Интертекстуальность. 
Философия

Советский филолог и философ Михаил Михайлович Бахтин (1895— 1975) заметил, что «гуманитарная мысль рождается как мысль о чужих мыслях, волеизъявлениях, манифестациях, выражениях, знаках, за которыми стоят проявляющие себя боги (откровение) или люди (законы властителей, заповеди предков, безыменные изречения и загадки и т. п.)». Он зафиксировал феномен интертекстуальности — присутствия «текста в тексте» и интерпретировал текст как монаду, отражающую в себе все тексты (в пределе).

Развернутую характеристику интертекстуальности дал французский семиотик и философ Ролан Барт (1915—1980), который писал: «Каждый текст является интертекстом; другие тексты присутствуют в нем на различных уровнях в более или менее узнаваемых формах: тексты предшествующей культуры и тексты окружающей культуры. Каждый текст представляет собой новую ткань, сотканную из старых цитат. Обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и т. д. — все они поглощены текстом и перемешаны в нем, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык. Как необходимое предварительное условие для любого текста интертекстуальность не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитат, даваемых без кавычек»¹.

Символом интертекстуалыюсти является образ «Вавилонской библиотеки» из одноименного рассказа аргентинского писателя X. Л. Борхеса. Это «вселенная-библиотека», которая существует вечно и объемлет все написанные и не написанные книги, созданные путем комбинаторного перебора букв алфавита. В отношении книг этой библиотеки известно, что «на одну осмысленную строчку или истинное сообщение приходятся тысячи бессмыслиц, груды словесного хлама и абракадабры». Хотя каждая книга уникальна, существуют сотни тысяч книг, отличающиеся одна от другой буквою или запятой. Известно суеверие, что существует книга, «содержащая суть и краткое изложение всех остальных: некий библиотекарь прочел ее и стал подобен Богу».

Каждый текст строится из цитат, пересказов, отсылок, аллюзий и реминисценций к другим текстам. Текст возникает в контексте как реакция на предтексты — предшествующие тексты — и во многом существует за счет них. Примером использования механизма интертекстуальности являются строки Евгения Баратынского: «Меж мудрецами был чудак: / „Я мыслю, — пишет он, — итак, / Я, несомненно, существую“…», — отсылающие к «Cogito ergo sum» Декарта. Интертекстуальные связи устанавливаются не только в литературе, но и между произведениями изобразительного искусства, архитектуры, музыки, театра, кинематографа и вообще любыми явлениями, в которых удается рассмотреть следы предшественников.

За гомогенностью авторского текста обнаруживаются его генетическое разнообразие и многослойность. Каждая ссылка на предтекст вводит в контекст и конституирует под текстом еще один уровень письма — подтекст. Постепенно вскрываемая и имеющая ценность многослойность текста позволила интерпретировать его как палимпсест — предмет, с которого слой за слоем снимают нанесенные на него знаки.

Интертекст позволяет автору указать на свои предпочтения, реализовать прагматические установки привязки к прецедентным именам и текстам, сформировать контекст восприятия. Он адресован людям определенного круга, способным заметить, оценить и понять ссылку. Это своего рода пароль, позволяющий установить доверительный контакт, расконсервировать агента и его культурные ресурсы, индуцировать генерацию гипертекста.

Прецедентные тексты — стихийно или сознательно отобранные тексты, которые известны в культуре и поэтому допускают разнообразные возможности их использования. К прецедентным текстам с высоким потенциалом относятся фольклорные тексты, Библия, произведения классиков художественной культуры, идеологические и рекламные штампы. Обращение к различным источникам повышает культурный потенциал текста.

Юридический дискурс характеризуется высокой степенью формализованной интертекстуальности, отсылающей к прецедентам и законодательным актам. Судебный дискурс, кроме того, содержит интертекстуальные включения из досудебной документации, показаний свидетелей, речей обвинителя и защитника, что обеспечивает непрерывность правового поля. Гражданская лояльность демонстрируется ссылками на выступления представителей других ветвей власти. Для демонстрации профессиональной преемственности и коллегиальности принято цитировать высказывания других судей. Для убеждения аудитории английские судьи используют библейские аллюзии и фрагменты из Шекспира.