Франсуа Мари Вольтер

Концепция просвещенного абсолютизма, сменившая прежние убеждения в несомненной законности всякой абсолютной власти, поскольку она носит божественный характер, и оказавшая огромное влияние на социально-политические воззрения XIX и XX вв., развивается одним из самых могущественных и старших представителей французского Просвещения Франсуа Мари Аруэ Вольтером совсем не случайно. Появление этой концепции обусловлено всем контекстом просветительского мировоззрения, формированием мыслей о могуществе разума и оправданности всех феноменов человеческой жизни только исходя из разума. Господствующее в XVII в. представление о «естественном свете» разума, данном каждому человеку от природы, в XVIII в. трансформируется во мнение о неизбежности господства здравомыслия, поскольку оно — продукт этого «естественного света» разума. Разум начинает пониматься именно как здравый смысл — не как научная, теоретическая, а как присущая каждому человеку от природы «здравая» способность разумно судить обо всех явлениях социальной и частной жизни. Все должно быть представлено на суд разума, прежде чем будет доказано право чего-либо на существование. Казавшаяся прежде бесспорной незыблемость абсолютной королевской власти была поставлена под вопрос как раз потому, что она не могла доказать своего «естественного» происхождения, а именно «природа» полагается в XVIII в. в основание всего существующего в качестве «естественного» и разумного. Человек предстает уже не божественным, а природным созданием, и подобная смена мировоззренческих ориентиров в конечном счете определена изменением состояния культуры, хозяйствования и социальных отношений. Поскольку развитие промышленности требует наличия свободных рабочих рук, а следовательно, политической независимости, т. е. устранения феодальных связей, и они, действительно, постепенно разрушаются, то кажется, что единственное, что у человека остается, это природа — все, что в нем и у него есть — от природы. Все природное разумно и естественно. Разумность в эту эпоху, на переломе средневековья и нового времени, отождествляется с природностью и сама выступает в обличье здравого природного смысла. Абсолютная же, неограниченная королевская власть, столь необходимая в предшествующий период укрепления национальных государств, со всем присущим ей арсеналом дворянства, духовенства, привилегий и авторитарного мышления начинает обнаруживать непригодность к управлению государством и улучшению национального благосостояния. Речь пока ни в коем случае не может идти о республике, т. е. о народном правлении, или о правах человека — до этого еще очень далеко; на ранних этапах возникновения промышленного общества на первый план новой идеологии выдвигается только вопрос о неправомерности неограниченной власти. Но если говорить о разумности власти, т. е. о том, что она должна стать разумной, это и означает поставить ей требование быть просвещенной. Первый шаг в новом социальном устройстве вследствие этого необходимо связан с превращением неограниченной абсолютной власти, каким парадоксальным ни покажется такой неологизм, в абсолютную, но разумную, т. е. ограниченную, но одним лишь разумом, власть. Так появляется термин «просвещенный абсолютизм», используемый Франсуа Мари Вольтером. Неограниченная власть, если можно так выразиться, должна ограничить сама себя, самой себе она должна выставить требование быть разумной. Правда, только после того, как ее просветит на этот счет философ-просветитель. Вольтер был убежден, что народ не может управлять, поскольку он темен и непросвещен, да и вряд ли надо просвещать тех, кто шьет башмаки, обрабатывает землю и т. д. Нет, разумеется, некоторую образованность народу надо дать, но лишь некоторую и не черни. В небольшой статье «Обработка земли», которую Вольтер написал для карманного «Философского словаря», созданную в Фернй, он отмечает, что если бы на каждого хозяина земли не приходилось по 30 чернорабочих, земля никогда не возделывалась бы. У кого есть хотя бы один плуг, тот уже нуждается в паре чернорабочих. Чем больше будет людей, у которых нет ничего, кроме собственных рабочих рук, тем выше стоимость земли. В той же статье он пишет, далее, о том, что можно научить некоторое количество детей крестьян читать, считать и писать, но большинство детей, особенно детей чернорабочих, должны знать главным образом физический труд, так как на 200−300 рабочих рук достаточно одного грамотея. Для того чтобы возделывать землю не надо никакого образования. Вольтер и не мог, подобно Руссо, который родится позже Вольтера на целых 18 лет, уповать на народ; все его надежды — на просвещенного монарха. Не говоря уже о том, что одного человека просветить гораздо легче и быстрее, чем многих (или даже всех), республика, по Вольтеру, слишком походила бы на праздничный стол, за которым наибольшие обжоры захватывают себе лучшие яства, не оставляя другим ничего.

Итак, Вольтер по своим социологическим установкам — сторонник сильной, даже абсолютной, но просвещенной власти. К этому выводу его подталкивают не только личные жизненные обстоятельства, путешествия в другие страны, знакомства с просвещенными порядками и людьми — к этому его подталкивает статус просвещенного философа, философа-просветителя, который одним из первых расслышал требования нового века как запрос к новой личности. Требовалось воспитать такого индивида, который решал бы все дела, опираясь исключительно на собственный ум, и оценивался бы не по его принадлежности к тому или иному сословию, а только по силе собственного здравомыслия. Однако дело заключалось в том, что Вольтер не просто услышал требования нового времени — дело в том, что он сам создавал эти требования, и не будь его памфлетов, сатир, поэм и трактатов, вполне возможно, что судьбы Европы, да и Америки, сложились бы в значительной степени иначе. Во многом именно благодаря его усилиям сформировалось новое мировоззрение и иное, чем прежде, отношение к человеку. Установка на автономный разум составляла стержень его деятельности, и его заслуга заключалась совсем не в том, что он создал учение о чем-то или систему каких-то взглядов. Его заслуга в том, что он, подобно Канту, совершил своеобразный коперниканский переворот, повернув общество к разуму. Начиная с государей и кончая бедными, но образованными людьми, — все, в первую очередь благодаря Вольтеру, начали понимать, что дальнейшее развитие общества, да и его нынешнее нормальное состояние, будет зависеть от того, насколько будут воплощены в жизнь притязания разума.

Первоначально существенным признаком просвещенного абсолютизма Вольтеру казалась веротерпимость. И Фридрих II, и Екатерина II казались ему просвещенными государями прежде всего потому, что они допускали свободу вероисповедания. Первые трагедии, которые Вольтер написал, будучи еще совсем молодым человеком, и которые принесли ему славу продолжателя дела Корнеля и Расина —" Магомет", «Заира» — ставят в центр внимания как раз вопрос о равенстве всех религий — восточной, протестантизма, католицизма, говорят о недопустимости религиозных преследований. Несмотря на то, что с Екатериной Вольтера связывали прочные эпистолярные узы и он как будто неплохо был осведомлен о российских обычаях и верованиях, в первую очередь его интересует не православие, а мусульманство. Он вообще был одним из первых западных мыслителей, заинтересовавшихся восточными религиями. Веротерпимость для него — исходный пункт терпимости вообще, т. е. уважения к другому человеку, самой природой наделенному всеми человеческими чертами. Католическая религия, вместе с католической церковью преследующая инакомыслящих, стала для Вольтера символом господства невежественных предрассудков. Во Франции церковь, во-первых, олицетворяла собой могущество старого века; она, во-вторых, укрепляла авторитарное мышление, препятствовавшее развитию здравомыслия. Она, наконец, в конкретных условиях Франции была реальной репрессивной силой.

Историцистская концепция Вольтера складывается вокруг этих двух полюсов — обоснования необходимости просвещенного абсолютизма и борьбы с церковью. Несмотря на то, что предшествующее XVII столетие дало Франции великого Декарта, а также Мольера, Корнеля и Расина, в целом этот век оставался веком авторитета, протекции и патронажа. Просветители во главе с Вольтером радикально изменили ситуацию, и новый XVIII век стал веком Просвещения, формирующим нового исторического субъекта — члена промышленного общества и образованного индивида. Новый век был подготовлен заново складывающимися социальными обстоятельствами. Формула Людовика XIV «Государство — это Я», отражающая истинное положение вещей в период формирования французской нации и сильного национального государства, совершенно утрачивает свое значение к тридцатым годам XVIII века. Развитие промышленности и торговли, выдвижение на первый план третьего сословия определило иной расклад социальных сил. На мануфактурах потребовались свободные рабочие руки, и это поставило под вопрос феодально-абсолютистский режим. При дворах процветали синекура, подкуп, взяточничество. Развивающаяся промышленная буржуазия лишь обеспечивала двор большими суммами, не получая взамен даже выплаты процентов. Крестьяне были задавлены различными налогами, включая налоги на дороги, на соль и т. д. На землях охотились феодалы, вытаптывая посевы. Хлеба, произведенного в стране, хватало на 4−5 месяцев, каждые 2−3 года начинался голод. А между тем король владел 10 дворцами, на содержание которых уходила одна четверть всех государственных доходов, а дворянство и духовенство были освобождены от налогов. При таких обстоятельствах изменения были ориентированы на новый тип личности, которая и станет основой нового социума. Представления о ней первоначально формировали просветители, которых называли «философами». Человек в их понимании — это природное существо, от природы наделенное равными с другими людьми качествами, и, прежде всего естественным светом разума, что и предполагало устранение сословной иерархии. Установка на собственный разум, на самостоятельные решения, ответственность за всю свою жизнь, то есть на здравый смысл — все эти установки стали целью жизни философов. Одним из первых был Франсуа Мари Аруэ Вольтер.

Наиболее углубленно монархическую концепцию просвещенного абсолютизма дал прусский король Фридрих II Великий (1712—'1786), оставивший после себя 30-томное собрание сочинений. Под влиянием идей просветителей Фридрих II издал свод законов — «Фридрихов кодекс», вводивший в Пруссии равный для всех суд, установил полную веротерпимость, отменил пытки. Однако увлечение идеями Просвещения у Фридриха II было неглубоким, о чем можно судить по его практическим делам. Так, весь социальный строй Пруссии, с преобладанием дворянства над прочими сословиями, он оставил без изменения.

Более последовательно проводил политику просвещенного абсолютизма Иосиф II (1741—1790), который после смерти отца Франца Стефана стал германским императором, а после смерти матери Марии Терезии унаследовал австрийские владения. В свое десятилетнее царствование в Австрии (1780—1790) он провел целый ряд реформ, главная из которых — освобождение крестьян от крепостной зависимости, наделение их землей. Наиболее глубоко и последовательно реформы Иосифа II затронули судопроизводство («Иосифовский законник»). Однако он же ликвидировал автономию земель и провинций империи Габсбургов, поощрял германскую колонизацию Венгрии, Трансвильвании, Галиции.