Возможные направления реформаторских усилий

Говорят, что в России важно ответить на два главных вопроса: кто виноват и что делать? На первый, скорее всего, можно ответить так: никто не виноват, если, конечно, не считать виноватой нашу собственную природу; поэтому нечего искать виноватых или козлов отпущения, лучше внимательно посмотреть на себя в зеркало. Ответ на второй вопрос предполагает как раз наличие нового подхода к пониманию происходящих в стране реформ и процесса модернизации.

Первое соображение. Нынешняя наша культурная и человеческая неготовность к восприятию достижений западного общества (права, свободы, гражданского общества и т. п.) вовсе не означает, что они не верны или что мы не сможем их достичь, не сможем к ним приобщиться. Иное дело, как и когда это произойдет и какие для этого необходимы условия. Я не разделяю мнение тех, кто, ссылаясь на наше историческое и культурное своеобразие, утверждает, что и жить мы должны иначе, чем во всем мире, что у нас не могут действовать законы и ценности, характерные для западной цивилизации. Законы — на то они и законы — везде одинаковы, другое дело, что не везде для их полноценной реализации созданы соответствующие условия [76]. Вопрос, вероятно, состоит в том, способны ли мы затратить огромные, возможно титанические, усилия для создания таких условий.

Второе соображение. На мой взгляд, приобщение к реалиям западного мира является необходимым условием и выживания России, и ее возрождения, и обретения россиянами достойного места и положения среди других народов. Дело в том, что Россия — это не только «остров», как утверждает в своей интересной статье в журнале «Полис» (см. [80]) В. Л. Цымбурский, и не просто автономная культура, на чем настаивали славянофилы, и даже не только платформа, связывающая Запад и Восток, Европу и Азию. Россия еще и часть мировой системы, один из культурных потоков мировой цивилизации. Сегодня никто, даже такая большая страна, как Россия, не может развиваться автономно, в отрыве от других государств, ибо в современных условиях быстро складываются мировая экономическая система, глобальная мировая цивилизация и культура. У нас одна общая судьба со всеми другими народами. Только так можно добиться выживания, возрождения, обретения достойного места России. Тем не менее, очевидно, нельзя игнорировать и другие взгляды на конечную цель наших усилий. Например, Ю. Громыко, выражая позицию многих современных участников политического дискурса, утверждает, что «по всем позициям, которые выделяются сегодня либеральной формой познания, могут быть выстроены свои собственные противопоставления:

• 1) участие России в международном разделении труда… — Умеренный изоляционизм, частичное игнорирование принципов и форм международного разделения труда…;
• 2) Россия должна догонять другие страны — в частности, осваивать технологический уклад, который будет основным в XIX в. … — Россия должна программировать свой собственный технологический уклад безотносительно к движению лидеров мирового технологического развития…;

3) Россия должна войти в цивилизационное пространство и уровняться по множеству параметров с богатыми государствами. — Россия не должна создавать единые конвертируемые формы жизни с Западом" [20, с. 10].

Более перспективным мне представляется размышление В. Л. Цымбурского. «Россия, — пишет он, — несомненно, консервативная сила нынешнего мира. Вопрос лишь в том, обязана ли она в понимании этого консервативного принципа совпадать с „мировым цивилизованным“ или нет… Не оптимален ли для России такой вариант геополитического консерватизма, который сохранит нынешний мир до поры до времени в равновесии между силами статуса-кво и силами дестабилизирующими, в равновесии нестабильном, напряженном на несколько десятилетий, при котором ни революция не вырвется с Юга и не ударит по России, ни „мировое цивилизованное“ нас не пожрет ради лишних гарантий своей стабильности? …Ведь среди наработанных человечеством „великих идей“ есть и такая идея — кстати, очень убедительно культивировавшаяся в Америке в изоляционистские 30-е, — как идея „грядущей расы“, временно самоустранившейся из окружающего мира, сконцентрировавшейся, зреющей и ждущей, пока господствующая цивилизация себя истощит и подорвет… Побережем русскую кровь как единственный залог когдатошнего более приемлемого для нас порядка и предоставим всему, что не требует от нас участия, совершиться без нас» [81, с. 116—117].

Сегодня реакция многих на реформу определяется неверием в ее реалистичность, приемлемость только для определенных слоев населения, ее неприспособленность к сложным условиям российской действительности. Постепенно становится понятным, что цель реформы — это не просто такое состояние экономики и общества, каким его видит правящая элита, а состояние, скорректированное с учетом реальных социокультурных ограничений и реального опыта реформирования. Нужно понять не только чего мы хотим (и кто это «мы»?), но и что мы можем. Понять, какую цену мы за это готовы заплатить. Что мы пытаемся делать и что реально получается из этих усилий. Понять существующие ограничения. И исходя из такого осмысления попытаться сформулировать цель реформы, при этом учитывая, что она может меняться по мере уяснения того, что будет реально получаться.

Третье соображение. Итак, пока мы не готовы сразу войти в цивилизованный мир. Не беда, будем учиться, будем создавать, выращивать культуру, в которой образование станет сутью жизни. Такая культура уже была. Это средние века. Вся средневековая культура, как верно замечает С. С. Аверинцев, напоминала собой «Школу». Идея Страшного суда заставляла людей средних веков учиться, преодолевать в себе «ветхого» человека, выращивать человека «новозаветного» — христианина. Перед нами альтернатива не менее серьезная: или мы растворимся в цивилизационной среде других народов и культур (возможно, пройдя при этом югославский путь) или Выживем, Возродимся, и нас будет за что уважать. Пока не за что. Мне лично приятно читать, когда некоторые наши руководители прямо говорят: «Да, я не знаю, но я учусь».

Четвертое соображение. На сложную ситуацию, сложную среду и ответ должен быть сложным. Сейчас же у нас в ходу простые ответы на сложные ситуации. Ведь кажется, что может быть естественней, чем такое рассуждение: сначала мы поднимем экономику, ну, а потом дойдет очередь, да и то не сразу, до образования и культуры. Все наши действия достаточно простые, развертывающиеся в плоскости экономической или политической. И идеология «социального действия» проста: идеи модернизации, не учитывающие ни реалий культуры, ни реалий сознания, ни многих других российских реалий. Вот сейчас, например, многие ищут виновных в неудачах, постигших страну. На мой взгляд, главный разгильдяй — наше упрощенное понимание социального действия, наши попытки простых действий в сложных, многомерных ситуациях.

В целом, говоря о социальном действии, необходимо различать две стратегии — жесткой и мягкой модернизации. Идея жесткой модернизации, как мы уже отмечали, — это ориентация на продвинутый в культурном отношении образец (например, западный), создание и реализацию программ модернизации, определение ресурсов, обеспечивающих осуществление таких программ. Программа жесткой модернизации предполагает опору на группы населения и субъекты («элиты»), заинтересованные в реформах и модернизации общества. Положительный аспект этого сценария — относительная ясность решений, поскольку существуют образцы и можно опереться на элиту, которая сегодня имеет государственную поддержку. Отрицательные аспекты в следующем: углубляется конфликт между элитой и консерваторами, не учитываются исторические и российские ограничения и реалии (в частности, неподготовленность, во всяком случае сегодня, населения и субъектов к модернизации в западном ее понимании).

В сценарии мягкой модернизации модернизационные предложения корректируются и видоизменяются под воздействием ряда факторов: требования учесть исторический старт страны, традиции, ценности; необходимость реализации установок культурной экологии, а следовательно, необходимость удовлетворить интересы и потребности разных групп населения и разных этносов (народов и национальностей); отслеживание готовности и адаптации населения и субъектов к нововведениям и другим модернизационным воздействиям; реализация ряда политических и этических принципов (например, поддержка молодежи, новых сфер деятельности, низкооплачиваемых слоев населения). Однако стратегия мягкой модернизации предполагает два условия: а) относительно высокую культуру основных субъектов социального действия и б) понимание ими необходимости модернизационных изменений. В настоящее время оба эти условия полностью или частично отсутствуют, но это не означает невозможности их появления при проведении правильной политики. Кроме того, в стране определенное время еще будут сохраняться традиционные структуры власти, субъекты и способы решения социальных проблем.

Поэтому реализовать стратегию мягкой модернизации в чистом виде вряд ли удастся. Целесообразнее говорить о переходном периоде, когда стратегия мягкой и структурной модернизации будет компромиссно сочетаться как с традиционными подходами к решению проблем, так и со стремлением отдельных субъектов реализовать стратегию жесткой модернизации или немодернизированных действий. Важно, однако, сохранить ведущую установку на стратегию мягкой модернизации, по возможности подчиняя ей другие подходы, тем более, что стратегия мягкой модернизации предполагает адаптацию к другим подходам и способам решения социальных и культурных задач и проблем.

Пятое соображение. Сложные ответы на сложные ситуации предполагают реализацию современных «социальных технологий». Эти технологии включают в себя ряд важных моментов: признание многосубъектности как важнейшей особенности современной жизни; приоритет политики (политик) над планированием и программированием, поскольку только в рамках политики можно согласовывать противоречивые интересы разных субъектов; выявление реальных проблем, а также тенденций, т. е. опора на проблематизирующие исследования и прогностические разработки; анализ существующих ресурсов и ограничений, включая культурные и психологические; сочетание социального программирования с социальным и другими видами проектирования; серьезное внимание к проблемам реализации программ и проектов, что предполагает создание специальной среды, инфраструктурного обеспечения, групп поддержки со стороны одних субъектов и нейтрализации действий других, враждебно настроенных. Сюда же относится понимание того, что большинство современных проектов нереализуемы в точном смысле слова, их «реализация» только готовит среду для осуществления идущих вслед, более осмысленных проектов, запускает определенные процессы нововведений. Еще один важный момент — опережение в создании условий над созданием производств или систем. Исследования показывают, что сначала необходимо организовать рыночную среду, «воспроизводственные контуры», а само производство уже вписывать, естественно, видоизменяя, в эту среду. Мы же пока все делаем наоборот: сначала создаем производство, а потом удивляемся, почему оно убыточно.

С точки зрения указанного здесь принципа — опережения в создании условий над созданием систем, если, конечно, его обобщить, — начинать очередной этап реформ нужно не с экономики, а с тех сфер образования, науки и культуры, которые обеспечивают экономическое развитие и нейтрализуют тенденции, препятствующие экономическим преобразованиям. И так во всех сферах: политики, государственного строительства, даже реформ самого образования и культуры. А это означает, что ценности образования, науки и культуры должны являться ведущими.

И последнее соображение. Реформа, вероятно, не то понятие, которое нам нужно, имея в виду перспективу. Реформы мыслятся как достаточно протяженные, но все-таки спланированные действия. А речь идет о новом способе жизни, фактически о новой культуре — новом понимании, новых способах разрешения проблем и противоречий, новом мироощущении и т. д. В этом отношении вполне можно согласиться с А. С. Ахиезером, который пишет: «Реформа, по сути дела, является определенной формой инновации, охватывающей значимые параметры общества и стимулируемой правящей элитой… Реформа должна мыслиться как продолжение некоторой логики истории, что, разумеется, требует глубокой концепции мировой истории. Но одновременно реформа должна быть определенным сдвигом в этой логике, что требует, чтобы эта концепция ценностей включала в себя самокритику, самоизменение… Попытка ускорить проведение реформы без учета присущей соответствующей культуре возможности воспринять инновацию с определенной скоростью может иметь катастрофические последствия… Реформа должна носить рефлективный характер, т. е. быть направлена и на самое себя, на проблему повышения эффективности самой реформы; она должна постоянно реформировать себя на основе накопленного опыта… Проект реформы должен включать в себя критику всех значимых нравственных идеалов, систем ценностей, каждая из которых несет в себе некоторый проект идеального общества… В конечном итоге успех реформы зависит от возможности общества углубить массовый менталитет, лежащий в основе системы ценностей… она должна аккумулировать массовое стремление к саморазвитию, самосовершенствованию в единстве социальных отношений и культуры. Это означает, что реформа должна опираться на опережающее развитие культуры» [5, с. 211—225].

Таким образом, мы видим, что понимание реформы и модернизации сегодня существенно изменилось. Для юриста в связи с этим встают две основные задачи: как в этом случае понимать судебную реформу (ее смысл, назначение, логику и т. д.) и какие требования общая реформа предъявляет к юридическому «цеху». К сожалению, в настоящее время осмысление обеих задач происходит неадекватно. Например, много говорят о правах человека и правовом государстве, но при этом весьма невнятно о том, что без правового обеспечения и образования невозможны ни рыночные отношения, ни достижение идеалов справедливости, ни удовлетворяющие специалистов и население уровень развития народного хозяйства и, что не менее важно, качество власти.

План дальнейшего расследования будет таков. Сначала я охарактеризую свой подход, понимание мышления, особенности его развития. Затем рассмотрю происхождение и природу права, сделав специальный акцент на особенностях юридического мышления. При этом я исхожу из того, что кризис нашей судебной системы, естественно, касается не только организационных структур и юридических институтов, но и форм юридического сознания и мышления. Именно система правовых идей, правовая наука, более того, формы правового сознания поддерживают и цементируют уже в значительной мере отжившие традиционные способы работы и мышления юристов. Затем будут проанализированы некоторые проблемы юридического познания, характерные для следственной деятельности и судопроизводства. После этого я рассмотрю новые тенденции и идеи, складывающиеся в сфере юридической науки и практики.