Практика ведения торговых войн в мировой экономике

Начиная со времен меркантилистов, когда впервые была выдвинута доктрина активного торгового баланса, многие страны стали исповедовать принцип повышения национального богатства через ограничительные действия во внешнеэкономических связях. Правительства промышленно развитых государств стали формировать свою экономическую политику на основе энергичного проникновения на внешние рынки с одновременной защитой национальной экономики от иностранных конкурентов с помощью таможенных барьеров и запретительных мер.

Недовольство стран из числа торговых соперников и партнеров подавлялось силой оружия или демонстрацией военной мощи. Таким образом, торгово-экономические противоречия нередко перерастали в продолжительные и кровопролитные войны.

Торговые войны — достаточно устойчивая «традиция» современных международных отношений. Они характерны как для отдельных стран, так и для торгово-экономических группировок. Как показывает практика, наибольшее число споров у членов ВТО возникало и возникает в связи с применением антидемпинговых и защитных мер, незаконных субсидий и компенсационных мер, с нарушением прав интеллектуальной собственности, технических барьеров, налогового режима, применяемого к импортной продукции. Часть споров касается запретов на импорт продукции по соображениям охраны жизни и здоровья населения.

Протекционистские настроения нарастают и в развитом мире, и в развивающемся — таков вывод исследования, проведенного Economist Intelligence Unit (EIUаналитическое подразделение британского журнала Economist). Эксперты EIU опросили 286 руководителей крупных предприятий, действующих по всему миру. Большинство опрошенных указали на рост протекционизма, выражающийся преимущественно в повышении пошлин и росте субсидий, особенно в сельском хозяйстве и промышленности. Каждый пятый из опрошенных отметил случаи срыва сделок и договоров из-за ужесточения правил инвестирования.

При этом если раньше протекционистские настроения были характерны для закрытых и слаборазвитых экономик, защищавшихся от экспансии лидеров, то теперь развитые страны, страдающие от сокращения рабочих мест и наплыва дешевой продукции из Азии и Латинской Америки, все более склонны защищать национальных производителей. Недовольство глобализацией в развитых странах довольно велико: по октябрьским опросам Gallup прошлого года, только 28% европейцев и 26% американцев считают, что глобализация — благо (в Азии такого мнения придерживаются 52%).

В прошлом году сильно изменившийся за время глобального кризиса мир узнал о «валютных войнах». «Попытки мировой финансовой и политической элиты объявить о «конце кризиса» и завершить программы эмиссионной поддержки спроса закончились биржевым крахом в мае 2010 года, после которого упомянутые элиты впали «в ступор» и прекратили вообще какие-либо попытки что-то объяснить. Более того, поскольку проблемы падения спроса существенно обострились во всём мире, то началось явление, которое мы в начале 2000;х годов назвали «парадом девальваций» .

А с лёгкой руки министра финансов Бразилии оно получило название «валютные войны». Суть этих войн в том, что страны, дабы помочь своим производителям нарастить экспорт, удешевляли национальные валюты, при этом иностранные дензнаки дорожали, давая преимущества экспортёрам перед импортёрами. Активнее всего практиковали это Китай, США и Евросоюз.

Добивались обесценивания страны по-разному: ЕС позволил своему Центробанку напрямую скупать облигации стран еврозоны с серьёзными бюджетными проблемами (Греции, Португалии, Ирландии и так далее). В результате существенно снизился курс евро (с пика в 1,6 относительно доллара до минимума — 1,11), хотя встречная активность США привела к тому, что нынешний уровень колеблется в пределах 1,3−1,4. Тем не менее, такая девальвация евро позволила ряду стран ЕС и прежде всего Германии получить серьёзный доход от экспорта в США.

Штаты удешевляли свой доллар благодаря печатанию дензнаков.

Не остался в стороне от процесса девальвации и Китай, которому прочили роль нового лидера мировой экономики. Однако, сильно укрепив свои позиции, выбиться в лидеры, тем не менее, не смог, ведь даже при том, что он активно сдерживал рост своего юаня, спрос на китайскую продукцию (который и является главным мультипликатором его роста) в мире упал. Его нужно было компенсировать спросом внутренним, но последний существенно ограничен, из-за чего Китай начал активную эмиссию денег и различные программы стимулирования внутреннего спроса, что привело к раздуванию финансовых пузырей на его рынках.

На этом фоне экономики быстроразвивающихся стран (Китая, Индии и Бразилии) испытывали сильный рост курса из-за притока к ним спекулятивного капитала, убегающего из стран — мировых лидеров.

Риски перерастания «валютных войн» в силу их всеобщего неприятия в экономических элитах в «торговые войны» с 2011 года оцениваются как вполне реальные, поскольку национальные правительства даже крупных стран зачастую оценивают тарифные и нетарифные ограничения импорта как эффективный способ защиты экономик — более «тактический», чем регулирование импорта коррекцией валютных курсов.

Китай сегодня, как и США в 30-е годы, в период Великой Депрессии, пользуется преимуществом стремительного роста производительности, наблюдавшегося на протяжении последних десяти лет, а также недооцененной валюты. Это помогает стране, посредством экспорта, сгладить последствия чрезмерно высокой доли в мировом производстве на фоне относительно низкой доли в мировом потреблении. Пока мировой спрос рос, все было хорошо. Однако глобальный финансовый кризис повлек за собой сокращение долга и снижение спроса в странах, ранее отличавшихся чрезмерным потреблением. Следуя примеру Штатов, Китай сделал все возможное, чтобы сохранить возможность экспортировать излишки производства, однако, его азиатские торговые партнеры и западные импортеры ничего не получают. Таким образом, как и прежде, торговые вопросы оказываются в эпицентре конфликта. Стороны не понимают, или недооценивают проблемы друг друга, поэтому на данный момент сложно представить наиболее оптимальный путь выхода из опасной ситуации.

Проблема Китая заключается в том, что он не может быстро преодолеть свою зависимость от иностранного спроса. Переориентирование экономики от перепроизводства в сторону роста внутреннего потребления — это длительный и сложный процесс. Исторические прецеденты служат тому подтверждением. Но, в то же время, страны с дефицитом торгового баланса, в частности, на западе, с политической точки зрения не могут смириться с высокой безработицей на фоне смещения спроса в сторону стран с профицитом торгового баланса. Маловероятно, что в условиях безработицы в США на уровне 10% и выше в некоторых европейских странах, кому-нибудь захочется вникать в преимущества сокращения внутреннего спроса в пользу Китая, для поддержания занятости в Китае.

Массовое ослабление монетарной политики в крупнейших экономиках, и вливание денежных средств в экономику для сглаживания последствий финансового кризиса, временно сняли напряженность, но, возможно, лишь за счет усугубления дисбалансов. США и Европа просто отсрочили необходимый рост сбережений. Китай, вложивший деньги в рост производства или в экономически невыгодные инфраструктурные инвестиции, за которые придется расплачиваться несчастным китайским потребителям, продолжит наращивать рост потребления.

Таким образом, торговые дисбалансы сейчас нужны, как никогда, чтобы оправдать рост инвестиций в профицитных странах, однако, растущая безработица делает их политически и экономически неприемлемыми для дефицитных стран. Рост сбережений в США столкнется с упрямо высокими сбережениями в Китае. Если в самое ближайшее время не удастся разработать совместное решение, ориентированное на долгосрочную перспективу, торговый конфликт будет лишь разрастаться.

В целом мировая экономика переживает классическую дефляционную спираль. И прежде чем мир пройдет нижнюю точку нам придется пережить торговые войны и волну протекционизма, а затем массовые банкротства предприятий и физлиц.