Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

М. С. Горбачев в роли генсека

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Вскоре правительство ГДР дало согласие на выезд находившихся в посольстве ФРГ в Праге граждан в специальных поездах при условии, что они будут следовать через территорию ГДР. Однако урегулирование конфликта с «посольскими сидельцами» не могло уже сдержать дальнейшее обострение политической ситуации в ГДР. Она перерастала в общегосударственный кризис. В Берлине, Лейпциге, Дрездене и других городах… Читать ещё >

М. С. Горбачев в роли генсека (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

1. М.С. ГОРБАЧЕВ В РОЛИ ГЕНСЕКА.

1.1 Внешняя политика М.С. Горбачева.

На посту генсека М. С. Горбачев большое внимание уделял внешней политие СССР. Не случайно его авторитет на Западе достаточно высок и поныне. Среди успехов, достигнутых им во внешней политике следует сказать прежде всего о разрушении «железного занавеса», прекращение холодной войны и окончание ядерного противостояния.

В 1985;1988 годах Горбачев произвел радикальные изменения во внешнеполитическом курсе СССР. На XXVII съезде КПСС (февраль — март 1986 года) он обнародовал советскую программу построения безъядерного мира к 2000 году. В том же году во время визита в Индию подписал Делийскую декларацию о принципах ненасильственного и свободного от ядерного оружия мира.

В мае 1985 года на праздновании 40-летия победы над фашизмом Горбачев впервые за 20 лет упомянул в положительном контексте имя Иосифа Сталина, что вызвало бурные овации присутствовавших. На первой (закрытой) встрече с творческой интеллигенцией сказал, что сейчас не время возобновлять антисталинскую кампанию: «Мы же народ лбами столкнем!» .

С ноября 1985 по декабрь 1988 года состоялось 5 встреч Горбачева с президентом США Рональдом Рейганом, в ходе которых были выработаны соглашения по сокращению некоторых видов ядерных и обычных вооружений.

Например, ходе встречи М. С. Горбачева с президентом США Рональдом Рейганом в ноябре 1985 года стороны признали необходимость улучшения советско-американских отношений и оздоровления международной обстановки в целом. Заключены договоры СНВ-1,2. Заявлением от 15 января 1986 года М. С. Горбачев выдвинул ряд крупных внешнеполитических инициатив:

Полная ликвидация ядерного и химического оружия к 2000 году.

Строгий контроль при хранении ядерного оружия и уничтожении его на местах ликвидаций Во время визита Михаила Сергеевича в Индию была подписана Делийская декларация о принципах свободного от ядерного вооружения и ненасильственного мира.

Кроме того, именно М. С. Горбачеву принадлежит основная заслуга в окончании войны в Афганистане и деле воссоединения Германии.

2.1.1 Завершение войны в Афганистане.

Новое руководство страны во главе с Горбачевым осознала всю полноту ошибки — ввода войск в Афганистан. Горбачев понимал, что это война не дала Советскому Союзу ничего, кроме «цинковых гробов» и мирового осуждения.

Летом 1987 г. были сделаны первые, хотя, в основном, популистские шаги к миру. Новое просоветское правительство во главе с Наджибуллой предложило противоборствующей стороне перемирие.

В апреле 1988 г. СССР подписал в Женеве соглашение о выводе своих войск из Афганистана. Уже 15 мая первый воинские подразделения начали покидать страну.

15 февраля 1989 г. Афганистан покинули последние советские солдаты. Эту церемонию провели как можно более торжественнее, показав, тем самым, что СССР не бежит из страны, а лишь выводит оттуда свои войска.

15 февраля отмечается десятилетие окончания вывода советских войск из Афганистана. В этот день для Советского Союза закончилась самая длительная в его истории война, которая в общей сложности продолжалась девять лет, один месяц и восемнадцать дней. Через эту войну прошло 525 тысяч солдат и офицеров советской армии, 90 тысяч военнослужащих комитета государственной безопасности и 5 тысяч военнослужащих и сотрудников МВД. На афганской войне погибли 14 453 солдата и офицера, в том числе 13 833 военнослужащих Министерства обороны, 572 — КГБ и 28 — МВД. Численность же санитарных потерь (раненые, контуженые, заболевшие и т. п.) невероятно высока — 469 685 человек. Потери военной техники не менее впечатляющи: самолетов — 118, вертолетов — 333, танков — 147, БМП, БМД, БТР — 1314, автомашин различного назначения — около 13 тысяч.

Чтобы понять значение вывода советских войск из Афганистана, рассмотрим предшествующие этому события. У СССР были очень сложные, доходящие до военных конфликтов, отношения с Китаем, натянутые взаимоотношения с Ираном. Фактор безопасности приобретал дополнительную остроту из-за действий США в этом регионе. Газета «Нью-Йорк таймс» от 11 июля 1971 года писала, что «основная черта доктрины Никсона — стремление сохранить политическую и военную причастность к делам Азии… ведение войны руками других, помощь оружием… Поэтому Вашингтон продолжает посылать и оказывать помощь Пакистану». Таким образом, к началу 70-х годов на южных границах страны только с Афганистаном у нас были по-прежнему дружеские отношения. Но и в этой стране назревали события, которые вскоре повлекли за собой далеко выходящие за рамки этой страны последствия.

17 июля 1973 года в Афганистане произошел военный переворот, в результате которого король М. Захир Шах был низложен.

В стране была провозглашена республика, во главе которой стал бывший премьер-министр и член королевской семьи М. Дауд. Надо отметить, что советские специалисты по Афганистану не придали этому событию должного внимания. Смену власти у нас посчитали типичным «восточным эпизодом». Однако за этим прослеживались действия определенных сил как внутри страны, так и за ее пределами. Внутри страны к этому времени возникло и начало быстро набирать силу национально-демократическое движение и общественно-политическое течение — исламское фундаменталистическое движение.

В этот же период США значительно расширили проникновение в страну. Американский публицист Ф. Боноски в книге «Секретная война Вашингтона против Афганистана» указывал, что еще в 1973 году ЦРУ «начало оказывать нажим» на афганское правительство с целью заставить его занять антисоветские позиции. В антиправительственном заговоре ставка делалась прежде всего на военную секцию «мусульманской молодежи». После раскрытия в декабре 1973 года заговора боевиков против режима М. Дауда его участники нашли убежище в Пакистане. В секретных пакистанских лагерях была организована подготовка пяти тысяч афганских фундаменталистов, которые стали ядром антиправительственных сил внутри Афганистана. В июле 1975 года сторонники Г. Хекматьяра, Б. Раббани и других руководителей мусульманских организаций объявили джихад «безбожному режиму» М. Дауда. В ряде провинций вспыхнули вооруженные мятежи. Однако поднять вооруженное восстание по всей стране им не удалось. Таким образом, существующее мнение о том, что только апрельская (1978 г.) революция в Афганистане стала причиной многолетней гражданской войны, не подтверждается.

Апрельский же военный переворот 1978 года в Кабуле, когда были расстреляны президент М. Дауд и его ближайшее окружение, а власть в стране перешла в руки Народно-демократической партии Афганистана во главе с М. Тараки, оказался полной неожиданностью для советского руководства. Растерянность царила и в Вашингтоне. На фоне приближавшихся событий в Иране ЦРУ не уделяло достаточного внимания Афганистану и просмотрело готовившийся переворот. 30 апреля 1978 года Москва признала новый режим в Кабуле. Признание было оправдано, как по идеологическим, так и по историческим традициям. Советскому Союзу было выгодно иметь на южной границе послушного если не союзника, то хотя бы хорошего соседа. Однако уже первый год развития апрельской революции в Афганистане показал узость ее социальной базы.

Дальнейшее развитие событий в этой стране показало, что у вдохновителей революции не было четкой программы политических и экономических преобразований, отсутствовал практический опыт государственного строительства. Амбиции же отдельных руководителей только усугубили межпартийную рознь, а социалистические лозунги активизировали борьбу мусульманских фундаменталистов против новой власти. В марте 1979 года вспыхнул контрреволюционный мятеж в провинции Герат. Участились вооруженные столкновения в других провинциях страны. Вашингтон в связи с потерей Ирана принимает решение о переориентации во внешней политике в этом регионе, пытается максимально извлечь пользу из афганских событий в борьбе против СССР. Увеличивается военная помощь Пакистану, наращивается сближение с Китаем. Америка отказывается от договоренностей по Ближнему Востоку и прекращает переговоры по Индийскому океану. После событий в Герате (кстати, здесь во время мятежа погибли два советских гражданина) правительство Афганистана стало систематически обращаться с просьбами к правительству СССР об оказании военной помощи. Таких просьб с марта по декабрь 1979 года было около двух десятков. Высшее советское руководство неоднократно рассматривало эти просьбы афганского правительства и, несмотря на сложность обстановки вокруг и внутри этой страны, всегда отказывало в их удовлетворении. Между тем положение дел в Афганистане непрерывно ухудшалось. Вооруженная оппозиция сжимала кольцо вокруг Кабула, где к этому времени резко обострилась борьба между лидерами НДПА.

В сентябре 1979 года в результате межпартийных распрей был убит М. Тараки. В октябре-ноябре 1979 года Политбюро ЦК КПСС практически постоянно обсуждает проблемы Афганистана. Высшие чины КГБ и Минобороны регулярно курсируют между Кабулом и Москвой. Наконец, 12 декабря 1979 года в кабинете Л. И. Брежнева вновь собирается Политбюро и по информации председателя КГБ Ю. В. Андропова, министра обороны Д. Ф. Устинова и министра иностранных дел А. А. Громыко принимает решение о вводе ограниченного контингента советских войск в Афганистан для «оказания помощи и содействия в борьбе против внешней агрессии… и исходя из общности интересов обеих сторон в вопросах безопасности». Сегодня можно предполагать, что данное решение, во-первых, продиктовано вмешательством империалистических стран в дела Афганистана и могло бы создать угрозу безопасности наших южных рубежей; во-вторых, должно было предотвратить становление террористического режима Х. Амина и защитить афганский народ от геноцида; в-третьих, учитывало то, что использование советских войск в других странах (Венгрия, Чехословакия) ранее обходилось без тяжелых внутренних и международных последствий. Естественно, в политическом решении о применении военной силы была опора на международное право — межгосударственный договор, заключенный между СССР и Афганистаном 5 декабря 1978 года, где указывалось, что «в интересах укрепления обороноспособности Высоких договаривающихся Сторон они будут продолжать сотрудничать в военной области». Думаю, что в роковом решении присутствовал еще один аспект, существовавший в те годы, так называемый «вождизм», то есть неограниченные полномочия генерального секретаря, решения которого тогда не подлежали обсуждению. Конечно, сам способ принятия столь фатального решения, полное игнорирование в этом вопросе мнения аналитиков-профессионалов, общественного мнения, наконец, советского законодательства, не могут вызвать ничего, кроме осуждения. Но это мы сейчас можем так рассуждать. А тогда, в 1979 году, у нас в стране было очень мало людей, которые могли бы публично высказать иную (от Политбюро) позицию. В этом плане приведу два примера. Достоверно известно, что Генеральный штаб Министерства обороны СССР был категорически против ввода войск в Афганистан. Но что из этого получилось? Рассказывает генерал армии А. М. Майоров: «Из доверительного разговора с Огарковым (Огарков Н.В. — маршал Советского Союза, в 1977;1984 гг. начальник Генштаба) мне было известно, что, когда на заседании Политбюро решался вопрос о вводе войск в Афганистан, он решительно выступил против, заявив: «Мы восстановим против себя весь восточный исламизм, и политически проиграем во всем мире». Его оборвал Андропов: «Занимайтесь военным делом! А политикой займемся мы, партия, Леонид Ильич». А вот как ответил бывший министр иностранных дел Э. А. Шеварднадзе на вопрос журналиста в декабре 1991 года: «За что вы можете упрекнуть себя в афганском вопросе?» «Когда было принято решение о вводе войск, мне и другим надо было кричать, что совершается ошибка, глупая, с тяжелыми последствиями. Тогда я не нашел в себе сил, смелости сказать об этом. Ведь я десятки раз выступал на пленумах, съездах партии. Я не могу простить себе, наверное, другие мои единомышленники такого же мнения. Надо было сказать правду, пострадали бы, естественно. Ну и что — гибли же люди в Афганистане. Надо было говорить, я признаю, совесть мучает». История вывода советских войск из Афганистана — одно из ярчайших подтверждений ошибочности принятого в декабре 1979 года высшим руководством СССР решения о военном вторжении в эту страну. Это и доказательство того, что войну можно начать, но трудно заканчивать. Я уже упоминал, что против ввода войск в Афганистан возражал только Генеральный штаб Министерства обороны. Мотивы Генштаба были весьма убедительны: внутренние конфликты афганские руководители должны разрешать исключительно самостоятельно; ввод войск чреват падением авторитета в глазах советского народа, народа Афганистана и мировой общественности; вполне вероятно, что советское военное присутствие в этой стране спровоцирует развязывание боевых действий; слабое знание обычаев и традиций афганского народа, особенностей ислама, национально-этнических и родоплеменных отношений поставит советских солдат в весьма затруднительное положение. Буквально через несколько месяцев после ввода советских войск в Афганистан прогноз Генштаба начал оправдываться. О неправильном решении советского правительства вскоре заявили сами афганцы. Главный военный советник в Афганистане с 1980 по 1981 год генерал армии А. М. Майоров вспоминает о встрече с генерал-полковником Хусейном — отцом Б. Кармаля — главой Афганского государства. На утверждение А. М. Майорова: «Все равно рано или поздно мы победим», афганский генерал ответил: «Нет, Афганистан победить нельзя. Афганистан можно только купить. А вы беднее и нефтяных королей, и беднее Америки…» Спустя некоторое время эту же самую мысль в беседе с А. М. Майоровым высказали командир корпуса афганской армии полковник Халиль (позднее он занимал должность первого заместителя министра обороны Афганистана) и министр по делам национальностей и племен С. Лаек в правительстве Б. Кармаля. Полковник Халиль, например, заявил: «Войска шурави надо вывести из Афганистана… Победы не будет. Даже через десять, пятнадцать и двадцать святых рамазанов». В середине 1980 года академик Г. А. Арбатов и политический обозреватель газеты «Правда» Ю. А. Жуков добились приема у Л. И. Брежнева и внесли ему предложение хотя бы о частичном выводе ограниченного контингента советских войск из Афганистана. Вскоре после съезда партии, 22 марта, на совещании в Кремле под председательством Ю. В. Андропова, где рассматривались афганские проблемы, военные специалисты высказались о необходимости поэтапного вывода советских войск из Афганистана. Реакции на это предложение не последовало. Однако осенью 1981 года Политбюро одобрило предложение министра иностранных дел А. А. Громыко по организации дипломатического процесса, целью которого являлся бы вывод советских войск из Афганистана. Эта конструктивная позиция советского руководства была замечена в ООН. В конце 1982 года во время похорон Л. И. Брежнева Ю.В. Андропов — новый лидер партии и государства, встретился с президентом Пакистана Зия Уль-Ханом. В ходе встречи была затронута афганская проблема. 28 марта 1983 года Ю. В. Андропов в беседе с генсеком ООН высказал желание о мирном решении афганского вопроса. Однако стремление американской администрации извлечь максимум политических выгод из афганского конфликта и втянуть ОКСВ в боевые действия существенно затруднило посредническую миссию ООН. После смерти Ю. В. Андропова в феврале 1984 года активность посреднической деятельности ООН по разблокированию афганского конфликта заметно снизилась. Параллельно с этим начала резко возрастать военная помощь США афганской оппозиции. Более того, ЦРУ стало настойчиво подталкивать моджахедов к рейдам на территорию Узбекистана и Таджикистана, и такие попытки были предприняты. Тем не менее благодаря постепенному снижению порога конфронтации в советско-американских отношениях в 1985;1986 гг. в афганском тупике забрезжил свет. Осенью 1985 года в Москве М. С. Горбачев заявил Б. Кармалю и другим афганским руководителям о намерении вывести советские войска. И действительно, в октябре 1986 года по решению советского правительства из Афганистана вышли шесть боевых частей: один танковый полк, два мотострелковых полка и три зенитных общей численностью 8,5 тысячи человек. Между тем процесс женевских переговоров под эгидой ООН по афганскому вопросу, начатый еще в 1982 году, хоть и с большими трудностями, продолжался в 1985;1986 гг. и, наконец, завершился 14 апреля 1988 года подписанием пакета соглашений полномочными представителями Афганистана и Пакистана, а также СССР и США в качестве гарантов реализации политики урегулирования многолетнего афганского конфликта.

С 15 мая 1988 года в соответствии с этими соглашениями начался поэтапный вывод советских войск из Афганистана. 15 февраля 1989 года, как и было предопределено женевскими соглашениями, из Афганистана вышли последние советские подразделения во главе с генералом Б. В. Громовым.

2.1.2 Объединение Германии.

12 сентября 1990 года в московском «Президент-отеле» министры иностранных дел СССР, США, Великобритании, Франции, ФРГ и ГДР в присутствии Президента СССР М. С. Горбачева подписали Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии. Двадцать дней спустя, 3 октября 1990 года объединение Германии стало свершившимся фактом. В Берлине был спущен флаг ГДР, Германская Демократическая Республика перестала существовать.

Неординарность происшедшего 12 сентября определялось не только тем, что формально «закрывался» германский вопрос. Международная атмосфера была перенасыщена ожиданием гигантских преобразований, которым суждено было потрясти мир в последующие годы. Через пятнадцать месяцев перестанет существовать Советский Союз, разделившись на составлявшие его республики. Еще раньше исчезнут Организация Варшавского договора и Совет экономической взаимопомощи. Бывшие союзники по Варшавскому договору начнут свой дрейф в сторону НАТО. В Европе возникнет новое соотношение сил с пока неясными и трудно предсказуемыми последствиями.

Послевоенная история Европы в значительной мере складывалась под воздействием событий, разворачивавшихся вокруг германского вопроса. Возникновение холодной войны, раскол Европы, многолетнее противостояние двух военно-политических блоков — НАТО и ОВД с сопровождавшей его гонкой вооружений — все это так или иначе было связано с попыткой достичь послевоенного урегулирования в Германии.

Бывшим союзникам по второй мировой войне никак не удавалось выработать согласованные решения в отношении Германии, реализовав тем самым принципиальную схему урегулирования, намеченную в 1945 году в Потсдаме. Слишком далеко разошлись их интересы, слишком глубоким оказался ров между Востоком и Западом, слишком честолюбивыми — амбиции политических руководителей ведущих держав.

Воссоединение Германии немцы по праву расценивают как свое крупнейшее достижение. Они реализовали шанс, который предоставила им история. Канцлер Г. Коль впоследствии назовет объединение страны «подарком истории». Он прекрасно понимал, что в иной исторической ситуации «подарка» могло и не быть. Во всяком случае, даже в конце 1989 года среди политической элиты ФРГ было распространено мнение, что объединение Германии — дело далекой исторической перспективы. В ФРГ серьезно отнеслись к высказываниям М. С. Горбачева в беседе с Президентом ФРГ фон Вайцзеккером в июле 1987 года в Москве и в ходе визита советского руководителя в ФРГ в июне 1989 года, когда он заявил, что вопрос о воссоединении решит история. Никто, дескать, не может сказать, что произойдет через 100 лет. Фон Вайцзеккер был обескуражен таким ответом. В то же время Г.-Д. Геншер свидетельствует, что сам он усмотрел в словах М. С. Горбачева нечто иное — готовность считать германский вопрос открытым, а состояние раскола — неокончательным. Он был прав. Когда всего лишь через год воссоединение станет фактом, М. С. Горбачев не выразит удивления. Никто не мог ожидать, что история начнет работать так быстро, скажет он.

Известно, что даже в 1989 году мало кто на Западе, а тем более в Советском Союзе, считал реальным воссоединение Германии в обозримой перспективе. Достижение германского единства рассматривалось Бонном и его союзниками как стратегическая задача. Не более того. Правда, Э. А. Шеварднадзе в своих мемуарах, вышедших еще в 1991 году, отмечает как бы задним числом, что уже в 1986 году он пришел к мысли о неизбежности восстановления национальной общности немцев. Однако публично он продолжал излагать официальную точку зрения советского руководства о необратимости изменений на немецкой земле и неизменности существования двух германских государств.

Однако развернувшееся в восточноевропейских странах общественное движение за демократизацию, политический плюрализм и экономическую либерализацию захватило и ГДР, приобрело там к осени 1989 года крайне острый, взрывной характер.

" Перестроечная" волна, перекинувшись на ГДР, очень скоро приобрела особую германскую направленность. Движение, начавшееся под лозунгом «народ — это мы», уже через короткое время породило новый лозунг — «мы — единый народ». Общегерманский мотив стал доминирующим. Требование свободы выезда из ГДР, открытия границы между ГДР и ФРГ не осталось чисто декларативным. Сотни граждан ГДР, пользуясь возможностью безвизовых поездок в ЧССР, Венгрию и другие государства, стали осаждать посольства ФРГ, требуя выезда на Запад. Имевшиеся соглашения между ГДР и этими государствами не позволяли им допускать безвизовый выезд граждан ГДР в ФРГ. Обстановка накалялась.

Правительство ФРГ жестко нажимало на Будапешт, Прагу и Берлин, требуя разрешить выезд восточногерманских туристов на Запад. В ход пускались и обещания экономической помощи, крупных кредитов. В августе 1989 года в замке Гимних под Бонном состоялась секретная встреча канцлера Г. Коля с главой венгерского правительства М. Неметом. Венгрия дала согласие на выезд туристов ГДР в ФРГ и вскоре открыла свою границу, получив сигнал из Москвы о том, что советское руководство не будет возражать против выезда граждан ГДР на Запад. Впоследствии Г. Коль расскажет, что он имел на эту тему телефонный разговор с М. С. Горбачевым, из слов которого он и заключил, что венгры действовали с согласия Москвы. Он пришел также к выводу, что все эти события были «началом конца режима СЕПГ» .

Вскоре правительство ГДР дало согласие на выезд находившихся в посольстве ФРГ в Праге граждан в специальных поездах при условии, что они будут следовать через территорию ГДР. Однако урегулирование конфликта с «посольскими сидельцами» не могло уже сдержать дальнейшее обострение политической ситуации в ГДР. Она перерастала в общегосударственный кризис. В Берлине, Лейпциге, Дрездене и других городах не прекращались многотысячные демонстрации с требованиями кардинальных перемен в стране. Митинговая волна катилась по ГДР, как и по другим восточноевропейским странам, сметая режимы, оказавшиеся неспособными эффективно руководить своими странами. Не спасла положение и отставка Э. Хонеккера в октябре 1989 года, сразу после празднования 40-летия ГДР. Присутствовавший на торжествах М. С. Горбачев покидал Берлин с мрачными впечатлениями. Его беседа с руководителем ГДР подтвердила полную невосприимчивость последнего к рекомендациям гостя. Да и время было упущено. У советского лидера было более чем достаточно оснований для тяжелых раздумий. Впрочем, М. С. Горбачев вряд ли предполагал, что не за горами время, когда встанет вопрос о его собственной судьбе, хотя, выстроив события в логическую цепь, уже можно было предвидеть неизбежность горьких последствий.

Новое руководство ГДР во главе с Э. Кренцем стремительно теряло почву под ногами, не находило в этой сложной ситуации эффективных решений вспыхнувшего политического кризиса. Было ясно, что использование силовых методов противопоказано и могло привести лишь к еще большему обострению, взорвать обстановку. Из Москвы ясно дали понять, что расквартированные на территории ГДР советские войска останутся в казармах и руководство ГДР не может рассчитывать на их поддержку.

Г.-Д. Геншер вспоминает разговор с венгерскими руководителями в ходе встречи в Бонне в августе 1989 года. Они рассказали, что на совещании глав государств — членов Организации Варшавского договора в Бухаресте ими было предложено включить в итоговый документ положение о праве каждого государства-члена самостоятельно решать вопрос о своем социальном и политическом строе. Это предложение первоначально не нашло одобрения, и лишь настойчивая поддержка М. С. Горбачева обеспечила его принятие. Г.-Д. Геншер сделал из этого вывод, что руководитель Советского Союза твердо стоит на позициях Совместного заявления СССР — ФРГ, подписанного в ходе его визита в Бонн в июне 1989 года, где было зафиксировано аналогичное по смыслу положение. Следовательно, он будет и дальше поддерживать стремление государств — членов Организации Варшавского договора к большей самостоятельности. Это обнадежило министра иностранных дел ФРГ. И он не ошибся в своих ожиданиях. Организация Варшавского договора быстрыми темпами двигалась к самороспуску.

Тем временем события в ГДР принимали драматический оборот. Перманентные демонстрации, жесткий прессинг со стороны оппозиции вынудили руководство ГДР объявить 9 ноября 1989 года об «открытии» Берлинской стены. Был снят контроль на пограничных переходах, и тысячи жителей Восточного Берлина устремились в западную часть города, а встречный поток западноберлинцев — в восточную.

Правительство ФРГ отдавало себе отчет в том, что, прежде чем приступить к реальным шагам по объединению двух германских государств, надо развеять сомнения и опасения в лагере своих союзников, а также в Советском Союзе. Что касается союзников, то в Бонне были уверены, что смогут решить эту задачу. С Советским Союзом было сложнее, несмотря на сложившееся к этому времени взаимопонимание с М. С. Горбачевым и Э. А. Шеварднадзе.

На таком внутриполитическом фоне, который сложился в СССР к началу 1990 года, было не просто демонстрировать сильную, убедительную и эффективную внешнюю политику. Тем не менее еще сохранялся высокий международный авторитет Советского Союза, который заставлял партнеров считаться с его мнением при решении европейских и мировых проблем.

В разгар дискуссий о путях разрешения проблемы германского единства в начале января 1990 года советское руководство обратилось к канцлеру Г. Колю с просьбой о срочной продовольственной помощи. Разумеется, правительство ФРГ откликнулось положительно и оперативно. Уже 24 января Г. Коль подтвердил готовность поставки в СССР по льготным ценам 52 тыс. тонн мясных консервов, 5 тыс. тонн свинины, 20 тыс. тонн сливочного масла и другого продовольствия, выделив для субсидирования этих поставок 220 млн. немецких. Это было не единственное обращение руководства СССР за продовольственной помощью к ФРГ и другим западным странам. Вскоре последовали новые просьбы такого рода, а также обращения о предоставлении кредитов. Помощь обязывала, ставила руководство СССР в еще более сложное положение на переговорах с ФРГ.

Тем временем в Москве шла разработка позиции, стратегии и тактики предстоящих дипломатических контактов по вопросам объединения Германии. Работа шла трудно, разброс оценок и мнений был очень велик. Предлагавшиеся руководству рекомендации экспертов нередко получали там собственную интерпретацию, а при реализации обретали весьма далекий от первоначального замысла характер.

10 февраля Г. Коль в сопровождении Г.-Д. Геншера прибывает в Москву. Канцлер тщательно готовился к этой поездке. В канун визита представители правительств США, Великобритании и Франции выступили с заявлениями в поддержку объединительной политики Бонна. За объединение Германии высказались и новые руководители ЧССР, Польши, Венгрии, Румынии и Болгарии.

Г. Коля и Г.-Д. Геншера все же не покидали беспокойство и неуверенность. Они знали, что на состоявшемся перед их визитом пленуме ЦК КПСС политика М. С. Горбачева и Э. А. Шеварднадзе была подвергнута резкой критике со стороны многих членов ЦК. Внутреннее положение в СССР продолжало обостряться. Захочет и сможет ли М. С. Горбачев под давлением обстоятельств пойти на уступки ФРГ — этот вопрос не оставлял руководителей ФРГ.

Переговоры в Москве сложились, по признанию немецких участников, гораздо благоприятнее, чем они ожидали. На встрече в узком составе М. С. Горбачев сделал заявление, которое Г. Коль воспринял как сенсацию. Страницу газеты «Правда», где на следующий день было опубликовано заявление советского лидера, помощник канцлера Х. Тельчик бережно сохранит, поместит в рамку и повесит на стене своего кабинета как ценный сувенир.

Что же так обрадовало немецких гостей? В сообщении ТАСС, опубликованном «Правдой» 11 февраля 1990 года, говорилось:

М.С. Горбачев констатировал — и канцлер с ним согласился, — что сейчас между СССР, ФРГ и ГДР нет разногласий по поводу того, что вопрос о единстве немецкой нации должны решать сами немцы и сами определять свой выбор, в какие сроки, какими темпами и на каких условиях они это единство будут реализовывать" .

Услышав это заявление, канцлер не мог не обрадоваться, ведь немцы фактически получали карт-бланш и полную свободу рук на внутригерманских переговорах. Немецкого гостя ожидал и другой приятный сюрприз. Когда Г. Коль заговорил о военном статусе объединенной Германии, М. С. Горбачев ответил весьма гибко. Он понимает, что для Г. Коля нейтралитет так же неприемлем, как и для других. Нейтралитет ставит рамки, которые унижают немецкий народ. М. С. Горбачев не знает, каким будет статус объединенной Германии, над этим предстоит еще подумать и «проиграть» различные возможности. Помощник канцлера Х. Тельчик записал в своем дневнике: «Еще одна сенсация: М. С. Горбачев не связывает себя окончательным решением; никаких запросов относительно цены, и уж совсем никакой угрозы. Что за встреча!» .

Беседа дала и еще один результат — М. С. Горбачев одобрил внесенное накануне Дж. Бейкером предложение о проведении переговоров о внешних аспектах германского единства в формате «2+4». Он согласился с канцлером, что эти вопросы должны решаться четырьмя державами совместно с ФРГ и ГДР.

Уже на следующий день, 12 февраля, в Оттаве собралась первая и единственная конференция министров иностранных дел государств НАТО и Организации Варшавского договора. Она была посвящена проблеме «открытого неба», мерам по укреплению доверия в военной области. Однако в историю она вошла по совершенно иной причине. Г.-Д. Геншер поставил перед собой задачу уже на этой конференции добиться формальной договоренности о начале переговоров в формате «2+4». Дж. Бейкер активно поддержал его. Не возражали и министры иностранных дел Великобритании и Франции. Э. А. Шеварднадзе не был готов к столь быстрым темпам продвижения переговоров, но в конечном счете дал согласие на опубликование совместного заявления шести министров о начале переговоров для обсуждения «внешних аспектов достижения германского единства, включая вопросы безопасности соседних государств» .

Все больше стал ощущаться цейтнот, в который поставили себя участники переговоров, уступив настойчивым устремлениям правительства ФРГ завершить их к осени 1990 года. На 31 августа было назначено подписание Договора об объединении ФРГ и ГДР, на 12 сентября — Договора об окончательном урегулировании в отношении Германии, на 3 октября назначены торжества в Берлине по случаю объединения Германии, на 20 ноября — встреча на высшем уровне СБСЕ, на 2 декабря — выборы в Бундестаг ФРГ. Канцлер Г. Коль стремился к тому, чтобы выборы проходили уже в объединенной Германии. Это давало бы ему несомненные преимущества перед социал-демократическими конкурентами.

Обстановка со дня на день нагнеталась. На участников переговоров давила взятая ими на себя обязанность непременно закончить работу к установленному сроку. Согласовывать в таких условиях договорные формулировки значило обрекать себя на риск неизбежных огрехов, появление нечетких, приблизительных текстов. А ведь оставались еще открытыми многие ключевые положения итогового документа «шестерки» .

Вечером 14 июля в Москву прилетели канцлер ФРГ Г. Коль и министры — иностранных дел Г.-Д. Геншер и финансов Т. Вайгель в сопровождении делегации немецких экспертов. На следующий день в особняке МИД СССР на ул. Алексея Толстого (ныне Спиридоновка) начались переговоры, которые должны были расставить все точки в вопросе о статусе объединенной Германии и ее отношениях с Советским Союзом. Им предшествовала двухчасовая встреча М. С. Горбачева с Г. Колем в присутствии лишь помощников и переводчиков. Она, как, впрочем, и вся поездка, подробно описана в воспоминаниях канцлера, его помощника Х. Тельчика и других немецких участников. В немецком сборнике документов опубликована и сама запись этого разговора.

Квинтэссенцией беседы стало фактическое согласие советского президента с тем, чтобы ФРГ после объединения осталась в НАТО. Предложенная им формула предусматривала, однако, что на переходный период, пока на немецкой земле будут оставаться советские войска, территория ГДР не будет входить в сферу НАТО.

Первая часть заявления президента обрадовала Г. Коля. Он воспринял услышанное как «прорыв». Однако вторая часть вызвала у него настороженность. Он усмотрел в словах собеседника признак того, что объединенная Германия все же не обретет полного суверенитета, а в ходе последующих переговоров об условиях пребывания советских войск СССР сможет сохранить в своих руках возможности для давления и в вопросе о членстве Германии в НАТО. Канцлер хотел полной ясности и настойчиво добивался ее у М. С. Горбачева. Ответ он получил лишь косвенный. Президент сказал, что предстоит совместный полет на Кавказ. В горном воздухе многое, дескать, видится яснее.

Г. Коля не удовлетворила столь неопределенная перспектива. Он продолжал настаивать и заявил, что полетит на юг только в том случае, если в итоге бесед Германия получит полный суверенитет. Упорство гостя граничило с бесцеремонностью и явно коробило президента. Прямого ответа он так и не дал, но предложил все же полететь на Кавказ. Г. Колю стало ясно, что согласие будет получено. В тот же день обе делегации вылетели в Ставрополь.

В.М. Фалин, занимавший в то время пост заведующего международным отделом ЦК КПСС, свидетельствует, что ночью накануне прилета Г. Коля он беседовал по телефону с М. С. Горбачевым и изложил ему свое видение предстоящих переговоров, особенно нажимал на то, чтобы президент не давал согласия на включение объединенной Германии в НАТО. М. С. Горбачев ответил, что постарается сделать, что можно, но, по его мнению, «поезд уже ушел» .

Признание президента говорит о многом. К моменту встречи в Архызе исход переговоров фактически был предрешен. Внутренняя обстановка в СССР, положение в ГДР и других государствах Восточной Европы, жесткий нажим со стороны западных партнеров оставляли советскому государственному руководству крайне ограниченный набор средств и вариантов действий. Приняв правила игры, диктуемые политикой «нового мышления», отказываясь от любых шагов, способных вызвать малейшее обострение обстановки и критику в свой адрес за рубежом, руководители СССР еще больше сузили политический коридор своих действий. Поток событий нес их все с большей скоростью, и у них оставалось все меньше шансов, а возможно, и желания, выбраться из него. До декабря 1991 года, когда в Кремле был спущен флаг Советского Союза, а М. С. Горбачев сложил с себя полномочия президента все еще могучего государства, оставалось полтора года. Однако на всех действиях высшего руководства страны уже лежала печать какой-то отрешенности и даже обреченности.

Тем не менее в Архызе по ряду вопросов переговоры шли довольно напряженно. М. С. Горбачев добивался окончательного и ясного подтверждения важных для СССР положений в предстоящем урегулировании. В частности, речь шла о том, что иностранные войска НАТО не будут развертываться на территории бывшей ГДР и там не будет размещаться ядерное оружие и средства его доставки. Канцлер согласился с этим. Президент настаивал на сокращении численности бундесвера и получил согласие Г. Коля на «потолок» в 370 тыс. человек (от более значительных сокращений канцлер категорически отказался). Убедил канцлера, что Германии необходимо оплатить расходы по пребыванию Западной группы войск (ЗГВ) на немецкой территории (правда, в течение четырех, а не пяти лет и в меньших размерах, чем надеялся) и по ее выводу на родину, включая строительство квартир для военнослужащих ЗГВ.

Все это должно было уравновесить согласие на членство объединенной Германии в НАТО и на размещение в бывшей ГДР не интегрированных в НАТО частей бундесвера непосредственно после объединения.

Встреча в Архызе практически открыла путь к завершению переговоров «шестерки». Так она и была повсеместно воспринята. Особое воодушевление итоги встречи вызвали в политических кругах Германии, превратив надежду на скорое объединение страны в твердую уверенность.

На следующий день, 17 июля, в Париже открылась третья встреча министров иностранных дел «шестерки». Э. А. Шеварднадзе и Г.-Д. Геншер прибыли во французскую столицу прямо из Минеральных Вод под впечатлением только что закончившихся переговоров. Достигнутые в Архызе договоренности предопределили ход парижской встречи. Спорить фактически было уже не о чем. Работа над итоговым документом «шестерки» быстро двигалась к завершению. У немецких участников укрепилась убежденность, что все закончится в срок, до 3 октября, а поставленные цели будут достигнуты. В Париже был согласован и остававшийся открытым вопрос о подписании германо-польского договора о границе, который должен был на двусторонней основе подкрепить положения об окончательном характере германских границ, согласованные «шестеркой» для Договора об окончательном урегулировании в отношении Германии. Для этого на заседание «шестерки» был приглашен польский министр иностранных дел К. Скубишевский.

Быстрое продвижение на переговорах Э. А. Шеварднадзе мотивировал тем, что достигнут значительный прогресс в рамках СБСЕ, а также в процессе трансформации ОВД и НАТО. Этот вывод оказался, впрочем, правильным лишь для Организации Варшавского договора, участники которой практически уже стояли на пороге самороспуска, что в действительности и стало финалом «трансформации». Что же касается НАТО, то после декларации о намерениях, провозглашенной в Лондоне, конкретные дела приобрели весьма своеобразное направление. НАТО не только сохранило все основные установки и характеристики военно-политического блока, но и «трансформировалось» за счет привлечения новых членов и продвижения сферы своего действия на восток Европы. Летом 1990 года на возможность подобного расширения НАТО никто не решался даже намекать. Более того, звучали заверения, что структуры НАТО не передвинутся за линию границы между ФРГ и ГДР. Всего через пару лет об этих заверениях было забыто.

Результаты переговоров «шестерки» позволили подтвердить дату их завершения и подписания Договора об окончательном урегулировании — 12 сентября в Москве. На уровне экспертов шла окончательная отработка текста договора. Параллельно велась подготовка советско-германского Договора о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве, который было условлено парафировать в тот же день — 12 сентября, а также Соглашения между СССР и ФРГ о некоторых переходных мерах и Договора о пребывании и выводе советских войск из Германии. История этих переговоров полна острых, даже драматических моментов, но это самостоятельная тема.

Вокруг Договора об окончательном урегулировании споры шли до последнего момента. К середине августа с немецкой стороны в переговорный процесс был «вброшен» вопрос о приостановке прав и ответственности четырех держав уже с момента фактического объединения Германии. Дело в том, что указанные права и ответственность по Договору об окончательном урегулировании должны были исчерпать себя с ратификацией и вступлением его в силу. В Бонне, однако, не хотели, чтобы объединенная Германия в течение даже короткого времени до вступления договора в силу оставалась под четырехсторонним контролем.

16−17 августа Г.-Д. Геншер в ходе переговоров в Москве добился согласия с этим пожеланием. Советский министр уступил настойчивости Г.-Д. Геншера и в другом вопросе. Он принял предложенную схему оформления обязательства ФРГ о сокращении бундесвера, которая предусматривала, что соответствующее заявление будет сделано на переговорах в Вене, а не на встрече «шестерки». Руководство ФРГ не хотело делать это обязательство частью окончательного мирного урегулирования, предпочитая «вписать» его в общее соглашение о сокращении вооруженных сил и вооружений в Европе.

В Москве еще раз был также рассмотрен вопрос, которому суждено было на долгие годы после воссоединения стать серьезным раздражителем в отношениях между правительством ФРГ и наследниками латифундистов и бывших нацистов, лишенных собственности в соответствии с союзническими решениями в период 1945;1949 годов. С советской стороны была подтверждена позиция, согласно которой принятые в те годы меры не подлежали пересмотру. Г.-Д. Геншер не возражал против этого, хотя и ссылался на необходимость оставить немецкому судопроизводству возможность компенсировать собственность лицам, которые сами утратили ее в результате нацистских преследований. Речь шла об объектах, которые после конфискации у жертв преследований перешли к нацистам, а затем были изъяты у них на основе Потсдамского соглашения.

Г.-Д. Геншер выступал и против включения этого вопроса непосредственно в текст Договора об окончательном урегулировании. Все же немецкому министру пришлось согласиться с тем, чтобы к договору были приложены письма в адрес министров иностранных дел четырех держав, подтверждающие необратимость мер, принятых в 1945;1949 годах.

Не был решен вопрос о компенсации советским гражданам, угнанным в Германию в период временной оккупации части советской территории, а также узникам концлагерей. Г.-Д. Геншер был против включения этого вопроса в Договор об окончательном урегулировании, а Э. А. Шеварднадзе не проявил настойчивости и согласился сделать его предметом отдельного урегулирования. Последующие переговоры растянулись на долгие месяцы, и лишь в 1992 году вопрос был решен, хотя размер компенсаций оказался минимальным, не соответствующим тяжести моральных и физических страданий, выпавших на долю советских граждан в фашистской неволе.

11 сентября 1990 года в Москву прилетели министры иностранных дел США, Великобритании, Франции, а также двух германских государств. На следующий день предстояло завершить работу конференции «2+4» и подписать согласованный к этому времени Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии.

Дни, предшествующие этой встрече, были, наверное, самыми горячими в советско-германских дипломатических контактах. Крайне сложными оказались вопросы о финансировании вывода войск и их пребывания в Германии, о судьбе и стоимости недвижимости и иного имущества ЗГВ. Советская сторона, подсчитав свои потребности, назвала сумму в 35−36 млрд. немецких марок. Правительство ФРГ готово было выделить 8 млрд. марок. Переговоры приобретали порой драматический характер, в них включились лично М. С. Горбачев и Г. Коль. Чувствуя опасность срыва последнего раунда переговоров «2+4», правительство ФРГ вынуждено было пересматривать свои предложения в сторону увеличения выплат. Буквально накануне московской встречи были окончательно согласованы объемы финансирования из бюджета ФРГ. Г. Коль подтвердил готовность выделить 3 млрд. марок на пребывание советских войск, 1 млрд. марок на оплату транспортных расходов, 8,5 млрд. марок на строительство квартир для военнослужащих ЗГВ, 200 млн. марок на переобучение военнослужащих. Кроме того, выделялся 3-миллиардный беспроцентный кредит. Вопрос о стоимости имущества ЗГВ оставался нерешенным.

Проработка финансовых вопросов, как и все переговоры «2+4», проходила в обстановке жесткого цейтнота, созданного ФРГ, что, разумеется, не способствовало нахождению оптимальных решений. Осталось впечатление, что в позиции ФРГ сохранялись резервы, которые можно было вскрыть при надлежащих настойчивости и упорстве с советской стороны. Однако в Москве торопились, не хотели откладывать подписание договора, считая, что отсрочка лишь обострит внутреннюю дискуссию и укрепит оппозицию разработанным документам по объединению Германии и выводу с ее территории советских войск.

Уже после того как участники встречи собрались в Москве, вечером 11 сентября на переговорах возник последний «мини-кризис». Английская делегация потребовала внесения в текст статьи 5 договора изменения, позволяющего после вывода советских войск передислоцировать на территорию бывшей ГДР воинские контингенты других государств НАТО для проведения маневров и учений. Западные партнеры решили, видимо, «под занавес» вырвать последнюю уступку у Советского Союза, явно переступив при этом рамки политической благопристойности. Советская сторона выступила против, поскольку новые предложения, по существу, взрывали договоренности, достигнутые в Архызе.

Функции посредника в урегулировании возникшего дипломатического инцидента взял на себя Г.-Д. Геншер, крайне обеспокоенный возможными негативными последствиями британской инициативы. Для правительства ФРГ срыв намеченного графика завершения переговоров был совершенно неприемлем, и германский министр взялся за дело со свойственной ему энергией. В ходе ночных двусторонних встреч и утреннего совещания министров США, Великобритании, Франции и ФРГ был подготовлен проект протокольной записи, согласно которой вопросы, касающиеся временной передислокации, передавались на «разумное» и «ответственное» решение правительства Германии с учетом интересов безопасности участников договора.

Дипломатические контакты были продолжены утром 12 сентября, что почти на два часа задержало начало встречи «шестерки». После определенных колебаний советское руководство все же дало согласие на предложенный текст протокольной записи, и министры иностранных дел шести держав, наконец, поставили свои подписи под документом, подводящим окончательную черту под второй мировой войной.

Тем не менее история переговоров об объединении Германии этим не завершилась. Предстояла ратификация подписанного договора. Как и следовало ожидать, это оказалось далеко не рутинной процедурой. В Верховном Совете СССР значительная часть депутатов была настроена против ратификации. Правительству пришлось приложить огромные усилия, чтобы убедить депутатов в необходимости ратификации. Лишь к марту 1991 года процедура утверждения парламентом договора была завершена.

2.2 Внутренняя политика.

Вся внутренняя политика Горбачёва была проникнута духом перестройки и гласности. Он впервые ввел термин «перестройка» в апреле 1986 г., которое сначала понималось только, как «перестройка» экономики. Но позднее, особенно после проведения XIX Всесоюзной партийной конференции, слово «перестройка» расширилось и стало обозначать всю эпоху перемен.

Первые шаги Горбачёва после избрания в основном повторяли меры Андропова. Прежде всего он отменил «культ» своей должности. На глазах у телезрителей 1986 г. Горбачёв грубовато оборвал одного оратора: «Поменьше склоняйте Михаила Сергеевича!» .

В средствах массовой информации вновь заговорили о «наведение порядка» в стране. Весной 1985 г. вышел указ о борьбе с пьянством. Вдвое была сокращена продажа винно-водочных изделий, в Крыму и Закавказье вырубили тысячи гектаров виноградников. Это привело к росту очередей у винных магазинов и к повышению употребления самогона более чем в пять раз.

С новой силой возобновилась борьба с взяточничеством, особенно в Узбекистане. В 1986 г. арестовали, а позднее осудили на двенадцать лет заключения зятя Брежнева Юрия Чурбанова.

В начале 1987 г. Центральный комитет ввел некоторые элементы демократии на производстве и в партийном аппарате: появились альтернативные выборы партийных секретарей, иногда открытое голосование заменялось тайным, вводилась система выборов руководителей предприятий и учреждений. Все эти нововведения в политической системе обсуждала XIX Всесоюзная партийная конференция, происходившая летом 1988 г. Её решения предусматривали соединение «социалистических ценностей» с политической доктриной либерализма — был провозглашен курс на создание «социалистического правового государства», планировалось провести разделение властей, разрабатывалась доктрина «советского парламентаризма». Для этого был создан новый высший орган власти — съезд народных депутатов, а Верховный Совет было предложено сделать постоянно действующим «парламентом» .

Изменению подверглось и избирательное законодательство: выборы предполагалось проводить на альтернативной основе, сделать их двухступенчатыми, одну треть депутатского корпуса формировать от общественных организаций.

Главной идеей конференции была передача части властных полномочий партии правительству, то есть усиление советских органов власти, при сохранении в них партийного влияния.

Вскоре, инициатива проведения более интенсивных реформ перешла к избранным на I съезд народным депутатам, по их предложению концепция проведения политических реформ была несколько изменена и дополнена. III съезд народных депутатов, заседавший в марте 1990 г. счел целесообразным ввести пост Президента СССР, тогда же была отменена 6-я статья Конституции, закреплявшая монополию коммунистической партии на власть, это позволило формировать многопартийность.

Так же в ходе политики перестройки произошла на государственном уровне переоценка некоторых моментов истории государства, особенно это касается осуждения культа личности Сталина.

Но в тоже время стали постепенно появляться и недовольные политикой перестройки. Их позицию выразила в своем письме редакции газеты «Советская Россия» ленинградская учительница Нина Андреева.

Одновременно с проведением реформ в стране, в ней появился, казалось уже давно решенный, национальный вопрос, который вылился в кровавые конфликты: в Прибалтике и в Нагорном Карабахе.

Одновременно с проведением политических реформ проводились и реформы экономические. Главными направлением социально-экономического развития страны был признан научно-технический прогресс, техническое перевооружение машиностроения и активизация «человеческого фактора». Первоначально основной акцент делался на энтузиазм трудящихся, но на «голом» энтузиазме ничего не построишь, поэтому в 1987 г. была проведена экономическая реформа. Она заключала в себе: расширение самостоятельности предприятий на принципах хозяйственного расчета и самофинансирования, постепенно возрождение частного сектора экономики, отказ от монополии внешней торговли, более глубокая интеграция в мировой рынок, сокращение числа отраслевых министерств и ведомств, реформа сельского хозяйства. Но все эти реформы, за редким исключением, не приводили к желаемому результату. Одновременно с развитием частного сектора экономики, государственные предприятия столкнувшиеся с совершенно новыми способами работы, были не способны выжить в условиях нарождающегося рынка.

Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой