отечественной науке существует концепция конфликтных ситуаций, в соответствии с которой при производстве по уголовному делу следователь должен применять тот либо иной арсенал тактических приемов в зависимости от поведения обвиняемого и, в особенности, от отношения его к предъявленному обвинению. Не умаляя значения данных разработок, заметим, что, на наш взгляд, в ряде случаев они вес же явно относятся к оценке поведения обвиняемого. Например, факт непризнания обвиняемым своей вины, отраженный в протоколе допроса, расценивается как несомненный конфликт, после чего следователь должен приступить к «изобличению преступника» .

Прежде всего, следует разобраться, заслуживает ли информация о том, считает ли обвиняемый себя виновным, столь больших усилий со стороны следователя. В научной литературе однозначного ответа нет. В. З. Лукашевич настаивает на доказательственном значении отношения обвиняемого к предъявленному обвинению, приводя в обоснование своей позиции тот аргумент, что отрицание обвиняемым своей вины «настораживает следователя и вынуждает продолжать расследование». Другие авторы, напротив, не считают, что сам факт признания лицом своей вины имеет доказательственную силу. Представляется, что при определении действительного значения данного признания следует иметь в виду, что вина представляет собой уголовно-правовую категорию, определяющую внутреннее отношение лица к совершенному им деянию. В континентальной системе права установить вину достаточно сложно, это подразумевает знание и остальных элементов состава конкретного преступления. Поэтому ответ обвиняемого о признании себя виновным в лучшем случае можно оценивать лишь как его внутреннее эмоциональное отношение к предъявленному обвинению. Однако такое признание ни коей мере не свидетельствует об окончательном и полном установлении вины в качестве одного из элементов состава преступления.

Если расценивать ответ обвиняемого в качестве его отношения к предъявленному обвинению, все равно доказательственное значение такого ответа стремится к нулю. Например, человек, обвиняющийся в совершении убийства, на вопрос следователя отвечает, что он признает себя виновным, однако ничего не помнит, так как был пьян. В этом случае доказательственное значение имеют только сообщенные обвиняемым сведения о наличии у него алкогольного опьянения, о количестве выпитого спиртного, времени, прошедшего с момента употребления алкоголя, и т. п. Если этот же человек, утверждая, что он находился в состоянии алкогольного опьянения и ни о чем из случившегося не помнит, виновным себя не признает, то опять-таки этот ответ, не будучи подтвержденным конкретными доказательствами, никакого доказательственного значения для уголовного дела не имеет.

При производстве по уголовному делу могут возникнуть еще более неоднозначные ситуации, когда человек на вопрос о том, признает ли он себя виновным, отвечает утвердительно, однако из последующих его показаний ясно видно, что он себя виновным не признает и таковым в действительности не является, и наоборот, когда человек формально виновным себя не признает, однако дает изобличающие себя показания.

Приведем примеры из практики. 16-летний Н. на вопрос о том, признает ли он себя виновным в изнасиловании 11-летней А., ответил утвердительно. Как и в ходе ранее состоявшихся допросов, он подробно рассказал о том, как со своим другом и А. пошел на берег реки, разжег костер и через некоторое время предложил А. прогуляться. В кустарнике он, воспользовавшись отсутствием людей, по его словам, «насиловал» свою знакомую. Присутствовавший при допросах защитник не заявлял каких-либо ходатайств и был полностью согласен с квалификацией деяния. Лишь заинтересовавшись искажением слова «изнасилование», следователь задал вопрос, что обвиняемый вкладывает в это понятие. Как выяснилось, Н. не понимал юридического значения этого термина и считал, что так называется любой половой акт. Такое же значение придавала этому слову и потерпевшая А. Будучи дополнительно допрошенной, она показала, что действительно произошло «изнасилование», однако А. согласилась па это добровольно, поскольку и ранее вступала с Н. в половые контакты.

В другом случае С. был задержан с находившимися при нем головками зеленого мака, одноразовыми шприцами и приспособлениями для изготовления наркотического средства в домашних условиях. В начале допроса в качестве обвиняемого С. виновным себя не признал. Вместе с тем в ходе допроса он подробно рассказал, каким образом изготавливает наркотическое средство, и пояснил, что делает себе внутривенные инъекции, поскольку страдает язвенной болезнью и стремится уменьшить боль.

Таким образом, ни в первой, ни во второй ситуации признание или непризнание обвиняемыми своей вины, если эти утверждения шли вразрез с их собственными показаниями, следователем правильно не были приняты во внимание. Поэтому следует признать, что сам по себе факт признания или непризнания обвиняемым своей вины доказательственного значения не имеет. При этом, как верно писал И. Л. Петрухин, необходимо, чтобы независимо от поведения обвиняемого были собраны доказательства, достаточные для вывода о виновности. Кроме того, в действительности конфликтная ситуация зачастую возникает именно из-за «прямолинейности» поставленного вопроса. В данном случае обвиняемый фактически будет подводить итог своему объяснению по предъявленному обвинению, еще и не начав давать показания. Обвиняемый вначале должен получить возможность воспользоваться всеми правами, предоставленными ему законом, и лишь затем в ходе допроса следователю было бы удобнее при выяснении различных обстоятельств, исходя из тактических соображений, в ряду других задать и вопрос о мнении обвиняемого относительно инкриминируемого ему деяния.

Для следователей, кроме вышеназванной причины, такая прямолинейность не вполне оправдана и потому, что обвиняемый, даже внутренне осознавая свою виновность, может отказаться в начале допроса письменно удостоверить данный факт. Примечательно, что в ранее действовавшем УПК РСФСР 1923 г. подобная норма отсутствовала, а следователь задавал вопрос о виновности именно в ходе допроса. Некоторые следователи и сейчас интуитивно стараются сглаживать конфликт и задают вопрос об отношении лица к совершенному им деянию не в начале допроса, а далее в ходе этого следственного действия. В рамках действующего законодательства это является процессуальным нарушением, однако, будучи введенным в УПК, данное правило позволило бы в значительной степени снизить конфликтность допроса.

Однако и проводя допрос по действующим ныне нормам, следователь вправе разъяснять обвиняемому о значении самого факта признания им своей вины, в случае непризнания вины подробно выяснять мотивы лица, предлагать обвиняемому привести доводы в свою защиту, в ходе допроса возвращаться к вопросу о том, совершило ли лицо преступление при тех обстоятельствах, которые изложены в постановлении, и т. п. Лишь такое построение допроса позволит значительно сократить конфликтные ситуации, возникающие во многих случаях ввиду неоднозначного понимания закона следователем и обвиняемым.

Не вполне соответствует положениям общей теории права и науки уголовного процесса положение, закрепленное в ч. 4 ст. 173 УПК, согласно которому повторный допрос обвиняемого по тому же обвинению в случае его отказа отдачи показаний на первом допросе может проводиться только по просьбе самого обвиняемого. В данном случае нарушается общий подход к правоотношениям, возникающим между следователем и обвиняемым, когда правам одного участника соответствует обязанность другого участника, и наоборот. У следователя имеется право самостоятельно направлять ход расследования, принимать решение о производстве следственных и иных процессуальных действий, за исключением случаев, когда в соответствии с УПК требуется получение судебного решения или согласия руководителя следственного органа (п. 3 ч. 2 ст. 38 УПК). Этому праву должна соответствовать обязанность обвиняемого явиться на допрос. С другой стороны, у обвиняемого есть право отказаться отдачи показаний, и следователь обязан ему это право разъяснить и обеспечить его реализацию. Но то, что обвиняемый, по сути, не позволяет следователю воспользоваться имеющимся у него правом, существенным образом ограничивает его процессуальные возможности.

Таким образом, разрешение проблемных вопросов, связанных с привлечением в качестве обвиняемого, предъявлением обвинения и допросом обвиняемого, позволит существенно повысить эффективность досудебного производства по уголовным делам.