Личность и экзистенция

О. Ф. Больнов обобщает представление об экзистенции у разных философов следующим образом: «Обо всем том, что в естественном жизненном опыте содержательно принадлежит жизни, чем человек располагает и о чем в каком-либо смысле может сказать, что он это „имел бы“, обо всем этом он может в соответствующие мгновения узнать, что это не принадлежит ему сущностно и могло бы быть от него отнято, не причинив тем самым вреда последней, глубинной его сердцевине… Эта предельная сокровеннейшая сердцевина человека, лежащая „по ту сторону“ всех содержательных данностей и становящаяся ощутимой лишь посредством того, что все в той или иной мере содержательно определенное отпадает от нее в качестве чего-то внешнего, в строгом экзистенциально-философском смысле обозначается понятием экзистенции» [Bollnow, 1995, s. 25]. Основная характеристика экзистенции состоит в том, что она есть «отношение, которое относит себя к самому себе и в этом отношении-к-себе-самому относит себя к иному» [там же, s. 33] — человек как экзистенция представляет собой соотнесенность и неразрывную связанность с чем-то, что не является им самим и, таким образом, постоянное трансцендирование за собственные пределы.

Хотя в этой цитате речь идет об экзистенции, исходя из приведенных выше философских описаний личности, мы можем увидеть, что слова О. Ф. Вольнова вполне можно было бы применить также и к личности. Экзистенция непредметна и необъективируема, но и личность, дух, не есть нечто вещественное и субстанциональное. Человек может реализовать или же не реализовать возможность своей экзистенции, и, сходным образом, человек способен стать личностью, но в то же время всегда подвержен опасности впасть либо в эгоцентрический индивидуализм, либо в безличный конформизм (das Man, по М. Хайдеггеру).

Следует отметить, что персоналистические концепции имеют определенную близость к философии жизни — в том смысле, что они соотносятся с витальным началом человека как подосновой духовных актов. В концепциях, исходящих из первичности экзистенции, напротив, экзистенция и витальность скорее являются синонимами подлинности и неподлинности соответственно. И все же, с нашей точки зрения, один существенный момент отграничивает от философии жизни персоналистические концепции и концепции, стоящие на позиции первичности экзистенции. Согласно философии жизни, внешний мир является для человека лишь средой, в большей или меньшей степени благоприятствующей саморазворачивающемуся жизненному процессу. В противоположность этому для экзистенции, как и для личности, внешний мир представляет собой не просто «среду», но то «иное» — другую личность, ценностно-смысловую сферу — которое представляет собой неотъемлемый внешний полюс и личности, и экзистенции. Без такого «иного» жизнь может осуществляться, но личность и экзистенция — нет. Именно это «иное», изначально никак не связанное с витальностью, и вызывает «рождение» и экзистенции, и бытия личности.

Приведем цитаты, иллюстрирующие полемику между философами, отстаивающими разные точки зрения на соотношение у человека эссенции и экзистенции.

Для ряда философов экзистенции (К. Ясперс, М. Хайдеггер, Ж.-П. Сартр) понятие личности претендует на то, чтобы выражать собой метафизическую эссенцию человека, тогда как, по их мнению, сущностью человека является экзистенция, которую невозможно «схватить» в качестве объекта, но только постичь в качестве глубочайшего сокровенного переживания. В этой связи М. Хайдеггер прямо пишет о том, что его фундаментальная онтология человеческого бытия противостоит традиционной «антично-христианской антропологии», в которой «через определение сущности сущего „человек“ вопрос о его бытии оказывается забыт», и поэтому не дается «онтологически достаточно обоснованного ответа на вопрос об образе бытия того сущего, которое есть мы сами» [Хайдеггер, 2003, с. 68]. К. Ясперс, отвергая любое онтологическое закрепление понятия экзистенции, что, с его точки зрения, создает опасность ее овеществления, относительно понятия личности высказывался более осторожно: «Осознание „Я“ как личности пробуждается в человеке благодаря рефлексии… Личность занимает положение, внешнее по отношению к своим ролям, она не идентична им. Но для нас остается неясным, что представляет собой сама личность. С нашей точки зрения она есть то ли нечто внешнее, то ли нечто психологически непостижимое; глубинная природа, которая никогда не выявляет себя, или внутренняя стихия, никогда не обращающаяся вовне, то есть эмпирически не существующая» [Ясперс, 1997, с. 431].

Персоналист Э. Мунье, в свою очередь, критически относится к экзистенциализму: «Кому-то может показаться, что экзистенциализм и персонализм — это одно и то же. „Человеку вообще“, рисуемому моралистами или логицистами, техницистскому человеку-роботу экзистенциализм противопоставляет человека-в-ситуации, обладающего внутренним миром, одновременно выставленным напоказ и скрытым внутри себя; образ такого человека создавался многими мыслителями прошлого, и их в равной мере можно считать как экзистенциалистами, так и персоналистами» [Мунье, 1994, с. 102]. «Но, выступая против тирании формальных дефиниций, нельзя впадать и в другую крайность: отрицать за человеком, как это порой делает экзистенциализм, какую бы то ни было сущность или структуру» [Мунье, 1999, с. 485]. Он также пишет следующее: «…все происходит так, как если бы моя личность была невидимым центром, с которым связано все; хорошо ли, плохо ли, но она проявляет себя как скрыто присутствующий хозяин всех движений моей жизни, который ускользает от моего сознания» [там же, с. 59].

В контексте соотношения личности и экзистенции можно высказать соображение об имплицитном противоречии, которое, как представляется, содержится в концепции М. Хайдеггера. Используемое им понятие «заброшенность» Dasein с необходимостью должно предполагать, что нечто во временном отношении существует до того момента, когда его куда-либо забрасывают. М. Хайдеггер же говорит только о Dasein как о целостном бытии-в-мире, когда «забрасывание» уже свершилось. Но что это было — то, что вначале где-то существовало, а потом, будучи заброшенным, обратилось в Dasein? Это нечто вызывает непосредственные ассоциации с «христианско-теологическим» понятием личности, против которого выступал М. Хайдеггер. «Падшее бытие», которое в результате «memento mori» прозревает всю глубину своего (грехо)падения и обращается к подлинности (М. Хайдеггер), существование человека как перманентное творение «ех nihilo» (Ж.-П. Сартр) — все это отражает «факт происхождения экзистенциальной философии из христианского жизнеощущения».

[Больнов, 1999, с. 39] и свидетельствует о глубокой родственности персоналистической и экзистенциальной философии.

Вслед за П. Тиллихом можно также указать на следующий парадокс: Ж.-П. Сартр, заявляя, что существование предшествует сущности, тем самым одновременно говорит о том, что у него есть определенное представление о сущности человека — а именно, человек должен быть свободным и должен созидать самого себя. При этом также учитывается возможность того, что человеком может быть утрачено его сущностное бытие, его свобода. А если есть возможность такой утраты, то получается, что Ж.-П. Сартр, сам того не желая, делает различие между человеком, каков он есть сущностно, и человеком, который может утратить себя. Аналогично и М. Хайдеггер проводит различие между подлинным существованием и существованием неподлинным, когда человек утрачивает себя, впадая в усредненность das Man. Это показывает, что «даже когда наиболее радикальный экзистенциалист желает нечто высказать, то он с необходимостью прибегает к тем или иным эссенциалистским утверждениям, поскольку без них он не смог бы ничего утверждать» [Тиллих, 1995, с. 325].

Если обратиться к истории философии, то можно отметить, что со времен позднего Возрождения в философских концепциях стали преобладать антиэкзистенциальные тенденции. Существование человека и его мира было «заключено в скобки» и выведено из поля зрения науки. Человек превратился в чистое сознание, стал исключительно познающим сущности субъектом, а мир, включая человеческое тело и психику, стал объектом научного исследования. Отдельный человек и его бытие выпали из поля зрения философии — в системе Г. В. Ф. Гегеля человек полагался лишь ничего не значащим моментом в саморазвертывании абсолютного духа, а в системе К. Маркса сущность человека сводилась к совокупности общественных отношений. В результате люди стали рассматриваться по аналогии с вещами — как абсолютно обусловленные психические процессы, которые могут исчисляться чистой наукой и которыми можно управлять. С нашей точки зрения, именно стремление преодолеть понимание человека по аналогии с вещью и акцентировать самодетерминацию привело к подчеркиванию у человека первичности экзистенции по отношению к эссенции. Однако впоследствии появилась тенденция ассоциировать эту позицию со всей экзистенциальной философией, а также экзистенциальной психологией и психотерапией, несмотря на то что Г. Марсель писал: «Философы экзистенции отнюдь не всегда утверждают приоритет существования по отношению к сущности; Жан-Поль Сартр сегодня, пожалуй, единственный, кто настаивает на этом положении категорическим образом» [Марсель, 1995, с. 114]. Таким образом, в тени оказалась другая позиция, в соответствии с которой сущность человека — человеческая личность, как она понимается в персоналистической философской традиции, — первична по отношению к человеческому существованию.

Персоналистическую позицию в экзистенциальной философии, а также в экзистенциальной психологии и психотерапии можно обозначить следующим образом: личность как духовная индивидуальность представляет собой сущность человека и является внутренней антропологической основой экзистенции. Н. А. Бердяев писал, что «личность есть экзистенциальный центр» [Бердяев, 2003, с. 469], а экзистенция есть проживание человеком себя как личности. Или, другими словами: «Экзистенция… означает способ бытия человеческой личности… центральное ядро человеческого „Я“, благодаря которому последнее выступает именно как конкретная неповторимая личность» [Философский словарь, 2001, с. 679].

Таким образом, мы можем выделить две исходные философские позиции по вопросу соотношения у человека эссенции и экзистенции:

• — экзистенция первична по отношению к эссенции (сущность есть предикат существования — К. Ясперс, М. Хайдеггер; существование предшествует сущности — Ж.-П. Сартр);
• — эссенция первична по отношению к экзистенции, экзистенция есть результат актуализации человеческой сущности — личности как духовной индивидуальности.

Эти две позиции лежат в основе как теоретических концепций экзистенциальной психологии, так и методологии практики экзистенциальной психотерапии. Соответственно этим двум позициям мы выделяем в экзистенциальной психологии и психотерапии два направления: онтологическое и персоналистическое.