С. Разрушение доверия при заключении сделки

Две предыдущие рубрики фактически представляют собой теоретический обзор стандартных для мировой практики проблем, возникающих в сфере банковского бизнеса в связи с отсутствием доверия. Некоторое место отведено мониторингу российского банковского сектора с целью установления его аутентичности по отношению к мировому опыту.

Теперь настало время обратить внимание на некоторые особенности поведения российских коммерческих банков, которые (особенности) определенным образом формируют традиции во взаимоотношениях между банками и клиентами. Не беремся утверждать, что ситуация, сложившаяся во взаимоотношениях между коммерческими банками и населением, является уникальной в мировой практике. Но и репрезентативной ее назвать нельзя.

Рис. 5. Стратегия маржинализации чистой выгоды.

Основная стратегия российского коммерческого банка — максимально высокая маржинализация сделок. Это значит, что клиент должен заплатить максимально возможную цену за ту услугу, которую ему предоставляет коммерческий банк.

Если использовать для иллюстрации взаимоотношений стандартный метод Парето-Эджуорта, то мы получим график, подобный тому, что изображен на рис. 5. В левом нижнем углу располагается банк (В), в противоположном углу — клиент (К). Пространство внутри коробки Эджуорта заполнено картами безразличия Банка (U_B0, U_B1 и так далее) и клиента (U_K0, U_K1 и так далее). Каждая точка на карте характеризует сделку с присущими только ей пропорциями обмена денег клиента на услугу банка. Проще говоря, каждой сделке соответствует особая цена. Первоначальная сделка заключалась в точке а. Когда стороны перезаключают сделку, то каждая из них стремится улучшить свое положение. На графике это означает, что каждая сторона стремится перейти на более высокую кривую безразличия, например с U₀ на Uj. Для банка оптимальной представляется такая сделка, которая соответствует точке у. В этом случае все выгоды от заключения сделки достанутся банку. Благосостояние клиента по сравнению с предыдущим контрактом не изменилось (он остался на прежней кривой безразличия Ukq)^[1].

Хорошо известно, какой инструмент используется для перехода от одного оптимального контракта к другому так, чтобы все преимущества доставались одной из сторон. Это инвестиции в стратегическую торговлю. Или, выражаясь языком институциональной экономики, оппортунистическое поведение. Содержание оппортунизма состоит в том, чтобы принудить контрагента к заключению сделки, используя для этого элементы коварства. Именно такой путь избрали российские коммерческие банки при взаимоотношениях со своими клиентами.

Чтобы не показаться голословными, ниже мы приводим небольшой обзор текущей и прошлой политики коммерческих банков, обращая внимание на явно оппортунистический характер инструментов, используемых банками при заключении контракта.

В первое десятилетие после начала экономических реформ коммерческие банки и широкие слои населения практически не соприкасались друг с другом. Виной тому было три обстоятельства. Во-первых, это низкий уровень благосостояния российских домашних хозяйств, который не позволял им делать сбережения или обращаться за кредитами к коммерческим банкам. Вторая причина — необычно высокий уровень инфляции в российской экономике вкупе с ее скачкообразным характером. Например, в 1996 году индекс потребительских цен составил 1,23, в 1997 — 1,10, а в 1998 — 1,86. В следующем, 1999 году, хотя темп инфляции упал более чем в два раза, цены все же выросли на 36%. Третья причина — традиционное, можно сказать, реликтовое недоверие, которое испытывают коммерческие банки по отношению к своим клиентам.

Все изменилось на рубеже XX и XXI века, когда вслед за продолжительным экономическим бумом и устойчивым ростом доходов российских домашних хозяйств в России начался бум потребительского кредитования. Первые два фактора, которые сдерживали интерес коммерческих банков к кредитованию домашних хозяйств, отпали сами собой. Реликтовое недоверие осталось, но в противовес ему возник новый эффект, который в экономической науке известен как «снятие ограничений ликвидности». Суть этого эффекта состоит в том, что домашние хозяйства, ранее по тем или иным причинам не имеющие доступа к финансовому рынку, теперь получают такую возможность. Для российских домашних хозяйств период кредитного «воздержания» исчислялся десятилетиями, поэтому они набросились на кредитный пирог с необычайным аппетитом. Со своей стороны, коммерческие банки воспользовались этим моментом, чтобы достичь максимальной маржинализации сделок.

Именно в этот период коммерческие банки начали широко использовать наиболее простой и действенный инструмент оппортунизма, которым стало утаивание от клиента действительной (эффективной) процентной ставки по кредиту либо предоставление ложной информации о величине такой ставки. Правда, на защиту интересов покупателей встали сразу три федеральных структуры — Федеральная антимонопольная служба (ФАС), Федеральная служба по надзору в сфере защиты прав потребителей (Роспотребнадзор) и собственно Банк России. Казалось, что не за горами время, когда коммерческие банки будут заключать с домашними хозяйствами добросовестные сделки. Но этим надеждам не суждено было сбыться.

Коммерческие банки выбрали стратегию, которую можно охарактеризовать словами «лавирование между строк закона». Это позволило им продолжить оппортунистическую политику и максимизировать прибыль от сделок. Но это поведение, само собой разумеется, никак не способствовало созданию атмосферы доверительности в банковской сфере. Скорее наоборот. Чтобы не быть голословными, напомним отдельные фрагменты борьбы федеральных структур (главным образом — Банка России) за право клиентов знать эффективную процентную ставку (как иногда выражаются — полную стоимость кредита).

Прежде всего, регулятор потребовал от коммерческих банков прекратить использование наиболее одиозных форм «утяжеления» кредитного договора. Была признана незаконной «комиссия за выдачу кредита», которая представляла собой простой вычет суммы «комиссии» из тела кредита, выдаваемого на руки клиенту. Далее были запрещены всяческие комиссии за ведение ссудного счета. Наконец, от банков потребовали, чтобы в кредитном договоре в обязательном порядке проставлялась величина эффективной процентной ставки. Поскольку эти требования невозможно было игнорировать, коммерческие банки выполнили его, но чисто формально. Теперь эффективная процентная ставка указывалась мелким шрифтом, терявшимся в тексте договора. Пришлось законодательно (!) потребовать, чтобы размер шрифта, которым прописывалась процентная ставка, был аналогичен размеру шрифта в договоре. В конце концов банки нашли выход из положения: в течение всего периода переговоров между банком и клиентом эффективная процентная ставка либо вообще не обсуждалась, либо ее величина обещалась приемлемой для клиента. Только в момент подписания договора клиент обнаруживал, что эффективная процентная ставка достаточно велика. Поскольку издержки оформления договора со стороны заемщика были достаточно большими (да к тому же невозвратными), многие клиенты соглашались на условия договора.

Таким образом, федеральным структурам удалось немного оттеснить коммерческие банки и защитить основные права клиентов. Однако характерно именно то обстоятельство, что коммерческие банки и не подумали изменить манеру своего поведения. По-прежнему при заключении сделки они вводили клиентов в заблуждение, тщательно избегая таких способов обмана, которые могли бы быть квалифицированы как уголовно наказуемые. О прозрачности и честности со стороны коммерческого банка при заключении сделки не могло быть и речи. Возникает вопрос: были ли федеральные структуры до конца принципиальны и последовательны в своей борьбе за права клиентов? Ответ на этот вопрос отрицателен. Нет, защита прав клиентов не стала основной целью надзорных и регулирующих органов при налаживании взаимодействия между коммерческими банками и простыми россиянами.

Если бы Банк России грозил отзывом лицензии при обнаружении непорядочности в действиях коммерческого банка по отношению к своим клиентам, то, думается, стандарты взаимоотношений между банками и клиентами стали бы более цивилизованными и даже прозрачными. По-видимому, Банк России считает, что в современных условиях у него много более веских причин для отзыва лицензии коммерческого банка, чтобы добавлять к ним еще и непорядочность в отношении розничных клиентов. На самом деле это большая ошибка, за которую российская экономика (да и сам Банк России) уже платит высокую цену. А заплатит еще больше. И вот почему.

Довольно неустойчивой представляется ситуация, когда руководство коммерческого банка придерживается оппортунистической позиции в отношении своих клиентов и в то же время имеет открытую прозрачную позицию по отношению к регулятору. Эта догадка подтверждается историей банковского сектора России. Так, финансовый кризис 2008 года заставил руководство Банка России кардинально изменить свою позицию в спорах между коммерческими банками и их клиентами. Считая наибольшей опасностью для состояния банковской системы банкротство коммерческих банков, Банк России стал все чаще становиться на сторону банкиров, позволяя им совершать некоторые прегрешения, если только они не наносят вред финансовому состоянию банка. Банк России молчаливо согласился с тем, что допустимы любые средства, обеспечивающие прибыль коммерческого банка, как бы они ни были сомнительны с моральной точки зрения. Показательна в этом отношении история о трениях, возникших между клиентами и коммерческими банками по поводу пополнения депозитов. История вопроса такова.

Столкнувшись во время кризиса 2008 года с дефицитом ликвидности, коммерческие банки прибегли к помощи такого инструмента, как долгосрочные (24—36 месяцев) депозиты с высокой процентной ставкой. Спустя год, уже после прохождения пика кризиса, выяснилось, что опасения банков были преувеличенными, денежный рынок избавился от дефицита ликвидности и процентные ставки на межбанковском кредитном рынке существенно снизились. Однако ряд коммерческих банков продолжал нести тяжелые обязательства по долгосрочным депозитам граждан, открытым в разгар кризиса. Конечно, величина этих процентных расходов была неординарным явлением в период относительно дешевой ликвидности. Но, во-первых, доля этих платежей была пренебрежительно мала в общей сумме процентных расходов банка. Во-вторых, банк должен был нести хоть какую-то ответственность за то, что в свое время поддался панике. Хотя бы для того, чтобы впредь не повторять ошибок^[2].

Но даже такая скромная плата за собственную непредусмотрительность показалась некоторым коммерческим банкам чрезмерной, и они перешли в наступление на клиентов. Некоторые банки прекратили операции пополнения вклада, хотя такое ограничение не было предусмотрено в договоре. Другие коммерческие банки пошли еще дальше и прекратили выплаты высоких процентов по открытым депозитам, ссылаясь на то, что процентные ставки в экономике снизились. Надо ли говорить, что эти действия были предприняты вопреки подписанному договору. Интересно, что в этих случаях Банк России становился на сторону коммерческих банков, придавая тем самым видимость легитимности действиям, которые на самом деле нарушают существующие договоры в одностороннем порядке.

Эти зерна правового нигилизма, посеянные в период финансового кризиса 2008 года, проросли и напомнили о себе несколькими годами позже. Началось все с того, что Банк России, проигнорировав мировую практику, взялся за директивное регулирование процентных ставок на денежном рынке. Регулятор обратил, наконец, внимание на необычно высокие процентные ставки, сложившиеся в сфере кредитования населения. Снизить равновесную процентную ставку можно только двумя способами. Во-первых, охладив спрос на кредиты со стороны населения, например, через проведение политики ликвидации поголовной финансовой безграмотности. Второй путь состоял в том, чтобы всемерно поощрять конкуренцию на стороне предложения кредитов. Если бы был реализован первый путь, то кривая спроса на кредиты со стороны населения сместилась бы влево. Реализация второго варианта сдвинула бы вправо кривую предложения на рынке кредитования. И в том, и в другом случае мы бы стали свидетелями снижения равновесных процентных ставок. Однако руководству Банка России такой путь показался слишком сложным и организационно непростым (в этом руководство Банка России было абсолютно право). Поэтому был выбран самый простой, но в то же и самый неэффективный способ решения проблемы — директивное регулирование процентной ставки.

Рис. 6. Директивное регулирование процентной ставки.

Последствия директивного регулирования цен (а процентная ставка по кредиту — это и есть его цена) хорошо известны, и непонятно, почему в Банке России считали, что результаты его эксперимента будут противоречить мировому опыту. Эти последствия отображены на рис. 6. Кривая спроса на кредиты со стороны частного сектора отображена кривой M_D0, кривая предложения кредитных ресурсов со стороны коммерческих банков (и вообще финансовых институтов) — кривой M_so. Равновесная процентная ставка устанавливается на уровне i₀, но Центральный Банк рекомендует банкам продавать кредиты по ставке, не превышающей Ц. Если банки прислушиваются к рекомендации регулятора, то на рынке немедленно возникает дефицит. Некоторые домашние хозяйства теперь не могут приобрести кредит по установленной ставке i_v Однако коммерческие банки могут «пойти навстречу» домашним хозяйствам, если те согласятся платить за кредит полную процентную ставку i₀. Для этого у коммерческого банка есть масса возможностей. Проблема состоит только в том, насколько суровые санкции предусмотрены для нарушителей рекомендаций, и в том, насколько эффективен контроль за соблюдением собственных предписаний со стороны Центрального Банка. Практика показывает, что в распоряжении коммерческого банка находится достаточно много инструментов, позволяющих замаскировать от регулятора величину реальной (эффективной) процентной ставки. Недаром после того, как Банк России ввел максимальную процентную ставку, в практику вернулись, казалось, навсегда забытые инструменты оппортунизма: разнообразные комиссии, доплаты и страховки. К тому же Банк России, перегрузившись контрольными функциями, просто не успевает следить за соблюдением собственных предписаний. Таким образом, приняв закон, который практически безнаказанно коммерческие банки могли и не выполнять, Банк России только усилил настроения правового нигилизма в банковской среде.

Но Банк России и не думал останавливаться на пути директивного регулирования кредитного рынка. Вскоре он ввел норму, которая фактически установила «потолок» цен на рынке депозитов. Это решение с самого начала носило спорный характер^[3]. Вскоре, однако, выяснилось, что Банк России создал проблемы, которые ухудшили качество банковской системы и подорвали доверие населения к коммерческим банкам. Дело в том, что в тот период, когда коммерческие банки имели свободу в выборе величины процентной ставки по депозитам, контроль за их действиями со стороны Банка России был относительно несложной задачей. Коммерческие банки, столкнувшиеся с затруднениями, и коммерческие банки, ведущие агрессивную политику, сами подают сигнал Центральному Банку об имеющихся или ожидаемых проблемах. Таким сигналом служит необычно высокий уровень процентной ставки по депозитам.

Когда банк устанавливает ставку по депозитам, существенно выбивающуюся из основного ряда, он привлекает внимание не только потенциальных кредиторов, но и надзорного органа. Но когда все банки устанавливают одинаковые процентные ставки, они становятся неразличимыми для регулятора по внешним признакам. Теперь найти проблемный банк можно только случайным образом, притом что количество таких проблемных банков возросло, что, впрочем, до поры до времени оставалось незамеченным для Банка России. Лишенные возможности легально привлекать депозиты населения под более высокие процентные ставки, некоторые коммерческие банки начали более сложную игру с клиентами, обставляя открытие депозита различными преференциями, которые выводили фактическую процентную ставку на более высокий уровень. Таким образом, расходы банка росли, что подталкивало его к более рискованной политике при размещении ресурсов. Некоторые банки пустились во все тяжкие и стали применять мошеннические схемы^[4].

Завершая короткий и очень неполный обзор современной российской банковской практики выстраивания отноше²

ний с клиентами, мы должны ответить на вопрос: настолько ли опасно оппортунистическое поведение коммерческих банков, чтобы исследовать его как особую проблему? Велики ли потери, вызванные непорядочностью банков по отношению к клиентам? И, соответственно, насколько значителен будет выигрыш, если сделки между банком и домашними хозяйствами будут совершаться в дружественной атмосфере?

Чтобы ответить на эти вопросы, зададимся другим, более общим: для чего вообще нужна двухуровневая банковская система? В современной экономике она используется как инструмент, с помощью которого Центральный Банк способен эффективно повлиять на величину денежного предложения. В частности, увеличение денежного предложения в конце концов неизбежно приводит к снижению уровня процентных ставок в экономике. Вслед за этим увеличивается инвестиционный спрос и потребительские расходы, и экономика выходит из рецессии. Действуя в противоположном направлении, то есть сжимая денежную массу, Центральный банк предотвращает перегрев экономики и надувание пузырей на фондовом рынке и рынке недвижимости. Коммерческие банки представляют для Центрального банка интерес только как передаточные звенья между ним и денежным рынком, призванные усилить сигнал, подаваемый частному сектору со стороны самого Центрального банка. При этом система коммерческих банков должна все время находиться в работоспособном состоянии. Это значит, что балансы коммерческих банков должны опираться на первоклассные ликвидные активы, а сами банки должны быть прибыльными предприятиями.

Порой создается впечатление, что Банк России направил все свои силы на достижение этой второй задачи — обеспечения прибыльности и надежности коммерческих банков, позабыв о том, что конечная цель проводимой им политики лежит в области макроэкономики. Убедительным свидетельством в пользу именно такой иерархии приоритетов Банка России является современная ситуация на рынке кредитования. Банк России добился без преувеличения грандиозного успеха на фронте борьбы с инфляцией, доведя ее до уровня 4%. Но процентные ставки в реальном секторе экономики обнаружили удивительную неэластичность в сторону понижения, тем самым обесценив успехи антиинфляционной политики регулятора. Ведь одним из ожидаемых последствий победы над инфляцией было хотя бы номинальное снижение процентных ставок и последующее расширение совокупного спроса за счет увеличения спроса на кредиты со стороны частного сектора. Однако у коммерческих банков нет причин отказываться от избранной ими стратегии высокой маржинализации сделок. К тому же они еще на много лет вперед избавлены от конкуренции со стороны финансовых институтов, придерживающихся стратегии максимизации прибыли за счет увеличения количества и разнообразия заключаемых сделок. Поэтому не стоит удивляться, что процентные ставки или остались на прежнем уровне, или двинулись вниз с большим опозданием и с не меньшим отставанием от темпов падения инфляции.

В настоящий момент экономика России находится в фазе рецессии. Вывести ее оттуда может только расширение совокупного спроса. Традиционно такой выход обеспечивается за счет роста кредитования частного сектора. Но при таком высоком уровне процентных ставок объем выданных кредитов если и начнет расти, то темпами, недостаточными для обеспечения уверенного экономического роста. Трудно рассчитывать, что домашние хозяйства взвалят на себя дополнительные обязательства, если плата за кредит столь велика. Те домашние хозяйства, которые простодушно набирают по несколько кредитов, не в счет, поскольку фактически они только увеличивают обязательства коммерческих банков. Еще один фактор, который, даже если ставки снизятся, будет в течение некоторого времени сдерживать кредитование — это невозможность перекредитования для тех домашних хозяйств, кто связал себя кредитами в прошлом периоде. В свое время банки полностью отказались от так называемых дифференцированных платежей по кредиту, заменив их аннуитетными платежами. Представители коммерческих банков заявляют, что это никак не отражается на полной стоимости кредита. Но это верно лишь в том случае, если клиент не собирается закрыть кредитную линию досрочно. В этом случае он проигрывает. Еще один пример того, как никем не сдерживаемая страсть банков к сиюминутной максимизации прибыли оборачивается против экономики в целом.

Стремление к предельной маржинализации сделок, присущее российским коммерческим банкам, существенно ограничивает возможности Банка России увеличить денежную массу и тем самым позитивно повлиять на темпы экономического роста страны. Но даже если предположить, что банки готовы снизить процентные ставки, то препятствием для роста кредитования станет то недоверие к коммерческим банкам со стороны частного сектора экономики, которое на протяжении десятилетий насаживали и культивировали сами коммерческие банки. Представляется, что миллионы российских домашних хозяйств зареклись обращаться за кредитом в официальные структуры, столкнувшись с непорядочностью и пренебрежением со стороны российских коммерческих банков. Потребуются годы безупречной работы банков, возглавляемых честными людьми, чтобы вернуть доверие россиян, пущенное по ветру их предшественниками.

• [1] Если бы существовала такая возможность, то банк попытался бы удержать клиента на кривой безразличия ивЛ, то есть на том уровне благосостояния, где клиент находился еще до заключения контракта с банком. Тогда банксмог бы заключить контракт в точке X и получить максимальный выигрышот сделки с клиентом. Большего выигрыша банк получить не может, посколькупри попытке банка увеличить свои выгоды в одностороннем порядке клиентпросто откажется от заключения контракта.
• [2] Действительно, коммерческие банки сделали надлежащие выводыиз этой истории. Когда спустя 6 лет, в декабре 2014 года, российский денежный рынок вновь попал в кризисную ситуацию, то коммерческие банки, каки следовало ожидать, вновь бросились к частным лицам с предложением незаурядно высоких ставок по депозитам. Но теперь срок действия этих депозитовбыл не в пример прошлому кризису короче. У большинства банков он не превышал 3—6 месяцев. Считанное количество банков предлагали клиентамдепозиты продолжительностью в один год. Никто не открывал высокодоходные депозиты на более продолжительный период.
• [3] Согласно распоряжению Банка России, ставка по депозитам коммерческого банка не могла превышать средневзвешенную ставку по депозитам10 крупнейших банков более чем на 2%. Учитывая, что десятка крупнейшихбанков России почти полностью представлена государственными банками, не испытывающими проблем с ликвидностью, принятие такого решенияносит явно дискриминационный характер.
• [4] После краха «Мособлбанка», «Мастер-банка» и некоторых других выяснилось, что в последние годы своей деятельности они начали создавать «забалансовые» депозиты. Для клиента оставалось неизвестным (конечно, вплотьдо краха банковской структуры), что на самом деле его деньги так и не былиобращены в депозиты. Да и как он мог узнать об этом, если банк регулярноначислял и выплачивал ему обещанные высокие проценты, а при обращениив банк он сталкивался со стандартными процедурами вплоть до возможностиотозвать депозит по первому требованию. Однако этот депозит не был оформлен по стандартным правилам и потому оставался «невидимым» для регулятора.