Разноцветные революции. 
Политическая психология

Отчего не устоял «старый лис» Эдуард Шеварднадзе? Мастер многоходовых интриг, а обрушился внезапно. Чем поучительна судьба Аскара Акаева? Что вызвало «оранжевую метель» на Украине? Отвечая на эти вопросы, политтехнологи размышляют о злокозненных планах США, об извечном предательстве. Даже когда речь идет о прогнозах, выводы рождаются на основе предположительного предательства политиков. Поговаривают о правилах экспорта революций. Американцы относятся к этому процессу как к долговременному и все планируют и просчитывают загодя. История в такой трактовке выглядит как одиссея вероломства.

Не станем оспаривать мысль о том, что смена политической ориентации требует солидной политической пахоты. Подготовка «революции роз» длилась примерно с осени 2001 г., когда «молодые волчата» оппозиции предприняли первую атаку на Шеварднадзе, использовав в качестве предлога провал гелаевской операции в Абхазии. Однако как же массы оказываются вовлеченными в политику совершенно определенной направленности?

В свое время статья о Гитлере, написанная американским психоаналитиком Эриком Эриксоном, стала классической. Автор отказался от расхожих версий сумасшествия, политического безумия и обмана. В социальном поведении масс есть собственная логика. Ее важно расчислить, угадать. Подставляют друг друга политики, а что же люди? Как же они участвуют в этих заблаговременно продуманных планах?

Рассуждая о поведении масс, политические философы руководствуются простой схемой: «любят — не любят!» И что же такое получается? То вроде боготворили, а то взяли и отвернулись. Это в лучшем варианте, а то, глядишь, вышли на улицы с погромными лозунгами. Как же уберечь вождей от всяческих им не нужных потрясений?

Политтехнологи все чаще используют в своих сочинениях фрейдистский термин «амбивалентность». Они рассуждают о прихотливости народного мнения, о непредсказуемости исторической судьбы харизматических лидеров, о загадочной драматургии любви и ненависти. Даются и рекомендации, как сохранить пылкую привязанность масс, которая может обернуться «злобой, темной клеветой», отступничеством. Амбивалентность чувств трактуется как их двойственность. Это в целом верно, но не до конца. Гениальность Фрейда вовсе не в том, что он раскрыл парность человеческих переживаний — любви и ненависти, дружбы и вражды, страха и бесстрашия, радости и печали, преданности и предательства, честности и лукавства. Смысл понятия «амбивалентность» более глубок, но политтехнологи не могут устоять перед соблазном оснастить свои экспертизы словом, которое по определению имеет уже научную степень. Ссылки на Фрейда оказываются нередко простым теоретическим антуражем, который сопровождает политические рассуждения о власти.

Обратимся в качестве примера к докладу кандидата философских паук, руководителя избирательной компании Сергея Глазьева (кандидата на пост Президента РФ) Янины Дубейковской, который она сделала в Русском психоаналитическом обществе 24 мая 2005 г. Смысл доклада, как можно понять из стенограммы, заключается в том, что политическое управление — это своего рода возможность распоряжаться амбивалентностью массовых чувств. Оставим пока в стороне мысль о возможном вождении коллективных переживаний, о способности умело направлять их в нужную сторону. З. Фрейд отмечал, излагая Лебона, что тончайший анализ, острейшее наблюдение способны обнаружить лишь малое количество сознательных мотивов душевной жизни. За мотивами наших поступков, в которых мы признаемся, несомненно, существуют тайные причины, в которых мы не признаемся, а за ними есть еще более тайные, о которых мы даже и не знаем. Большинство наших повседневных поступков есть лишь воздействие скрытых, незамечаемых нами поступков^[1].

Вполне резонно, что феномен амбивалентности связан с механизмом вытеснения. Как отмечает Дубейковская, в восприятии любого человека есть осознаваемое чувство и есть бессознательное. Эти два полюса обусловливают напряжение психической жизни. Они противостоят друг другу и таким образом создают некоторое энергетическое поле. Если же они сближаются, политические процессы, возникающие на этой энергетике, проявляются как слабые и более предсказуемые. Общий итог этих рассуждений следует понять таким образом: «полюса могут меняться местами». Иначе говоря, была любовь — объявилась ненависть, имелась апатия — получили бунтарство, наличествовали гроздья гнева, а все обернулось робким шепотом. В связи с этим задача политтехнолога состоит в том, чтобы продлить жизнь нужного полюса, не дать чувству перейти в свою противоположность по возможности долго. Получается, что мы владеем политической технологией, осмысленным политическим управлением.

Эти рассуждения, если вынуть из них гордыню экспертного знания, в целом известны. Г. Лебон давно показал, что масса импульсивна и возбудима. Ею почти исключительно руководит бессознательное. Импульсы, которым повинуется масса, могут быть, смотря по обстоятельствам, благородными или жестокими, героическими или трусливыми, но во всех случаях они настолько повелительны, что не дают проявляться не только личному интересу, но даже инстинкту самосохранения. Ничто у массы не бывает преднамеренным. В массе у индивида исчезает понятие невозможного. Масса легковерна и чрезвычайно легко поддается влиянию, она некритична, неправдоподобного для нее не существует. Масса немедленно доходит до крайности, высказанное подозрение сразу же превращается у нее в непоколебимую уверенность, зерно антипатии — в дикую ненависть.

Однако существо проблемы, как ее понимал Фрейд, вовсе не в том, что некий тиран, которому поклонялись массы, вдруг был облит ненавистью и низвергнут. Смысл понятия «амбивалентность» не в том, что эти полюса чувствований (преданности и предательства, апатии и агрессии) могут сближаться, снижая энергетику политического процесса, или сменять друг друга.

Эти разные состояния с самого начала размещены в одной «упаковке». Прежде всего, Фрейд указывает на их связанность, слитность. Иначе говоря, любовь по сути дела есть ненависть, а ненависть — в каком-то измерении — это пылкая привязанность. В этом контексте меняется и характер рекомендаций политтехнолога. Он рассуждает вовсе не о том, что высокий рейтинг политика, который обнаруживается сегодня, нужно сохранить как можно дольше, чтобы он не перетек в ненависть. Что же это означает применительно к политической практике? Вполне отрезвляющую мысль: если какой-нибудь политик имеет сегодня высокий рейтинг популярности (скажем, 70%), то уже в этом факте заложен эффект падения. Мы должны ясно осознавать, что 70% народной любви — это одновременно и 70% народной ненависти.

В физике есть такая иллюстрация. Когда вода в котле нагревается, она постепенно превращается в пар. Но есть такая критическая точка, когда вода не является ни тем, ни другим. Она уже не вода, но еще и не пар… Вот тут-то и раздолье для амбивалентности. Как выразился пушкинский Альбер: «Проклятый жид, почтенный Соломон…» .

Такое открытие обескуражило в свое время М. С. Горбачева, в одночасье отставленного от власти. Оно же явилось откровением и для известного сидельца, который по случаю собственного заточенья ожидал массовых выступлений, но так и не дождался. Политика, как и состояние отдельного человека, демонстрирует сложный «замес» противоречивых состояний.

Припоминается рассказ, в котором речь идет о том, что в подвале дома оказались люди. После разрыва снаряда они не могли выбраться. Началась паника. Люди кричали, впадали в истерику. Надежды на спасение нет; все должны умереть страшной смертью. Вдруг какой-то человек возвысил голос: «Прекратите панику!» Он сказал о себе, что был командиром корабля дальнего плавания, знает азбуку Морзе. С этой минуты никому не известный человек стал отдавать команды, поддерживать дух окружающих, посылать сигналы по трубе. Потом людей нашли и освободили из плена. Только никакого капитана дальнего плавания там не нашли. Это был обыкновенный человек. Кажется, вообще водопроводчик. Просто в безвыходной ситуации он ощутил себя храбрецом.

Итак, амбивалентность человеческих переживаний — это двойственность внутренне противоречивых чувств. Термин введен Ойгеном Блейлером. Правда, этим понятием он хотел показать расщепленное сознание больного, который относится к объекту крайне противоречиво, и употреблял это слово применительно к шизофрении (это нередко ведущее к слабоумию психическое заболевание невыясненной природы, когда в человеке неожиданно обнаруживаются разные личности с разным характером, поведением, привычками и интересами), различая волевую, интеллектуальную и аффективную, т. е. эмоциональную, амбивалентность.

Впрочем, Блейлер полагал, что двойственность чувств проявляют и нормальные люди. Это вообще свойство психики, которое, судя по всему, можно назвать базовым. В самом деле, представьте себе, что паша психика лишена внутренней противоречивости: если мы хотим что-то сделать, то это желание нас ни за что не покидает. Или такое: когда мы говорим, наша речь льется плавно, в ней исключены всякие противоречия. Сказал, как отрезал. Мысль неотразима. Наконец, мы любим, но никогда не испытываем ревности.

Если бы ни ум, ни воля, ни чувства не впадали в противоречие, наша психика вовсе не была бы психикой. Мы стали бы подобны некоему механизму. Именно благодаря тому, что мы постоянно направляем на тот или иной объект разные волевые импульсы, чувства и аналитические резоны, можно постигать это величайшее таинство — психику.

Примером амбивалентности может служить сплетение любви и ненависти. На уровне бессознательного восприятия нежность может сопровождаться неприязнью, симпатия переходить в антипатию, удовольствие — в неудовольствие, радость — в горечь. Человек одновременно испытывает противоположные чувства. Но прежде чем разводить их по векторам «сознательное» — «бессознательное», надо отметить их слитность.

В состоянии амбивалентности каждая установка «выправляется» собственной противоположностью. Это состояние отличается от переживаний, в которых не до конца обнаруживаются проявленные чувства. Амбивалентность выражает глубинную взаимосвязь самых разных переживаний. Римский поэт Катулл (ок. 87−54 до н.э.) писал:

Любовь и ненависть кипят в душе моей, Быть может, почему, ты спросишь, я не знаю, Но силу этих двух страстей В себе я чувствую и сердцем всем страдаю…

З. Фрейд полагал, что понятие, введенное Блейлером, удачно выражает противоположность влечений. В работе 1909 г. «Анализ фобии пятилетнего мальчика» он отмечал, что природа чувств у людей складывается из противоположностей. Внутренне разнородные «эмоциональные сцепления» в сфере чувств у взрослых обнаруживаются в сознании только на высоте любовной страсти. Что касается детской психики, то в ней оба чувства могут парадоксально уживаться. Маленький Ганс, о котором идет речь в этой работе, испытывал к отцу огромную любовь, но также хотел его смерти.

В другой работе 1918 г. «Из истории одного детского невроза» Фрейд говорил о том, что двойственность обнаруживается в одновременном сочетании у ребенка пассивных и активных стремлений.

В классическом исследовании американских психологов В. Вульфенштейна и Н. Лейтеса «Хорошая — плохая девушка» предпринятый анализ позволил авторам проникнуть в механизм сотворения кумиров. Ученые развернули перед нами определенную психологическую мотивацию, лежащую в основе конкретного образа. Они раскрыли механизм, который соединяет в себе комплекс противоречивых чувств.

Привлекательность популярной героини основана на ее многочисленных связях с мужчинами и на предположении, что она не заходила с мужчинами «слишком далеко». Такая героиня появляется в музыкальных фильмах: танцующую девушку окружает хор мужчин. Связь девушки с последними мимолетна и стилизована, так как танцует она с каждым понемногу, не выделяя никого, в чем, собственно, и проявляется двойственность чувств.

С одной стороны, героиня должна быть в меру порочна. Если она пресна, добродетельна, то не вызывает острых переживаний. Однако, с другой стороны, она не должна быть распутной, ибо в таком случае оказываются смешными даже самые романтические чувства. Сюжеты многих американских фильмов, как показало исследование, эксплуатируют именно неопределенность, сплетение обожания и презрения.

По логике развития событий девушка кажется плохой. Она весела, беспечна, жизнерадостна и окружена мужчинами. Страдальцу, который добивается ее любви, ничего не остается, как, любя ее, испытывать к ней, предстающей пред ним в таком образе, только ненависть. Однако в конце фильма выясняется, что мужчины вовсе не являются ее любовниками, в глубине души она добродетельна.

Михаил Козаков, режиссер фильма «Покровские ворота», объяснял Марине Дюжевой, как она должна сыграть роль девушки, которая приходит к герою фильма. «Ты должна изобразить проститутку в монастыре» , — поучал он.

Можно привести и другие примеры из отечественного кино. Воздушная, чистосердечная героиня Веры Глаголевой из кинофильма «Выйти замуж за капитана» очаровательно непредсказуема. Она пытается реализовать свои претензии на самостоятельность. Ее терроризирует сосед по квартире. Она — типичная «плохая женщина», но в конце концов выясняется, что она совсем даже «хорошая», просто ей не хватало мужской опоры. Вот цитата из зрительского письма: «Мне очень понравилось, как вы сыграли Лену, которая полюбила капитана: внешне раскрепощенная, не защищенная, искренняя в своих чувствах, она очень женственна… Как верно, как правдиво вы ее показываете! Я бы очень хотела, чтоб у меня была такая подруга. Или сестра». Итак, раскрепощенная, но искренняя, греховная, но чистая. А главное — пусть рядом со мной будут такие же. Это ли не эффект амбивалентности?

Еще пример. Наталья Негода в одном из выпусков «Кинопанорамы» в 1989 г. рассказывала ведущему Виктору Мережко, что на студию приходит немыслимое количество писем, адресованных ей. Один мотив — как вы могли? Авторы писем, безусловно, отождествляют актрису с героиней «Маленькой Веры». Однако есть еще письма с призывом: «Давайте дружить!» .

Нечто похожее мы видим и в политике. Нам нужен харизматический лидер, который соединял бы в себе полярные качества. Он, безусловно, хорош, потому что беспощаден к олигархам, но он и плох, поскольку отобрал у меня льготы. Пусть будет жестоким ко всем и мягкосердечным ко мне. Хорошо, если бы он проявил себя как царь, карающий своих бояр, но не забыл бы и о доброте, когда пойдет речь о распределении богатств. Он хорош, потому что я связываю с ним свои иллюзии, но он плох, потому что постоянно теряет интерес к моим грезам.

В основе античных трагедий лежал неразрешимый конфликт. Почему, собственно, неразрешимый? Потому что человеческая психика — вместилище желаний, осознанной горечи, волевых порывов. Действие могло совершиться только тогда, когда человек, даже одержимый волей, обнаруживал свое бессилие. Трагические поступки, полные страшного и ужасного, вызывали отвращение, но они же порождали и восхищение, приносили удовольствие. Однако можно ли восхищаться и презирать одновременно? Правда ли, что человек в своем бессилии обнаруживает мощь? Неужели за бесстрашием прячется человеческий страх? Амбивалентность сопряжена с психологической недифференцированностью чувств, с глубинной близостью противоположных переживаний.

• [1] Фрейд З. Либидо. М., 1996. С. 187.