Традиции отечественной риторики

Традиции отечественного ораторского искусства и риторики также богаты. В Древнюю Русь классическая риторика пришла опосредованно, из Византии, вместе с христианской культурой. Следы ее влияния обнаруживаются в произведениях древнерусских ораторов — митрополита Илариона и епископа Кирилла Туровского. Античные риторические сочинения хранились в библиотеке Ивана Грозного, который сам был не чужд красноречия, о чем можно судить, например, по его переписке с князем Андреем Курбским.

Систематическое преподавание риторики (на латинском языке) начинается в России с XVII в. В допетровское время развивалось прежде всего духовное красноречие. Реформы Петра I активизировали политическое и военное красноречие.

«Краткое руководство к красноречию» М. В. Ломоносова — первая общедоступная отечественная риторика, настольная книга многих образованных русских людей второй половины XVIII в.

Над своей риторикой Ломоносов работал несколько лет (1743−1748 гг.). После представления в Академию наук первого (сжатого) варианта текста ему было рекомендовано перевести руководство на латинский язык, привести больше современных примеров. Однако Ломоносов сознательно отказался и от латинского перевода, и от узко понятой современности, которая, как правило, очень быстро устаревает. Он дополнил книгу переводами фрагментов трудов и речей выдающихся ораторов прошлого, преимущественно античных (Демосфена, Цицерона и др.), а также примерами из своих сочинений. Современники воспринимали его риторику не только как учебник, но и как превосходную хрестоматию.

Ломоносова всегда привлекали не только теоретические трактаты, которые он усердно штудировал, но и практические занятия риторикой. Он писал позднее: «От беспрестанного упражнения возрастало красноречие древних великих авторов, которых от того ни старость, ни великая честь и достоинство отвратить не могли». Закономерно, что его собственная риторика содержит много разнообразных примеров, стихотворных и прозаических.

«Краткое руководство к красноречию» нельзя понять, вырывая его из исторического контекста риторической (по определению Ю. М. Лотмана) эпохи XVIII в., когда была сильна вера в слово, а сама риторика была «царицей наук», в терминах которой велись дискуссии о музыке, живописи, психологии, филологии. Однако, несмотря на то что сочинение Ломоносова было создано более двух с половиной веков назад, несправедливо видеть в нем только исторический памятник.

«Краткое руководство к красноречию» сохранило обаяние творческой личности автора, ее энергетику, «природную остроту», передавало несомненную любовь Ломоносова к риторике, его способность говорить «словом чистым, мягким, витиеватым и наподобие весны цветущим». Оно несет отпечаток его внешнего облика и темперамента: «Телесные дарования, громкий и приятный голос, долгий дух и крепкая грудь в красноречии, а особливо в произношении слова упражняющимся очень надобны; также дородство и осанковатый вид приличны, ежели слово пред народом говорить должно».

Труд Ломоносова уникален еще и тем, что в нем воплощен риторический идеал автора — не как нечто недостижимое, а как-то, к чему должно и можно стремиться. Это идеал убеждающей речи, о чем свидетельствует и манера изложения автора. Цель оратора — «преклонять к своему мнению», потому что «мало есть таких людей, которые могут поступать по рассуждению, преодолев свои склонности». Для Ломоносова важно в риторике единство слова и дела.

Никакого погрешения больше нет в красноречии, как непристойное и детское, пустым шумом, а не делом наполненное многословие, например:

Ни единой беды нет, о которой бы рассуждал премудрый, чтобы оной убегать для пользы отечества. Кто рассуждает здраво, тот не будет думать, чтобы от какого-нибудь злоключения умаляться надлежало для благосостояния общества, но всегда в таком мнении останется, что за отечество в самую крайнюю напасть тщательно вступить должно.

Таковые распространения искусному слуху весьма скучны и несносны и разве тем только показаться могут, которые любят, чтобы им об одном десятью сказывали.

«Краткое руководство к красноречию» — общая риторика, в которой нет частной адресованное™ (пожилым, молодым, военным, горным инженерам и т. д.), но, тем не менее, выбор адресата присутствует: она обращена ко всем «любящим словесные науки».

В риторическом сочинении Ломоносова есть место для анализа скрытого речевого воздействия, но нет места для демагогии. Убеждая, автор стремится «увеличить силу совоображения» адресата, «которая в красноречии много может».

Предложенная Ломоносовым методика порождения речи работает и сегодня. В учебнике А. К. Михальской «Основы риторики» используется хрия Ломоносова (схема речевого развертывания) для создания речи или письменного текста на тему «Неусыпный труд препятства (препятствия. — Примеч. авт.) преодолевает». Ломоносов писал: «Материя, сочинителю слова данная, обыкновенно бывает сложенная идея, которая называется тема. Простые идеи, из которых она составляется, называются терминами. Например, сия тема имеет в себе четыре термина: неусыпность, труд, препягства и преодоление». Ломоносов «учил собирать слова» для развернутого, интересного рассуждения на предложенную тему.

Современно также включение в «Краткое руководство к красноречию» диалогической проблематики (подробнее см. гл. 10). В части, посвященной «расположению по разговору», рассматриваются диалог и полилог, разнообразные виды «разговоров»: «Сверх того разговоры суть согласные, прекословные и сомнительные. Согласные разговоры состоят из согласных мнений между собою рассуждающих лиц, так что один мнение другого новыми доводами подтверждает; в прекословиых разговорах предлагаются два спорные между собою мнения, которые двое каждый свое защищают. Сомнительные состоят из такой материи, которую одно лице вовсе защищает, другое в некоторых обстоятельствах согласуется, а в иных спорит или сомневается».

Риторическая теория М. В. Ломоносова не потеряла своего научного значения и сегодня. В конце XVIII — начале XIX вв. в России уже существовало множество разнообразных, живо написанных риторик: для детей, «в пользу молодых девиц», для горных инженеров (риторики М. Сперанского, Н. Кошанского, А. Мерзлякова, К. Зеленецкого, Ф. Малиновского, И. Рижского и др.).

Риторику преподавали дома, в гимназиях, реальных училищах, университетах. Например, профессора Н. Ф. Кошанский и А. И. Галич учили Пушкина, Дельвига, Горчакова, Кюхельбекера и других лицеистов находить и изобретать речь. Профессор Галич учил лицеистов следующим правилам изобретения: «Разлагайте главное предложение на все подчиненные понятия; потом замечайте, какие пояснения и доказательства нужны для убеждения в истине; смотрите, какие возражения могут быть сделаны против главного… доказательства и как оныя опровергнуть…».

Этот перечень профессор заключал мудрым советом: «Во всяком же случае, при изобретениях, держитесь правила, коего польза признана художниками, а именно: не будьте слишком мнительны и не принуждайте себя…» Он же составил требования к систематическому разбору и рецензиям. Лицеисты должны были знать и уметь использовать и «Правила сочинения писем»: «Особенные свойства писем — легкость и естественность: ибо… здесь-то более, чем где-либо, мы хотим видеть человека, а не сочинение… Письмо не должно быть и слишком округлено, а только опрятно и правильно, — не более. Итак, письмо вообще должно избегать… всякого искусственного расположения или плана, разве сей план еще искуснее будет скрыт».

Изменение отношения к риторике в середине XIX в. объясняется целым комплексом причин, прежде всего ее политизированностью. В России она была дискредитирована как предмет, поддерживающий институт власти. У слова «риторика» сформировалось значение «внешне красивая, напыщенная речь», тогда же возобладала ее критика как теоретической и учебной дисциплины. К этому времени она уже не могла играть роль «царицы наук», обобщающей гуманитарной дисциплины. От нее отпочковались поэтика, стилистика, другие науки, само же преподавание риторики становилось все более догматичным. Известным ниспровергателем риторики являлся критик В. Г. Белинский, который писал следующее.

Нс только риторики, даже теории красноречия (как науки красноречия) не может быть. Красноречие есть искусство, — не целое и полное, как поэзия: в красноречии есть цель, всегда практическая, всегда определяемая временем и обстоятельствами… Не пишите риторики, а переберите речи известных ораторов всех народов и всех веков, снабдите их подробной биографией каждого оратора, необходимыми историческими комментариями, — и вы окажете этой книгой великую услугу и ораторам и неораторам.

Впрочем, его стиль сам испытал влияние риторики, как и стили писателей-классиков, где бы они ее ни изучали: в лицее, дома, в гимназии или в университете.

Несмотря на дискредитацию риторики как научной и учебной дисциплины (в середине XIX в. она постепенно исчезает из программ учебных заведений), в эпоху реформ Александра II особого расцвета достигает не только политическое, но и академическое красноречие, которое демонстрировали выдающиеся университетские профессора (Д. И. Менделеев, В. О. Ключевский, Т. Н. Грановский и др.).

Введение

суда присяжных в России, сделавшее значимыми прения сторон (обвинителя и защитника), призвало в судопроизводство выдающихся ораторов: С. А. Андреевского, П. А. Александрова, Ф. Н. Плевако, В. И. Жуковского, А. Ф. Кони, В. Д. Спасовича и др. Опыт русского судебного красноречия второй половины XIX в. был обобщен П. С. Пороховщиковым в книге «Искусство речи на суде», популярной и сегодня.

В 1893 г. возвращение ораторского искусства в учебный план Московского университета приветствовал такой, казалось бы, далекий от риторики писатель, как А. П. Чехов. В очерке «Хорошая новость» он писал следующее.

Мы люди бесстрастные, скучные, в наших жилах давно уже запеклась кровь от скуки. Мы не гоняемся за наслаждениями и не ищем их, и нас поэтому нисколько не тревожит, что мы, равнодушные к ораторскому искусству, лишаем себя одного из высших и благороднейших наслаждений, доступных человеку. Но если не хочется наслаждаться, то по крайней мере не мешало бы вспомнить, что во все времена богатство языка и ораторское искусство шли рядом.

Не только А. П. Чехов, но и Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, В. Г. Короленко интересовались ораторским искусством, посещали открытые процессы, на которых выступали знаменитые судебные ораторы, и откликались в прессе на их выступления.