Российский маргинал в точке бифуркации

Как культуролога, меня не могли не заинтересовать передачи ТВ типа «Окна», «Моя семья», «Девичьи слезы», «Принцип домино», «Дом-2». Даже вынося за скобки искажения и преувеличения, обусловленные жанром, — все же это «шоу», развлечение, — нельзя не поразиться поведению героев этих передач. Одни просто помешались на сексе, другие вынашивают и стараются реализовать какие-то странные, не сказать болезненные, идеи, третьи беззастенчиво манипулируют своими друзьями и близкими, у четвертых налицо все это вместе, весь букет. Вот один типичный сюжет.

Молодой человек («Окна» с Дмитрием Нагиевым) не удовлетворен качеством своих сексуальных отношений с любимой девушкой. Объяснение этому он находит такое: его фаллос недостаточно велик. Тогда он принимает такое решение: разработать его, увеличив на десяток сантиметров, но не со своей девушкой, а с другой. Для этого он знакомится еще с одной девушкой и интенсивно занимается с ней любовью, разрабатывая свой орган. На очной встрече, устроенной Нагиевым (это, собственно, и есть шоу, которое смотрят миллионы зрителей), молодой человек объявляет своей любимой девушке, что любит только ее, но подготовил ей сюрприз, что вторую девушку, которая присутствует тут же, он использовал как средство, чтобы увеличить свой фаллос, что теперь их секс будет умопомрачителен, просто райское наслаждение. Правда, реакция девушек и публики для него была совершенно неожиданной: вместо благодарности (ведь любимая получила в подарок сногсшибательный фаллос, а вторая девушка — его любовь), обе были в настоящем шоке, заявили, что он настоящий урод, что они не хотят больше иметь с ним дело.

Кто-то может возразить, утверждая, что я взял экстраординарный случай, что молодой человек — настоящий шизофреник на сексуальной почве и одновременно махровый эгоист. Ничего подобного, чуть ли не каждый второй, третий случай, обсуждаемые на телевизионном экране, мало чем отличается от приведенного здесь. Поражают еще несколько моментов: большинство героев вполне нормальные по нашим культурным стандартам люди; они искренне не понимают, в чем необычность их идей и представлений; почему нельзя использовать другого человека как средство; почему нельзя мстить и делать кому-то больно, если страдаешь сам; что необычного в рассказе на всю страну о своей интимной жизни; раз по ТВ показывают, как люди спят друг с другом или убивают себе подобных, то почему, спрашивается, нельзя поделиться с многомиллионной аудиторией, как и с кем спишь сам или в какую патологию въезжаешь. Не менее странно поведение ведущего и зрителей: например, Нагиев все время призывает свою аудиторию «не стесняться своих желаний» (какими бы необычными они ни были), а многие его зрители не сочувствуют несчастьям героев, а, напротив, злорадствуют. И конечно, ни ведущий, ни его аудитория не знают, как относиться к происходящему: плохо это или хорошо, нормально или нет? А действительно, что сегодня плохо, а что хорошо, где норма, а где уже патология?

Нельзя ли предположить, что и наши современные герои, да и зрители, — это все те же социальные маргиналы? Только в отличие от маргиналов второй половины XIX века, современные живут в другое время и больше подвержены влиянию средств массовой информации. А что в настоящее время показывает ТВ и кино, о чем рассказывают красочные журналы? Да все о том же: о неблагополучии, насилии, сексе, всяческих отклонениях и экстремалях. И опять неясно, как авторы этих репортажей и «спектаклей» ко всему этому относятся: осуждают или нет, предлагают поддерживать эти процессы или, напротив, блокировать их?

В конце XX столетия из «устойчивой социальной структуры» выпала вся страна и большинство россиян попали в совершенно неустойчивые процессы перемен и реформирования. Подобную «точку» в развитии систем в синергетике называют «точкой бифуркации», т. е. из точки бифуркации социальная (или индивидуальная) система может развиваться по разным траекториям и направлениям, каждое из которых равновероятно. Равновероятно, что российский маргинал станет шизофреником, или эзотериком, или манипулятором, или пополнит ряды представителей контркультуры (панки, скинхеды, антиглобалисты и прочие «социальные нигилисты»); естественно, он может пойти и по пути нормального развития, но данный случай как благополучное развитие событий я рассматривать не буду.

Но почему, спрашивается, развитие пойдет именно так? А потому, что одним из условий становления эзотерика, шизофреника, манипулятора, социального нигилиста является маргинальность, другим — жизнь «своим умом», кроме того, все они рано или поздно выходят на необычные, странные идеи, представления, реальности. Опять же может возникнуть сомнение: а есть ли что-нибудь общее между процессом заболевания шизофренией, становлением эзотерического мироощущения, формированием манипулятора (социального или индивидуального) или уходом в контркультуру? Все зависит от того, как эти процессы описывать и объяснять, для каких целей, под каким углом зрения.

Нетрудно заметить, что, как правило, маргинал — человек с проблемами, выпав из устойчивой социальной структуры, он обнаруживает несоответствие своих идеалов и противостоящей им реальности. При этом маргинал склонен решать возникшие проблемы, опираясь только на себя, весь мир для него сходится в топосе собственной личности и ее интересов. Но не таковы ли и предпосылки эзотеризма? Как я старался показать, их образуют три момента: переживание несоответствия обычного мира и мира подлинного, отвечающего идеалам потенциального эзотерика, сверхценность свободной личности и мировоззрение, в котором объективная реальность истолковывается как производная от установок и ценностей этой личности. Сходные предпосылки и у шизофрении: акцентуированная личность и склонность отождествлять реальность с переживаниями собственного сознания. А кто такой социальный нигилист или потенциальный манипулятор? У них обоих собственная личность на первом месте и та же склонность путать свои переживания и интенции с реальным миром. Кроме того, и эзотерик, и шизофреник, и социальный нигилист, и манипулятор, как правило, рассматривают другого человека (в частности, себя как другого) в качестве объекта своих действий и преобразований; они не в состоянии отождествиться с другим, принять его в себя, пере-жить его события как свои.

Трансформация личности маргинала начинается с того момента, когда последний выходит на объяснение своего неблагополучия, находит причины проблем, с которыми он не может справиться. Если сначала это простое объяснение («мне плохо, потому что…»), то вскоре объяснение неблагополучия перерастает в ощущение непосредственной и очевидной реальности, назовем ее «деформированной». В рамках этой реальности маргинал начинает переосмыслять свою жизнь и окружающее, и оказывается, что да, действительно, все подтверждает найденное им объяснение. Последнее связано, во-первых, с тем, что маргинал уже настроен на данное объяснение, во-вторых, он культивирует подобную реальность, поддерживая ее своим поведением и деятельностью, в-третьих, подавляет те реальности, которые противоречат деформированной.

События, если они заходят достаточно далеко, могут принять такой оборот, что все реальности, поддерживающие существующую прежде «непосредственную реальность» (именно в ней маргинал всегда жил), оказываются подавленными, т. е. все их деятельности блокируются. В результате может произойти подавление и самой непосредственной реальности, на место которой становится получившая всю «власть» деформированная реальность. Происходит перерождение психики человека: на основе деформированной реальности складывается новое (оцениваемое другими как эзотерическое, болезненное, эгоистическое, нигилистическое и т. д.) поведение человека. Однако и «старые», бывшие раньше основными, реальности тоже дают о себе знать: они реализуются как в обычных сферах психики, так и контрабандным путем в деформированной реальности.

Может показаться, что указанные предпосылки шизофрении, эзотерики, манипуляторства и социального нигилизма, а также характер объяснения неблагополучия и мира, к которым приходят наши герои, объективно не обусловлены, случайны, субъективны. Да, они детерминированы личностью маргинала, но и объективно культурой и социальными отношениями. Обратим внимание, ведь гипертрофия личности, причинно-следственные объяснения (а именно так объясняет неблагополучие маргинал), возможность манипулирования человеком, включая самоманипулирование, заложены в лоне нашей цивилизации или сформировались в культуре XX столетия.

Попав в поле действия указанной социокультурной обусловленности (а кто может утверждать, что он от нее свободен?), маргинал невольно реализует одну из указанных выше траекторий развития. Возьмем конкретный пример — ту же историю с молодым человеком. Он вполне может стать шизофреником, уже сейчас он вышел на почти шизофреническое объяснение, что характер его интимной жизни якобы зависит от размера его фаллоса. Но не меньшая вероятность, что он станет талантливым манипулятором, ведь он, не задумываясь, использовал вторую девушку ради своих целей. Однако если он встретит эзотерика-тантриста, утверждающего, что секс — это средство обретения подлинной реальности и слияния с Буддой, то может вполне примкнуть к эзотеризму. Наконец, не заказан ему путь и в социальные нигилисты, поскольку телевизионная аудитория его резко осудила? Более того, участники шоу, сами того не понимая, направляют молодого человека по намеченным траекториям. Одни заявили, что он просто больной, другие — что его нужно изолировать от общества, третьи — что каждый имеет право реализовать свои сверхценные идеи, даже такие странные.

В России развитие событий по этим четырем сценариям становится тем более вероятным, что маргиналами являются не только большинство наших сограждан, маргинально и само российское общество. Последнее обстоятельство обусловлено распадом старой социалистической картины мира и социалистических социальных институтов. В результате общество потеряло монолитность и дифференцировалось на отдельные противостоящие друг другу сообщества (правящую элиту, крупные ведомства, парламент, теневые структуры, общественные организации разной ориентации, электорат тоже разной ориентации, региональные и национальные элиты и др.). Кроме того, кризисом охвачены традиционные институции — идеология, право, мораль, обычно выступающие в качестве социальных норм. Масло в огонь подлили и новые информационные технологии (кино, телевидение, а теперь и Интернет), с одной стороны постоянно выбрасывающие на сцену общественного сознания все новые и новые несогласованные между собой картины социальной действительности и социальные сценарии, с другой — сближающие обычные реальности с символическими (основанными на воображении, сценировании, виртуальных технологиях).

В этой ситуации на первый план выдвигается задача становления, кристаллизации российского общества, которую опять же невозможно решить без СМИ и информационных технологий. И этот процесс идет полным ходом. Например, те же самые телевизионные шоу играют сегодня достаточно важную роль: они не только и не столько служат развлечению, сколько работают на процессы социального становления и дифференциации. С помощью ТВ общество постепенно уясняет, что в настоящее время складываются самые разные модели поведения, что одни из них более или менее приемлемы в социальном отношении, а другие нет, поскольку с ними связано большое число негативных последствий.

Таким образом, роль современных СМИ нельзя оценить однозначно: с одной стороны, они направляют российского маргинала по указанным четырем траекториям развития, с другой — способствуют становлению и консолидации российского общества, правда, опять же в рамках основных фундаментальных дискурсов. Но не сходятся и основные цивилизационные процессы: с одной стороны, индивид считает, что он пуп вселенной, а его жизнь состоит из реализации собственных желаний, которые у него почему-то лавинообразно возрастают и множатся, с другой — анализ показывает, что желания современного человека обусловлены извне, они формируются под воздействием социальных структур и технологий; предопределены социальными практиками и способы удовлетворения этих желаний.

Помогая своим пациентам, психотерапевты, вероятно, знают, в какую реальность их выводить, что является нормальной жизнью для человека. Но в какую реальность (реальности) нужно выводить российского маргинала, что нужно считать нормальной жизнью? Жить, как на Западе, сделать основными ценностями жизни конкуренцию, успех, власть, деньги? Или стремиться к пониманию происходящего, к жизни, возможно, и не столь комфортной, но более безопасной и перспективной в плане будущего и последствий? Наращивать технологии и инфраструктуры или притормозить прогресс, чтобы разобраться в происходящем? Считать, что от нас мало что зависит и поэтому спокойно отдаться течению событий, или осознать свою ответственность перед жизнью на земле и начать совершать поступки, достойные человека? Поддерживать основные тенденции техногенной цивилизации, говоря, что такова наша судьба, или же, поняв эти тенденции и обусловливающие их факторы, начать действовать более органично и осмысленно?

Вернемся к Щербаковой. В ее повестях постоянные, почти мистические совпадения и герои гибнут один за другим. Впрочем, не так ли, как в жизни, где население России сокращается каждый год на миллион? Случайно ли, что Олежек убил Диту Синичкину, а киллеры постоянно отстреливают своих конкурентов, богатых людей или неугодных политиков? Случайно ли, что Иван Иванович оказался в разгар шуба на Пушкинской, а кто-то из нас находился там, где произошел теракт, технологическая катастрофа или тяжелое ДТП? Думаю, нет.

В старые, чуть было не сказал «добрые», советские времена все врали и притворялись, ведя двойной образ жизни. Но социальная жизнь все же была упорядочена и нормирована. Да, многие из нас иронически относились к идеологии и пропаганде, но было хотя бы от чего отсчитывать. Построение коммунизма, борьба с империализмом, воспитание советского человека, абсолютный приоритет государства над личностью, тотальный контроль и планирование жизни. Существовали не только страх, но и гарантированные, известные всем социальные блага и практики. Траектории жизни были четко обозначены и кому положено доступны.

Когда же все это распалось, миллионы россиян стали выстраивать свою жизнь «по своему уму», беря за образец то западное право (в стране, которая никогда не жила по праву), то демократические свободы (а это что за птица такая?), то более привычные и понятные феодальные отношения («ты мне, а я тебе», все честь честью и по справедливости), то просто ставя вперед свои собственные интересы. Ценностями становятся: личность, семья, деньги, благосостояние, успех, здоровье, опора и защита, неважно от кого последние исходят, можно от государства, но лучше от тех, кто имеет реальную власть.

Но было еще одно серьезное обстоятельство. Становление новой социальной системы в России совпало (вряд ли случайно) с серьезными глобальными трансформациями. Создание транснациональных корпораций, волны миграции (из стран СНГ, Китая, Вьетнама, Афганистана), терроризм (чеченский и международный), технологическая и идеологическая экспансия Запада, победное шествие по всему миру ТВ, Интернета, мобильной связи — вот только некоторые примеры глобальных процессов, распространяющихся по всей планете и в России.

В социальном же плане эти трансформации, как внутренние, так и внешние, способствовали образованию трех основных сил. Это, во-первых, маргиналы, за десять — пятнадцать лет буквально наводнившие всю Россию. Во-вторых, многочисленные социальные группы и слои (включающие также чиновников и власти разных уровней), преследующие свои корыстные, можно сказать «феодальные», интересы — захватить, перераспределить или удержать рычаги управления, льготы, землю, заводы, деньги, зоны влияния. Наконец, в-третьих, граждане разных мастей, старающиеся обустроить жизнь на разумных, цивилизованных и справедливых началах. Итак, маргиналы, «феодалы» и граждане (в «Политике» Аристотель пишет, что лучше всего понятие гражданина может быть определено через участие в суде и власти), и каждый из них на свой лад старается перекроить Россию. К сожалению, пока баланс сил не в пользу граждан России, что объективно ведет к «войне всех против всех» и социальному беспределу, который тщательно маскируется ликами многочисленных демократических институтов (имитация выборов, справедливого судопроизводства, борьбы с коррупцией, скудная забота о населении и пр.).

Как же в этом раскладе сил самоопределяется Галина Щербакова? Для нее, вероятно, социальная реальность выглядит как нашествие маргиналов, как тотальная феодализация и криминализация российской жизни. Настали времена Собакиных-Вареничков и Иван-Иванычей, уничтожающих друг друга и все вокруг. Движимые эгоистичными и корыстными интересами, не связанные традициями и совестью, они действуют как бессознательные социальные силы, разрушающие саму социальную ткань жизни. Отсюда многочисленные совпадения и частые смерти героев. Отсюда же почва для массовых психических заболеваний.

А как же граждане — соль цивилизованного, демократического общества? Почему в произведениях Щербаковой разумные и осмысленные персонажи или уже сходят со сцены истории (ну там шестидесятники и ровесники автора), или слабы и нерешительны, подобно Рахили Несчастных (вспомним, как ее квалифицировала Дита — «примитивна», «стара», «несовременна»)? В то же время почему, живописуя Собакиных-Ивановых, Щербакова не находит у них совершенно никаких человеческих черт? Одни свиные рыла и ослиные морды, сплошной «Капричос». Можно, конечно, сослаться на художественный метод, предполагающий преувеличение одних черт в сравнении с другими. Но, думаю, проблема все же остается.

А ведь все мы вышли из несовершенного мира социализма. И в каждом маргинале и «феодале» живет хоть самый маленький, но человек. Может быть, все-таки стоит не только выводить на свет его мерзости и уродство, что блистательно и почти с научной точностью делает Галина Щербакова, но и взывать к человеческому началу маргинала и «феодала», ставить «человека» перед человеком. Как, например, это делают Виктория Токарева и, особенно, Людмила Улицкая. Даже, когда они профессионально, буквально насквозь, просвечивают своих героев, то делают это с любовью и уважением к «внутреннему человеку» в них.

Конечно, недостаточно уповать на вечные гуманистические ценности, хорошо бы понять сложное бытие современной социальной жизни и противоречивую натуру современника. В этом отношении произведения Щербаковой свое назначение выполняют, показывая, как в судьбах отдельных героев преломляются современные социальные тенденции и процессы. Хотелось бы понять, куда они идут и не поглотят ли миллионы и миллионы Собакиных-Ивановых нашу цивилизацию и культуру.

Мне лично ясно одно: круговая оборона здесь мало что дает. Мы не можем запретить миграцию, оградить наших детей и близких от маргиналов, не иметь дела с феодальными отношениями, закрыться от ислама или буддизма, заставить татар или лиц кавказской национальности принять нашу культуру и веру, не можем разорвать хозяйственные и экономические отношения с Западом или Востоком. Мы обречены жить со всем этим и, следовательно, обречены на межкультурный диалог, компромиссы и изменения. Причем измениться, вероятно, придется всем: и маргиналам, и «феодалам», и гражданам. Первым ограничить свою свободу и права в пользу общества, вторым научиться жить вместе с маргиналами и «феодалами». В противном случае еще долго будут длиться время и власть Собакиных-Ивановых.