Сексуальность. 
Психоанализ. 
Истоки и первые этапы развития

Фрейд является одним из основоположников современной сексопатологии. У него, разумеется, были предшественники, прежде всего уже упоминавшийся Краффт-Эбинг, автор вышедшей в 1886 году книги «Psychopathia sexualis», которая затем постоянно переиздавалась. Именно он ввел термины «садизм» и «мазохизм», увековечив тем самым имена маркиза де Сада и Леопольда Захера Мазоха (не как литераторов, но в качестве обозначений соответствующих склонностей в сексуальной жизни). Краффт-Эбинг ввел также использовавшееся Фрейдом различение патологий по цели (садизм, мазохизм, фетишизм и эксгибиционизм) и по объекту (гомосексуальность, педофилия, зоофилия и др.). В Германии в конце века начинает выходить первый специализированный научный журнал («Jahrbuch fur sexuelle Zwischenstufen»), появляются исследования Хиршфельда, Блоха, Левенфельда, Молля. Во Франции еще в 1877 году один из учеников Шарко, Шамбар, вводит понятие эрогенных зон, в Англии выходит книга Хэвлока Эллиса («The Studies in the Psychology of Sex»), в которой применительно к детской сексуальности используется термин «аутоэротизм». Появляются многочисленные научно-популярные книги, пользовавшиеся неизменным успехом у публики.

Ряд проблем, обсуждавшихся на протяжении последних двух десятилетий XIX века, знакомы современному читателю исключительно по «Трем очеркам по теории сексуальности» Фрейда. Это создает иллюзию, будто именно Фрейд первым обратился к детской сексуальности в связи с неврозами и половыми извращениями. На деле он во многом следовал за своими предшественниками, живо обсуждавшими врожденность или приобретенность перверсий, бессознательную их мотивацию, применимость психотерапевтических методов, детские проявления сексуальности и т. д. Роль полового инстинкта в генезисе истерического невроза признавалась многими исследователями. Фрейд писал о связи неврастении с мастурбацией вслед за дюжиной авторитетных авторов конца прошлого века. Широко обсуждался и вопрос о вреде сексуальной абстиненции; роль сексуальности в генезисе искусства и чувства прекрасного Г. Элленбергер даже считает общим местом работ 1880—1890 годов^[1], равно как и исследования стадий развития сексуального инстинкта не были чем-то совершенно новым. Дессуар выводил анормальности из различных стадий дифференциации сексуального инстинкта, Молль прямо указывал на препубертарную детскую сексуальность. У него Фрейд позаимствовал даже термин «либидо», которому Молль придал более широкое, чем у прежних авторов, значение.

Предшественников было много, на тот факт, что во время психотерапевтического лечения у пациентов часто возникают сексуальные фантазии, обращали внимание еще месмеристы. Уделявший большое внимание «животному магнетизму» Гегель писал о том, что в магнетическом состоянии обнаруживается «возбуждение системы воспроизведения… в чувственной форме полового влечения, проявляющегося с большей или меньшей живостью, особенно у лиц женского пола»^[2]. При этом Гегель указывал на зависимость пациента от врача, говорил о возникающем у первого стремлении безудержно говорить о любом предмете, а у второго считать, будто в состоянии раппорта пациент достигает какой-то объективной истины. В действительности, по мнению Гегеля, в состоянии пассивности «больной субъект подпадает под влияние и оказывается во власти другого… так что в этой психической связи обоих субъектов индивидуум, лишенный самостоятельности и не действующий в качестве личности, имеет своим субъективным сознанием сознание того рассудительного индивидуума и притом так, что это другое сознание является для него теперь его субъективной душой, его гением, способным заполнить его также содержанием»^[3]. Если в тексте Гегеля поменять «магнетизм» на «психоанализ», то мы получим довольно точное и критичное описание практики Фрейда и его последователей, а в разделах о «вожделении», «борьбы за признание» и ряде других можно найти целый ряд тем психоанализа^[4].

Многие биографы Фрейда повторяют вслед за ним, что «Три очерка…» вызвали скандал, испортили отношения Фрейда с публикой «и Фрейд из псевдоученого перешел в разряд грязных и опасных умов. Безусловно, ни одна другая книга не привлекла на его голову такого количества глупости и ненависти»^[5]. От частого повторения эта сказка не стала истиннее. Как пишет Элленбергер: «В нынешних биографиях Фрейда утверждается, будто его сексуальные теории вызвали гнев из-за своей неслыханной в „викторианском“ обществе новизны. Документальные свидетельства показывают, что это не соответствует фактам. „Три очерка…“ Фрейда появились в потоке современной ему литературы и были хорошо приняты»^[6]. Элленбергер приводит огромный список работ и показывает, откуда была взята Фрейдом та или иная идея. Ф. Саллоуэй отыскал те десять рецензий на «Три очерка…», которые вышли в профессиональных журналах. Все они были в целом положительными, хотя у рецензентов вызывали сомнения те или иные тезисы Фрейда. Но ни в одной рецензии не было ни одного упрека в том, что он уделяет столь значительное внимание детской сексуальности — это уже было общим местом в трудах сексологов.

Уже поэтому не приходится говорить о том, что труды Фрейда воспринимались как нечто шокирующе скандальное, что он «открыл глаза» своим современникам на роль пола. «Викторианское лицемерие» к тому времени уже уходило в прошлое. Венерические заболевания, гомосексуализм, сексуальное воспитание, женская сексуальность — все это темы и публицистики, и романов, не говоря уж о специальных исследованиях и научно-популярной литературе. «Проблема пола» обсуждается и в брошюрах политических партий, и в салонах, и, скажем, в пьесах Б. Шоу^[7]. Бестселлером начала века стала книга О. Вейнингера «Пол и характер», вызвавшая в том числе и шумное дело о плагиате, в которое оказался втянутым Фрейд. Вейнингер широко использовал понятие «бисексуальность», которое на протяжении ряда лет обсуждалось в переписке Фрейда с Флиссом. Последний не без оснований считал бисексуальность самой оригинальной своей идеей. Об андрогинах писали еще античные авторы, но Флисс первым попытался применить это понятие в современной медицине. Фрейд обсуждал эту тему со своим пациентом Германом Свободой, а тот сообщил ее своему приятелю Вейнингеру. Флисс был возмущен этим «воровством», подал в суд и даже выиграл дело против Свободы. Трудно представить себе публичный спор в газетах относительно приоритета в области сексологии в совершенно глухом к этой теме обществе. Не только медицинское сообщество, но и широкая публика были вполне готовы к восприятию тех тем, которые прозвучали в «Трех очерках…» Фрейда. Более того, в них нет ни одной совершенно новой идеи. Как и в ряде других случаев, новаторство Фрейда заключалось в синтезе идей, в увязывании друг с другом открытий в различных областях. Результатом была целостная концепция, новый гештальт, общая картина, в которой неврозы и извращения получали свое место в зависимости от стадий развития сексуальности.

Сразу следует отметить, что основной проблемой для Фрейда и всего последующего психоанализа является не сексуальность в обычном смысле слова. К последней относится множество явлений, входящих в сознание, регулируемых теми или иными социальными и моральными нормами. Популярная книжка, в которой обсуждается предпочтительность тех или иных сексуальных позиций, эротические обычаи того или иного племени, вся индустрия современной порнографии имеют отдаленное отношение к психоанализу. Человеческая сексуальность является объектом ряда научных дисциплин — от биохимии и физиологии до социологии. Нет ни малейшего смысла как-то увязывать с психоанализом изучение темы пола в фольклоре, начатое современником Фрейда Ш. Краусом, или последующие опросы, вроде проведенного Кинси. Сексуальные желания, фантазии в значительной мере нами осознаются, даже если они считаются запретными в данном обществе или вызывающими чувства отвращения или стыда у индивида. Темой психоанализа является не сексуальность как таковая, но либидо, половое влечение, бессознательно мотивирующее поведение и воображение. Разумеется, без влечения не будет и всего остального, в том числе многообразных социальных институтов и моральных норм, эротического искусства или использования обнаженного тела для рекламы каких-то товаров, не имеющих ни малейшего отношения к первичным или вторичным половым признакам. Психоаналитика интересует не ars erotica в том или ином обществе, а развитие сексуального инстинкта в раннем детстве, которое в дальнейшем определяет психическое здоровье или болезнь индивидов, причем такое развитие, на которое не оказывают существенного влияния воспитание, образование или мораль.

Подход Фрейда к сексуальности — это прежде всего подход врача, его интересует в первую очередь роль влечений в этиологии неврозов. Он неоднократно вспоминал о своем удивлении, когда впервые столкнулся с сексуально окрашенными воспоминаниями пациентов. Первоначально он связывал эти воспоминания с «сексуальной травмой», с соблазнением ребенка взрослыми. Вместе с открытием эдипова комплекса речь шла уже не о травме, а о бессознательных фантазиях пациентов. Тогда он, по собственному признанию, придерживался тезиса: «При нормальной vita sexualis невроз невозможен», и при всех последующих корректировках все же считал его, по существу, правильным^[8]. Он отталкивался от наблюдений его современников, однозначно связывавших неврастению с мастурбацией, а невроз страха с coitus interruptus (с чем вряд ли согласятся сегодняшние исследователи). Неврозы он подразделял на актуальные (тот же невроз страха) и психоневрозы (истерия). Первые оказались сексуально детерминированными, а истерия уже давно связывалась с сексуальной неудовлетворенностью. Добавив к этому учение о детской сексуальности, Фрейд пришел к выводу: «Сексуальность есть ключ к проблеме психоневрозов и неврозов вообще»^[9].

В опубликованной в 1898 году статье «Сексуальность и этиология неврозов» Фрейд приводит возражения воображаемых оппонентов, полагающих, что врачу не следует углубляться в «сексуальные тайны своих пациентов», в особенности пациентов женского пола, поскольку это грубейшим образом оскорбляет невинность и стыдливость, может нарушить семейное счастье, подорвать авторитет старших, негативно сказаться на отношениях с врачом. Похоже, таким воображаемым оппонентом был для Фрейда Брейер, с которым он незадолго до написания этой статьи окончательно порвал, обвинив последнего в лицемерии и трусости. Врач должен выполнять свой долг, и если причины болезни связаны с половой жизнью, то психотерапевт имеет право в нее вторгаться с не меньшими основаниями, чем гинеколог или венеролог. Но этому мешают культурные запреты: «В делах сексуальных все мы сегодня лицемеры — все в целом и по отдельности, здоровые и больные»^[10]. Притворная добродетель у врача прикрывает его профессиональную несостоятельность. Фрейд предсказывает, что следующий, XX, век будет свободно обсуждать эти темы. Это предсказание сбылось — мало что столь дотошно обсуждалось на протяжении ста лет, чем сексуальность. Не сбылось другое предсказание Фрейда, неврозов от этого меньше не стало. Некоторые высказывания Фрейда в другой работе (открытом письме д-ру Фюрсту) показывают, что основной источник лицемерия он видел в религии, в том, что воспитание отдано в руки духовенства^[11]. Эта тема получит развитие, с одной стороны, во фрейдовской критике религии, а с другой — в трудах тех его последователей, которые заговорили через несколько десятилетий о «сексуальной революции».

Хотя Фрейд, будучи сыном своего века, преувеличивал вред от мастурбации и coitus intrruptus, он все же не считал онанизм причиной дегенерации, идиотизма и различных соматических заболеваний^[12], полагая этот вред психологическим, а не соматическим. Читая эти работы вековой давности, можно только удивляться иным суждениям Фрейда: даже наркомания объясняется им через сексуальную неудовлетворенность (наркотики выступают как замена недостающего сексуального наслаждения). Кажущееся иногда маниакальным стремление Фрейда все и вся объяснять сексуальностью выглядит совсем иначе, если посмотреть на работы множества психиатров конца XIX века, для которых психические заболевания были результатом «вырождения», понимаемого то как биологически обусловленное, то как «декадентство», продукт «больной культуры». Больной человек исчезает за физиологическими и социологическими категориями. То же самое говорилось и о гомосексуалистах.

В Германии психиатры-евгеники объявили себя борцами против «вырождения» и за «чистоту расы» задолго до прихода нацистов к власти, а после этого способствовали насильственной стерилизации, а затем и уничтожению сотен тысяч больных^[13]. Фрейд способствовал гуманизации психиатрии уже тем, что отказался от сведения психических заболеваний к неизвестно откуда взявшейся физиологической «дегенерации». Он признает существование «невропатической диспозиции», способствующей неврозам и психозам. Но он замечает, что слова «дегенерация», «диспозиция», «конституция» произносятся врачами чаще всего по отношению к больным, которым врач никак не может помочь, причем чаще к тем, кто беден и не может оплачивать сносное обращение. Эти категории удобны для классификации и помещения в психиатрические госпитали, но для лечения они бесплодны.

Правда, и изобретенный Фрейдом метод, который он только что стал называть «психоаналитическим», имеет социальные границы применения. Фрейд указывает на то, что от больных этот метод требует зрелости, известного уровня ума, самоконтроля, образования. Он мог бы добавить и «достатка», поскольку за лечение нужно довольно много платить. «Мой материал — это хронические неврозы образованных сословий»^[14]. Психоанализ не лечит «мании и меланхолии», хронические случаи неврозов подходят куда больше, чем острые неврозы; психоанализ не годится для детей, слабоумных и необразованных.

В этой статье у нас имеется редкий для Фрейда случай, когда он ссылается на статистику. К 1898 году его стаж практикующего врача составлял уже 12 лет. На тот момент у него было около 200 пациентов. Фрейд не указывает, сколько было среди них тех, чьи случаи он относил к рубрикам «психоневрозов», «актуальных неврозов», «маний» и т. д., но очевидно, что далеко не все эти пациенты были истериками. Однако, уже в данной статье мы находим смелые обобщения: все психоневрозы имеют своей причиной детские переживания, причем исключительно сексуальной природы^[15]; «события и влияния, лежащие в основе каждого психоневроза, принадлежат не актуальности, но давно забытому прошлому, так сказать, доисторической эпохе жизни, раннему детству, а потому они не известны самому больному»^[16]. Эти сексуально окрашенные воспоминания он уже не считает реальной памятью о соблазнении в раннем детстве.

Тема детской сексуальности впервые появляется в письмах Флиссу 1896—1897 годов, когда Фрейд пишет об эрогенных зонах и их отношении к перверсиям. В это же время Фрейд и Флисс живо обсуждают тему бисексуальности. Вместе с открытием эдипова комплекса и отказом от теории сексуальной травмы (письмо Флиссу от 21.09.1897) Фрейд развивает теорию детской сексуальности, которая частично излагается в уже цитированной статье и в «Толковании сновидений». Но он не торопится излагать эту теорию в полном виде. Хотя еще в октябре 1899 года он писал Флиссу, что следующей за «Толкованием сновидений» будет книга по сексуальной теории, он работает сначала над «Психопатологией обыденной жизни», затем над кратким изложением теории сновидений. В 1905 году практически одновременно выходят история болезни «Доры» и «Три очерка по теории сексуальности», над которыми он работал одновременно: две рукописи лежали на двух разных столах, а он переходил от одной к другой в зависимости от настроения.

«Три очерка по теории сексуальности» выходили много раз при жизни Фрейда, он внес в книгу многочисленные изменения в соответствии с более развитой психоаналитической теорией и новейшими физиологическими исследованиями. Первое издание давно стало раритетом, а потому чрезвычайно удобно используемое мною издание (Studienaas gabe, «Fischer»), в котором от первоначального текста отделены вставленные впоследствии абзацы, указаны исправления разных лет. Основная концепция остается той же самой, и не случайно даже в посмертно изданном «Очерке психоанализа», над которым Фрейд работал в 1938— 1939 годах буквально воспроизводятся некоторые положения этой книги. Несмотря на то, что сексология быстро развивалась в начале века, Фрейд не имел ни малейшего намерения пересматривать свое учение, учитывать расходящиеся с ним открытия. Как сам Фрейд, так и его последователи считали и считают эту работу второй по важности после «Толкования сновидений»^[17].

При написании предисловия к 4-му изданию (1920) Фрейд замечает, что многие чисто психологические открытия психоанализа — вытеснение, психические конфликты, механизм образования симптомов и т. п. находят признание даже у принципиальных противников его учения. Но примыкающие к биологии «Три очерка…» сталкиваются с сильнейшим сопротивлением, а его теория сексуальности является поводом для обвинений в «пансексуализме». Фрейд ссылается на Шопенгауэра и даже на Эрос Платона, как на своих предшественников в расширенном понимании сексуальности. Это пример позднейшей реинтерпретации первоначальной теории: к началу 20-х годов Фрейд будет истолковывать либидо как пронизывающее все живое стремление, которому противостоит «инстинкт смерти». В «Трех очерках…» он сам дает массу поводов для обвинений в «пансексуализме», по крайней мере пока речь идет об этиологии неврозов. «Я имею в виду, — пишет Фрейд, — вовсе не то, что энергия сексуального влечения что-то прибавляет к тем силам, которые вызывают болезнетворные явления (симптомы), но хочу со всей ясностью подчеркнуть, что это — единственный постоянный и важнейший энергетический источник невроза»^[18]. Невротические симптомы суть следствия сексуальных влечений, их эрзац. Результатом вытеснения влечения становится превращение либидонозного стремления в симптом. Но симптомы возникают не столько от нормального полового влечения взрослых, сколько от извращенных влечений, которые не могут войти в сознание. «Симптомы образуются за счет анормальной сексуальности; неврозы представляют собой, так сказать, негатив извращений»^[19]. Весь первый раздел «Трех очерков…» посвящен сексуальным инверсиям (гомосексуализм) и перверсиям (фетишизм, вуайеризм и т. д.).

Фрейд подвергает критике объяснения гомосексуализма с помощью таких понятий, как «дегенерация». Во-первых, в других культурах, вроде античной, его так совсем не оценивали; во-вторых, у многих гомосексуалистов трудно найти признаки «вырождения». Они нормальны во всем, кроме иной направленности полового влечения. Разумеется, Фрейд вовсе не был сторонником иных его последователей, которые стали разыскивать следы гомосексуализма чуть ли не у всех великих творцов прошлого. Хотя Фрейд сам положил начало таких «штудий» своим трактатом о Леонардо да Винчи, он был вовсе не апологетом гомосексуализма, но просто призывал относиться к нему без наклеивания ярлыка «вырождение», хотя и считал гомосексуализм явной «анормальностью». Он осторожно судит о врожденности инверсий. Конечно, он держался теории бисексуальности, то есть наличия у каждого индивида признаков обоих полов; он указывает на не столь уж редкие случаи гермафродитизма, в особенности, когда речь идет о вторичных половых признаках^[20]. Но этим мало что объясняется: среди лесбиянок встречаются мужеподобные особи, но мужчины-гомосексуалисты в большинстве своем от прочих мужчин чаще всего ничем физиологически не отличаются. Тем более сомнительны популярные в то время теории «мужских» и «женских» центров головного мозга. Ведь в качестве объекта извращенного сексуального влечения иногда выступают малолетние дети, животные — тогда подобные «центры» пришлось бы изыскивать и для них.

Социально-этические объяснения тоже сомнительны. Безусловно, в половой жизни часто заявляют о себе всякого рода моральные и социальные изъяны индивидов. Но «устремления половой жизни принадлежат к тем, которые даже в нормальном виде в наименьшей мере подчиняются высшей психической деятельности»^[21].

Никакие моральные проповеди не действуют на того, кто испытывает влечение, пусть даже оно считается греховным большинством окружающих. Те же гомосексуалисты чаще всего проявляют свою анормальность только в сексуальной жизни, оставаясь во всем остальном ничуть не менее морально вменяемыми и социально ответственными лицами. В отличие от гомосексуализма, некоторые извращения таковы, что мы неизбежно называем «ненормальными» тех, кто им предается (некрофилия, наслаждение от экскрементов и т. п.). Но и в этом случае речь совсем не обязательно идет о лицах с тяжелыми душевными заболеваниями. Их симптомы отсутствуют, и какой-нибудь человек с совершенно извращенными сексуальными вкусами в остальном ничем своего «безумия» не показывает.

Фрейда интересуют не только сами извращения, но также происхождение наших чувств по их поводу: откуда берутся чувства отвращения, стыда, которые стоят на пути у таких извращений? Они каким-то образом связаны друг с другом, за строгими запретами стоит искушение. Грани между «нормальным» и «ненормальным» подвижны. Предшественники Фрейда в области сексопатологии давали описания разного рода отклонений и извращений, находясь в полной убежденности, что и они сами, и их читатели представляют собой «норму». Оригинальность Фрейда заключается прежде всего в том, что границы между этой «нормой» и «ненормальностью» если не стираются вообще, то релятивизируются. Тот, кто следует запретам и требует преследования «дегенератов», сам наделен теми же извращенными влечениями, только они не нашли реализации.

Фрейд предлагает исходить при изучении сексуальности не из «нормы», каковой он вместе со всеми считает направленное на репродукцию половое общение между взрослыми представителями разных полов, а из частых от нее отклонений. И инверсии, то есть отклонения влечений по объекту, и перверсии, то есть отклонения по цели влечения, имеются у всех индивидов. Но у большинства людей они заключены в рамки, канализированы в направлении репродуктивной связи мужчин и женщин. Фрейд не только считал это нормой, но даже сделал из удовлетворительных сексуальных связей с другим полом один из важнейших критериев выздоровления. Но в сновидениях здоровых людей проявляются те же влечения, что у невротиков или извращенцев. Анализ неврозов, по его мнению, однозначно говорит о том, что у всех без исключения невротиков обнаруживаются бессознательные инверсии и перверсии, фиксации либидо на лицах одного с ними пола. В этом смысле невроз и извращение представляют собой как бы две стороны одной монеты, позитив и негатив одной фотографии.

Влечение есть пограничное образование, в нем соединяются душевное и телесное. Источник у влечения соматический, а цель его — снятие этого внутреннего возбуждения путем удовлетворения. В отличие от внешнего раздражения, от влечения нам никуда не убежать, поскольку мы носим его в себе. Половое влечение отличается от других инстинктивных побуждений, вроде голода или жажды, куда более широким спектром своих проявлений и ролью в психической жизни. Жажда может «сводить с ума» странника в пустыне, но ей трудно приписать какую бы то ни было роль в генезисе неврозов. В области сексуальной жизни ощутимо связаны друг с другом самое высшее и самое низшее в человеке^[22]. Понятие либидо покрывает у Фрейда все проявления человеческой любви. Даже в самой возвышенной любви имеются черты сексуального влечения.

Это вовсе не является изобретением Фрейда: не только во взаимоотношениях двух полов, но и в самых одухотворенных произведениях искусства или религии нередко заявляет о себе эротическое начало. Хорошо известно, что огромная часть мифологии связана с темами рода, рождения, любовных отношений, причем за возвышенной духовной любовью нередко стоят не столь возвышенные сюжеты^[23]. «Пансексуалистом» Фрейда можно назвать совсем не потому, что он тщательно разыскивает следы полового влечения в высших творениях человеческого духа — Платон в своем «Пире» писал об Эросе много веков раньше. Дело в том, какую трактовку Фрейд дает половому влечению, как он сводит к нему самые различные проявления здоровой и больной психики.

Либидо предстает у Фрейда как поток, который движется как бы по разным каналам. Имеется основное направление этого движения, которое мы и считаем нормой. В случае инверсий и перверсий поток как бы сворачивает на боковые каналы, которые до этого были пусты. Происходит регрессия к тому месту, где начинается это ответвление. Какое-нибудь событие взрослой жизни может этому способствовать (распространенность гомосексуализма в тюрьмах, возможность проявить свои садистские наклонности у того, кто ранее о них не подозревал и т. д.), но причины лежат глубже, в давнем прошлом. Врожденными тем самым являются не сами извращения, а общая к ним предрасположенность. Не пороки воспитания сами по себе или недоступность нормального сексуального объекта являются причинами — путь к нормальной сексуальности может быть закрыт тем, что еще в раннем детстве либидо получило иное направление.

Именно детская сексуальность представляет собой главный предмет «Трех очерков…». Многочисленные наблюдения за проявлениями сексуальности у детей психология того времени относила к курьезным исключениям или «отвратительным примерам ранней испорченности». В книгах по психологии детства напрочь отсутствовала глава о сексуальном развитии. Можно сказать, что Фрейд реконструирует детскую сексуальность по неврозам и извращениям взрослых. Как он писал в «Очерке истории психоанализа»: «Мои положения о сексуальности детей были вначале основаны почти исключительно на результатах анализа у взрослых, углубляющихся в прошлое»^[24]. При этом центральным для него является тезис об амнезии: у взрослых почти отсутствует память о первых пяти годах жизни, хотя именно они оставили самые сильные следы в нашей психике и являются определяющими для нашего дальнейшего развития.

Какие силы вытесняют впечатления раннего детства? «Тот, кто разгадает эту загадку, — пишет Фрейд, — тот прояснит и истерическую амнезию»^[25]. У невротиков также происходит забывание каких-то важнейших для его душевного развития впечатлений, они были вытеснены в бессознательное. Попытки выявить эти прошлые события сталкиваются с сопротивлением. Фрейд утверждает, что в обоих случаях действует один и тот же механизм. Именно забывание дает «точку сравнения душевных состояний ребенка и психоневротиков», и «можно сказать, что без инфантильной амнезии не было бы и истерической амнезии»^[26]. Причины неврозов коренятся в раннем детстве.

Взрослая, постпубертарная сексуальность, возникает вместе с соответствующим физиологическим развитием. В памяти каждого индивида есть период, когда он ничего или почти ничего не ведал о сексуальности, о ней вовсе не думал, не испытывал сексуального влечения. Фрейд называет это время латентным периодом, когда сексуальность вытеснена, скрыта. Именно в латентный период происходит приобщение к культуре, наиболее действенно рациональное воспитание. Психическая энергия уходит на цели культуры, в это время вырабатываются те препятствия, «дамбы», которые мешают отклонению влечения на те пути, которые имелись в раннем детстве. Начало латентного периода филогенетически соответствует началу культуры. Мы имеем дело со своего рода триадической схемой: от инфантильной сексуальности через отрицающий ее латентный период мы приходим к взрослой половой жизни.

Вытеснению подлежат «частичные влечения» (Partialtriebe) раннего детства. Человеческое существо с самого рождения наделено сексуальностью. Поскольку гениталии у ребенка еще не развиты, либидо избирает другие эрогенные зоны — те части тела, которые связаны с удовлетворением других физиологических потребностей. К этим зонам относится прежде всего рот ребенка, основной источник наслаждения от питания: «Сексуальность примыкает сначала к одной из служащих сохранению жизни функций, и лишь позже становится от нее независимой»^[27]. Вид насытившегося младенца напоминает Фрейду вид взрослого после оргазма. С материнской груди либидо переносится на рот, и ребенок уже сам доставляет себе наслаждение — сосание пальца является своего рода предгенитальной мастурбацией. Фрейд избирает термин Хэвлока Эллиса «аутоэротизм» для характеристики сексуальности раннего детства, еще не имеющей внешнего объекта и направленной на собственное тело.

Первую стадию развития либидо он называет оральной или оральноканнибалистической — влечение связано с поглощением объекта. Вслед за нею, примерно в полтора-два года, наступает другая фаза, когда либидо концентрируется вокруг другой эрогенной зоны, ануса. Ребенок получает наслаждение от задержки дефекации, он подолгу сидит на горшке. На этой анальной фазе происходит подразделение активного и пассивного (еще не мужского и женского) во влечении, с нею в дальнейшем связаны садизм и мазохизм взрослых, откуда ее название — «анально-садистическая». Наконец, наступает генитальная или фаллическая стадия, когда либидо перемещается к половым органам. В «Трех очерках…» Фрейд на ней специально не останавливается, поскольку переход к этой стадии здесь у него совпадает с переносом влечения на объект. В дальнейшем эта стадия приобретет самостоятельное значение.

Все половые извращения Фрейд связывает с фиксациями либидо на частичных влечениях раннего детства. Совокупность догенитальных этапов развития либидо содержит в себе все потенциальные отклонения, и в этом смысле ребенок является «полиморфным извращенцем». Фрейд пишет о «бесстыдстве маленького ребенка», «любопытстве к гениталиям других», садистской жестокости (способность к состраданию вырабатывается в латентный период), о мастурбации и других формах аутоэротизма, с которыми Фрейд соотносит прежде всего наслаждение взрослых от орального и анального секса. Между детской и взрослой сексуальностью нет принципиальной разницы: «Не только отклонения от нормальной сексуальной жизни, но также и ее нормальное образование определяются инфантильными проявлениями сексуальности»^[28].

В раннем детстве между сексуальностью мальчика и девочки нет никаких различий. Даже с наступлением фаллической стадии сексуальность девочек «имеет мужской характер»^[29]. Ведущей эрогенной зоной для нее тогда является клитор — уменьшенный аналог пениса. Только в постпубертарный период либидо смещается с клитора на влагалище, причем это смещение, по мнению Фрейда, является одним из факторов, способствующих истерии (к женственности по самой ее сущности относится большая склонность к истерии). Становление женщиной означает «вытеснение частичной инфантильной мужественности», происходящее вместе со смещением ведущей генитальной зоны. Впоследствии Фрейд не раз возвращался к этой теме. В статье «Инфантильная генитальная организация» (1923) он развивает это учение таким образом: на анально-садистической стадии еще нет мужского и женского, есть только активное и пассивное. За нею следует фаллическая стадия, на которой «имеется мужское, но нет женского; противоположность здесь такова: мужские гениталии или кастрированные"'. На этой фазе имеется «примат фаллоса» (Phallusprimat), в том числе и у девочек.

По существу, речь тут идет уже о ситуации эдипова комплекса, которая представляет вершину развития детской сексуальности и одновременно ее преодоление, подготовку перехода к латентному периоду и впоследствии к взрослой сексуальности. Нам еще придется рассматривать некоторые аспекты этого комплекса, с которым связаны самые различные стороны прикладного психоанализа, в частности, фрейдовское учение о возникновении социальных институтов. Пока мы ограничимся самым кратким описанием того, как происходит переход к латентному периоду.

Хотя эдипов комплекс, строго говоря, характеризует события в психике мальчиков, этот термин относится и к женскому сексуальному развитию (иногда применяется термин «комплекс Электры»). Речь идет об отношениях в семейном треугольнике, когда либидо с собственного тела переносится на родителя противоположного пола, а к родителю одного с ребенком пола последний испытывает чувства зависти, враждебности, но в то же самое время он отождествляет себя с ним. Иначе говоря, это изначально амбивалентное отношение, хотя преобладают именно негативные эмоции. «Разрешение эдипова комплекса является самой трудной проблемой, с которой лицом к лицу сталкивается мальчик в своем психическом развитии»^[30][31]. Его влечение направлено на собственную мать, он вступает в конфликт с собственным отцом, место которого он хочет занять. «Легко заметить, что маленький мальчик один хочет обладать матерью, воспринимает присутствие отца как помеху, возмущается, когда тот позволяет себе нежности по отношению к матери, выражает свое удовольствие, если отец уезжает или отсутствует. Часто он выражает свои чувства словами, обещая матери жениться на ней. Скажут, что этого мало в сравнении с деяниями Эдипа, но на самом деле достаточно, в зародыше это то же самое»^[32]. Царь Фиванский Эдип убил своего отца и женился на собственной матери — таковы стремления всех лиц мужского пола в раннем детстве. Фрейд отбрасывает все оговорки тех, кто видит в любви и враждебности ребенка нечто иное, нежели желание буквально обладать матерью и стремление убить отца. Он готов признать лишь то, что психоаналитическое исследование дает огрубленное и как бы увеличенное под микроскопом психоанализа изображение того, что в детстве было только наброском. Но влечения именно таковы: «Ненависть к отцу, желание его смерти — уже не робкие намеки, в нежности к матери скрывается цель обладать ею как женщиной»^[33]. Он признает, что невротик может «фантазировать назад», привнося в прошлое свои более поздние представления и желания, еще неведомые ребенку. Но на эдипов комплекс такое фантазирование Фрейдом не распространяется, и тот, кто считает себя психоаналитиком, должен принимать эти влечения буквально. У невротиков в преувеличенном виде предстает то, что анализ сновидений находит у всех людей, а именно, инцестуозное стремление к родителю противоположного пола: «Не только невротики, но и все люди имеют такие извращенные, инцестуозные и неистовые сновидения», а потому «мы можем сделать вывод, что и нормальные люди проделали путь развития через извращения и привязанности к объектам эдипова комплекса, что это путь нормального развития»^[34]. Но отношение к отцу является отношением «любви/ненависти», оно амбивалентно — мальчик хочет во всем ему подражать и быть таким же, как отец. Иначе говоря, в психике происходит конфликт разнонаправленных устремлений, противоречивые установки уживаются друг с другом, поскольку детская психика еще не работает по принципу исключенного третьего (впоследствии, во взрослом возрасте, это будет относиться к бессознательному).

Эта борьба разнонаправленных стремлений завершается вместе с разрушением эдипова комплекса и идентификацией с отцом. Эдипов комплекс выступает у Фрейда вместе с «комплексом кастрации». На фаллической стадии либидо сосредоточивается на гениталиях, пенис является для маленького мальчика самым драгоценным его достоянием. Заставая его за мастурбацией, взрослые нередко угрожают лишить его этого «сокровища». Фрейд был убежден, во-первых, в том, что все дети в это время предаются мастурбации; во-вторых, что всем им грозят кастрацией, и, в-третьих, что все мальчики относят эту угрозу именно к отцу. Впоследствии он добавит к этому следующее рассуждение: сначала мальчик не верит угрозе кастрации, но затем, убедившись, что у его сверстниц нет пениса, он принимает эту угрозу всерьез^[35].

Здесь Фрейд также держался буквальной трактовки «комплекса кастрации», вопреки некоторым позднейшим толкователям, желавшим «либерализировать» этот тезис: только вполне реальный страх кастрации разрушает эдипов комплекс у мальчика и ведет к полной идентификации с отцом.

Не менее буквально он предлагал трактовать эдипов комплекс у девочки, которая на фаллической стадии испытывает наслаждение от клитора. Она обнаруживает, что ее клитор несопоставим с пенисом у мальчика, и считает себя «уже кастрированной». Фрейдовский подход к женской сексуальности вызвал особенно много споров. Хотя сомнительность реконструкции психологии трехлетнего мальчика является ничуть не меньшей, в случае женской сексуальности у Фрейда прибавлялись суждения о женской психологии, имевшие явно патриархальный характер. Фрейд был убежден, что маленькая девочка испытывает «зависть к пенису» {Penisneid.), с которой связано и «чувство неполноценности» у женщин. Более того, если у мальчика эдипов комплекс в случае нормального развития разрушается, происходит быстрая и прочная идентификация с отцом, а тем самым появляется сильное «Сверх-Я», своего рода представитель социальных и моральных норм в человеческой психике, то у девочек такого разрушения не происходит. Обнаружив у себя отсутствие пениса, девочка желает заместить его ребенком от собственного отца. Это инцестуозное стремление не разрушается, но постепенно вытесняется, а потому «Сверх-Я» у взрослых женщин никогда не бывает «столь суровым, столь безличным, столь независимым от своих аффективных истоков, каковые требуются от мужчины»^[36]. Поэтому женщины оказываются не только более склонными к истерическому неврозу, но также менее моральными, наделенными меньшим чувством справедливости существами, принимающими решения не столько из чувства долга, сколько под влиянием аффектов. К этому Фрейд добавляет слабо развитые интеллектуальные интересы, «преобладание чувства зависти», меньшую, чем у мужчин, способность к сублимации влечений^[37]. А так как интеллектуальное и художественное творчество для Фрейда целиком зависят от такой сублимации, женщины оказываются в среднем менее одаренными во всех областях творчества.

Фрейд иногда оговаривался, указывая на то, что речь идет о женской психологии лишь в той мере, насколько она определяется сексуальностью. Но так как у Фрейда сексуальностью определяется все важнейшие стороны психической жизни, то он часто, перефразируя Наполеона, повторял: «Анатомия — это судьба». Женщины от природы во многом стоят ниже мужчин, это задано не какими-то социальными обстоятельствами, но анатомическим различием. Даже говоря о слабой изученности психологии женщин, Фрейд нередко добавлял, что это связано с лицемерием и лживостью женского пола. Однажды в разговоре со своей последовательницей, Марией Бонапарт, он признался, что долгие десятилетия ежедневной работы с пациентками не решили для него примитивного вопроса: «Чего бабе надо?» Все позднейшие модификации, внесенные Фрейдом в понимание женского сексуального развития, касались частностей (скажем, различение доэдиповской и постэдиповской идентификации с матерью). Общая оценка не менялась: обнаружив свое анатомическое отличие, девочка испытывает «зависть к пенису» и, более того, она «считает мать ответственной за отсутствие пениса и не может простить ей этой обделенности»^[38]. Для большинства женщин характерен нарциссизм, потребность даже не в любви, а в том, чтобы быть объектом любви другого. Лишь немногие женщины, по мнению Фрейда, подобны мужчинам в переносе любви на мир объектов {Objektliebe), тогда как в большинстве своем они сохраняют детское самолюбование ([Ichliebe)^[39]. Женщина предстает как чувственное, соблазнительное, морально и интеллектуально ограниченное существо.

Можно сравнить в этом отношении Фрейда с Вейнингером. В фантастической по своему женоненавистничеству книге «Пол и характер» Вейнингер утверждает, что женщина аморальна, алогична, по существу, бесчеловечна — именно потому, что она целиком находится во власти сексуального влечения, тогда как мужчина предстает как рациональное и моральное существо, следующее категорическому императиву Канта и лишь в малой степени действующему под влиянием полового влечения. Женщина — это бессознательное, плоть, материя; мужчина — сознание, дух, форма. Эти два принципа распределены между двумя полами, поскольку мужчина содержит в себе женское начало, а женщина — мужское, согласно теории бисексуальности. Фрейд не так уж много здесь изменил. У него каждый индивид представляет собой поле борьбы двух начал — бессознательного и сознания, принципа удовольствия и принципа реальности, «Я» и «Оно». Несколько ослаблена, но сохраняется мисогиния Вейнингера: женщины менее моральны и сознательны, поскольку у них не произошло уничтожения эдипова комплекса, он лишь вытеснен. Иначе говоря, у женщин сохраняется «полиморфно извращенная» детская сексуальность, а потому они более склонны к истерии, следуют влечениям, а не разуму, лживы и т. д. Вейнингер к этому добавил довольно своеобразную этнопсихологию, относя евреев к нациям с «женской психологией» со всеми негативными ее чертами. Антисемиты после самоубийства еврея Вейнингера хвалили его за последовательность. Повод для самоубийства мог быть и совсем иной: по его теории, «понять» женщину может только совершенно женоподобный мужчина, а так как Вейнингер должен был считать, что он со своей теорией понял их лучше всех прочих мужчин, то он сам оказывался самым аморальным, бессознательным и лживым из носителей разума. Возникает типичный парадокс «Лжеца» (в самой простой форме — «Я лгу», то есть если я говорю правду, то я лжец, если лгу, то говорю правду и т. д.).

Во всяком случае, учение о женской сексуальности Фрейда, не столь самоубийственное для рассудка, несет на себе отчетливые следы патриархальных предрассудков, каковые имелись у него еще до создания психоанализа, о чем свидетельствует одно из его писем невесте, в котором он опровергает Дж. Ст. Милля и вместе с ним женскую эмансипацию. Этих оценок он держался до глубокой старости, полагая, что тот или иной пол должен доминировать, и господство мужского является «меньшим злом».

Не удивительно то, что феминистки отвечали Фрейду самой резкой критикой — опровержений из этого лагеря не счесть. Любопытнее другое: у Фрейда было и имеется до сих пор немалое число последовательниц, которые развивали его концепцию женской сексуальности (Рут М. Брунсвик, X. Дейч и другие), тогда как изучением детской сексуальности занималась его собственная дочь Анна Фрейд. Все они в целом держались предложенных Фрейдом схем, тогда как первые опровержения последовали со стороны «ревизионистки» К. Хорни. Но на сегодняшний день мало кто из психоаналитиков обоих полов станет буквально следовать этим схемам Фрейда. Как и во многих других случаях, фрейдисты прямо не отказываются от догматов своего учителя, но так их интерпретируют, что от них мало что остается.

В качестве примера можно взять работы известнейшей представительницы французского психоанализа Франсуазы Дольто, посвященные детской и женской сексуальности^[40]. Она практически вообще не рассматривает «комплекс кастрации» и «зависть к пенису» (из уважения к Фрейду они обозначаются как очень короткая и маловажная стадия развития сексуальности маленькой девочки). Вытеснение эдипова комплекса у девочек, по мнению Дольто, происходит в семь—девять лет, а фаллическая стадия наступает не ранее пяти-шести лет, причем «фаллосом» для нее является не клитор, а все тело. То, что стадия эдипова комплекса наступает позже, чем думал Фрейд, доказывал и специально практиковавший с детьми психоанализ Э. Эриксон, для которого эта стадия относится к пятому—седьмому году жизни.

Но если столь различные по своим исходным позициям аналитики считают, что «Эдип» переживается в более позднем возрасте, то рушится исходный пункт теории Фрейда, идет ли речь о мужской или женской сексуальности. Учение о детской амнезии тогда не работает: нет смысла говорить о переживании бурных влечений, которые затем были вытеснены и забыты. В возрасте пяти—семи (и тем более семи—девяти) лет ребенок помнит основные свои переживания. Разрешение эдипова комплекса тогда происходит вместе с началом школьного возраста, то есть вместе с выходом из семейного треугольника. Тогда нет никакой нужды говорить о «комплексе кастрации», «зависти к пенису», желаниях отцеубийства и т. п. Читая работы последователей Эриксона, обнаруживается, что от ортодоксального фрейдизма в них осталось вообще немного, зато появилась возможность совмещать психотерапевтические наблюдения с далекими от психоанализа теориями (например, Пиаже или Кольберга), а потому куда большее внимание уделяется когнитивному развитию ребенка, овладению языком и т. д.^[41]

Существует множество научных объектов, которые привлекают наше внимание, но не могут быть окончательно прояснены. Скажем, мы не знаем, какие сны снились вымершим динозаврам или питекантропам и никогда этого не узнаем. Реконструкции душевного мира раннего детства также остаются гипотетичными. Вслед за апостолом мы всегда можем сказать: «Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое» (1 Кор. 13,11). Если взрослый человек утверждает, что на кушетке у аналитика он вспомнил происходившее с ним на втором году жизни, то у нас неизбежно возникают вопросы.

Нет сомнений в том, что пациенты Фрейда достаточно часто вспоминали о своих доэдиповских предгенитальных влечениях одного-двух лет от роду, либо о позднейшем страхе кастрации. Ранее пациентки Фрейда ничуть не хуже вспоминали о сценах соблазнения. На сегодняшний день достаточно точно установлено, что «автобиографическая память» возникает примерно в три-четыре года, когда ребенок овладевает языком и способностью вспоминать прошлое, обсуждая его с другими. От более раннего детства у нас сохраняются лишь отдельные эпизоды, и связано это не с вытеснением, а с отсутствием памяти о тех «бурных влечениях», которые Фрейд приписывает раннему детству. Даже если бы у нас было страстное влечение к матери и враждебность к отцу, то мы ничего не помнили бы о них — не из-за вытеснения, а из-за того, что детская память эпизодична, контекстуальна, изменчива. Предыдущие воспоминания в раннем детстве модифицируются последующими. Эта память не содержит абстрактных идей, у трехлетнего ребенка нет ни малейшего представления о половых отношениях, и мальчик никак не может желать «овладеть матерью», поскольку это лежит за пределами его мышления и воображения. Еще менее вероятно, что он проводит настоящее изыскание по поводу отсутствующего у его матери пениса (этим Фрейд объясняет фетишизм в постпубертатный период)^[42]. До пяти лет дети, как правило, не имеют представления о первичных половых признаках, различают родителей, скорее, по платью или прическе. Они не владеют необходимым языком для того, чтобы выразить половые отношения Между взрослыми, а там, где они проводят различие между «мужским» и «женским», они придают им иной, чем взрослые, смысл^[43].

То, что «вспоминается» на сеансах психоанализа, оказывается не памятью, а проекцией более позднего опыта на раннее детство (не без суггестивного воздействия психоаналитика). Но если теория памяти Фрейда не верна, то утрачивается всякая возможность говорить об оральной и анальной стадиях развития либидо. Ни физиология, ни прямые наблюдения за детьми не дают свидетельств перехода либидо от одной эрогенной зоны к другой (за исключением того, что многие дети сосут палец и подолгу сидят на горшке). Воспоминания о том, как трехлетний мальчик хотел овладеть собственной матерью и убить своего соперника-отца, воспоминания взрослой женщины о желании заместить отсутствующий пенис ребенком от родителя можно со всеми основаниями считать ложной, «наведенной» памятью.

Фрейд указывает на сходства забывания у невротиков и забывания событий раннего детства. Но одно и то же следствие может иметь совершенно различные причины. Имеются другие типы забывания, никак не связанные с вытеснением. Если студент через пару дней забыл то, что в спешке выучил перед экзаменом, то вряд ли тут имело место вытеснение во фрейдовском смысле. Мы забываем слова когда-то любимых стихотворений или читанную когда-то «Логику» Гегеля не потому, что тут работает вытеснение. Тогда они имелись бы у нас в бессознательном, да еще стремились бы вернуться обратно в сознание — как и все вытесненное. Нет никакой нужды отождествлять механизмы детской и невротической амнезии. В последней вытеснение действительно играет немаловажную роль, и в этом крупнейшее открытие Фрейда. О детских переживаниях мы не помним уже потому, что у нас просто не было «семантической памяти», языка и самосознания, и нужны немалые усилия психоаналитика, чтобы пациент стал интерпретировать свои бессвязные впечатления от отдельных сцен как кровосмесительные влечения. Из того, что у нас нет о них памяти, делается вывод, что это сильнейшие наши влечения. Аналитик всегда прав — даже если пациент отвергает его трактовку^[44]. Но в соответствии с такой логикой можно доказать вообще все что угодно. Из еще более строгого, чем запрет на инцест, запрета на поедание себе подобных, в таком случае нужно было бы выводить вытесненное в бессознательное каннибалистическое влечение, присущее каждому человеку и вытесненное в раннем детстве.

Ложную память пациентов можно сравнить, например, с нередкими сегодня случаями, когда люди ярко и отчетливо помнят, что их похищали инопланетяне. Рассказываемые ими «сценарии» многими чертами напоминают фантастические романы и киносценарии, и чем больше заполнены головы кадрами из таких фильмов (и чем более пустыми являются эти головы), тем легче внешние образы становятся собственными воспоминаниями. Человеку вообще свойственно принимать плоды своего воображения за реальность, мифологическое мышление вовсе не умерло — поменялись мифы.

Еще меньше оснований считать ребенка «полиморфным извращенцем». Здесь мы опять сталкиваемся с рассуждением по аналогии, причем исходным пунктом является сексуальность взрослых. Для объяснения орального и анального удовлетворения влечений придумываются эрогенные зоны и стадии развития либидо у ребенка. Для объяснения садизма и мазохизма, фетишизма и эксгибиционизма ребенок делается «полиморфным извращенцем». Конечно, перед Фрейдом, как и перед любым сексологом, стоит проблема: как объяснить самые разнообразные отклонения влечений. Но нельзя объяснять непонятное, апеллируя к неизвестному. Перемещения либидо от одной эрогенной зоны к другой никто не видел, да и сами они проблематичны. Довольный вид только что оторвавшегося от материнской груди ребенка вызывает у Фрейда сравнение с взрослым после оргазма — почему не с тем, кто хорошенько наелся и лег спать? Прямых наблюдений за детьми у Фрейда было немного, включая и его собственных детей. В период написания «Трех очерков…» эти наблюдения вообще отсутствовали. Конечно, впоследствии его ученики активно занялись такими наблюдениями, но вовсе не исключено, что они находили именно то, что соответствовало априорно выдвинутым схемам учителя. Исходным пунктом для Фрейда был клинический опыт, ассоциации и сновидения невротиков. Ознакомившись с обширной литературой своего времени, он обнаружил, что с помощью своих гипотез он может связать воедино сновидения, неврозы, извращения и проявления детской сексуальности. В некоторых конкретных случаях такие связи ему удалось проследить. Как и любая гипотеза, учение о стадиях развития либидо имеет право на существование, и ее не следует отбрасывать только потому, что она звучит фантастически или вызывает чье-то негодование. Любой внимательный воспитатель знает о существовании детской сексуальности, на нее обращали внимание задолго до Фрейда^[45]. Сомнени я вызывают аргументы Фрейда, вроде того, что трехлетний мальчик убеждается в реальности угрозы кастрации, разглядев, что у девочки соответствующее место устроено иначе. Еще хуже то, что гипотезы у Фрейда слишком быстро превращаются в догматы, а все несогласные обвиняются в лицемерии, трусости, антисемитизме, наличии неразрешенных комплексов и т. п.

Такого сорта аргументация постоянно воспроизводилась психоаналитиками. В качестве примера приведу высказывания фрейдиста «первого призыва» И. Задгера: «Сообщения о задержке детьми испражнений, вытекающей будто бы из их нежелания терять связанное с дефекацией удовольствие, приводили в веселое настроение врачей, у которых всякий, не желавший нарочно закрывать глаза, мог бы подметить совершенно ясные симптомы до сих пор сохранившейся, весьма живой анальной эротики. И когда, опираясь на собственный психоаналитический опыт, я попытался в некоторых пунктах дополнить учение Фрейда об анальной эротике и анальном характере, я встретил до такой степени неистовое враждебное отношение, что объяснить его одним только чисто теоретическим несогласием с выявленными мною положениями было абсолютно невозможно»^[46]. Так он объясняет неприятие коллегами его открытия «другой, столь же сильной, во многих случаях даже более сильной эротики, связанной преимущественно с дистальным мочеиспускательным аппаратом»^[47]. Но это его «открытие» не приняли и другие психоаналитики, так что и их, видимо, следует считать «закомплексованными» на «мочевой эротике» раннего детства. Тексты Задгера являются одними из самых фантастических (если не сказать — бредовых) из того, что было написано психоаналитиками, а потому недружелюбие коллег можно объяснять совсем иначе. Как, например, отнестись к идее Задгера о том, что маленькие дети мочатся в постель, поскольку мочеиспускание замещает сексуальный акт, да еще при этом в их головах уже содержится представление о половом акте его родителей, как о поливании друг друга мочой? Тем самым, полагает Задгер, становится объяснимым и недержание мочи у взрослых, и некоторые половые извращения. Если вы с таким объяснением не согласны, тем более, если вы позволите себе посмеяться над гениальными открытиями такого рода, то знайте, что у вас вытеснено уретрально-эротическое влечение. Конечно, такой подход чрезвычайно облегчает диагностику: тот, кто отрицает то или иное открытие в области детской сексуальности, уже находится под подозрением.

Логика этих «открытий», однако, очень проста. Большой посылкой является тезис о том, что все доставляющее нам органическое наслаждение связано с либидо. Мочеиспускание доставляет наслаждение, следовательно, этот акт можно уподобить сексуальному. Дети писают в постель, а иногда и друг на друга, следовательно, существует соответствующая стадия развития либидо. Эта дедукция подкрепляется индукцией от фактов недержания мочи у взрослых и некоторых извращений. Корни их обнаруживаются в раннем детстве.

Сходные «открытия» постоянно совершаются психоаналитиками. К Organlust иные из них относят наслаждение от речи у маленького ребенка (см. цитированную выше книгу Ф. Дольто). Существование патологически болтливых людей, видимо, тоже является доказательством вечных истин психоанализа. Следуя этой логике, сам психоанализ можно вывести из детского интереса к собственным и чужим гениталиям.

В результате мы имеем дело с теорией, которая когда-то имела эвристическую ценность, позволяла разглядеть некоторые явления, но затем сделалась символом веры самых косных учеников, но которую не принимает все остальное научное сообщество, идет ли речь о биологах, психиатрах, сексопатологах или специалистах по детской психологии.

Поскольку у Фрейда теория сексуальности является фундаментом классификации неврозов и психозов, то возникает целый ряд вопросов относительно обоснованности тех диагнозов, которые ставятся психоаналитиками. Они вступают в конфликт с самыми различными теориями. В качестве примера можно привести разрабатывавшееся современником Фрейда Кречмером учение о типах конституции, которые способствуют тем или иным душевным расстройствам. В дальнейшем эта теория развивалась Шелдоном и другими учеными, и сегодня установленные ими зависимости не вызывают сомнений и подтверждаются многочисленными наблюдениями. В принципе, Фрейд не отрицал влияния конституции, но он все же сводил все неврозы и психозы к динамике влечений, к отношениям Оно, Я и Сверх-Я. Здесь он вступает в конфликт и с исследованиями генетиков, которые показали — прежде всего на основе наблюдений за однояйцевыми близнецами — что склонность к некоторым психическим нарушениям является врожденной и генетически наследуемой. Если у разлученных в раннем детстве и воспитывавшихся в совершенно разных семейных, культурных, материальных и т. д. условиях близнецов имеется такая предрасположенность, то при заболевании одного из них очень высока вероятность заболевания другого, независимо от того, как протекали у них стадии развития либидо.

Еще более сложными являются отношения психоанализа и современной этологии. С одной стороны, этологи вместе с Фрейдом выступают против разного рода «культуралистских» теорий, в которых человеческая природа оказывается «воспитуемой». Они ничуть не меньше Фрейда говорят об агрессивности и сексуальности, как врожденных и инстинктивных. Но у них эти теории получают совсем иное обоснование, причем свои выводы они подкрепляют наблюдениями как за различными видами животных, так и за детьми. Они согласны с Фрейдом в том, что детский опыт имеет колоссальное значение для дальнейшей жизни, только связывается это с теми схемами, которые «запечатлеваются» (Pragung К. Лоренца) в раннем детстве. Такие схемы могут оказывать необратимое влияние на будущее поведение, поскольку они становятся «спусковым крючком» для определенных реакций.

Это относится и к сексуальности, но о какой бы то ни было сексуальности в возрасте одного—трех лет они отказываются говорить всерьез; «запечатления» относятся к четырех—семилетнему возрасту, когда возникают некие общие схемы восприятия половых различий. Само это «запечатление» происходит в ситуациях, которые чаще всего вообще не имеют сексуальной окрашенности: «Не к правилам, но к исключению из правил относится то, что дети до половой зрелости чувствуют эротическую привязанность к родителям противоположного пола… биологическим правилом можно считать то, что привязанность четырех — семилетнего ребенка к родителям является не эротической по своей природе»^[48]. Отношения в Эдиповом треугольнике, когда мальчик видит в своем отце соперника не отрицаются, но это сравнительно редкий вариант развития. Эти привязанности подготавливают будущие сексуальные отношения в зрелости, а потому отношения с будущими партнерами находятся в зависимости от детства, в том числе и от жестокости или неумной ласки. Выработка половой идентичности происходит в детстве. Но это не означает того, что нужно соглашаться с той трактовкой этого процесса, которую мы находим у Фрейда: он превращает в общее правило статистически редкие исключения из правил, а инверсии (гомосексуализм) и перверсии можно объяснять и без сложных и неправдоподобных допущений Фрейда.

Но еще труднее сохранять фрейдовское учение о стадиях развития либидо, предшествующих эдипову комплексу. Не только специалистам по детской психологии, но и всем родителям известно то, что в период от одного до трех лет происходит необычайно быстрое интеллектуальное развитие ребенка. Он «впитывает» язык, он «играючи» осваивает мир — не только в переносном, но и в буквальном смысле слова, поскольку игра, любопытство, вопрошание, подражание являются характерными чертами этого периода. В психоанализе эта фаза детского развития получила название «анальной» прежде всего потому, что дети нередко проявляют интерес к содержимому горшка и даже могут устроить игру со своими испражнениями. Но область детских игр все же много шире, а то, что родители требуют от детей чистоплотности (а дети учатся дисциплинировать свои позывы), с точки зрения этологии, является чем-то вторичным. Стадию игры они находят у всех высших животных, тогда как далеко не во всех человеческих обществах нечистоплотность ребенка сурово наказывается. Вполне можно предподожить, что суровые наказания такого рода, и в особенности запреты на свободную игру вообще, могут привести не только к замедленному интеллектуальному развитию, но и к тому, что психоаналитики называют «анальным характером». Но это опять оказывается не правилом, а исключением из правил, тогда как у Фрейда данная стадия характеризует человеческую природу как таковую.

Самостоятельно мыслящие психоаналитики, имеющие опыт наблюдения за детьми, не случайно отказались от большинства его утверждений, сохраняя только самое важное. Фрейд не просто сочинил «черный роман», дабы «осквернить детство», «принизить женщин» или даже «надругаться над человеческой природой». Эти обвинения сыплются со стороны тех, кто ничуть не менее догматичен, чем самые упорные фрейдисты. Детская сексуальность существует, отношения в семейном треугольнике в значительной степени определяют развитие психики ребенка, принятие им мужских и женских ролей, а нередко и склонность к неврозам. Многие наблюдения Фрейда неоднократно подтверждались и в клиническом опыте, и во внеклинических наблюдениях за детьми. Более того, элемент сексуальности присутствует во взаимоотношениях родителей и детей, и то, что Фрейд назвал эдиповым комплексом, никак нельзя отнести к выдумкам. Но и там, где Фрейд был первооткрывателем, ощутимо присутствует какой-то «бес обобщения». Имея дело с проявлениями мужской импотенции, Фрейд тут же объясняет их универсальной причиной: «фиксацией на матери или сестре»^[49], а затем прямо заявляет, что к импотенции ведет культура — чем выше уровень культуры у индивида, тем больше риск импотенции или фригидности (все проводившиеся со времен доклада Кинси исследования говорят об обратном). Двух-трехлетним детям он приписывает, сочинение «теорий» относительно детородных органов и т. д.

Во всех работах Фрейда по проблемам сексуальности важен еще один момент: он стремится разграничить то, что дано индивиду от природы, и то, что получено им в результате воспитания в определенной культуре. Для него существенно первое, поскольку он занят поиском универсального, свойственного всем людям, а не представителям той или иной культуры. Наука вообще занята поиском всеобщих причин, а потому усилия Фрейда оправданны. Но он совершенно не принимал во внимание, что его пациенты принадлежат одной культуре, одной социальной группе, будучи к тому же невротиками. Более того, немаловажны место и время: психоанализ создавался в Вене перед Первой мировой войной. Не случайно то, что перебравшиеся в США в 30-е годы психоаналитики очень быстро стали многое менять в психоанализе — теперь они имели место с другими пациентами. Сегодня европейские и американские психоаналитики практически вообще не сталкиваются с классическими формами истерии, которые в наибольшей мере соответствуют предложенной Фрейдом сексуальной этиологии (да и его представлениям о женской психологии).

В своем основательном исследовании сексуальной жизни Древнего Китая Р. Ван Гулик^[50] замечает, что на протяжении тысячелетий китайцы практиковали coitus reservatus, и вреда от этого, вопреки мнению Фрейда, не было. В эротической и порнографической литературе Китая за три тысячелетия практически нет упоминаний о садизме (в отличие от Индии, где имеются подробные описания садизма). Имелись и детальные сводки патологий, но и там отсутствует садизм, притом что описаний жестокости предостаточно. Есть лишь несколько упоминаний о мазохизме, но и те принадлежат к поздним эпохам. Само по себе это не говорит о том, что садизма вообще не было; но если за три тысячелетия во всей эротической литературе (включая порнографические альбомы) нет малейших упоминаний об этом, то возникает вопрос о влиянии культуры на сексуальность. Этнографы также обращали внимание на разнообразие культур: в одних имеются сходные с европейским миром перверсии, в других они отсутствуют. Начиная с Р. Малиновского, этнографы задаются вопросом о тех семейных структурах, которые обусловливают эдипов комплекс. Часто говорят о том, что этот комплекс является порождением патриархального общества. Это верно лишь отчасти. В собственно патриархальной семье, где авторитет отца непоколебим, нет эдипова комплекса в том виде, как его описывал Фрейд. Отец является и образцом для подражания, и препятствием для исполнения желаний (не только сексуальных). Но ощущение того, что отец является препятствием, обостряется там, где этот освящаемый религией авторитет уже отчасти подорван и вызывает сомнения. Иначе говоря, соперничество с отцом требует, чтобы отец уже не располагал полнотой власти. Как заметил Р. Жирар: «Золотой век эдипова комплекса находится в мире, где позиции отца ослабли, но еще не окончательно утеряны, то есть в западной семье на протяжении последних столетий»^[51]. Поэтому его нет в арабском мире или в индийской патриархальной деревне; совсем иначе он выглядит в обществе, где ребенок имеет дело чуть ли не исключительно с воспитательницами яслей и детских садов. Эдипов комплекс является порождением западной цивилизации, хотя в любой культуре, начиная с первобытных племен, происходит идентификация с одним из родителей. Но для того, чтобы этот комплекс стал предметом рефлексии, требуется атомарная семья с ослабленным авторитетом отца, сохранившимся как наследие и пережиток патриархальной семьи.

Фрейд дал западной культуре язык для обсуждения сексуальности и даже попытался сделать этот язык универсальным. Как заметил Ю. М. Лотман, «распространение различных вариантов фрейдизма, охватывающее целые пласты массовой культуры XX века, убеждает, что они менее всего опираются на непосредственные импульсы естественной сексуальности. Они — свидетельства того, что явления, сделавшись языком, безнадежно теряют связь с непосредственной внесемиотической реальностью. Эпохи, в которые секс делается объектом обостренного внимания культуры, — время его физиологического упадка, а не расцвета. Из области семиотики культуры он вторично возвращается в физиологическую практику, но уже как третичная метафора культуры. Попытки возвратить в физиологическую практику все то, что культура производит в первую очередь со словом, делают не культуру метафорой секса, как утверждает Фрейд, а секс метафорой культуры. Для этого от него требуется лишь одно — перестать быть сексом»^[52].

Но сам этот язык западной культуры имеет вполне определенный источник — им является психопатология. На человеческую природу в целом были перенесены наблюдения за сравнительно небольшим числом пациентов. Такая универсализация собственных наблюдений характерна не только для Фрейда. Еще его учитель Шарко говорил (а Фрейд переводил его): «Итак, вы видите классическую форму истерического припадка с тремя характерными для него фазами у больной, никогда не посещавшей госпиталя и никогда ранее не видевшей большого истерического припадка. Позволю себе обратить на это внимание иных моих критиков, высказывавших предположение, что такого большого припадка, как я его описываю, в природе не существует. Они считают, что это искусственный продукт, коего нигде, кроме Сальпетриер, не увидишь, что это — результат „врачебной дрессировки истерии“, как изящно они выражаются. Если поверить этим господам, то речь идет о явлениях, объяснимых взаимным подражанием, одним словом, внушением. Но только тогда внушение должно было действовать веками, …должно было бы переноситься через моря и океаны, иначе ведь никак не объяснить того, почему те же описания встречаются не только в самых отдаленных французских провинциях, но также в России, Германии, Америке и т. д… В действительности описанный нами истерический припадок представляет собой настоящий тип заболевания, встречаемый во все времена, у всех рас и во всех странах»^[53]. Но тщательно описанная Шарко grande hysterie с тремя ее фазами, действительно, нигде, кроме Сальпетриер, не встречалась, и сегодняшние историки четко описывают причины, в том числе и то, что симптомы такой истерии были вызваны организацией лечения («дрессировкой»). Учеников Фрейда долгое время изумляло то, что описываемая последним истерия все реже встречается среди пациентов, как правило, принадлежащих провинциальной мелкой буржуазии, и практически не встречается у «белых воротничков» современных мегаполисов. Фрейд сделал вечными признаками человеческой природы наблюдения за сравнительно небольшим числом невротиков, принадлежавших определенному времени и социальному положению^[54].

Если бы Фрейд в своих суждениях вместо слова «все» (квантор всеобщности) чаще использовал слово «некоторые» (квантор существования), его наблюдения относились бы только к области научных исследований и не вызывали бы споров. Но тогда психоанализ бы никогда не стал столь популярной доктриной, претендующей на много большее, чем просто исследования и практика лечения в медицинской области.

• [1] Ellenberger Н. The Dicovery of the Uncoscious. P. 302.
• [2] Гегель. Философия духа. Соч. М.: Госполитиздат, 1956. С. 160.
• [3] Там же. С. 142.
• [4] По понятным причинам гегелевскую философию редко сопоставляли с психоанализом. Разумеется, ни о каком влиянии Гегеля на Фрейда не может быть и речи, гегельянцы, как правило, отрицательно относились к психоанализу (И. А. Ильин являетсяисключением), а психоаналитики не читают и не почитают Гегеля. Только среди немецких психоаналитиков 60—70-х годов, впитавших идеи Адорно и Хоркхаймера, появились сторонники сближения этих двух учений.
• [5] Marthe Robert. La revolution psychanalytique. La vie et oeuvre de Freud. Paris, 1964, t. 2. P. 11.
• [6] Ellenberger Н. The Dicovery of the Uncoscious. P. 508.
• [7] Пьеса Шоу «Человек и сверхчеловек» выходит в 1903 году. В ней (не без влиянияШопенгауэра) утверждается, что «в отношениях между полами обе стороны являютсябезвольными проводниками всесветной созидательной энергии, которая пересиливаети отметает прочь все личные мотивы» (Шоу Б. Избр. произв. в 2 т. М., 1956. Т. 1. С. 571).Это неплохое определение фрейдовского либидо.
• [8] Freud S. Meine Ansichten iiber die Rolle der Sexualitat in der Atiologie der Neurosen,(1906), Bd. V. S. 151.
• [9] Freud S. Bruchstuck einer Hysterie-Analyse, 1905, Bd. VI. Hysterie und Angst, 1971.S. 179.
• [10] Freud S. Die Sexualitat in der Atiologie der Neurosen, 1898, Bd. V, Sexualleben. S. 18.
• [11] Cm.: Freud S. Zur sexuelle Aufklarung der Kinder. Offener Brief an Dr. M. Furst, 1907, Bd. V.
• [12] Обзор предшествовавших и современных Фрейду представлений о мастурбации, как главном источнике безумия и множества соматических заболеваний, дает ТомасШаш. Фрейд не был от них совсем свободен, хотя отказался от наиболее абсурдныхпредставлений (См.: Szacz Th. S. The Manufacture of Madness. A Comparative Study of theInquisition and the Mental Health Movement. N. Y., 1970. P. 180—206).
• [13] Психоанализ следует рассматривать на фоне тогдашней психиатрии, которая, наряду с успешным лечением некоторых заболеваний и открытиями таких психиатров, как Крепелин или Блейлер, содержала множество самых фантастических идей. К сожалению, некоторые из них воплощались в практику, нередко совершенно бесчеловечную.См.: Blasius D. Einfache Seelenstorung. Geschichte der deutschen Psychiatrie 1800—1945.Fischer; F. a. M., 1994.
• [14] Freud S. Studienausgabe. Bd. V. S. 33.
• [15] Ibid. S. 31.
• [16] Ibid. S. 19.
• [17] По оценке Джонса: «Одна из двух самых важных книг, написанных Фрейдом». Jones, Op. cit. Р. 315.
• [18] Freud S. Drei Abhandlungen zur Sexualtheorie. Bd. V. S. 72.
• [19] Ibid. S. 75.
• [20] Гомосексуализм объяснялся «психосексуальным гермафродитизмом» у А. Молля, такой же трактовки держался О. Вейнингер.
• [21] Freud S. Bd. V. S. 59.
• [22] См.: Uber «wilde» Psychoanalyse (1910), Studienausgabe. Erganzungsband. Schriftenzur Behandlungstechnik, «Fischer». S. 136—137.
• [23] Примеров здесь можно привести множество как из греческой архаики, так и изсамых различных мифологий мира. В той или иной форме эти сюжеты входили впоследствии в монотеистические религии, образуя их «народный» или эпический слой. Так, в русском православии от язычества сохранился культ религии рода, матери земли («мать сыра земля»). См.: Федотов Г. П. Мать-Земля. (К религиозной космологии русского народа) / Судьба и грехи России. «София». СПб., 1993. Т. 2.
• [24] Фрейд 3. Очерк истории психоанализа // «Я» и «Оно». Труды разных лет. Тбилиси: Мерани, 1991, кн. 1. С. 25.
• [25] Freud S. Bd. V. S. 83.
• [26] Ibid.
• [27] Freud S. Bd. V. S. 88.
• [28] Ibid. S. 117.
• [29] Ibid. S. 123.
• [30] Freud S. Bel. V. S. 241.
• [31] Фрейд 3., Буллит У. Томас Вудро Вильсон. М.: Прогресс-Универе, 1992. С. 54.
• [32] Фрейд 3.

  Введение

  в психоанализ. Лекции. 1988. С. 211—212.

• [33] Фрейд 3.

  Введение

  в психоанализ. Лекции. С. 214.

• [34] Там же. С. 215.
• [35] Freud S. Der Untergang des Odipuskomplexes, 1924. Bd. V. S. 247.
• [36] FreudS. Bd. V. S. 266.
• [37] См.: Фрейд 3.

  Введение

  в психоанализ. Лекции. С. 334.

• [38] Фрейд 3.

  Введение

  в психоанализ. Лекции. С. 377.

• [39] См.: Freud S. Zur Einfiihrung des Narzissmus. В. III. S. 54—55.
• [40] См., например: Dolto F. Libido. Erotisme. Frigidite. Paris, 1982.
• [41] См., например: Lowe G. R. The Growth of Personality: from Infancy to Old Age. London, 1972.
• [42] «Фетиш есть заменитель фаллоса женщины (матери), в который маленький мальчик верил и от которого он… не хочет отказываться» (Фрейд 3. Фетишизм, 1927. Работыо мазохизме / Венера в мехах, Ad Marginem. М., 1992. С. 373. Комплекс кастрациивообще становится сомнительным, если принять современные исследования по психологии детского возраста. Для Фрейда «от страха кастрации при виде женских гениталий не избавлено ни одно существо мужского пола» (Там же. С. 375). Вполне возможно, что у немалого числа невротиков он сталкивался с такого рода страхами, но проекциятакого страха на собственное детство не тождественна воспоминанию.
• [43] См.: Lindesmith A. R., Strauss A. L. Symbolische Bedingungen der Sozialisation. Teil II, Ullstein, 1983. S. 27—28. Первичная половая идентичность формируется у детей раньше, с полутора-двух лет, а к трем-четырем годам «ребенок уже осознанно различает полокружающих людей… но часто ассоциирует его со случайными внешними признаками, например с одеждой, и допускает принципиальную обратимость, возможность изменения пола». Кон И. С. Ребенок и общество. М., 1988. С. 194.
• [44] «Когда пациент соглашается с нами, тогда-то он прав; когда же он противоречит, то это признак сопротивления» (Freud S. Ges. Werke. Bd. XVI. S. 43).
• [45] В качестве примера можно привести воспоминание Монтеня: «Мне даже стыднопризнаться, в каком необычайно юном возрасте познал я впервые власть желания. Вышло это случайно, ибо событие совершилось задолго до того, как я вступил в возраст сознания и разума. Никаких других воспоминаний о тех годах у меня нет…». Мон-тень М. Опыты. М.: Наука, 1979. Т. II. С. 284. Любопытно то, что Монтень и подтверждает фрейдовское учение о детской сексуальности, и опровергает его: воспоминание О
• [46] Задгер И. Уретральная эротика / Психоанализ и учение о характерах. М.: Госиздат, 1924. С. 73.
• [47] Там же. С. 74.
• [48] Hassenstein В. Das spezifisch Menschliche nach den Resultaten der Verhaltensforschung. In: Neue Anthropologie. Bd. 2, Biologische Anthropologie, Zw. Teil, dtv, 1972. S. 64.
• [49] См.: Freud S. Uber die allgemeinste Erniedrigung des Liebeslebens, 1917. Bd.V.
• [50] Van Gulik R. Sexual Life in Ancient China. A Preliminary Survey of Chinese sex andsociety from 1800 B.C. tili 1644 A.D., E. J. Brill, Leyden, 1961.
• [51] Girard R. La Violence de la sacre. Paris: Grasset, 1972. P. 259.
• [52] Лотман Ю. М. Культура и взрыв. С. 255—256.
• [53] Цит. по: Lorenzer A. Intimitat und soziales Leid. Archaologie der Psychoanalyse. F. a. M" 1984. S. 156.
• [54] На это первыми обратили внимание неофрейдисты, которые много лучше Фрейдапонимали социально-культурную детерминацию неврозов и структур характера. Какписал Э. Фромм, Фрейд «сконструировал из черт буржуазного человека образ человеческой природы», «отождествил основные черты буржуазного характера с природой человека, приписав биологически заданной структуре влечений модифицирующие влияниякультуры» (Эти замечания впервые были высказаны еще в раннем наброске 30-х годов.См.: Fromm Е. Die Determiniertheit der psychischen Struktur durch dir Gesellschaft. ZurMethode und Aufgabe einer Analytischen Sozialpsychologie (1937), Schriften aus demNachlass, Hrsg. v. Rainer Funk, Beltz, Quadriga, 1991, Bd. 7. Затем они неоднократно воспроизводились в трудах Фромма. Если даже мы оставим на совести Фромма весь его"антибуржуазный" пафос, то безусловно верным является его замечание относительнобуквальной слепоты Фрейда к культурной детерминации неврозов и черт характера. Этадетерминация включает в себя и метод наблюдения и лечения: психотерапевт не можетбыть нейтральным «зеркалом» некоего природного процесса, подобного соматическойболезни. Придерживающийся совсем иных, чем Фромм, политических взглядов МедардБосс дает подробную картину психозов и неврозов в Индии, Индонезии и на Цейлоне, где он пробыл долгое время. Если психозы практически повсюду одинаковы (хотячастота тех или иных типов заболевания отличается от Европы и США), то неврозы вомногом отличны, а там, где есть совпадения, они объясняются сходными культурнымифакторами, например, патриархальной семьей. См.: Boss М. Indienfahrt eines Psychiatres, Bern, 1976. Сегодня существует и быстро развивается научная дисциплина, получившаянаименование «этнопсихиатрия», которая (если исключить отдельных крайних релятивистов) не отрицает общих для всех людей психических механизмов и психопатологий, но куда внимательнее подходит к различиям.