Стилистические аспекты проявления авторского «я» в журналистском тексте

Косвенное проявление авторского «Я» в журналистском тексте на примере жанра репортаж

Жанр репортаж в журналистике — один из самых сложных. Он объединяет в себе элементы разных жанров прессы: аналитических, зарисовки, комментария. Сам по себе репортаж — жанр информационный. В его основе, как и в основе любого другого информационного жанра, лежит факт, информационный повод. Пишется он по принципу «Что вижу, то пою!». Как ни странно, в репортаже автору отводится ключевая роль. Ведь главным распорядителем всего действия является именно он.

В печатных СМИ нужно рассказать о событии не только при помощи текста и фотоматериала. Важно осветить случившееся с «привлечением „образной догадки“: в картинках и репортажах большую роль играет авторское воображение, мимолетное замечание и реплики». Задача опытного журналиста — сделать это таким образом, чтобы не исказить восприятие читателя, не задавить его чрезмерным присутствием авторского «Я» в тексте. В своем материале журналист должен лишь натолкнуть аудиторию на мысль, как бы предложить ей определенный вывод, делать который читатель будет исключительно сам. Это, безусловно, существенно осложняет задачу журналиста и препятствует полному проявлению его авторского «Я». Однако только так можно говорить о репортаже, как о высшем пилотаже журналистского мастерства.

Этого неотъемлемого свойства любого толкового репортажа можно достичь благодаря особой, свойственной только этому жанру стилистике. В чем ее суть? Рассмотрим это на примере репортажа Б. Горбатова и М. Мержанова «Пушки больше не стреляют» об окончании Великой Отечественной войны. А конкретно — о Дне подписания гитлеровской Германией акта капитуляции.

Репортаж начинается подчеркнуто буднично, прозаично:"Восьмое мая тысяча девятьсот сорок пятого года. Гитлеровская Германия поставлена на колени. Война окончена. Победа". [10].

Зачин построен на скрытом контрасте значительности, огромной исторической важности, торжественности происходящего и простоты, будничности, даже прозаичности его проявления и описания. Язык зачина протокольно сух. Информация дается предельно сжато: ни одного лишнего слова. Такая протокольная, кажущаяся суховатой манера изложения обнажает событие, представляет его таким, каким оно было в тот день и час.

Длина предложений постепенно убывает к последнему, самому главному, самому короткому — Победа, резко выделяемому благодаря своеобразному синтаксическому «сужению». Все предыдущие предложения как бы подготавливают это последнее ударное словопредложение зачина.

Контраст содержания и формы изложения подчеркнут не только синтаксически, но и лексически. Слова отбираются самые простые, прозаичные, нейтральные (Восьмое мая; Война окончена). На их фоне выделяется единственное эмоционально окрашенное предложение: Гитлеровская Германия поставлена на колени. Громадность описываемого в репортаже события понятна всем. Потому громкие слова здесь просто неуместны. Как раз именно нейтральность лексики по внутреннему, скрытому контрасту наиболее резко оттеняет историческую важность и масштабность происходящего.

Однако стилистический контраст — вполне осознанный прием, избранный журналистами. Об этом свидетельствуют следующие после зачина строки:

«Что может быть сильнее, проще и человечнее этих слов»!

«Шли к этому дню долгой дорогой. Дорогой борьбы, крови и побед».

Авторы как бы говорят: такие простые и вместе с тем значительные слова не нуждаются в пространных комментариях. По своей внутренней энергии, связанным с ними ассоциациям они эмоциональнее любых других. Здесь содержится стилистический «ключ» репортажа, объяснение его стилевой манеры: пусть говорят факты, пусть говорит сама история.

Как раз именно в этом репортаже — вопреки законам жанра — авторское «я» полностью исключено из речевой структуры репортажа. Оно — в подтексте: в отборе синтаксических конструкций, в некоторой прерывистости речи (обилие присоединительных конструкций). В редких и немногословных репликахоценках: «Вот наконец Калсхорст. Калсхорст — это берлинский пригород — сегодня на наших глазах вошел в историю. Здесь могила гитлеровской Германии, здесь конец войны. Все здесь принадлежит истории. И это здание бывшего немецкого военно-инженерного училища, в котором состоялось подписание акта капитуляции. И этот зал офицерской столовой, и все минуты короткого, но преисполненного глубокого волнения и смысла заседания…». Эффект авторского присутствия обнаруживается лишь косвенно: благодаря присоединительным разговорным конструкциям с частицей вот («И вот он; вот этот день»), употреблению местоимения наш («под воздвигнутой нашими бойцами аркой победы»; «на наших глазах»), оценочному эпитету гордо («гордо развеваются три флага»). Авторское присутствие — в поясняющих предложениях, которые почти не выделяются из репортажного описания, тесно с ним сплетаясь («все здесь принадлежит истории, минуты короткого, но преисполненного глубокого волнения и смысла заседания…»).

Репортаж завершает наиболее эмоциональная в нем часть: «Сейчас в этом зале гитлеровцев поставили на колени. Это победитель диктует свою волю побежденному. Это человечество разоружает зверя. Победа! Сегодня человечество может свободно вздохнуть. Сегодня пушки не стреляют».

Здесь также отсутствует авторское «я». Но появляется эмоционально окрашенная, оценочная лексика и фразеология («гитлеровцы, поставили на колени», «разоружает зверя»). Авторская взволнованность, пафос выражаются в параллельных анафорических синтаксических конструкциях («Это победитель диктует свою волю, это человечество разоружает зверя»), в восклицательном предложении: «Победа!».