Изучение исторической стилистики как части истории литературного языка

Подобные вопросы не оставались без ответа, но ответы на них настолько разнообразны, разноречивы, что подвести под них единую удовлетворительную формально-языковую базу оказывается затруднительно прежде всего в силу их теоретической разноориентированности. Мы сталкиваемся с ситуацией, когда теория значительно опережает необходимую эмпирическую работу по систематизации реализованных возможностей языкового употребления. Что же касается наиболее развернутых и аргументированных из имеющихся ответов, то в самом общем виде они могут быть сведены к следующим положениям:

• 1. Считается, хотя такое понимание и не является единственным, что понятие стиля языка связано с понятием «литературный язык» и производно от него, поскольку стилистическая дифференцированность включается в число непременных признаков литературного языка, вытекающих из его полифункциональности. На этом основании иногда историю литературного языка сводят к истории стилей, что, безусловно, сужает объем и задачи истории литературного языка^[1].
• 2. Становление стилей неотделимо от условий и путей складывания литературного языка. Известно, насколько сложными и дискуссионными вплоть до наших дней остаются проблемы происхождения древнерусского литературного языка, языковой ситуации в Древней Руси^[2]. Как бы они ни освещались в тех или иных исследованиях, если отвлечься от крайних, подчас нигилистических, позиций^[3] в оценке степени участия собственно древнерусской речевой стихии в процессе формирования литературного языка Древней Руси, очевидно — и это подтверждается уже имеющимися работами в данной области, — что процесс этот питался не единственным источником. К такому выводу приходили многие исследователи древнерусского литературного языка.

Так, А. И. Соболевский, исходя из того, что «под литературным языком мы будем разуметь не только тот язык, которым писались и пишутся произведения литературы в обычном употреблении этого слова, но вообще язык письменности»^[4], а также из различий в приметах, чертах церковнославянского языка, равно как и русского, «в разных местах Руси», говорит, что «в литературном употреблении некогда было несколько церковнославянских и несколько русских языков: два новгородских, два киевских, два западнорусских и т. д.»^[5] «…домонгольская Русь, — продолжает А. И. Соболевский, — не знала одного общего ей всей литературного языка. Она употребляла два языка: один — церковнославянский для собственно литературных произведений, другой — чистый русский для деловой письменности. Эти два языка делились каждый на несколько второстепенных, местных, которые были различны в разных местах Руси и отличались друг от друга в той мере, в какой отличались друг от друга местные говоры»^[6]. Отсюда вытекает и направление стилистического анализа — это выявление и описание территориальных вариантов церковнославянского и «чистого русского» языков, их структуры, состава форм (примет, черт) в их отношении к соответствующему инварианту. А. И. Соболевский рядом примеров показывает, как подобные варианты описывать. Таким образом, путь, предлагаемый им для изучения стилей древнерусского литературного языка, — это подробное описание по показаниям локальных памятников письменности тех конкретных языков, которые представляли собой реализацию норм и возможностей церковнославянского языка, с одной стороны, «чистого русского» — с другой. Из сказанного логически следует мысль о том, что историческая стилистика должна идти от фактов к обобщениям в той последовательности, которая предписывается письменными памятниками соответствующих мест и хронологических срезов.

Независимо от идей А. И. Соболевского к принципиально сходным выводам приходит Д. С. Лихачев, соглашаясь при этом с исходной посылкой Л. П. Якубинского об «отграниченности» церковнославянского языка Киевской Руси X—XI вв. «от древнерусского народного языка». Д. С. Лихачев считает, что в Древней Руси с самого начала ее письменной истории было два языка: церковнославянский, являвшийся «общим литературным языком восточных и южных славян (а также румын)», и древнерусский литературный язык. Судьбы их были различны, ибо «не только обладали различными стилистическими функциями, но и находились в различных условиях существования»^[7]. Церковнославянский язык был более строгим как язык традиционного богослужения, но находился «в постоянном внутреннем интенсивном взаимодействии и по вертикали и по горизонтали: воздействие языка памятников прошлых эпох постоянно сказывалось на языке памятников новых; произведения, написанные на церковнославянском языке в одной из славянских стран, перемещались в другие страны»^[5].

Следовательно, одна из задач штудий по исторической стилистике — это сопоставительное изучение памятников церковнославянского языка, как следующих друг за другом во времени, так и относящихся к одному и тому же времени, но составленных в разных культурных центрах славянства, с учетом также жанровых типов этих памятников. При этом стилистические оценки должны отталкиваться от признанных образцов.

Русский литературный язык отличался от церковнославянского рядом существенных моментов: а) он не имел «образцов», б) был гораздо разнообразнее церковнославянского, в) менее устойчив, менее замкнут, г) был лишен «стремления к „самоочищению“ от чуждых форм», д) не «осознавался как явление определенного высокого стиля». Сам по себе он также был стилистически неоднороден, что подтверждается сравнением языка, например, таких памятников, как Первая новгородская летопись и «Русская правда», Галицко-Волынская летопись и «Моление Даниила Заточника»^[9]. Отсюда следует второе направление стилистического анализа — это сопоставительное изучение стилей по памятникам древнерусской письменности.

Русский литературный язык представлял собой не простую фиксацию древнерусского койнэ, а включал в себя заметную струю устной народной поэзии с ее поэтическими формулами, лексикой и традициями. Это открывает еще один план стилистических сопоставлений, призванный установить роль и место устнопоэтических средств в стилистическом арсенале русского литературного языка старшей поры.

Однако церковнославянский и русский литературный языки функционировали не строго параллельно, а постоянно и многообразно взаимодействовали между собой: «Литературный этикет требовал иногда быстрых переходов от одного языка к другому. Эти переходы совершались порой на самых коротких дистанциях — в пределах одного произведения»^[5]. Выявление степени, форм, границ такого взаимодействия — еще одна важная линия воссоздания картины становления и функционирования стилистической системы русского языка на протяжении достаточно длительного периода времени.

• 3. Стилистические анализы отталкиваются вслед за исследованиями В. В. Виноградова от того, что признается факт взаимодействия между церковнославянским и древнерусским языками с самого начала письменности у древних восточных славян, и в результате такого взаимодействия сложились два типа языка: книжно-славянский и народно-литературный. В соответствии с этим необходимость проследить характер и степень взаимодействия между указанными типами языка с учетом назначения рассматриваемых памятников письменности выдвигается как одна из кардинальных задач исторической стилистики древнерусского литературного языка.
• 4. Стили выделяются по сферам употребления («светские» и «церковно-богослужебные»), а дальше — по жанрам: «летописно-хроникальный», «литургический», «житийный», «проповеднический» и др. В принципе на этом же основании строится традиция выделения в древнерусском литературном языке трех ведущих стилей: церковно-книжного, делового и собственно литературного^[11].
• 5. Важную часть исследований по исторической стилистике составляют работы, посвященные описанию языка памятников с позиций той или иной функциональной дифференциации литературного языка соответствующего периода. К ним относятся, например, монографии С. П. Обнорского, В. И. Борковского, М. А. Соколовой, аналитические разделы университетских курсов лекций А. И. Горшкова, Б. А. Ларина, Н. А. Мещерского.
• 6. Основываясь на идее «устойчивости первичных жанров» литературы, характеризовавшихся специфическим набором речевых (текстовых) формул, которые в свою очередь соотносились со всем укладом жизни средневековья, сделана попытка как бы изнутри, с точки зрения предполагаемого средневекового сознания, вывести то, что в современной филологической традиции квалифицируется как норма языкового, в том числе и стилистического, употребления^[12].
• 7. Нередко стилистический анализ ограничивают изучением лишь образных средств языка, при котором неизбежно сужение объекта стилистического рассмотрения до уровня лексики и фразеологии с образной семантикой.

• [1] Филин Ф. П. Истоки и судьбы русского литературного языка. М.: Наука, 1981. С. 3.
• [2] Виноградов В. В. Основные проблемы изучения образования и развитиядревнерусского литературного языка. М., 1958; Успенский Б. А. Языковая ситуация Киевской Руси и ее значение для истории русского литературного языка.М., 1983; Алексеев А. А. Почему в Древней Руси не было диглоссии // Проблемыисторического языкознания. Литературный язык Древней Руси. Вып. 3 / Отв. ред.В. В. Колесов. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. С. 3—11. См. также в том же сборнике статьиКлименко Л. П. (с. 11—22), Колесова В. В. (с. 22—41), Русинова Н. Д. (с. 42—55).
• [3] См.: Филин Ф. П. Истоки и судьбы… С. 13—20.
• [4] Соболевский А. И. История русского литературного языка / Изд. подгот.А. А. Алексеев. Л.: Наука, 1980. С. 22.
• [5] Там же.
• [6] Там же. С. 39.
• [7] Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С. 83.
• [8] Там же.
• [9] Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979. С. 84.
• [10] Там же.
• [11] Винокур Г. О. История русского литературного языка // Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. С. 40.
• [12] Колесов В. В. Древнерусский литературный язык. Л.: Изд-во ЛГУ, 1989.С. 10—15.