Ризома. 
История культурологии

В совместно написанной Ж. Делёзом и Ф. Гваттари книге «Ризома» (1976) (впоследствии в переработанном виде была включена в качестве введения ко второму тому книги «Капитализм и шизофрения» — «Тысяча плато») представлена модель современной культуры, которая дает возможность оценить те изменения, которые произошли со времен существования культуры классической. Издавна дерево было образом мира, а корень — образ древа-мира. Свою концепцию авторы строят па примере различного устройства книги, предлагая ее в качестве модели, иллюстрирующей тип ее сборки. Первый тип книги — книга-корень. Это классическая книга, имеющая стержень, ствол, крону. Бинарная логика — это духовная реальность дерева-корня. Второй тин книги представляет собой систему-корешок, где главный корень почти до конца уничтожен; к нему прививается и обретает чрезвычайное развитие множество вторичных корней. Такую систему они называют ризома. В противоположность любым видам корневой организации ризома интерпретируется не в качестве линейного стержня или корпя, но в качестве радикально отличного от корней клубня как потенциальной бесконечности. «Ризома как подземный отросток (tige) абсолютно отлична от корней и корешков. Луковицы, клубни — это ризомы»; «ризома обладает крайне разнообразными формами, начиная с внешней протяженности, разветвленной во всех направлениях, кончая конкретизацией в луковицах и клубнях». В животном мире муравьи образуют ризому; крысы кишат, наползая друг на друга. Принципиальное отличие ризомы заключается в том, что она может развиваться куда угодно и принимать любые конфигурации, ибо ризома абсолютно нелинейна, и, по заключению авторов, мир потерял свой стержень.

В отличие от ризоморфной культуры, логика древовидной культуры — это логика жестких векторно ориентированных структур. Воплощением древесного художественного мира служит классическая книга. Этот тип книги отлично организован, закон для такого рода книги — закон отражения. Древовидная парадигма образует основу политической власти. Ее традиционные ориентиры — логос, идея, понятие, разум, субъект — представляют аппарат власти и мышления. В рамках древовидной парадигмы Ж. Делёз и Ф. Гваттари интерпретируют психоанализ: «Для примера еще раз обратимся к психоанализу: не только в своей теории, но и в практике исчисления и лечения он подчиняет бессознательное древовидным структурам, иерархическим графам, повторным воспоминаниям, центрированным органам». Для древесного типа культуры нет будущего, он изживает себя, как полагают Ж. Делёз и Ф. Гваттари.

Нынешняя культура — это система-корешок, или мочковатый корень. Здесь главный корень недоразвит или разрушен почти до основания: на нем-то и пробует привиться множественность и кое-какие вторичные корни, которые быстро развиваются. Ризома моделируется в качестве неравновесной целостности (во многом аналогичной неравновесным средам, изучаемым синергетикой), не характеризующейся наличием организационных порядков и отличающейся непрерывной творческой подвижностью. Источником трансформации выступает не вторжение инородных элементов, а имманентная нестабильность, обусловленная ее энергетическим потенциалом варьирования. Если структуре соответствует образ мира как Космоса (гармонии, упорядоченности), то ризоме — как хаосмоса. Если структура понимается как калька, то ризома сопоставляется с картой, которую можно и нужно читать, ибо речь идет о модели, которая продолжает формироваться. У карты много выходов, в отличие от кальки, которая всегда возвращается к тому же самому. Ризома, в принципе, плюральна, причем процессуально плюральна; она не подчиняется никакой структурной или порождающей модели; она имеет всегда несколько выходов; ризома не начинается и не завершается, т. е. она принципиально не артикулируема с точки зрения ни своего происхождения, пи возможностей введения критериев для оценки ее нроцессуальности в качестве прогресса или регресса. В этом отношении номадологическая концепция ризомы задает новое понимание детерминизма, свободное от идеи внешнего причиняющего воздействия.

Номады (кочевники) выступают историческим прототипом и образом парадигмы корневища (ризомы). Кочевники в этом понимании не имеют ни прошлого, ни будущего, они только появляются и всегда становятся, имея не историю, но широкую географию. Кочевника можно в полном смысле слова назвать детерриторизованным именно потому, что детерриторизация осуществляется не после, как у мигранта, и не посредством, как у оседлого жителя, — связь кочевника с землей создаст именно детерриторизация. Номадизм защищает то социальное устройство, которое позволит самой мысли стать кочевником. Здесь речь идет о том, возможна ли какая-нибудь политика, при которой будет реализовано мышление кочевника.

Ризома как организационная модель находит свою конкретизацию в постмодернистском художественном творчестве, в рамках которого идеал оригинального авторского произведения сменяется идеалом конструкции как стереофонического потока явных и скрытых цитат, каждая из которых отсылает к различным и разнообразным сферам культурных смыслов. Это второй образ книги, п именно за ним будущее. Книга-ризома будет реализовывать принципиально иной тип связей: все ее точки будут связаны между собой, но связи эти не структурированы, множественны, запутаны, они то и дело неожиданно прерываются. Это множественное нужно еще создать, но не добавляя к нему внешние качества, а, напротив, всего лишь на уровне тех качеств, которыми оно уже распознает. Вместе с рождением нового типа творчества и возникнет соответственно новый тип чтения.

Об этом типе нелинейных связей, предполагающем иной способ чтения и иной тип организации художественного текста, позже неоднократно писал У. Эко, сравнивая его с энциклопедией, в которой отсутствует линеарность повествования и которую можно читать с любого необходимого места. Именно так создаются гипертексты в компьютерных сетях, когда каждый из пользователей произвольно вписывает свою версию, отсылая ее для дальнейшего наращивания другими пользователями. В отличие от традиционных суждений об искусстве, современная книга — не образ мира; она образует с миром ризому, происходит непараллельная эволюция книги и мира, книга обеспечивает детерриторизацию мира, а мир способствует территоризации книги.

Сравнивая две модели, Ж. Делёз и Ф. Гваттари сопоставляют их с восточными и западными культурами. Дерево подчинило себе весь западный мир и западное мышление от ботаники до биологии, анатомию, гносеологию, теологию, онтологию, всю философию. Восток — абсолютно иной тип: это культура клубней, которая развивается отдельно от индивида. Разумеется, авторы не сводят весь Восток к ризоме, но государства осуществляют здесь свою деятельность не, но древовидной схеме, и деспот в них подобен потоку, а не источнику. В этом контексте Америка представляется авторам посредником, ибо действует одновременно благодаря истреблениям, внутренним ликвидациям (не только индейцев, но и фермеров и т. д.) и с помощью внешнего последовательного быстрого роста иммиграции. Америка не свободна от древесного господства и поиска корней, тем не менее, все то важное, что происходило или происходит, продолжается благодаря американской ризоме — битники, андеграунд, подземка, банды и шайки. Америка, по их мнению, смешала все направления. Как видно, концепция ризомы применима для анализа наличного состояния культуры и отдельных ее составляющих.

Согласно концепции Ж. Делёза и Ф. Гваттари, ризома — не застывшее явление, она продолжает формироваться и углубляться, находясь в процессе становления. В противоположность дереву, ризома — не объект воспроизводства, а антигенеалогия, кратковременная память или антипамять. «Ризома не начинается и не закапчивается, она всегда посреди, между вещей, меж-бытие, интермеццо» . Ризома действует благодаря вариации, экспансии, завоеванию, захвату, уколу. Существенный момент процессуальности ризомы — это принципиальная непредсказуемость ее будущих состояний.