Использование зристически значимых качеств языкового знака

Обращение к качествам языкового знака в эристических целях называется argumentum ad nomine, или argumentum ex nomine [лат. ‘довод к имени']^[1]. По нашим наблюдениям, эристически значимыми для языковых знаков оказались: 1) наличие деривационных ассоциаций; 2) наличие ассоциаций по близкозвучию. По соотношению с этими типами семиотических ассоциаций и в указанной их последовательности рассмотрим соответствующие языковые приемы и уловки.

Использование деривационных ассоциаций

Довод к этимологии

Этимология, или фигура этимологии [греч. 8твроА, оу (а ‘установление первоначального значения слова'] представляет собой апелляцию к забытой, полузабытой или неактуальной внутренней форме, восстановление деривационной истории своего или иноязычного слова:

Карфагенянин Тертуллиан во II веке нашей эры еще мог вообразить Преисподнюю и рисовал ее так: «Нам по душе видения, представим же себе самое безмерное — Страшный суд. Какая радость, какой восторг, какой праздник, какое счастье — видеть стольких горделивых царей и ложных богов томящимися в гнуснейшем застенке мрака; стольких судей, гонителей имени Христова, — плавящимися на кострах». Но уже Данте в своей исполинской попытке, увы, не нашел в себе подобного энтузиазма. Позднейшие же литературные преисподние — всего лишь проценты с обесценивающейся догмы. Ад переживает в их творчестве решительный упадок, равно как и у Бодлера, настолько разуверившегося в вечных муках, что разыгрывает упоение ими. (Интересно, что бесцветный французский глагол gener ‘докучать' этимологически восходит к мощному слову Писания gehenna.)

Хорхе Луис Борхес. Продолжительность Ада Подчеркивание внутренней формы номинативной единицы производится «в целях придания речи большей выразительности»¹: Все наместники на месте / В царстве голого короля (Б. Окуджава). Фигура этимологии «высвечивает» словообразовательную структуру, а иногда «реанимирует» полузабытую деривационную историю слова: еще В. В. Виноградов отметил, что данная процедура связана «с возрождением [курсив наш. —В. М.] образного или первоначального этимологического значения в слове»^[2]. Морфемную структуру слова можно «высветить» с помощью контекста: И тебя я, незабудка, не забуду никогда (Эстрадная песня), графических средств: БезМЯТЕЖный город (заголовок в газете «Вечерняя Москва»), слоговой парцелляции: Со-страдание испытывают, в основном, те, кто знает, что такое страдание (М. Шагинян), а также вращения слова (термин В. Хлебникова) — инверсии как приема выделения переосмысленных или актуализированных частей лексемы, ср. инакомыслящий и Мыслящий инако (заголовок в газете), совпадение и падение сов (Старинный каламбур); Мы, филологи… Можно даже сказать, логофилы… (Начало тоста). Замечательным приемом апелляции к внутренней форме слова является размещение его рядом со словом того же словообразовательного гнезда:

В среду президент России Владимир Путин поручил первому вице-премьеру Дмитрию Медведеву вернуть болельщикам возможность бесплатно смотреть футбольные трансляции. «„НТВ-Плюс“ вместе с Российским футбольным союзом и его председателем Мутко намутили в очередной раз и хотят отнять у нас, рядовых болельщиков, возможность бесплатного просмотра футбольных матчей», — заявил президент на заседании Совета по реализации нацпроектов. «Вы с ними, пожалуйста, обсудите это», — обратился Путин к Медведеву. Первый вице-премьер Дмитрий Медведев после Совета заверил, что поручение президента будет выполнено и российские болельщики не пострадают. Между тем Виталий Мутко уже заявил, что контракт с «НТВ-Плюс» на трансляцию матчей чемпионата России по футболу может быть изменен.

Программа «Вести» от 08.03.2007.

Этимологизирование как прием аргументации называется доводом к этимологии [лат. argumentum ex etymologia, ср. англ, etymological fallacy]: Касьянов отдает предпочтение очень дорогим часам модели Reverso. Кстати, Reverso переводится как «то, что движется в обратном направлении» и даже как «перемена к худшему». А потому «Полет» или «Восход» были бы пооптимистичнее — особенно для председателя правительства (Комсомольская правда); Наша вера называется православной, потому что мы правильно славим Бога. Пример исполь²

зования данного довода находим и в «Песенке про козла отпущения» В. Высоцкого:

Не один из вас будет землю жрать,

Все подохнете без прощения!

Отпускать грехи кому — это мне решать,

Это я — Козел отпущения!

Вызывать паразитарные ассоциации, становиться поводом для насмешек, в частности для довода к этимологии, может имя собственное: На политической карте Украины нет центра: одни края. Сказано: У-краина (М. Леонтьев), в частности фамилия (иногда сливающаяся с инициалами, что приводит к какэмфатону): адвокат Кидалов (ср. жарг. кинуть ‘обмануть'), врач С. Кончаловский, историк В. Рунов; ср. также:

Держите Шуллера

В России этому человеку не доверили бы никакого важного дела. Во всяком случае пока он не сменил бы фамилию. Действительно, что можно поручить субъекту, которого зовут Шуллер? Семь лет Дидье Шуллер не был на родине. Еще не вернувшись, он стал причиной грандиозного политического скандала. Шуллера обвинили в том, что он за взятки раздавал подряды на строительство и обслуживание муниципального жилья. Прямо из аэропорта он отправился в тюрьму.

Известия, 7 февр. 2002

В одном из стихотворений А. К. Толстого читаем:

Сидит под балдахином Китаец Цу-Кин-Цын И молвит мандаринам:

«Я главный мандарин!»

Способность некоторых слов вызывать паразитарные ассоциации должны учитывать составители брендов [англ, brand-names] — наименований для товаров. Специалист по рекламе предупреждает:

аудитории. Особенно это актуально для импортируемых товаров. Порошок от гриппа «Дристан» или косметика «Калодерма» вряд ли будут пользоваться большой популярностью у россиян.

Е. Чинарова. Как придумать яркую «фишку»?

С тем, чтобы избежать коммуникативного провала, специалистами практикуется обязательная ассоциативная проверка брэнда.

Рассмотренный прием, представляющий собой разновидность софизма ложного основания, исходит из того, что значение слова обязательно должно быть логически связано с его внутренней формой, в частности с его этимологией. Пример использования этого топоса в споре:

• —Я не люблю это слово.
• — Филолог — это, в переводе с греческого, «любящий слово». Какой же ты филолог?

При анализе доводов, основанных на данном приеме, следует учитывать то, что они либо по неведению, либо нарочито могут быть построены на катахрезе — рассогласовании внутренней формы и, в частности, этимологии слова с его значением. Французский лингвист Мишель Бреаль (1832—1915) так описывает это явление:

Ограниченность значения во все времена являлась причиной удивления для исследователей этимологии. Так, нам известны наблюдения Квинтилиана над словом homo: «Должны ли мы верить, что homo происходит от humus, поскольку человек рожден из земли? Разве не все животные имеют это же происхождение?» И тем не менее слово homines действительно связано с землей и первоначально обозначало ‘обитатели земли'. Это был способ противопоставить их обитателям неба, DU или Superi¹.

Нарочитая опора на катахрезу является манипулятивной уловкой: чернила не обязательно должны быть черными, а филолог (букв, «словолюб») не обязательно должен любить все слова. Суть уловки заключается здесь в заведомо неверном отождествлении значения слова с этимоном^[3][4] [греч. exopov ‘подлинное, первоначальное значение слова', букв, ‘правда, истина'] — этимологической внутренней формой.

Истоком этого аргумента считается наивная вера античных ученых в то, что слово есть вещь, а также в неразрывное единство слова и вещи: устройство слова, по их убеждению, отражает природу означаемого понятия и стоящего за этим понятием референта; манипулируя словом, мы тем самым манипулируем и соответствующей вещью^[5]. Ученые нередко поддаются соблазну использовать довод к этимологии при истолковании терминов. Так, известный русский лексикограф Н. Ф. Остолопов, следуя этой нехитрой методике, определяет аллюзию следующим образом:

«АЛЛЮ31Я. Слово Латинское Allusio, происходитъ отъ ad, и lusus, a cie отъ ludo, играю. — Игра въ словахъ или въ мысляхъ. Lusus in verbis vel in ideis»¹.

Однако аллюзия [франц. allusion ‘намек' < лат. alludere ‘шутить, намекать'] не всегда связана с шуткой и языковой игрой: это лишь одна из ее частных функций. Пример довода к этимологии как основы научной концепции находим и в одном известном учебном пособии:

Первые «риторы» были по преимуществу представителями мира искусств — артистами, певцами, танцорами [здесь и далее курсив наш. — В. М.]. Слово сначала не играло главной роли, не меньшее значение имели музыка, движение, жест. Характерно, что греческое слово «с^гща» и его латинский аналог «figura» — основные «украшения речи», которые изучает риторика, — первоначально обозначали определенные движения в танцах, нечто вроде танцевальных па. Обычная, безыскусственная речь отождествлялась с застывшим, окаменевшим телом и лицом, в которых запрятаны или, может быть, вовсе отсутствуют чувства. Напротив, движения или жестикуляция связывались с умением выражать чувства и говорить. Чтобы стать наукой, риторика должна была найти свои специфические средства. И в этом отношении важно, что Аристотель связывает термин «схема» уже не просто с риторикой, но даже с грамматикой^[6][7].

Этимология терминов схема и фигура используется авторами как довод для продвижения сомнительного тезиса о том, что «первые риторы были артистами, певцами, танцорами». Как известно, первые риторы были не танцорами, а политиками (Перикл, Демосфен) и адвокатами (Коракс, Лисий).

• [1] Источник данного термина: Koch Е. Trauer und Identitat: Inszenierungen vonEmotionen in der Deutschen Literatur des Mittelalters. Walter de Gruyter, 2006. P. 241.
• [2] Звегинцев В. А. Семасиология. М., 1957. С. 195.
• [3] Breal М. Essai de semantique / Transl. by Mrs. Henry Cust. New York, 1897. P. 144.
• [4] Gula R. J. Nonsense. A handbook of logical fallacies. Axios Press, 2002. P. 48.
• [5] Chase S. The tyranny of words. Harvest Books, 1959. P. 226.
• [6] Остолопов Н. Словарь древней и новой поэзии: в 3 ч. Ч. 1. СПб., 1821. С. 16.
• [7] Хазагеров Т. Г., Ширина Л. С. Общая риторика. Ростов-на-Дону, 1999. С. 15.