Заключение. 
Утопический социализм Томаса Мора

«Утопия не представляла социальной программы для реализации, но определяла принципы, годящиеся для того, чтобы стать нормативной функцией, и посредством намеков постоянно указывала на социальные недуги и методы их лечения.».

Вот одна из заключительных страниц книги, направленная против богачей всех времен и против богатства (интересный парадокс: легко ли обеспечить существование при запрете денег, изобретенных как раз для облегчения жизни): «И эти очень плохие люди со своей ненасытной жадностью поделили между собой все, чего хватило бы на всех! Сколь далеко им, однако же, до счастья государства утопийцев! Совсем уничтожив само употребление денег, утопийцы избавились от алчности. Какое множество бед отсекли они, какую жатву преступлений вырвали они с корнем! Ибо кому не известно, что с уничтожением денег отомрут обманы, кражи, грабежи, раздоры, возмущения, тяжбы, распри, убийства, предательства, отравления, каждодневно наказывая, люди скорее мстят за них, чем их обуздывают; к тому же одновременно с деньгами погибнут страх, тревога, заботы, тяготы и бессонные ночи. Даже сама бедность, которой одной только, казалось, и нужны деньги, после полного уничтожения денег тут же сама исчезнет» .

Л. Фирпо не без основания заметил, что «Утопия» одна из немногих книг, о которых можно сказать, что они повлияли на ход истории: «В них человек, измученный насилием несправедливого общества, заявляет протест, который никогда уже не будет заглушен.» Первый из бессильных реформаторов, замкнутый в мире чрезмерно глухом и слишком враждебном для того, чтобы выслушать его, он обучал, как вести борьбу тем единственным способом, который остается безоружным людям культуры. Обращаясь к будущим векам, они создают программы не затем, чтобы призывать к непосредственному действию, но чтобы будоражить сознание. И по сей день блестящие реалисты, которых мир с укором называет утопистами, делают именно то единственное, что им дано: как мореплаватели, потерпевшие кораблекрушение у необитаемого острова, они бросают бутылку в море с последним посланием потомкам.

Идеал бесклассового строя, в котором господствуют правильные, соответствующие природе и гуманистическому учению о нравственности общественные отношения, оставался для гуманиста неосуществимой мечтой в условиях европейской действительности XVI столетия. «Надежды на „просвещенного государя“, направляемого разумными советниками, обернулись трагедией». В народных движениях Мор, как и большинство гуманистов, видел лишь опасную для общества разрушительную силу — и трагедия Крестьянской войны в Германии, завершившейся кровавой расправой над восставшими, послужила для него лишним поводом к осуждению Лютеровой Реформации. Подобное отношение к народным массам свидетельствовало об исторической, социальной ограниченности как Томаса Мора, так и всего европейского гуманизма эпохи Возрождения.

Последователь учения Джованни Пико о достоинстве и свободе человека, единомышленник Эразма Роттердамского, Мор не мог не выступить против религиозного фатализма лютеранской и кальвинистской реформации, лишающего человека свободы воли и превращающего его в слепое орудие божественного предопределения. «Затем, когда вы проповедуете, что наша воля лишь претерпевает и никак не действует, — писал он в ответе ученику Лютера Иоганну Бугенхагену , — разве не упраздняете вы всякое человеческое стремление и всякую склонность к добродетели? Разве не сводите вы очевидно все к фатуму?» Согласно лютеранскому учению, продолжал он, «воля не есть воля, и человек, по упразднении свободы выбора, не отличается от дерева, и никакое злодеяние не может быть поставлено в вину человеку, но причины всех благих и дурных деяний с необходимостью относятся к богу…» .

Трагедия Томаса Мора не сводится к его гибели на эшафоте. Трагедия заключалась в крушении гуманистической культуры, павшей жертвой социальных и национальных конфликтов XVI в. Мечтавшие о всеобщем согласии гуманисты в условиях распада европейского единства пытались ухватиться за отжившую и ложную идею единства католического мира. И тем самым изменяли себе: идеал всеобщности обретал контрреформационные черты, возникала опасность перерождения гуманизма в «католический иезуитизм», о котором писал Ф. Энгельс. Католическая реакция была направлена не только против реформационных религиозных движений, но и против светской гуманистической культуры. В папский «Индекс запрещенных книг» были занесены произведения Эразма Роттердамского и многих других представителей гуманистического свободомыслия, его предшественников, современников и учеников.

Многие из гуманистов оказались жертвой инквизиционных преследований. Гуманистический лагерь распался. Одни связали свою судьбу с Реформацией, другие — с католицизмом (и в том, и в другом случае ценой отхода от основных идей гуманистической философии). Подлинными наследниками и продолжателями гуманистической традиции оказались лишь те из них, которые отказались принять участие в конфессиональной борьбе и продолжали отстаивать идеалы «всеобщего» внеисповедного христианства, все более приближавшегося к «всеобщей религии» позднейшего деизма или к освобожденной от религиозной формы системе общечеловеческой морали.

Взгляды Мора на будущее общество, несмотря на все их недостатки и утопические черты, близки и понятны строившим реальный до недавнего времени социализм и коммунизм. Обрисованный в «Утопии» идеал пронизан мыслью, что люди созданы для нормального человеческого труда и что все это достигается только при условии ликвидации частной собственности. Томас Мор не раскрыл в «Утопии» планов перехода к описанному им будущему строю. Он отверг путь реформ сверху, но не высказался и в пользу революционных преобразований. Его отношение к народным движениям было сложным. Нельзя сказать, как это чаще всего пишут о Море, что он боялся революционных выступлений народа. Наоборот, он называл в «Утопии» мятежный дух угнетенных благородным духом и наделял утопийское государство функцией помощи другим народам в свержении у них тирании.

Однако Томас Мор видел и то, что массы во время происходивших в ту эпоху восстаний и широких народных движений мало осознают свои интересы, легко становятся игрушкой ловких политиков, далеки от тех стремлений, которые могут привести к правильному преобразованию общественных и политических отношений. Таким образом, Мор не видел выхода из этой проблемы. В самой «Утопии» возникновение идеального государства объясняется мудрой деятельностью его мифического основателя Утопа, но это не более как литературный прием. Мор очень хорошо понимал всю сложность ликвидации частной собственности в обществе его времени. Он показывал в «Утопии», как существование частной собственности ведет к тому, что стремление к ней делается всеобщим. Только утопийцам удалось истребить у себя «корни честолюбия и раздоров». Вопрос о том, как можно этого добиться в реальной действительности, Томас Мор оставляет открытым. В нерешенности проблемы перехода к социализму особенно сказывается утопизм социалистических взглядов Мора, тесно связанный с непониманием закономерностей исторического развития. Небольшая книжечка Т. Мора уже при его жизни переиздавалась трижды и была переведена на французский, немецкий, итальянский и фламандский языки. С тех пор она выдержала огромное количество изданий и переводов. На ее идеи опирались последующие социалисты-утописты.