З. Лингвострановедческие особенности языка посредничества

Разворачивающиеся на глобальном пространстве политические процессы могут быть охарактеризованы с помощью анализа самого широкого круга параметров не только мирового политического развития, но также социально-экономического и духовного. Об изменениях четко сигнализируют новейшие лингвистические трансформации. Меняется и лингвистическая карта мира вследствие исчезновения многих языков малых народов. Наблюдается лингвополитическая экспансия английского языка. Среди многочисленных реформ, проводимых политиками разных стран, одной из наиболее разрушительных становится орфографическая реформа. Эти изменения можно рассматривать как свидетельство своеобразной лингвистической глобальной трансформации. Составляющие ее суть перемены, одной стороны, открывают новые каналы для межцивилизационного общения, а, с другой — обрекают отдельные народы на утрату духовной самобытности и углубляют противоречия между представителями различных поколений даже внутри развитых стран. Последние наблюдаются из-за того, что языковые нормы общения молодого поколения все более резко отличаются от лингвистического багажа людей старшего поколения.

Глобализация ведет к тому, что комплексы образов геокультуры, свойственные различным регионам мира, хотя и постепенно, но неуклонно уходят из повседневного духовного общения, теряют связи с реалиями и достаточно быстро мифологизируются. На их же место заступают новые образы, носящие универсальный характер и отражающие новые планетарные процессы. Эти образы находят свое выражение в языке, доступном большинству населения Земли. Еще в недалеком прошлом такие понятия были единичными, вроде понятий «робот» или «спутник». Они, как правило, отражали развитие технического прогресса и имели единое содержание независимо от политической или идеологической ситуации. В то время как понятия «большая игра», «холодная война», «железный занавес» оказывались насыщенными парадигматикой идеологического противоборства. Теперь новая глобальная терминология связывается не только с развитием информационных технологий, но и с терминологией глобальной культуры, являющейся отражением сложного пересечения локальных и глобальных духовных процессов, к тому же имеющей тенденцию к увеличению невербальных средств выражения.

Нелинейность развития мира, свойства хаотической динамики, ведущие к образованию иррегулярных систем, в том числе проявляющихся в современных международных отношениях, могут быть обнаружены в языковом пространстве. «Весь физический мир, конечно, есть Слово. Без такого Слова нет у нас и никакого другого Слова»^[1], — считал Алексей Федорович Лосев. Учитывая, что иррегулярная система, даже, выделившись из хаоса, оказывается ничуть не проще, чем породившее эту систему целое, ее интерпретация с использованием лингвистических возможностей неизбежно встречается с многочисленными сложностями.

Новый мировой порядок оборачивается мировым беспорядком, а вместо впечатляющего многоголосия слышится какофония. Но и в ней мы стремимся разобрать каждый голос, каждый язык, который в свою очередь, являет столь же сложную систему, развивающуюся и самостоятельно, и, повторяя некоторые общие модели. Анализ этих систем позволяет рассматривать параметры их развития как некие индикаторы состояния других процессов, в том числе процессов политических вне зависимости от того, идет ли речь о политике внутренней или мировой, региональной или глобальной.

Вместе с тем у лингвополитического анализа имеются свои ограничения, как объективного, так и субъективного характера. Они вызваны тем, что этническая и языковая карты мира имеют разные контуры: общее количество языков и диалектов около 30 тыс., а народов на земле приблизительно в 30 раз меньше^[2], а также определяются устойчивой уже на протяжении двух веков тенденцией политизации этнических чувств. Известно, что этническая функция языка не относится к числу обязательных, а определяется отношением людей к языку, традициями культуры и национально-языковой политикой.

Есть немало примеров, когда один народ имеет несколько языков: швейцарцы — немецкий, французский, итальянский, ретороманский; ирландцы — английский, ирландский; мордовцы — мокшанский, эрзянский. Имеются примеры использования несколькими народами одного язык как родного: немецкий язык родной для немцев и австрийцев; португальский — португальцев, бразильцев, народов пяти африканских стран и т. д. Уинстон Черчилль в конце своей жизни он подготовил шеститомный труд «История народов, говорящих на английском языке» (A History of the English-Speaking Peoples, 1956—1958).

Принято считать, что основополагающим признаком этноса выступает этническое самосознание, его же ярчайшим проявлением становится этноним. И уже здесь начинают обнаруживаться проблемы различного плана. Во-первых, политико-интеграционного характера: политическое государство в своем названии дистанцируется от этнонима (США, Королевство Югославия с 1929 г., СССР, ЮАР). Во-вторых, исторического происхождения: история этноса не совпадает с названным по его имени государственным образованием. Такие примеры были в прошлом (Великое княжество Литовское населяли аукшайты и жемайты). Существуют они и в настоящем: 181-м членом ООН в 1993 г. стало государство с временным названием — Бывшая югославская республика Македония, так как мировое сообщество сочло необходимым признать опасения Греции о возможности современной Македонии рассматривать себя в качестве преемницы державы Александра Македонского и претендовать на греческие территории. Этноним «македонцы» же оказался общим для двух неродственных этносов: неславянского населения Древней Македонии и пришедших на эти земли уже в середине I тысячелетия н.э. славянских племен.

Таким образом, при характеристике этнического самосознания анализ происхождения этнонима, по меньшей мере, должен дополняться исследованием истоков лингвонима. Сопоставление процессов образования одного и другого позволяет отличить язык от диалекта (что представляет не только лингвистическую, но и политическую задачу, например, при осуществлении гуманитарных операций), четче выявить специфику этнической самоидентификации той или иной общности.

Проблема применения лингвистического анализа к международной политической реальности осложняется тем, что многие языки находятся на стадии исчезновения. Но в отличие от редких видов фауны или флоры языки невозможно занести в Красную Книгу. И даже если бы такая книга и существовала, то в ней оказалось бы 95% используемых сегодня языков. Языки малочисленных народов знает такое ограниченное число специалистов, что в обеих мировых войнах США использовали в качестве радистов индейцев разных племен. Немцы и японцы, перехватывая радиосообщения, не могли расшифровать их. Во время Второй мировой войны для этих же целей американцы применяли язык басков, который очень мало распространен в Европе за исключением страны басков на севере Испании.

Только численность живых носителей языка, составляющая не менее миллиона человек, позволяет говорить о гарантированном существовании этого языка, и только тогда, когда обучение и общение на нем поддерживаются на государственном уровне. А таких языков — всего 5%. В этих условиях забота о сохранении региональных языков и языков малых народов перестает быть национальной, а поднимается на международный уровень. И здесь она тесно сплетается еще с одной глобальной проблемой современности — демографической. Исчезновение языков совпадает с процессами старения и исчезновения народов. Традиционные языки не дают возможности молодежи удовлетворять потребности в современном общении. И как результат наступает возрастное ограничение развития таких языков.

Регионом наиболее быстрого исчезновения языков специалисты считают перуанскую часть Амазонской низменности. В прошлом испанские миссионеры окрестили этот район «Вавилонской башней», так много языков отдельных племен было на этой сравнительно небольшой территории.

Можно вспомнить библейский сюжет о появлении множества языков. По легендам, когда-то все люди говорили на одном языке. Собравшись в равнине Сеннаар, т. е. Вавилонии, они построили себе дома из кирпичей, скрепляя их илом вместо извести, потому что камни попадаются редко в наносной почве болотистых равнин. Кроме того, люди вздумали воздвигнуть из того же материала высокую башню, которая доходила бы вершиной до неба. Цель их состояла в том, чтобы прославить свое имя, а также предупредить возможность рассеяния людей по всей земле: если случится кому-нибудь выйти из города и сбиться с пути среди безбрежной равнины, то, если башня к западу от него, он увидит вдалеке на ясном фоне вечернего неба ее огромный темный силуэт, а если она к востоку от путника — вершину ее, освещенную последними лучами заходящего солнца; это поможет путнику избрать нужное направление; башня послужит ему вехой и покажет обратный путь к дому. Но пока они работали, Бог спустился с неба посмотреть город и башню, которые люди так быстро воздвигали. И ему Богу не понравилось это зрелище, а потому Бог смешал язык так, чтобы один не понимал речи другого. Люди перестали строить город и башню. А место это было названо «Бабель», т. е. «смешение»^[3].

В Амазонии такое наличие множества языков объяснялось изолированностью проживания этих племен, естественно, исчезнувшей с наступлением цивилизации. Число самостоятельных языков за пару веков сократилось втрое. А из оставшихся 50 языков — половина находится под угрозой исчезновения. В качестве примера можно привести язык индейцев намикурос, на котором сейчас говорят лишь четыре человека. И при этом в джунглях Амазонки можно обнаружить новые племена и новые языки, но процесс исчезновения языков идет гораздо быстрее. Развитие диалога цивилизаций не мыслится ЮНЕСКО без сохранения языкового разнообразия. Главная причина опасности исчезновения до конца XXI в. по меньшей мере половины из существующих в мире языков заключается в доминировании английского языка в Интернете, печатной и аудиовизуальной продукции. Поэтому через международные программы (ЛИНГВАПАКС и др.) ЮНЕСКО стремится поддержать умирающие и редкие языки, добивается более справедливого использования языков в электронных и печатных СМИ.

Понятно, почему требования обучения на родном языке становятся основными в программе практически всех национальных движений, независимо от того, преследуют ли они цели национально-культурной автономии или же образования собственного государства. Здесь можно привести примеры корсиканцев, берберов, курдов и даже сорбов (лужицких славян) проживающих во вполне благополучной демократической Германии. Во многих странах наблюдается стремление решить эту проблему. Так, во Франции и корсиканский, и бретонский языки изучаются в соответствующих провинциях. Но в некоторых странах требования о признании прав языка меньшинств наталкиваются на сопротивление властей. Хотя вряд ли можно назвать меньшинством 20-миллионное курдское население Турции. Осенью 2001 г. в Конституцию Турции были внесены изменения, отмечающие «лингвистические» запреты. Однако на деле все остается по-прежнему и с опорой на одни и те же конституционные статьи. Согласно ст. 42, в качестве родного языка может изучаться лишь турецкий язык. Вместе с тем курды были готовы изучать родной язык как иностранный. В стране развернулась активная кампания, в которой задействовано более 10 тыс. учащихся. В ведущие университеты и управления образования провинций ими отсылались петиции с просьбами о включении курдского языка в программу обучения. Отношение к этим действиям вызвало раскол среди турецкой политической элиты, часть которой выступила за «умеренный подход» к участникам «языковой кампании», а часть — за жесткие меры. Но рано или поздно этот вопрос придется решить, особенно в связи с сохраняющимся стремлением Турции вступить в Европейский союз.

В современном мире преобладают многонациональные и разноязычные государства, а миграционные процессы лишь усиливают этническую и лингвистическую интерференцию, имеющую часто негативные последствия в социальной, экономической, политической и даже культурной жизни отдельных стран, порождая межэтнические конфликты. Факторы, вызывающие такие конфликты, столь разнообразны, что порой складывается мнение об иррациональности их природы и безнадежности усилий по их разрешению. На деле, истоки конфликтов, даже при очень большой глубине, могут быть найдены, а сами они — урегулированы. Более того, вызревание конфликта часто происходит в скрытой форме. Таким образом предугадать его вспышку оказывается затруднительным. Но коммуникативный опыт человечества, а также наличие единого семантического пространства и доступность расшифровки геокультурных образов позволяют заблаговременно выявлять вероятные конфликтогенные зоны, особенно, если речь идет о конфликтах этнополитических. Причем одним из наиболее надежных индикаторов такого конфликта может быть результат социолингвистического и психолингвистического анализа.

О том, что слово имеет особую силу, известно издревле. Николай Гумилев в стихотворении «Слово» писал:

В оный день, когда над миром новым Бог склонял лицо свое, тогда Солнце останавливали словом, Словом разрушали города.

Гиппократ считал слово самым безвредным лекарством, слово могло быть оружием. Специалистами в области психолингвистики^[4] выявлено влияние каждой единицы звукового ряда на эмоциональный мир человека. Оказалось, что у большинства народов имеются более или менее стандартные фонемы. Так, звук [м] несет в себе голос нежности и любви, материнства; звукосочетание [лю] в индоевропейских языках отражает эти же чувства. Звукосочетания, включающие [р], чаще встречаются в словах, которые означают угрозу, призывы к разрушению. Не случайно ими насыщена революционная лексика всех времен и народов. Звук [ф] наиболее близок к природе (флоре, фауне), а [ц] подчеркивает целостность и даже замкнутость объекта, пространства. Частое употребление этого звука в китайском языке согласуется с традициями Запретного города, Великой Китайской стены. Языки народов Кавказа насыщены звуками [г], [к], [х], которые соответствуют представлениям об активной направленности действий, приверженности традициям, архетипичности мышления, а живые носители этих языков являются обладателями стереотипа поведения, основанного на единстве перечисленных качеств.

Необходимо отметить взаимосвязь фонетического воздействия и его графического изображения. Ученые могут многое рассказать о человеке, анализируя особенности его почерка. Это же можно утверждать и о целом народе. Замечено, что психология народа, сменившего письменную традицию, начинает меняться. Можно привести два примера: кириллица заменила латинский алфавит у молдаван и арабскую вязь у таджиков. Естественно, не только графическими новациями объясняются изменения в поведении этих в прошлом весьма миролюбивых народов, но и нельзя отрицать влияния указанных факторов на национальную психологию и, конечно, на внутреннюю политику.

Опыт графических революций оказался особенно востребованным в наши дни на постсоветском пространстве. Идеи графической реставрации овладели официальными властями, национальной интеллигенцией и радикально настроенными национальными движениями многих новых независимых государств. Особенно активно возвращаются к латинской графике тюрко-язычные страны. Соответствующие законодательные акты и практические шаги приняли Азербайджан, Узбекистан и Туркмения. Готовятся такие решения в Казахстане и Киргизии.

Татарстан, где проявилось стремление к подобным графическим преобразованиям, не относится к числу новых независимых государств, а является субъектом Российской Федерации. Кроме того, почти 70% татарского населения проживает за пределами республики, а титульная нация совсем не представляет большинства в многонациональном составе населения Татарстана. Сторонники перевода татарского алфавита на латиницу среди прочих аргументов приводят и тот, что булгаро-татарская письменность неоднократно переживала смену алфавита. В IX в. руническая письменность была заменена на арабский алфавит, в 1927 г. он был заменен латинским «яналифом» (аббревиатура татарского — «новый алфавит»), а в 1939 г. переход на кириллицу, осуществленный в «одну ночь». Последняя реформа, действительно, может служить своеобразным образцом скорости исполнения принятых политических решений: школьникам просто было дано домашнее задание, которое они должны были выполнить уже на кириллице.

Остановимся лишь на одном аргументе сторонников перевода татарского алфавита на латиницу, так как этот аргумент имеет значение не только для Татарстана. Латинский алфавит позволяет языку функционировать в глобальных информационных системах типа Интернет без конвертации шрифта, что, конечно же, существенно облегчает доступ к информации. Для Татарстана этот довод исключительно важен, потому что республика удерживает лидерство в подготовке квалифицированных кадров в области компьютерных технологий по сравнению с Турцией и государствами Центральной Азии. И это лидерство Татарстан стремится сохранить. В 2003 г. появилась версия татарской латиницы для Интернета, получившая неофициальное название «иналиф» (гибрид слов Internet + alifba).

Вместе с тем можно найти примеры достижений в освоении компьютерных технологий языков с алфавитами, весьма непохожими на латинский алфавит, построенными на иероглифической письменности. В Китае иероглифическая культура в виде каллиграфии стала не только одним из главных направлений изобразительного искусства, но и важнейшим средством сохранения единства нации. Это не означает, что не предпринимались попытки реформы китайского алфавита. Самая радикальная реформа в новейшее время была предложена филологами-эмигрантами. Ими во время пребывания в Советском Союзе было разработано «новое латинизированное письмо», которое, как они считали, будет более доступно малограмотным китайцам. Однако этот проект не был реализован даже после образования в 1949 г. Китайской Народной Республики. В годы «культурной революции» упрощение письменности было признано целесообразным, но подготовленный проект был опубликован, когда сама «революция» завершилась, и не оказался востребованным.

На самом деле происходит постоянная эволюция китайской письменной графики. В 1037 г. в самом полном в истории китайского языка словаре «Цзи юнь» было представлено 53 тыс. иероглифических знаков. Современные словари, например, «Синьхуа цзыдянь», содержат 11 тыс. иероглифов. В нормативный список для печатных изданий включено 7 тыс. знаков, но даже люди с высшим образованием знают только 3,5— 4,5 тыс. иероглифов. Кроме того, в самом Китае, в международных организациях, в первую очередь ООН, а также многочисленной китайской диаспорой употребляется упрощенное письмо. И часто для нормального общения требуется владеть двумя системами письма. Для преодоления «компьютерного барьера» китайскими пользователями была разработана специальная система кодирования иероглифов. Китайскими иероглифами уже сейчас пользуется каждый четвертый человек в мире. И это позволяет прогнозировать, что новая сеть на иероглифической основе — Сина — внесет серьезные изменения не только в расстановку сил в киберпространстве, но и в пространстве геополитическом.

Психологические характеристики могут помочь проследить особенности многих языковых семей или отдельных языков, например, синокавказской, объединяющей такие, непохожие на первый взгляд, языки, как китайско-тибетские и кавказские. Интересна история албанского языка, вероятно, наследника иллирийского, языка древних балканских народов. На севере и юге страны диалекты албанского языка существенно отличаются друг от друга. И этот факт усиливал внутреннюю напряженность в Албании в середине 1990;х гг.

Этническое самосознание лежит в основе самоопределения народов, но национальное самоопределение является личным делом человека. Именно такое положение отстаивал выдающийся лингвист И. А. Бодуэн де Куртенэ. Он считал, что «вполне возможна сознательная… принадлежность к двум и более национальностям или же полная безнациональность, точнее, вненациональность, наподобие безвероисповедности или вневероисповедности»^[5]. Во многих полиэтнических странах национально — языковая идентификация в переписях населения ограничивается вопросом о родном языке, а в документах, удостоверяющих личность, отсутствует. Аналогичный подход лежал в основе первой всеобщей переписи населения в России в 1897 г., а в 1920 г. в российскую перепись был включен вопрос о национальности. Этот же вопрос содержался в программах переписи населения бывшей Югославии, Румынии, Шри-Ланки, стран, где имели этнические конфликты и по сей день сохраняются напоминания о них.

Бесспорно, однокомпонентная языковая ситуация, как, например, в Исландии, где на исландском языке говорит 99% населения страны, не только представляет собой редкое явление, но и может рассматриваться как фактор национальной стабилизации. Но не секрет, что в Исландии широко распространен английский язык. И здесь возникают закономерные вопросы о пределах распространения иностранного языка и возможности существования равновесной двуязыковой ситуации. Языковеды считают, что полное и автономное владение двумя языками превышает психические возможности человека^[6]. Более того, языковая интерференция способствует не развитию культурных связей народов, а «обескультуриванию» родного языка. Для примера можно обратиться к опыту Беларуси и Украины, где получили распространение русифицированные варианты национальных языков, соответственно: трясянка (первоначально, смесь сена с соломой для корма скота) и суржик (зерновая смесь — пшеницы и ржи, ржи и овса и т. п.). Политические последствия такой языковой интерференции после распада СССР не заставили себя долго ждать. Она лишь усилила стремление к ограничению сферы применения русского языка в странах СНГ.

Можно прокомментировать интерпретацию Украиной Европейской хартии региональных языков и языков малых народов, принятой Советом Европы^[7]. Как и все подобные документы, относящиеся к сфере «мягкого права», эта Хартия дает возможность странам — членам СЕ выбирать собственную модель этого документа. Ратификация Хартии считается действительной, если государство принимает на себя обязательства по 35 статьям документа. Обычно в национальных вариантах ратификации Хартии говорится о режиме защиты тех или иных языков, указываются и их названия. В украинском документе произошла замена понятия «язык» на понятие «национальность». Так, Хартия применяется к языкам русских, белорусов, евреев и еще десяти национальностей. И эта путаница создает сложности в обеспечении защиты носителей языка независимо от их национальностей.

Психолингвистические проблемы обостряются при процессах дезинтеграции, они же могут служить препятствием для интеграционных преобразований. Согласно Европейской культурной конвенции, принятой в 1954 г. в Париже, стороны поощряют изучение своими гражданами языков, истории и культуры других стран и стремятся поощрять изучение своего языка или языков, истории и культуры на территории других государств^[8].

В современном развитии пространства «Европы регионов», которая приходит на смену пространству «Европы отечеств» языковой политике отводится немалая роль. Однако в рамках ЕС обнаруживаются серьезные проблемы и национально — психологического, и финансового порядка, имеющие, в том числе лингвистическое происхождение. 2001 г. был объявлен Евросоюзом годом языков. Тогда, еще до активной фазы расширения ЕС переводчики европейских учреждений по долгу службы вынуждены были создавать более ста различных языковых комбинаций. С расширением ЕС и фактическим удвоением числа официальных языков число таких комбинаций возросло в шесть раз. Следовательно, и без того многочисленные проблемы перевода только умножились.

Летом 2005 г. в Брюсселе было объявлено о предоставлении ирландскому языку статуса рабочего языка Евросоюза. Завершилась многолетняя кампания ирландского правительства по повышению статуса ирландского языка в ЕС. Однако, по данным переписи населения, прошедшей в Ирландии в 2002 г., лишь четверть граждан страны отметили, что могут говорить по-ирландски. Число тех, кто ежедневно использует ирландский язык, составляет лишь четверть из тех, кто им владеет. А число людей, умеющих говорить по-ирландски без ошибок, еще меньше. До сих пор ирландский был лишь «договорным» в Евросоюзе языком, т. е. языком, на который переводились все важнейшие договоры ЕС. Таких договоров было не слишком много, так что нужды в армии переводчиков с ирландского языка в Брюсселе не испытывали. Теперь на ирландский язык по требованию необходимо будет переводить все документы ЕС. Кроме того, любой ирландец, работающий в ЕС или, например, заседающий в Европарламенте, может не использовать нелюбимый английский, а говорить пусть и с ошибками, но на языке своих предков^[9].

В аппарате Европейской комиссии рассказывают о различных курьезах лингвистического происхождения, не всегда носящих безобидный характер. Так, дефис, пропущенный в тексте перевода на испанский язык, исказил слово «вице-президент», превратив его в «президента, погрязшего в пороке». Один из подобных курьезов был даже удостоен Игнобелевской премии за 2009 год. Премия по литературе была по справедливости вручена не одному человеку, а целой организации — ирландской полиции: ей удалось определить имя закоренелого дорожно-транспортного нарушителя в стране. Как выяснил Игнобелевский (Шнобелевский) комитет^[10], чаще всего в Ирландии штрафы за нарушение правил дорожного движения выписываются одному человеку. Его имя — Право, фамилия — Язды. Ни один представитель ирландской полиции не прибыл в Гарвард для получения премии, поэтому ее забрала гражданка Польши К. Левестам, которая в своем кратком выступлении пожелала дальнейших успехов ирландской полиции от себя лично и от всех поляков, имеющих водительские права (польск. prawo jazdy)^[11].

Если раньше большинство рабочих документов ЕС готовилось на французском языке, то теперь почти две трети из них пишутся на английском. И это вызывает раздражение не только у тех, для кого «язык Мольера» является родным, но и многих других европейцев. Причем это раздражение проявляется как на уровне чиновников европейских учреждений, так и рядовых граждан. Учитывая сложности с внедрением английского языка в качестве основного языка ЕС и дороговизны перевода официальных документов на языки стран Евросоюза, в 1994 г. на конференции в Роттердаме специалистами было предложено широко вводить в деловой оборот искусственный язык — эсперанто, существующий уже более ста лет. Этим языком владеют более 20 млн человек.

Преимущество эсперанто по сравнению с естественными языками заключается в легкости его изучения и в том, что обучение ему может строиться не по аналитической традиции, необходимой для владения родным языком, а по синтетической линии, т. е. ориентировано на разговорную практику. Возникает закономерный вопрос. Может ли войти эсперанто в «клуб мировых языков», который иногда сопоставляют с официальными языками ООН, и, если да, то не изменит ли это международную лингвополитическую ситуацию? Произойдет ли стабилизация полиэтнической картины мира, так как именно малые народы проявляют наибольшую сопротивляемость при выборе языка межэтнического взаимодействия?

Введение

единого языка общения может вызывать сопротивление. Были протесты народов дравидийского происхождения на юге Индии в 1960;е гг., когда было принято решение придать хинди статус государственного языка. Даже Франция, демократическая страна, не торопилась подписывать Европейскую Хартию региональных языков и языков малых народов, основываясь на положении Конституции, где записано, что французский язык является языком Республики, и, считая, что присоединение к Хартии может породить этнические разногласия. Кстати, к Хартии не присоединились такие страны, как Бельгия и Испания, а Украина, ратифицировав ее, не торопится отправлять ратификационную грамоту в Страсбург.

Проблема придания языку статуса государственного является краеугольным вопросом государственной языковой политики. Платон утверждал, что «государство — это общение». И, безусловно, был прав. Забота о сохранении за государством такой характеристики особенно четко прослеживается в сравнительно новых, с исторической точки зрения, государствах, значительная часть населения которых не является автохтонной. Классический пример такого государства — Соединенные Штаты Америки. Проблема доминанты английского языка в США при наличии многочисленного неанглоязычного компонента в составе населения страны еще недавнего времени никем не подвергалась сомнению. А иммиграционная политика основывалась на законах 1910—1920;х гг., в которых знание английского языка определялось как непременное условие для допуска в США. Однако изменение расовоэтнического состава населения потребовало изменения языковой политики в сторону отказа от монолингвизма. Заметим, что президент Дж. Буш-младший стал первым президентом США, владеющим испанским языком, который является родным для значительной части населения страны. В стране существует движение US English за придание английскому языку статуса официального, но не менее активны и противники такого решения.

Аналогичные дискуссии наблюдаются и в российском политическом истеблишменте. Государственной Думой принят Федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации»^[12], в нем предусмотрена уголовная ответственность за грубые нарушения норм языка. Законодательное прохождение этого документа шло на фоне дискуссий об орфографической реформе. И хотя принятие закона и реформа орфографии не являются тождественными актами, их нельзя оценивать изолировано друг от друга. Реформу орфографии русского языка нельзя осуществить молниеносно. Неизбежно появится разночтение учебников новых и старых, учебников и множества книг, даже входящих в школьную программу. И это в массовом чтении, а ведь мы и сейчас встречаем литературу, изданную до реформы 1918 г. Появление новой орфографии введет в читательский оборот еще одну вариацию и, следовательно, создаст дополнительные сложности изучения русского литературного языка. Но русский язык сохраняет свою значимость как язык межцивилизационного общения. Он является вторым государственным языком в Белоруссии. Вероятно, станет таковым в Молдове. В Казахстане ему придан статус официального в государственных учреждениях и органах местного самоуправления. И любая реформа его орфографии должна учитывать интересы этих стран. Иначе каждая из них постепенно будет создавать свой «новый» русский и «трасянка» и «суржик» могут в них подняться на государственный уровень.

Здесь уместно вспомнить опыт недавней орфографической реформы в ФРГ, вернее, в немецкоязычных странах, потому что немецкий язык является государственным не только в Германии, но еще и в Австрии и Швейцарии. Поэтому в «Межгосударственную комиссию по вопросам правописания» вошли 12 экспертов из этих трех стран. Эта комиссия подготовила реформу в 1994 г., немецкие школьники получили учебники в 1998 г., а обязательными новые правила правописания для государственных учреждений станут только в 2005 г. Кстати, по социологическим опросам, еще в 1997 г. три четверти населения ФРГ были против орфографических изменений. А значит, требуется время, чтобы население к ним привыкло, ведь реформа носит радикальный характер: число орфографических правил (около двухсот) сокращается почти вдвое. И это делает понятной основную цель реформы — упростить обучение немецкому языку. Таким образом, язык может стать и более привлекательным для иностранцев, что особенно важно в связи с усилением роли Германии в Европе и в мире, в целом. А вот будут ли такими результаты реформы русского языка, неизвестно.

Русский язык входит в «клуб» официальных языков Организации Объединенных Наций^[13]. В этом нельзя видеть только дань вкладу СССР, советского народа в победу над гитлеровским фашизмом и японским милитаризмом или отражение демографического подсчета количества населения, говорящего на русском языке. Это, скорее, является выражением оценки того вклада, который был внесен в духовную сокровищницу человечества всей русской культурой. В первую очередь это касается русской литературы, поставившей и рассмотревшей самые глубинные проблемы человеческого бытия, отстаивающей право на свободу личности и одновременно право на свободу, не ущемляющую интересы других людей. Поэтому понятна гордость носителей русского языка. И все же есть границы его применения, определяемые международным протоколом. Отсюда неоднозначность реакции на предложенный депутатом законопроект о запрещении руководителям Российского государства выступать на иностранном языке на различных международных мероприятиях. Напомним, что этот вопрос был вынесен на заседание Государственной Думы в феврале 2002 г. почти сразу же после выступления бывшего председателя правительства Российской Федерации М. М. Касьянова на Всемирном экономическом форуме в Нью-Йорке, но законопроект не прошел.

Лингвистические заимствования могут быть весьма не безобидны. Новейшей истории даже известны преступления против народов, которые могут быть названы лингвистическими. В СССР усиленно внедрялась лексика времен Французской революции — «гражданин», «комиссар», «новый порядок», «враг народа» и пр. Для пропаганды идей национал-социализма в гитлеровской Германии был распространен особый язык Третьего рейха с характерными оборотами: «кровь и почва», «выравнивание линии фронта», «низшая раса» и т. д.^[14] Виктор Клемперер дает свое объяснение, почему огромные массы населения Германии были в течение более десяти лет охвачены нацистским безумием, со стороны языка, манипулирования которым, оказывается, могут повести людей, не защищенных критическим сознанием и самостоятельным взглядом на вещи, в любом направлении. Клемперер отмечает, что немецкий язык начала XX в., с его многообразием стилей, разнообразными регистрами, в Третьем рейхе не существует, его заменяет Lingua Tertii Imperii — язык III Рейха. В разговоры людей, в язык уличных вывесок и объявлений, в массовую и научную печать внедряется система «языка победителя».

Среди особенностей LTI Клемперер выделяет: скудость его средств, «принципиальную нищету»; неотделимость устной речи от письменной — специфический «декламационный» стиль, который говорящий подчеркивает и особым, деревянным, как бы не своим голосом, понятным для адресатов и собеседников; непременную, регулярную и прямую, без каких бы то ни было посредников, апелляцию к предельной общности — «народу», отсюда и специфический интонационный упор на слова «наш», «народный», «немецкий»; склонность к аббревиатурам, в чем видно воздействие армейского языка; «иронические кавычки», навязчиво подчеркивающие и обязательно снижающие «чужое слово» — даже самые обычные вещи становятся при этом «так называемыми»; постоянные эпитеты типа «государственный», «исторический», «фанатический» («фанатически предан»); заблаговременную агрессивность обращения, бойцовский характер любых утверждений и оценок, военную и спортивную метафорику схватки, триумфа вместе с изгнанием из публичной речи любых признаков рефлексии, включая языковое сомнение, сознание условности.

Также в LTI различимы несколько пластов. Среди них:

• — романтический, с его интересом к сверхценному «Я», с темой сверхчеловека, с презрением к отдельным людям; с романтической привязанностью к «роду», к «крови и почве»; с неприятием рационального;
• — экспрессионистский — слепой, дикий, страстный фанатизм, воодушевление, спонтанность, уникальность — постоянные эпитеты в статьях и речах;
• — сакральный — постоянно повторяющаяся тема: Гитлер как спаситель, явившийся, чтобы сотворить чудо, чтобы спасти избранный народ, — и наступающее вслед за этим тысячелетнее царство;
• — рекламный — тема бесстыдного преувеличения, постоянной превосходной степени, уникальности, историчности, важности каждого шага, каждого действия фюрера, каждого произошедшего события. В империи был явный «дефицит будней», все ее дни были «историческими»;
• — плебейско-спортивный — тот, кто хочет говорить с народом, должен «смотреть народу в рот», повторял Геббельс вслед за Лютером. Отсюда следовала наполненность текстов спортивными метафорами и просторечием, что объяснялось желанием фашистских идеологов быть «близкими народу».

В Советском Союзе также был официальный язык — Lingua Sovetica. В период Вьетнамской войны в США получил распространение термин «вьетнамский английский», о котором можно судить по следующим выражениям: «умиротворение», «защитная реакция», «дружественный огонь» (т.е. обстрел объекта по ошибке).

Лингвистическая агрессия может иметь открытый характер, как было в США, когда в 1950;х гг. в школе ученика могли наказать, если он не говорил по-английски. Но агрессия может быть скрытой и обнаруживаться преимущественно в лингвистической культуре. Особым индикатором общественной нестабильности можно считать распространение ненормативной лексики в средствах массовой информации и официальных институтах. Здесь уместно привести пример Сербии, где «псовки» приобрели массовый характер и открыто звучали даже на заседаниях Союзной Скупщины. Сторонники ненормативной лексики в искусстве утверждают, что она не только соответствует правде жизни, до и добавляет реальности, изображаемой искусством, красок. Однако язык, как правило, метафоричен. И красок в нем достаточно.

Известны наиболее распространенные метафоры. Среди них в международной политической и деловой лексике чаще всего встречаются: военная (война с бедностью, битва за урожай, борьба за мир, наступление на права трудящихся, сражение с преступностью и др.); архитектурная («окно в Европу», перестройка, архитектура безопасности, построение правового государства, выстраивание властной вертикали); пути (движение к цели, шаг вперед, свернуть с пути реформ) и др. Все они способствуют созданию психологической установки на одномерное восприятие реалий.

Многие общественные деятели стремятся к минимизации лингвистически напряженного описания миропорядка. Отсюда частые обращения к цитатам из религиозных текстов или работ известных высокими моральными и деловыми качествами предшественников. Цитаты из речей менее популярных политических деятелей часто, наоборот, остаются без указания авторства. Как-то было со знаменитым вопросом о том, что человек может сделать для Америки, до Джона Кеннеди произнесенным одним из самых непопулярных президентов Гербертом Гувером. Говоря о 31-м президенте США, нельзя не отметить его связь с Россией. С 1908 г. он работал на Кыштымском медеплавильном заводе горным инженером. Создал акционерное общество Кыштымских горных заводов, скупив предприятия у наследников местного южно-уральского купца Льва Расторгуева. В кыштымском музее до сих пор хранится книга «отчетов», где существует запись о том, что Гуверу принадлежала часть акций предприятия. После октября 1917 г. вся российская промышленность была национализирована, поэтому Гуверу пришлось расстаться с любимыми кыштымскими заводами. По собственным признаниям, он всю жизнь питал к России и Исетской провинции в частности, теплые чувства. В 1914 г. Гувер организовал комитет по репатриации нескольких тысяч американцев, которые были застигнуты в Европе войной, а в 1921 г. был руководителем поставок продовольствия в Россию по линии «Американской администрации помощи» (англ. American Relief Administration, ARA).

Распространенные в 1970—1980;х гг. в странах Запада представления о политкорректности одинаково осуждают и лингвистический расизм и лингвистический сексизм. Однако к концу 1990;х гг. в политическом сознании обнаружилось новое отношение к слову. Если в прошлом интеллект часто проявлял себя с помощью поэзии, то теперь возникли иные критерии интеллектуального развития. Так, покой провинциального австралийского городка Брисбена, где проходил традиционный писательский фестиваль, был нарушен молодыми представителями новой партии, зарегистрированной как «Молодые люди против поэзии» (МЛПП). Члены этой партии именно в поэзии обнаружили источник всех современных проблем в силу ее привязанности к социальным прихотям среднего класса. Активисты МЛПП собрали около четырехсот подписей за то, чтобы поэзию исключить из учебного процесса^[15]. Они считают поэтов виновниками такой ситуации, которая не отвечает современным требованиям, так как их способ мышления и система нравственных ценностей остались на уровне 1960—1970;х гг. и повторяют пройденное когда-то хиппи. Сами же поэты, по их мнению, создают исключительно скучные произведения, ради чего удаляются от жизни и не участвуют в общественном процессе.

Язык, безусловно, это и комплекс книг, написанных на нем. Сюда необходимо включать и художественную литературу, и научную, и общественную, и жанр эпистолярный. Одним из наиболее подверженных всяким политическим и экономическим влияниям является язык средств массовой информации. И хотя оценка содержательной стороны текстов должна быть предметом специального исследования, стоит напомнить, что часто о значимости и, более того, общественной полезности того или иного текста стремятся судить на основании неуглубленного контент-анализа. Нельзя удивляться тому, что, как правило, критике подвергаются тексты выходцев за рамки принятых приличий. В связи с этим акция «Идущих вместе» — межрегиональной молодежной организации, созданной администрацией Президента России, существовавшей в России в 2000—2007 гг., по замене книг «вредных» для подрастающего поколения авторов может быть отнесена к разряду плохо продуманных действий. Отрицательное отношение к ней со стороны российской интеллигенции может объясняться известными историческими аналогиями, когда сразу же после прихода к власти национал-социалистов берлинские студенты устроили в скверике возле университета костер из книг, запрещенных авторов. Но есть и еще один факт, определяющий настороженное отношение к инициативе «Идущих вместе». Это то, что среди нежелательных изданий оказались книги Карла Маркса, которые организаторы акции после сбора были намерены отправить в Германию.

При всех новациях лингвистическое пространство сохраняет свою целостность благодаря заботе о поддержании культурной традиции. И все же, будучи частью глобальной коммуникационной сети, оно может быть рассмотрено с позиций, характеризующих эту общность. А они также свидетельствуют о ее подчиненности законам хаотической динамики. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Интернет, даже структура сети которого подтверждает его приверженность такой динамике, так активно влияет на зарождение новых лингвистических конструкций, имеющих трансграничные значения.

Анализ параметров международного лингвистического пространства позволяет сформулировать проблему практического плана о принципиальной возможности урегулировать конфликт, обнаруживаемый в том числе на основе лингвистического анализа, методами собственно языковой политики или, применяя лингвистические механизмы. Для этого как минимум требуется сохранять высокий уровень гуманитарной составляющей в культуре общества, иметь юридические нормы, регламентирующие языковые взаимоотношения, как на международном, так и на внутригосударственном уровне. Необходимо создавать экономические условия для свободного развития языков малых народов и региональных языков.

Как отмечалось выше, ошибки перевода, даже если они случайны, могут исказить смысл текста. Хуже, если они осложняют и без того не очень простые международные отношения. Так, столкновение американского самолета-разведчика ЕР-3 с китайским истребителем, приведшее к гибели китайского летчика, весной 2001 г. стало причиной серии дипломатических встреч и потребовало поиска лингвистического разрешения инцидента. Дело в том, что китайские власти потребовали от американской стороны извинений, которые та отказалась дать в связи с тем, что столкновение произошло в международном воздушном пространстве. Понимая необходимость разрешения коллизии, китайская сторона привлекла к переговорам лингвистов, участвовавших еще в 1972 г. в выработке текста договора об установлении дипломатических отношений США и КНР. И вот «Нью-Йорк тайме» опубликовала экспертное заключение. В нем американским читателям разъяснялось, что китайцы требуют не просто извинений, а действия, присущего этикету маньчжурского двора и называемого «дао цянь». «Сожаления», полученные от самых высокопоставленных представителей американской администрации, переводятся термином «и хань», который не содержит достаточной степени внутреннего раскаяния. Но так как Китай желает показать готовность к сотрудничеству, он готов согласиться на более мягкий вариант извинений, чем «дао цянь», «бао цянь». На этом и договорились.

Лингвистические аспекты международных отношений актуальны и в отношениях государств постсоветского пространства. Еще в 1980;е гг. отношение к русскому языку стало своеобразным индексом прочности сначала социалистического содружества, а потом и СССР, когда студенческая молодежь Восточной Европы выступала с требованиями сокращения количества учебных часов, уделяемых изучению русского языка, а то и полного изъятия его из вузовских учебных программ. Многие из этих требований были удовлетворены сразу же после крушения социализма.

В республиках СССР впервые государственный статус титульных языков был зафиксирован в конституциях в 1989 г. В Законах о языке, принятых союзными республиками в 1989 г. (в Белоруссии и Туркмении — 1990 г.), русскому языку придавались различные статусы, кроме государственного. Русский язык как язык межнационального общения был зафиксирован в законах о языке Белоруссии, Молдавии, Украины, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана. Право на воспитание и получение образования — в законах о языке Белоруссии, Молдавии, Казахстана, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана. Но ни в одном из государств Балтии русский язык не был зафиксирован как язык межнационального общения.

В закавказских республиках статус титульных языков как государственных был зафиксирован в конституциях.

В то же время не только на постсоциалистическом пространстве, но и во всем мире существует значительное число людей. Которых можно отнести к разным группам: «русскоязычные», «русскоговорящие», «выходцы из России и СНГ», «граждане Российской Федерации». Но всех их объединяет знание русского языка и использование его как средства межличностного и международного общения.

Источники показывают, что пространство русского языка простирается по всем континентам. Но одновременно нельзя не замечать появления новых «белых пятен» там, где это пространство еще в совсем недавнем прошлом полностью совпадало с географическим. Что же касается других регионов, то можно констатировать наличие в их социокультурной жизни активного общения на русском языке. Например, в Лондоне в ноябре 2002 г. прошла конференция, на которой было решено учредить Ассоциацию европейских общин европейских стран, первой такого рода организации с массовым членством, преследующей цель в том числе лоббирования интересов выходцев из СССР в странах их настоящего проживания.

Произошло серьезное изменение возрастного состава русскоязычной диаспоры и, главное, ее активной и наиболее мобильной части. Диаспора заметно помолодела. Причем наблюдатели отмечают, что язык, культура и традиции выступают объединяющими элементами для выходцев из бывших советских республик, обосновавшихся в других странах. В Лондоне, например, открыт информационный центр русскоязычной диаспоры. И в его рамках можно видеть, как развиваются контакты литовской, российской, белорусской и украинской общин. Издается журнал «Инфоцентр», который предполагается преобразовать в панъевропейский. Но вот в самих странах СНГ и Балтии отношение к русскому языку часто не встречает такого энтузиазма.

Одним из первых идеологов дерусификации постсоветского пространства считают известного политолога Збигнева Бжезинского, который в момент распада СССР выразил мысль, что сохранение русского языка в разговорной речи и печатных изданиях новых независимых государств угрозой их национальной безопасности. Позже выяснилось, что вопрос русского языка следует рассматривать не столько в аспекте политики безопасности, сколько экономики. С каждым годом население этих стран, которое считает русский язык своим родным, становится все меньше. Особенно болезненная ситуация сложилась в Туркмении после отмены в этой стране института двойного гражданства. В 2009 г. президент Таджикистана Эмомали Рахмон предлагал лишить русский язык в Таджикистане статуса языка межнационального общения^[16].

Сужение пространства русского языка характерно даже для тех стран, которые ориентированы на развитие многостороннего сотрудничества с Россией. А в некоторых государствах русский язык вместо роли средства общения начинает играть противоположную роль — средства «разобщения». Особенно там, где сохраняется хотя бы незначительная угроза территориальной целостности. Можно сказать, что проблем со статусом и изучение русского языка не возникало только в Белоруссии, Казахстане, Азербайджане и Киргизии. Даже и там оппозиция готова использовать фактор русского языка в борьбе за власть.

В суверенных государствах постсоветского пространства и отношение к русскому языку, и его статус отличаются разнообразием.

Статус русского языка закреплен в Конституции Абхазии (ст. 6), где он «наряду с абхазским признается языком государственных и других учреждений».

В действующей Конституции Азербайджана положение о статусе русского языка не регламентируется. Статья 21 Конституции гласит, что Азербайджанская Республика обеспечивает свободное использование и развитие других языков, на которых говорит население.

В Конституции Армении статус русского языка не определен. «Закон о языке» от 17 апреля 1993 г. гарантирует «свободное использование языков национальных меньшинств».

Статус русского языка закреплен в Конституции Республики Беларусь 1994 г. (ст. 17), где он признается государственным языком наряду с белорусским. Статья 11 Союзного договора России и Белоруссии предусматривает, что официальными языками Союзного государства являются государственные языки государств-участников без ущерба для конституционного статуса их государственных языков, а в качестве рабочего языка в органах Союзного государства используется русский язык.

В Конституции Грузии статус русского языка не определен.

Согласно ст. 7 Конституции Республики Казахстан (1995), «в государственных организациях и органах местного самоуправления наравне с казахским языком официально употребляется русский язык». Это положение закреплено в Законе от 11 июля 1997 г. «О языках в Республике Казахстан».

Русский язык имеет статус официального языка в соответствии со ст. 10 Конституции Кыргызской Республики, принятой 27 июня 2010 г. Статус русского языка закреплен в Законе от 29 мая 2000 г. «Об официальном языке Киргизской Республики».

В Латвии русскому языку присвоен статус иностранного языка согласно Закону «О государственном языке» (1999).

Статус русского языка Конституцией Литовской Республики 1992 г. не определен. Согласно закону «О государственном языке» (1995), гарантируется право лиц, принадлежащих к национальным общинам, на развитие своего языка, культуры и обычаев.

Статус русского языка Конституцией Республики Молдова 1994 г. не был определен. Согласно Закону «О функционировании языков на территории Республики Молдова» 1989 г. (в редакции 2003 и 2011 гг.), русский язык используется на территории республики наряду с молдавским языком как язык межнационального общения.

В непризнанной Приднестровской Молдавской Республике (ПМР), согласно ст. 12 Конституции ПМР 1995 г., русский язык является официальным наряду с молдавским и украинским языками.

Согласно Конституции Республики Таджикистан (1994), русский язык является языком межнационального общения (ст. 2). Этот же статус был прописан в Законе «О языке» 1989 г. В 2009 г. был принят новый Закон «О государственном языке», в котором не упоминаются языки национальных меньшинств, в том числе русский.

В Конституции Туркменистана статус русского языка не определен. До 1996 г. в соответствии с Законом «О языке» 1990 г. русский язык имел статус языка межнационального общения.

В Конституции Республики Узбекистан статус русского языка не определен. В редакции Закона «О государственном языке» до 1995 года русский язык имел статус языка межнационального общения. Из новой редакции Закона «О государственном языке», принятой 21 декабря 1995 г., это положение было исключено.

Русский язык обладает статусом языка национального меньшинства согласно Конституции Украины 1996 г., которая гарантирует «свободное развитие, использование и защиту русского, других языков национальных меньшинств Украины» (ст. 10). Однако следует напомнить, что после государственного переворота в начале 2014 г. именно вопрос о статусе русского языка стал причиной обострения внутриполитической ситуации и принятия населением Крыма и Севастополя решения на референдуме от 16 марта о воссоединении с Россией.

Конституцией Эстонии 1992 г. статус русского языка не был определен. Но согласно Закону «О языке» (1995), русский язык имеет статус иностранного. В связи с тем что Эстония входит в ЕС и признает все ее основополагающие законодательные акты, в том числе и в области защиты прав национальных меньшинств, русский язык объявлен языком национального меньшинства.

Согласно Конституции Республики Южная Осетия 2001 г. (ст. 4), русский язык, наряду с осетинским, а в местах компактного проживания граждан Республики Южная Осетия грузинской национальности — грузинским, признается официальным языком органов государственной власти, государственного управления и местного самоуправления.

Многие граждане СНГ разделяли мнение депутата украинской Верховной Рады В. Г. Алексеева: «Язык — это лакмусовая бумажка. Если в государстве по одному вопросу значительную часть населения ставят на колени, указывая, на каком языке обращаться в органы власти, то это значит, что и в остальных сферах будет то же самое. Пенсионеру будут предписывать, за какой месяц получать пенсию, предпринимателю — куда девать его прибыль»^[17]. Однако в некоторых странах столкновения на лингвистической почве приобретали форму открытой конфронтации власти и оппозиции. Например, в Молдавии. Сначала в этой стране основные политико-лингвистические проблемы были у русскоговорящего населения, не знающего молдавского языка. Затем появились сложности у поколения, выросшего за десятилетия независимости. На этот раз из-за незнания русского языка. Когда в 2002 г. власти этой страны выступили с предложением изучать русский язык не с пятого, а со второго класса школы и придать русскому языку официальный статус посредством внесения некоторых поправок в закон о функционировании языков от 1989 г., оппозиция в лице Народного фронта Молдавии была резко против таких предложений. Были организованы ежедневные акции протеста, в которых самое активное участие приняла студенческая молодежь. Кроме того, румынский МИД также в специальном заявлении выразил негативную оценку действий Кишинева, что можно считать вмешательством в дела суверенного государства. И все же в вопросе об изменении статуса русского языка молдавские власти вынуждены были отступить.

Естественно, от статуса языка зависят и положение русскоязычных СМИ, и положение русских школ, и отношение к образованию, полученному в российских высших учебных заведениях, и непосредственное существование русских вузов. Поэтому, например, в белорусских вузах преподавание на русском языке составляет почти 90%, в Казахстане во всех вузах обучение разбито на два потока — казахский и русский, в большинстве киргизских вузов преподавание ведется на русском языке. В то же время русские школьники в Латвии больше не имеют возможности изучать родной язык в необходимом объеме. Со своими требованиями они дошли даже до Страсбургского суда по правам человека. Но латвийские власти не посчитали необходимым придерживаться принятых в Европе актов, защищающих права человека и их культурную свободу.

Европейская хартия региональных языков и языков меньшинств, принятая Советом Европы, содержит комплекс обязательств по использованию таких языков в образовании, судопроизводстве, СМИ, культуре, экономической жизни, взаимоотношениях граждан с государством. Надо сказать, что государство само вправе выбрать модуль применения Хартии, взяв на себя обязательства по ее 35 пунктам. Но и такая свобода национальной языковой политики, вполне допускаемая Хартией, оказалась для ряда стран СНГ не слишком приемлемой. Украина не торопилась ратифицировать этот документ. В Азербайджане была принята поправка в Кодекс административных нарушений: «О препятствиях применению государственного языка в Азербайджанской Республике», согласно которой за пропаганду против государственного языка, за ограничение сферы его применения (в том числе при использовании русского языка), за воспрепятствование распространению латинской графики полагаются штрафы, распространяющиеся на должностные и юридические лица.

Следует признать, что на пространстве СНГ русский стал постепенно вытесняться английским. Так, председатель Союза писателей, депутат Милли Меджлиса Азербайджана (азерб. Azarbaycan Respublikasinin Milli Maclisi) Анар (азерб. Anar Rasul oglu Rzayev) считал, что за двести лет, прожитых «рядом с Россией, в азербайджанский язык вошло от силы пять — шесть русских слов, а за 10 лет независимости наш язык пополнился куда большим количеством английских»^[18]. И это, по мнению, Анара, также подчеркивает необходимость политики защиты государственного языка.

Только надо учитывать, что в этой политике, как, впрочем, и в любой другой, возможны крайности, доводящие ее до абсурда. Можно привести лингвистические примеры внедрения в жизнь в Киргизии «киргизофильства». Люди переставали понимать друг друга, когда радио обозначили сочетанием «ун аглы (брать голос), телевидение — «сын аглы» (брать облик). Для галстука была найдена аналогия с тесьмой, которая в мужском национальном костюме используется в качестве брючного пояса — «ычкыр». Галстук «маданий ычкыр» — превратился в «культурный подпоясок». Все эти языковые нововведения прожили очень недолго и сохранились лишь в передачах киргизской службы Радио Свобода^[19].

Отдельной темой лингвистической традиции выступает история графики языков. Каллиграфию справедливо относят к областям изобразительного искусства. Но и обычное письмо может поведать о ситуации и человеке достаточно много лишь в результате визуального знакомства с рукописью. После установления советской власти многие языки народов СССР графически были переведены на кириллицу. Но с распадом Советского Союза началось обратное движение. Смена алфавита становится формой политической демонстрации. Начинает ее Молдавия за исключением Приднестровья. Фактически Молдова повторила опыт Румынии, возникшей в 1860 г. на территории православных княжеств Валахии и Молдовы, которым в течение почти полутора столетий покровительствовала Россия, защищая их от Турции. Румыния, чтобы продемонстрировать свою независимость, сразу же отказалась от кириллицы, общеупотребимой в этой стране с XVI в. Этим смена алфавита была возведена в ранг политической демонстрации. И все же «алфавитные войны», которые возникали в результате изменения системы письма в Молдавии, показывают, что в данном случае региональный фактор развития преобладает над глобальным. Ведь не торопятся переходить на латиницу Китай и Япония, которые активно вовлечены в глобализационные процессы. Насильственная латинизация в русскоязычном Приднестровье привела к тому, что власти этой непризнанной республики стали запрещать деятельность на ее территории молдавских школ, запустив тем самым «лингвистический бумеранг».

С кириллического письма на латинскую графику перешли в Азербайджане, Узбекистане и Туркменистане. Некоторые специалисты увидели в этом процессе не признаки досоветской реставрации, а непременное цивилизационное требование, соответствующее глобализации. В 2025 г. планирует перейти на латиницу Казахстан.

Возвращение к лингвистическим истокам, безусловно, направлено на утверждение национально-культурной идентичности. Это можно сказать о стремлении некоторых народов увязать свою историю с турками-кипчаками. Но вот стремление с помощью топонимики резко расширить их ареал порой вызывает недоумение. Например, обнаружение тюркской топонимики в Подмосковье: Коломенское, старое название Каслома, означало по-тюркси «охранение», Копотня — «высокое поселение» или «высокая трава», Кунцево — «пристанище» или «заезжий двор». Не только Подмосковье, но и западноевропейские земли, по этой версии, имеют тюркское происхождение: название Германии, Альмания по-тюркски, происходило от слова «альман» (дальний), название «Англия» (тюркское Ингленд) составлялось из тюркского сочетания, в котором «инг» означало добычу, а земля за морем считалась «добычей»^[20].

Раздел лингвистики, изучающий происхождение слов называемый этимологией, требует не только грамотного. Но и осторожного подхода, потому что лингвистические изыскания могут преподносить неожиданные сюрпризы. Вряд ли следует высказывать спорные историко-лингвистические предположения, когда никто не отрицает глубоких связей различных народов в прошлом, а важно поддерживать эти связи в настоящем и будущем. Нельзя исключать и того, что со временем именно лингвистические источники остаются тем немногим, что позволяет определить не только направление, но и характер существовавших у наших предков межэтнических контактов. А проблема удельного веса скифских или скандинавских инъекций в славянский этнос до сих пор остается актуальной с точки зрения национальной самоидентификации^[21].

Справедливости ради надо заметить, что это состояние касается всех стран СНГ, в том числе и России. Стремление ограничить количество употребляемых иностранных слов в России ничуть не меньше, чем в других государствах, что отмечено и на уровне законодательной власти, и в педагогической среде. Так, в летнем подмосковном детском лагере под названием «Славянский» в 2003 г. детей призывали возвращаться к устаревшей славянской лексике, заменять не только выражения «фильтруй базар» и им подобные фразы, но и более привычные, употребляемые в устной и письменной речи лексические формы. Что же касается депутатов, то они в своей законотворческой деятельности обязаны учитывать, что любая реформа (даже орфографическая) способна породить ситуацию, когда «русский русский», «белорусский русский», «казахский русский» и другие варианты русского языка постепенно могут становиться не только разными наречиями, но и разными языками. И пока законодательно такие ограничения не закреплены, лингвистический дрейф на постсоветском пространстве не очень заметен. Но он существует и не дает оснований считать язык тем инвариантом, который, как, и в советские годы, будет способствовать сближению стран СНГ.

В современном мире язык выступает одним из основных инструментов выражения политкорректности. Но также противоположные модели общения, например, неприязнь к другим народам, отражаются в первую очередь в языке. В русском языке оскорбительные и пренебрежительные наименования инородцев получили самое широкое распространение. И этим грешит не только обыденная лексика, но и средства массовой информации. Причем язык российской прессы в упоминании оскорбительных названий рас и наций несколько отличается от языка Рунета. Для сравнения, в российских изданиях, по данным Группы 808, специализирующейся в области информационного аудита, по частоте таких упоминаний иные национальности и расы располагались в следующем порядке: янки, хохлы, жиды, фрицы, чухонцы, москали, чичики (чехи), латиносы, ниггеры, жидомасоны, узкоглазые, америкосы, азеры (айзеры), немчура, макаронники. В Рунете с помощью поисковой системы Yandex можно убедиться, что этот список выглядит несколько иначе: хохлы, жиды, янки, америкосы, москали, ниггеры, чичики, хачики, узкоглазые, черномазые, фрицы, чухонцы, жидомасоны, латиносы, кацапы^[22].

Правда, и в других языках имеются не менее оскорбительные наименования для других национальностей. В том числе, для русских в немецком языке таковым является «иван». Здесь, как и в норвежском языке, вероятно влияние Второй мировой войны. Поскольку в это время в норвежских концлагерях погибло несколько десятков тысяч русских солдат, то с тех пор появился и закрепился пренебрежительный термин «русский узник», который также употребляется в значении «доходяга». В то же время в русском языке презрительное обозначение для норвежцев отсутствует. В XIX в. в период франко-прусских конфликтов французы пренебрежительно своих противников называли их бошами (от фр. «caboche» — башка). В Руанде государственная пропаганда за несколько лет перевела тутси из категории людей в категорию нелюдей, насекомых (их именовали не иначе, как тараканы), главная цель которых — захватить власть над добрыми и трудолюбивыми хуту^[23]. Примеры дегуманизации соперника не такие редкие в истории различных конфликтов. Когда соперник не является человеком, его легче уничтожить, раздавить. И также менее сложно оправдать подобное действие. Именно на это рассчитывали пришедшие в 2014 г. в результате государственного переворота в Украине силы, называя сторонников федерализации страны «колорадами», связывая цветовые совпадения колорадского жука и георгиевской ленты.

Языковые признаки ксенофобии очень легко обнаруживаются, и поэтому можно их считать, если и не индикаторами этнополитических конфликтов, то признаками этнополитической нестабильности. И это не может не проявляться в международном сотрудничестве. У чистоты словоупотребления находится много защитников. Однако мировой опыт убеждает, что защищать, тем более законодательно, надо не язык, а культуру, потому что только культура обеспечивает стабильность и консервативность языка. Отсюда и проблемы сохранения за русским языком значения языка общения на постсоветском пространстве в первую очередь зависят от того, смогут ли страны СНГ сохранить единое культурное пространство.

Условием существования общего культурного пространства вступает наличие «пространства понимания», на котором соединяются нюансы смыслов. Важнейший вклад в создание таких смысловых мостов вносят переводчики. Переводчик организует общение людей, наиболее точно подбирая слова, находя нужные термины, смягчая острые обороты речи и непонятные для иной культуры формулировки. О сложностях переводческой работы можно судить по тому предисловию, которым в 1251 году хиджры (1835) переводчик с персидского Наби-джан-Хатыф не преминул по восточному обычаю украсить свой труд, закончив переводить автобиографию амира Тимура: «С помощью Божьей я окончил эту книгу. Бог прощает всем людям их прегрешения, поэтому и я прошу благосклонных читателей не ставить мне в вину сделанные мною промахи в словах тюркского и уйгурского наречий и не сердиться на меня за эти невольные ошибки. Я написал эту книгу, придерживаясь в точности того, что было написано со слов самого „сахиб-улькырана“ Тимура»^[24]. А через много лет после Наби-джан-Хатыфа этой же проблеме промахов в переводах Умберто Эко посвятит целую монографию^[25]. Его книгу «Сказать почти то же самое» можно рассматривать как совокупность практических рекомендаций, которые касаются извечных трудностей и «подводных камней» в работе переводчика, с которыми Эко хорошо знаком, потому что многочисленные разноязычные версии его романов дают автору уникальную возможность сравнивать подход различных переводчиков к задачам, поставленным, вольно или невольно, ими самими же.

Кроме того, высокий профессионализм переводчиков основан и на глубоких знаниях, и на быстрой реакции, и на особом складе характера, отличающегося крайней степенью наблюдательности. Многие переводчики первых лиц государств во время переговоров оказываются там, куда закрыт вход даже высокопоставленным дипломатам и государственным деятелям. Поэтому воспоминания переводчиков обладают особой ценностью. Среди этих воспоминаний выделяются мемуары Валентина Михайловича Бережкова «Как я стал переводчиком Сталина»^[26]. Бережков в 1940—1945 гг. трудился как дипломат: с декабря 1940 г. до нападения фашистской Германии на Советский Союз он был первым секретарем советского посольства в Берлине, работал в МИД СССР. Но наибольшую известность он получил как личный переводчик советских руководителей на встречах с главами государств, в том числе в 1943 г. на Тегеранской конференции Сталина, Рузвельта и Черчилля.

Мемуарам Бережкова в некоторой степени можно противопоставить мемуары Пауля Шмидта — старшего переводчика МИД Германии и личного переводчика Гитлера^[27]. Он вспоминает о ходе переговоров Гитлера и Риббентропа с главами зарубежных государств и правительств, с иностранными послами и дипломатами, приводит интересные подробности визита Риббентропа в Москву, бесед Гитлера и Молотова, хода Мюнхенской конференции и др.

Упоминаемый выше Виктор Клемперер — филолог, но его можно с полным правом назвать переводчиком с того языка, который стал официальным государственным в Германии после прихода к власти нацистов. После начала публикации в 1968 г. дневники Клемперера выходили разными частями во многих изданиях. В 1952 г. он получил национальную премию ГДР, в 1956 г. — награжден орденом ГДР «За заслуги перед отечеством». В 1999 г. о нем вышел телевизионный фильм, а в 2003 г. — документальный фильм на основе дневников, к тому же они не раз становились основой театральных и радиопостановок.

Е. М. Ржевскую можно считать одной из самых мужественных женщин военной эпохи. Она попала на фронт во время битвы под Ржевом и дошла до Берлина, участвовала в поисках Гитлера, в проведении опознания Фюрера и Евы Браун и расследовании обстоятельств его самоубийства. Г. К. Жуков назвал ее воспоминания о том времени одними из лучших. Но в своих мемуарах «За плечами XX век» Ржевская пишет не только о войне^[28]. Коренная москвичка, она с необыкновенным изяществом и любовью описывает довоенную и послевоенную столицу, привычки обитателей старых двориков, школу тех лет.

Книга «Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминания переводчика» содержит воспоминания Т. С. Ступниковой, которая работала синхронным переводчиком на Нюрнбергском процессе и была непосредственной свидетельницей этого уникального события^[29]. Автор пишет живо и остро, а мемуары содержат бесценные факты, которые невозможно почерпнуть из официальных документов и хроник.

Известный переводчик и преподаватель, внесший значительный вклад в теорию и практику перевода, основоположник современной школы перевода и преподавания перевода Военного института иностранных языков (ВИИЯ; сегодня — факультет иностранных языков в Военном университете Министерства обороны) Р. К. Миньяр-Белоручев (1922—2000), переводил Хрущева, де Голля, Кастро, а также написал много трудов по практике перевода и книгу «Как стать переводчиком?», в которой рассказывается о самых разных аспектах переводческой деятельности — от мастерства перевода до психологии общения с «опекаемым» и его коллегами, забавных и не очень случаях из его обширной практики^[30].

В. М. Суходрев является одним легендарных отечественных переводчиков, который на протяжении почти сорока лет был личным переводчиком политических лидеров Советского Союза: Хрущева, Брежнева, Громыко, Микояна, Косыгина, Горбачева. Во время их переговоров с Никсоном, Кеннеди, Картером, Насером, И. Ганди и многими другими выдающимися политическими мировыми деятелями именно Суходрев персонифицировал собой интеллект, культуру и дипломатическую гибкость советских руководителей. Особенно важна последняя составляющая деятельности «главного переводчика страны», так как от того, что скажет первое лицо государства, от его слов зависело не только решение многих насущных вопросов в международных отношениях, но и в целом мир на планете, например, в дни Карибского кризиса. В мемуарах он излагает свое видение сильных мира сего той поры с ближнего расстояния, рассказывает о том, что они были за люди, об их достоинствах и слабостях, привычках, о том, какое они производили впечатление, как вели себя не только в официальной обстановке, но и в неформальной ситуации^[31]. Среди мемуаров военных переводчиков особый интерес вызывают воспоминания, относящиеся к периоду участия в локальных и региональных конфликтах, как, например, в книге «В Египте и на Занзибаре (1960—1966 гг.)»^[32].

Анализируя мемуары переводчиков, нельзя упускать из виду и особенности деятельности переводчиков непосредственно мемуарной литературы, которые неизбежно сталкиваются с трудностями не только при переводе информации о социальных реалиях или особенностях национального менталитета, но даже с переводом имен собственных. А учитывая особенности мемуарного жанра, как оригинального текста, который передает все нюансы личностной позиции их автора, то таких сложностей обнаруживается куда больше, чем при переводе литературы других жанров.

Работа переводчика включает адаптацию текста к понятийному пространству читателя. Но все чаще мы сталкиваемся с примерами перевода не с иностранного языка, а с родного на политкорректный. Современной лингвистической практикой стало внесение элементов политкорректности в известные литературные произведения. В феврале 2011 г. американское издательство New South Books выпустило новое, исправленное издание «Приключений Тома Сойера» и «Приключений Гекльберри Финна» Марка Твена. В этих изданиях слово «негр» будет заменено на расово нейтральное слово «раб». «Приключения Гекльберри Финна», в которых слово «негр» употребляется 219 раз, не впервые подвергаются гонениям. В 1957 г. роман был исключен из списка обязательного чтения в младшей и средней школах Нью-Йорка. В 1998 г. родители ученика в штате Аризона подали на школу в суд за то, что данная книга входила в обязательную программу. В «Приключениях Тома Сойера» неполиткорректное слово встречается лишь четыре раза, поэтому данная книга не беспокоили борцов за расовое равноправие. Современная инициатива по редактированию хрестоматийных текстов принадлежит ученому, специалисту по творчеству Марка Твена Алану Гриббену. Несмотря на неоднозначную общественную реакцию, ученый уверен в своей правоте. По его словам, во время публичных чтений он давно заменяет «обидные» слова на нейтральные, а публика слушает его с большей охотой. После редактирования Марка Твена возникает вопрос о внесении корректировок в «Хижину дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу или «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл, в которых слово «негр» встречается довольно часто^[33].

Все отмеченные проблемы необходимо учитывать в вербальной межкультурной коммуникации, включающей посредническую деятельность. Правила коммуникации требуют обращать внимание на:

• 1) отношение к темпу речи, паузам, молчанию, принятым в разных культурах. Даже молчание, принятое в разных культурах, можно интерпретировать по-разному, например, древнекитайская пословица гласит: «Кто знает — молчит, а кто не знает — говорит», а для «слушающих культур» Восточной Азии молчание в ответ на вопрос не равнозначно прекращению коммуникации, а наоборот, оно является важнейшей частью социального взаимодействия. В США не любят пауз в разговоре. Они могут восприниматься крайне негативно, раздражать собеседника;
• 2) частоту использования в речи определенных речевых формул, оборотов, словосочетаний, вопросов, формул вербального приветствия;

• 3) стандартные или «допустимые» темы ведения разговоров или поддержания беседы, например, в арабской культуре, стандартными темами являются последние новости, здоровье и благополучие собеседника, его родных;
• 4) запретные или закрытые темы, связанные с необходимым соблюдением этнических норм и правил. Так, на Ближнем Востоке не принято затрагивать религиозных тем, затрагивать интимные и личные темы;
• 5) использование запретной лексики, инвективов и эвфемизмов, нецензурных слов и лексики, которые могут обидеть, задеть чувства, оскорбить достоинство собеседника, окружающих;
• 6) применения общепринятых метафор, так как-то, что является ценностью в одной культуре, может неоднозначно восприниматься в другой;
• 7) различия, связанные с сословной принадлежностью и социальной дифференциацией в вербальных приветствиях.

Следование этим правилам помогает уходить языка вражды или риторики ненависти, под которыми понимаются языковые средства, выражающие резко отрицательное отношение друг к другу носителей разных систем национальных, религиозных, политических, культурных ценностей. Язык вражды свидетельствует о наличии настроений и проявлений расизма и ксенофобии в обществе, об открытой или скрытой межнациональной вражде и нетерпимости. Комитет министров Совета Европы в 1997 г. определил «язык вражды» как все формы самовыражения, которые включают распространение, провоцирование, стимулирование или оправдание расовой ненависти, ксенофобии, антисемитизма или других видов ненависти на основе нетерпимости, включая нетерпимость в виде агрессивного национализма или этноцентризма, дискриминации или враждебности в отношении меньшинств, мигрантов и лиц с эмигрантскими корнями^[34]. Язык политической медиации резко контрастирует с языком вражды.

• [1] Лосев А. Ф. Философия имени. М.: Прогресс, 1990. С. 66.
• [2] См.: Языки и диалекты мира: Проспект и словник. М.: Наука, 1982. С. 11;Брук С. И. Население мира: этнографический справочник. М.: Наука, 1986. С. 90.
• [3] Изображение прототипа библейского сооружения обнаружено на одной из стелНововавилонского царства, давно хранящейся в частной коллекции. Надписи на этомчерном камне датированы 604—562 гг. до н.э. На плите изображены царь Навуходоносор II, правивший Вавилоном более 2500 лет назад, и зиккурат Этеменанки. Это91-метровое сооружение считается прообразом легендарной башни из Библии. Колоссальное семиярусное здание с храмом на вершине не только представлено в виде сбоку, но и снабжено планом внутренних помещений. При Навуходоносоре II Этеменанки, построенный ранее, но потом разрушенный и переживший ряд реконструкций, былвоссоздан в последний раз, причем сильно вырос в размерах, так что стал самым высоким строением Вавилона. Надписи на камне намекают на происхождение библейскойистории с разными народами, собравшимися и вздумавшими построить башню высотой до небес. Клинопись гласит: «Я мобилизовал (все) страны всюду, (каждый и) любойправитель (который) был поднят до выдающегося положения над всеми людьми мира (как один) любимы Мардуком… Я построил свою структуру с битумом и (жженым кирпичом). Я закончил ее, делая (ее сияющей) ярко, как (Солнце)…» (перевод Эндрю Джорджа). (Мардук — бог древней Месопотамии, которому и был посвящен Этеменанки).Блистательное культовое сооружение, как и другие зиккураты Месопотамии, виделииудеи, угнанные в плен войсками Навуходоносора II после взятия Иерусалима в 586 г. до н.э. Потому вполне вероятно, что подлинная история сооружения Этеменанки моглалечь в основу библейского сюжета.
• [4] Психолингвистика изучает взаимоотношение языка, мышления и сознания. Термин «психолингвистика» впервые был употреблен в 1946 г., а сама наука начала оформляться в 1950;е гг.
• [5] Бодуэн де Куртенэ И. А. Национальный и территориальный признак в автономии.СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1913. С. 21.
• [6] Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 6. М.: Прогресс, 1972.
• [7] Европейская хартия региональных языков или языков меньшинств была принятав качестве конвенции Комитетом Министров на 478-м заседании Комитета министровСовета Европы 25 июня 1992 г. и открыта для подписания 5 ноября 1992 г. в Страсбурге.
• [8] Европейская культурная конвенция. [Электронный ресурс]. URL: http://conventions.coe.int/Treaty/RUS/Treaties/Html/018.htm
• [9] День общеевропейского ирландского языка // Коммерсант-власть. 2005. № 24.С. 48.
• [10] Название Ig Nobel Prize представляет собой игру слов благодаря созвучию слов Ignobel с прилагательным ignoble, означающим «постыдный». На русский язык названиепремии чаще всего переводится как «Шнобелевская премия» (Шуточная нобелевскаяпремия). Это тоже является игрой слов, связанной с шуточным атрибутом процедурывручения — шнобелем, т. е. большим носом.
• [11] Белаш А. За неоцененный вклад // Коммерсант-власть. 2009. № 40. С. 36.
• [12] Федеральный закон от 01 июня 2005 г. № 53-ФЗ «О государственном языке Российской Федерации» // Российская газета. 2005. 7 июня.
• [13] Официальные языки Организации Объединенных Наций: английский язык; русский язык; французский язык; китайский язык; испанский язык; арабский язык. Эти жеязыки, являющиеся языками межнационального общения, на которых говорят наиболеекрупные народы мира, служат рабочими языками ООН. Перечень этих языков определенв правилах процедуры каждого органа. На официальных языках издаются все основныедокументы ООН, включая резолюции. На рабочих языках издаются стенографическиеотчеты заседаний и на них переводятся речи, произнесенные на любом официальномязыке. Речи, произносимые на любом из шести языков Генеральной Ассамблеи, переводятся устно на пять других языков. Если делегация желает выступить на языке, которыйне является официальным, то она должна обеспечить устный или письменный переводвыступления на один из официальных языков.
• [14] Клемперер В. LTI. Язык Третьего рейха. Записная книжка филолога / пер. с нем.А. Б. Григорьева. М.: Прогресс-Традиция, 1998 (Klemperer V. LTI. Notizbuch einesPhilologen. Berlin: Aufbau Verlag, 1947).
• [15] Независимая газета. 2000. 25 окт.
• [16] Фролов К. Как они поступают с русским языком, так и Россия может поступитьс гастарбайтерами // Русский обозреватель. [Электронный ресурс]. URL: http://www.rus-obr.ru/opinions/3697
• [17] Цит. по: Попов А. Русский язык под защитой Европейской хартии // Независимаягазета. 2000. 28 июня.
• [18] Бабаева У. Говоришь по-русски — будешь наказан // Независимая газета. 2002.30 апр.
• [19] Мамбеталиев К. «Русский вопрос» в Киргизии // Независимая газета. 2002.4 февр.
• [20] Аджи М. Великая степь и Европа // Евразия. 2001. № 1—2. С. 122—123.
• [21] См., например: Успенский Ф. Б. Скандинавы. Варяги. Русь: Историко-филологические очерки. М.: Языки славянской культуры, 2002.
• [22] Коммерсантъ-власть. 2002. № 23. С. 26.
• [23] Часовских К. Руанда: черный апрель, или История одной резни. [Электронныйресурс]. URL: http://oko-planet.su/pohtik/pohtikmir/182 417-chernyy-aprel-ih-istoriya-odnoy-rezni.html
• [24] Текст воспроизводится по изданию: Тамерлан. Автобиография. М.: Гураш, 1992. Электронный ресурс]. URL: http://www.twirpx.com/file/221 719/
• [25] Эко У. Сказать почти то же самое. Опыты о переводе. СПб.: Symposium, 2006.
• [26] Бережков В. М. Как я стал переводчиком Сталина. М.: ДЭМ, 1993.
• [27] Шмидт П. Переводчик Гитлера / пер. с англ. Смоленск: Русич, 2001 (Мир в войнах).
• [28] Ржевская Е. М. За плечами XX век. М.: ACT, 2011.
• [29] Ступникова Т. С. Ничего кроме правды. Нюрнбергский процесс. Воспоминанияпереводчика. М.: Возвращение, 2003.
• [30] Миньяр-Белоручев Р. К. Как стать переводчиком? М.: Готика, 1999.
• [31] Суходрев В. М. Язык мой — друг мой. М.: Тончу, 2008.
• [32] В Египте и на Занзибаре (1960—1966 гг.). Мемуары советских военных переводчиков / ред.-сост.: А. А. Токарев, Г. В. Шубин. М.: Memories, 2011.
• [33] Кочеткова Н. Черные дни Тома Сойера // Известия. 2011. 13 янв.
• [34] Recommendation No. R (97) 20 of the Committee of Ministers to Member States on"Hate Speech" (Adopted by the Committee of Ministers on 30 October 1997, at the 607thmeeting of the Minister’s Deputies). [Электронный ресурс]. URL: http://www.coe.intA/dghl/standardsetting/media/doc/cm/rec (1997)020&expmem_EN.asp