Вопрос о классификации фигур речи

Определим фигуру речи (= речевую фигуру) [калька лат. figurа verborum, figura elocutionis, figura dictionis < греч. ахлра A. s^?os] как акт использования или образования номинативной единицы в целях усиления действенности речи. Термины прием и фигура [лат. figura ‘расположение частей, строение; положение, поза' < fingere ‘формировать, ваять, изображать, выдумывать', калька греч. охлца] будем считать дублетными; некоторые особенности в их сочетаемости (прием стилизации, но фигура речи; прием айкидо, но фигура высшего пилотажа) обусловлены скорее традицией, чем смысловыми различиями. С тем, чтобы получить адекватное описание системы фигур речи, нам необходимо было решить две проблемы.

• 1. Выявить параметры общей классификации тропов и фигур. Несмотря на то, что основные виды фигур известны, общая их типология отсутствует ввиду того, что параметры, по которым данные виды могут быть сгруппированы и противопоставлены, до сих пор не выявлены.
• 2. Определить параметры описания для каждой из частных подсистем тропов и фигур. Здесь заметим, что классификационная схема, составленная для описания одной микросистемы, обязательно окажется «прокрустовым ложем» для другой, поскольку каждая из таких микросистем уникальна по своему устройству^[1]. «Универсальных» параметров описания, применимых ко всем фигурам, не существует.

Общая классификация тропов и фигур

Общая классификация приемов и средств выразительной речи представляется возможной по их отношению к таким параметрам оценки, или, в античной традиции, качествам речи, как правильность/неправильность, однозначность/двусмысленность, разнообразие/однообразие и др. Неправильность, двусмысленность, однообразие, etc. еще античными учеными (Феофраст, Аристотель, Деметрий, Цицерон, Квинтилиан и др.) считались недостатками речи, достоинствами — правильность, однозначность, разнообразие и т. д.; именно отсюда — список «требований к речи» (требование правильности, требование однозначности и проч.), дошедший до нас из старинных риторик¹. Как показало проведенное нами исследование^[2][3], абсолютно все выразительные приемы и средства по своему назначению напрямую связаны либо с выполнением, либо с нарочитым несоблюдением указанных требований к речи, что делает возможной классификацию таких приемов и средств по их соотношению с качествам речи (т. е. систематизацию по их назначению). Из сказанного следует, что все фигуры речи следует подразделить на два разряда: 1) служащие выполнению определенных требований к речи (например, приемы ухода от тавтологических повторов); 2) связанные с нарочитым несоблюдением таких требований. Последние коррелируют с соответствующими речевыми ошибками: еще Квинтилиан отметил, что фигура речи становится солецизмом, если она не преднамеренна, а случайна, и сколько есть фигур, столько же есть ошибок^[4]. Так, фигуры повтора соотносимы с тавтологическими повторами по признаку мотивированного/немотивированного нарушения требования разнообразия речи. Вопрос о количестве качеств речи принадлежит к числу дискуссионных. Будем считать, что реальность качества речи определяется наличием приемов и средств его языкового воплощения^[5].

Соотнесение тропов и фигур с качествами речи дает следующую картину.

• 1. С тем, чтобы сделать речь разнообразной, используются такие приемы, как замена перифразой, местоименная замена, перенесение с рода на вид, синонимическая замена, другие способы ухода от тавтологии. Фигурами нарочито однообразной речи являются различные повторы: аллитерация, ассонанс, анаграмма, парономазия, антанаклаза и др.
• 2. Выполнению требования ситуативной уместности речи служат приемы эвфемии.

• 3. Фигурами краткой речи являются асиндетон, зевгма и другие типы эллипсиса, фигурами нарочито пространной речи — различные виды амплификации.
• 4. Фигурами нарочито алогичной речи будем считать оксюморон, каламбурную зевгму (Шел дождь и три студента…), силлепсис: Известно, сколько в стране охотников, балерин, револьверных станков, собак всех пород, велосипедов, памятников, девушек, маяков и швейных машинок (И. Ильф и Е. Петров) и др.
• 5. Как приемы нарочитого неправдоподобия используются гипербола, литота, реализация метафоры: Баклан, Иван Матвеич, бригадир. Отличался непреклонностью. Переломан пополам во время бури, свирепствовавшей в 1761 году (М. Е. Салтыков-Щедрин. История одного города) и др.
• 6. Фигурами нарочито двусмысленной речи являются дилогия: Три теленка — сколько ног? (Загадка), антифразис: Откуда, умная, бредешь ты, голова? (обращение лисы к ослу в одной из басен И. А. Крылова), незамкнутая метафора, параграмма: Мы — сыны равнины дикой, Мы — враги кривых путей, Мы идем к мечте великой под веселый свист… полевого ветра (В. В. Воинов; ср. плетей), фонетическая аллюзия, etc.
• 7. Изобразительность речи заключается в способности последней «сделать рассказ наглядным, легко вообразимым и представимым»¹ путем: а) имитации характерных признаков объекта с помощью звукописи, использования фигурных стихов, стилизации; б) описания объекта посредством дескриптивной лексики: Глаза как небо голубые, / Улыбка, локоны льняные… (А. С. Пушкин).
• 8. Богатство речи. Богатой будем считать речь лица, не только знающего номинативные, в частности выразительные средства языка, прежде всего слова и обороты с образной внутренней формой, но и умеющего такие средства создавать посредством приемов экспрессивной деривации. Такими приемами являются: 1) метафорический и метонимический переносы; 2) фигуры интертекста^[6][7]: цитирование, аппликация (цитирование общеизвестного текста без указания на источник: А воз и ныне там!), текстовая аллюзия: «Я не буду оспоривать ваше мнение» (Из научной полемики, ср. у А. С. Пушкина: «И не оспоривай глупца»), парафраз: Жар-пицца (Из рекламы); 3) ложное этимологизирование: ТРИкотаЖ (Из рекламы), ВолгогрАД (Надпись на лозунге сторонников переименования города).
• 9. Одним из достоинств речи является ее ясность. Пояснить то или иное понятие можно, к примеру, либо уподобив его другому с помощью так называемых педагогических сравнений и метафор, активно используемых в учебной литературе, либо путем противопоставления данного понятия другому¹; этой цели служат фигуры контраста: аллеотета (противопоставление однокоренных слов либо форм одного слова): Служить бы рад — прислуживаться тошно (А. С. Грибоедов), парадиастола (противопоставление синонимов): В Купеческом клубе жрали аршинных стерлядей на обедах. В Охотничьем разодетые дамы кушали деликатесы (В. А. Гиляровский) и др. В ряду способов построения нарочито неясной речи находятся приемы искусственной книжности, заумный язык, умолчание и т. д.
• 10. Выполнению требования номинативной точности служат фигуры уточнения. К фигурам нарочитой неточности отнесем перенесение с рода на вид (насекомое вм. таракан), с вида на вид (вспомним английский анекдот, в котором джентльмен, открыв дверь ванной, где в это время находилась дама, воскликнул: «Простите, сэр!»), мейозис (полный вм. толстый); с вида на род: «и всяких прочих шведов» (В. Маяковский).

В свое время известный литературовед выразил надежду на то, «что когда-нибудь будет построена когнитивная риторика, в которой тропы и фигуры речи классифицировались бы по их соответствию тем или иным познавательным категориям»^[8][9]. На наш взгляд, такими категориями являются качества речи. Предложенная нами классификация тропов и фигур по их соотношению с качествами речи охватывает практически все известные фигуры и средства речевой выразительности, обладает объяснительной силой, имеет характер системы, открытой для пополнения.

Здесь следует заметить, что в соответствии с давней традицией, восходящей к Квинтилиану^[10], фигуры определяются как «разновидность злоупотребления или нарушения в речи, поскольку они нарушает привычные нормы повседневной речевой практики»^[11]; как «намеренное отступление от нормального написания, словообразования, истолкования, применения слова»^[12]; как «синтаксические и семантические отклонения (turnings) языка от буквального и обыденного (from the literal and the commonplace) употреблений»¹. Увязывание понятия «фигура» с понятием «отклонение от нормы» (англ, deviation, франц. ecart)^[13][14] является в современной зарубежной лингвистике общим местом. Имеет оно глубокие корни (западного происхождения) и у нас. Так, Мелетий Смотрицкий (1578—1633) в своей грамматике (1610) в главе «О синтазисе» пишет: «Образная синтазис есть образ глаголания противу правилом синтазеос искусных писателей употреблением утверженный»^[15]. Авторы подобных определений исходят из того, что «есть некоторое простейшее, „естественное“ словесное выражение всякой мысли (как бы дистиллированный язык без стилистического цвета и вкуса), а когда реальная речь как-нибудь отклоняется от этого трудновообразимого эталона, то каждое отдельное отклонение может быть отдельно и учтено как „фигура“»^[16]. С этой точки зрения фигура трактуется как любое отклонение (или, по Г. Г. Шпету, «отрешение») от определенной языковой или коммуникативной нормы^[17], что открывает перспективу систематизации фигур по отношению к соответствующим нарушаемым нормам. Наиболее интересной в этом плане представляется попытка В. 3. Санникова связать некоторые приемы языковой игры с нарушением известных постулатов Г. П. Грайса. Санников пишет: «Нарушение любого из этих постулатов затрудняет общение, приводит к недоразумениям, а иногда дает комический эффект»^[18]. Думается, однако, что при классификации приемов языковой игры (которые, как это будет показано ниже, являются одной из функциональных подсистем фигур речи) более целесообразно обращение не к схеме Грайса, а к античной теории качеств речи, с которой отчасти соотносима концепция американского ученого. Сравним его постулаты с античными требованиями к речи: постулат ясности = требование ясности, постулат однозначности = требование однозначности, постулат краткости = требование краткости речи, постулат последовательного изложения мысли = требование логичности (связности) изложения¹. Вместе с тем такие важные для классификации фигур качества речи, как ее уместность, правдоподобие, благозвучие, правильность, полнота, изобразительность, разнообразие и др., в концепции Грайса отсутствуют. Не всегда выполнимый постулат истинности («Будь правдив!»), постулат информативности и кооперативный принцип представляются параметрами, иррелевантными для систематизации фигур. Направление классификации, связанное с трактовкой любой фигуры как отклонения от языковой или коммуникативной нормы, нельзя признать перспективным, поскольку в такой классификации не остается места для приемов, которые служат реализации норм (например, для приемов ухода от тавтологии, служащих выполнению требования разнообразия речи; для фигур эвфемии, служащих выполнению требования уместности речи, и др.)^[19][20]. Кроме того, такая классификация способна охватить только фигуры, а потому за ее пределами оказываются все выразительные и номинативные средства, связанные с выполнением либо нарочитым несоблюдением указанных норм: эпитеты, сравнения, дисфемизмы, средства словесной образности и др.

• [1] Видимо, именно поэтому классификация тропов и фигур считается «делом необычайно трудным» (Одинцов В. В. Стилистика текста. М., 1981. С. 57).
• [2] См., например: Античные теории языка и стиля. СПб., 1996 (раздел «Качестваречи», с. 202—222); Аристотель. Риторика //Античные риторики. Изд-во Моек, ун-та, 1978. С. 15—69; Квинтилиан М. Ф. Двенадцать книг риторических наставлений: в 2 ч.Ч. 1. СПб., 1834. С. 31—38; Цицерон М. Т Три трактата об ораторском искусстве. М., 1994 (кн. третья, особ. с. 212—215); один из многочисленных современных вариантовэтого списка: Головин Б. Н. О качествах хорошей речи // Русский язык в школе. 1964.№ 2 и 1965. № 1.
• [3] Москвин В. П. Тропы и фигуры: параметры общей и частных классификаций //Филологические науки. 2002. № 4. Данная классификация легла в основу монографии: Москвин В. П. Теоретические основы стилистики. М., 2016.
• [4] Quintiliani Institutionis oratoriae libri duodecim. Vol. II. Lipsiae, 1854. P. Ill, 112.
• [5] Cp.: Троянская E. С. К вопросу о технико-стилистических приемах в научной речи //Язык научной литературы. М., 1975. С. 36.
• [6] Лихачев Д. С. Историческая поэтика русской литературы. СПб., 1999. С. 271.
• [7] Данный класс фигур выявлен и описан нами в статье: Москвин В. П. Цитирование, аппликация, парафраз: к разграничению понятий // Филологические науки. 2002. № 1.
• [8] Пояснение и классификацию на основе контраста следует отличать от понятияаргументации. Пример смешения этих категорий: «Первый тип древнегреческой аргументации [или процедуры пояснения, демонстрации? —В. М.] — полярность — понятени очевиден […]. Она проявляет себя и в парном делении богов у Гесиода, и в теории элементов или стихий (огонь, воздух, вода, земля или горячее, холодное, влажное, сухое)[…]»: так, «Гераклит прибегает к демонстрации контрадикторных отношений, чтобыпродемонстрировать всю множественность типов взаимосвязи сущих, завершая пассажпримером контрарных отношений: „сочетаются целые и нецелые, собирающееся вместеи расходящееся в разные стороны, созвучное и несозвучное […]“» (Вольф, М. Н. Основания аргументации в раннегреческой философии: полярность как тип аргументации //Вестник Новосибирского гос. ун-та. Серия «Философия». Т. 8. 2010. № 4. С. 113 и 115).
• [9] Смирнов И. П. Роман тайн «Доктор Живаго». М., 1996. С. 23.
• [10] См. в русском переводе: Квинтилиан М. Ф. Двенадцать книг риторических наставлений: в 2 ч. Ч. 1. СПб., 1834. С. 10.
• [11] Puttenham G. The arte of English poesie. 1589. Kent. Univ. Press, 1988. P. 128 (1-е изд. London, 1589).
• [12] Shipley J. T. Dictionary of world literature. New York, 1943. P. 973.
• [13] Trousdale М. Recurrence and Renaissance: rhetorical imitation in Ascham and Sturm //English Literary Renaissance. Vol. 6. 1976. P. 82.
• [14] Например: Palmatier R. A. A glossary for English transformational grammar. New York, 1972. P. 44; Wales K. A Dictionary of stylistics. Londonl989. P. 116—118;WilpertG. SachworterbuchderLiteratur. Stuttgart, 1989. S. 120; CollingeN. E. An encyclopaediaof language. London, 1990. P. 592—593; Crystal D. A dictionary of linguistics and phonetics. Oxford, 1991. P. 101; Dubois J. et al. Dictionnaire de linguistique et des sciences du langage. Paris, 1994. P. 163; Ducrot O., Schaeffer J.-M. Nouveau dictionnaire encyclopddique dessciences du langage. Paris, 1995. P. 47 & 153, etc.
• [15] Смотрицкий M. Грамматики славенския правильное синтагма. М., 1721. С. 234.
• [16] Гаспаров М. Л. Средневековые латинские поэтики // Избр. тр.: в 3 т. Т. 1. М., 1997.С. 629.
• [17] Например: Квятковский А. Поэтический словарь. С. 321; Corbett Е. Р. J. &Connors R. J. Classical rhetoric for the modern student. 4th ed. Oxf. Univ. Press, 1998. P. 461;Fontanier P. Les figures du discours / Ed. G. Genette. Paris, 1968. P. 9 (мнение Ж. Женетта, автора предисловия) и др. В этой книге Жерар Женетт объединил два труда Пьера Фон-танье (1768—1844), признанные классическими: 1) Manuel classique pour l’etude desTropes. Paris, 1821; 2) Figures autres que tropes. Paris, 1827.
• [18] Санников В. 3. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 1999. С. 386.
• [19] Грайс Г. П. Логика и общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. М., 1985. С. 222—227.
• [20] Традиционное определение фигуры как отклонения от нормы не раз подвергалось сомнению учеными разных эпох. См.: Vickers В. In defence of rhetoric. Oxford, 1998.P. 302—303.