Метафоры в PR-текстах на примерах речи политиков и журналистов

Министерство образования и науки Российской Федерации

Федеральное агентство по образованию

Санкт-Петербургская государственная академия сервиса и экономики

Курсовая работа

по стилистике

на тему: Метафора в pr-текстах на примере речи политиков и журналистов

Санкт-Петербург

1. Метафора как PR-прием

1.1 Понятие метафоры

1.2 Изучение языка политика за рубежом

1.3 Изучение политического дискурса в России

2. Метафоры в речи политиков и журналистов

2.1 Метафоры в газетных публикациях

2.2 Использование «агрессивных» метафор

Заключение

Приложения

Политическая метафора в последние годы привлекает к себе внимание многих исследователей. Число публикаций, посвященных анализу того, какие метафоры используют политики и журналисты разных стран и как это влияет на общественное сознание и политическую жизнь, постоянно растет. С одной стороны, интерес к языку политики вообще (и к политическим метафорам в частности) объясняется особенностями жизни в современном мире: бурным развитием информационных технологий, возрастающей ролью средств массовой информации, тенденцией к глобализации. В условиях, когда публичное слово приобретает повышенную значимость, метафора оказывается для политика инструментом, позволяющим тонко регулировать настроения в обществе. Анализ используемых политиком метафор, следовательно, дает возможность выявить его скрытые установки и цели. Как остроумно замечает А. Н. Баранов, перифразируя известную поговорку, «…скажи мне, какие метафоры ты используешь, и я скажу тебе, кто ты» Баранов А. Н. Очерк когнитивной теории метафоры// Баранов А. Н., Караулов Ю. Н. Русская политическая метафора (материалы к словарю). — М., 1991. С. 190. Так метафора, первоначально относившаяся к сфере риторики, а позднее вошедшая в ведение лингвистики, попадает в поле зрения таких общественных наук, как социальная и политическая психология, социология, теория коммуникации, связи с общественностью.

С другой стороны, представляется, что есть и собственно научные причины наблюдаемого в последние годы «всплеска» интереса к политической метафоре. Во-первых, выдвинутый известными теоретиками когнитивной лингвистики Дж. Лакоффом и М. Джонсоном новый взгляд на метафору См.: Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем// Теория метафоры: сборник. — М., 1990. коренным образом изменил понимание природы и сущности этого феномена. Предложенный ими подход стал активно применяться и к метафорам в политике, способствуя расширению соответствующих исследований. Во-вторых, под воздействием упомянутых выше экстралингвистических факторов усилился интерес к языку политики со стороны исследователей дискурса. Изучаются выступления политических деятелей, документы общественно-политических партий и движений, публикации в средствах массовой информации и пр., а также язык круглых столов, теледебатов, предвыборных выступлений кандидатов и агитационной литературы — в том числе и с точки зрения задействованных в них метафор. В-третьих, в последние десятилетия широко обсуждается весь комплекс вопросов, связанных с речевым воздействием. В частности, наблюдается возрождение риторики в ее античных традициях и актуализация изначальной связи метафоры с политикой через область политической аргументации.

Все вышесказанное определяет актуальность данной курсовой работы.

Целью данной работы является рассмотрение метафоры как PR-приема в языке политики.

Цель работы поставила следующие задачи:

1. определение понятия метафоры как PR-приема;

2. выявление особенностей использования метафоры в речи политиков и журналистов;

3. анализ функционирования метафоры как PR-приема на примере выступлений политиков, а также в СМИ.

Объектом исследования выступает метафора в публичных текстах.

Предметом исследования являются особенности структуры и функционирования метафоры в языке политики.

В качестве рабочего материала для исследования мы предполагаем использовать преимущественно российские газеты последних лет, как достаточно структурированное и наиболее доступное для исследования средство массовой информации. В исследовании был использован материал «Словарь русских политических метафор» Баранова А. Н. и Караулов Ю.Н.

Теоретической основой для данной работы послужили учения Арутюновой Н. Д., Гака В. Г., Добренко Е., Скляревской Г. Н., Харченко В. К. и других.

В качестве методологических основ нашего исследования мы предполагаем, использовать различные дефиниции метафоры как коммуникативного средства языка.

Работа состоит из введения, двух глав и заключения и двух приложений. В первой части предпринята попытка обобщить теории различных лингвистов и сформулировать понятие метафоры. Во второй части рассматриваются конкретные примеры использования метафоры в речи политиков и в газетных публикациях, делается анализ использованных метафор.

В приложении приведены тексты использованных статей для анализа.

1. Метафора как PR-прием

1.1 Понятие метафоры

Для начала определимся с терминами. Наиболее общее определение метафоры — «…стилистический троп, заключающийся в перенесении свойств одного предмета (явления) на другой на основании признака, общего для обоих сопоставляемых членов» См.: Советский энциклопедический словарь. Под. ред. А. М. Прохорова. М., 1979;1988. Такое определение даёт «Советский энциклопедический словарь» 1979;го года. Классический же словарь Михельсона «Русская мысль и речь» определяет метафору ещё проще: «Метафора — иносказание — в переносном смысле сказанное» См.: Михельсон М. И. Русская мысль и речь. — СПб., 1896−1912.

Метафора прочно вошла в публицистический арсенал активных средств воздействия на читателя. Утверждение Аристотеля: «Всего важнее — быть искусным в метафорах, перенять их от другого нельзя; это — признак таланта» Аристотель. Поэтика// Античные теории языка и стиля. — М., Лен-д, 1936. С. 178. — остается основополагающим принципом художественного творчества и одним из критериев мастерства писателя и журналиста.

Не зря в известной монографии Г. Н. Скляревской в качестве эпиграфа взяты слова Мандельштама: «Только через метафору раскрывается материя, ибо нет бытия вне сравнения, ибо само бытие есть сравнение» Скляревская Г. Н. Метафора в системе языка. — СПб, 1993. С. 8.

Исследование метафоры становится тотальным. Изучаются ее стилистические возможности, семантика и функции, закономерности метафоризации, устройство метафорического знака. Так, В. Г. Гак, говоря о метафоре в языке, отмечает ее универсальность, проявляющуюся в «…пространстве и во времени, в структуре языка и функционировании. Она присуща всем языкам во все эпохи, она охватывает разные аспекты языка и обнаруживается во всех его функциональных разновидностях» Гак В. Г. Метафора: универсальное и специфическое// Метафора в языке и в тексте. — М., 1988. С. 11. По мнению Арутюновой Н. Д., метафора «…служит тем орудием мысли, при помощи которого нам удается достигнуть самых отдаленных участков нашего концептуального поля» Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс// Теория метафоры: сборник. — М., 1990. С. 5−32. Лакофф Д. и Джонсон М. утверждают, что метафора «…пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и действии» Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем// Теория метафоры: сборник. — М., 1990. С. 396. Современная когнитивная лингвистика считает метафору не тропом, призванным украсить речь и сделать образ более понятным, а формой мышления. В коммуникативной деятельности метафора — важное средство воздействия на интеллект, чувства и волю адресата.

Язык политики как «особая знаковая система, предназначенная именно для политической коммуникации» Баранов, А.Н.; Казакевич, Е. Г. Парламентские дебаты: традиции и новации// Новое в жизни, науке, технике. — 1991, № 10. С. 6., привлекает внимание многих исследователей. К нему обращаются как лингвисты, так и политологи, социологи, исследователи публичной коммуникации, осознавшие, что политика — это в значительной степени дело языка. Действительно, трудно переоценить роль языка в переговорах на высшем уровне, международных договорах, выступлениях политических и государственных деятелей, парламентских дебатах и т. д. Изучение политического дискурса особенно актуально в условиях демократического общества, так как демократия — это не столько совокупность процедур и их применения, сколько диалогическое взаимодействие между различными политическими партиями, общественными движениями и даже отдельными людьми.

1.2 Изучение языка политика за рубежом

Зарубежные исследователи приписывают роль первопроходца в изучении языка политики Гарольду Лассвеллу. На Западе хорошо известны его суждения о зависимости стиля языка от политической ситуации. Особенно часто цитируются его слова о том, что некоторые изменения в стиле языка могут предвещать назревающий кризис или постепенное ослабление демократии. Вообще, изучение политического дискурса имеет прочные традиции в западных странах, которые практически неизвестны отечественному читателю. Чуть ли не единственным исключением можно считать сборник под редакцией Патрика Серио См.: Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М., 1999., дающий некоторое представление о французской школе политической лексикологии.

Становление политической лингвистики на Западе, похоже, приводит к пересмотру самого понятия политического дискурса. Если, вслед за Е. И. Шейгал, анализировать данный концепт в терминах ядра и периферии, следует констатировать стремительное расширение его объема за счет размывания границ периферии. Если ранее в центре внимания оказывались преимущественно жанры, которые в максимальной степени соответствуют основному назначению политической коммуникации — борьбе за власть (публичные выступления политиков, парламентские дебаты, официальные документы), то в последнее время исследователи все чаще обращаются к анализу политической рекламы, мемуаров политиков, дискурса СМИ, материалов теледебатов, круглых столов и прочих пограничных жанров. Более того, обозначилась тенденция рассматривать любой публичный дискурс, даже не связанный с политической проблематикой, как потенциально политический, так как любое публичное использование языка может оказаться политически значимым для граждан.

В политологии политика традиционно связывается с понятием власти, поэтому язык политики можно определить как язык власти. Это привлекает к его исследованию представителей так называемого критического анализа дискурса — направления, ставящего своей целью выявление и разоблачение скрытых в языке отношений власти, неравенства и дискриминации.

1.3 Изучение политического дискурса в России

В России по понятным причинам изучение политического дискурса начало развиваться лишь в последние 10−15 лет, и пространство политической лингвистики еще только приобретает очертания. Однако уже можно отметить ряд серьезных исследований, выполненных на материале русского языка. Это работы широкого, обобщающего характера, но, к сожалению, они не могут компенсировать недостаток публикаций, посвященных анализу конкретных образцов устного или письменного дискурса. На Западе, напротив, подробный разбор того или иного частного примера — практически обязательный компонент работ в области дискурсивного анализа. Сосредоточенность на небольшом конкретном материале (обычно записи устной коммуникации) позволяет детально его изучить, привлекая к рассмотрению широкий спектр языковых (в том числе просодических), а иногда и паралингвистических средств выражения. Подобные исследования требуют от автора умения представлять устную речь на письме при помощи той или иной нотации, тонко анализировать материал, обосновывать свои интерпретации. Некоторое представление о применении методов качественного и количественного анализа к образцам современного политического дискурса и дискурса СМИ русскоязычный читатель может составить по издаваемой в Минске серии коллективных монографий «Методология исследований политического дискурса: Актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов» См.: Методология исследований политического дискурса: Актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов. Минск, 1998, вып. 1; 2000, вып. 2.

Метафора представляет интерес для исследователей дискурса как мощный инструмент создания новых смыслов и эмоционального воздействия. Особенно ярко это проявляется в тоталитарном обществе, где метафоры служат для формирования и поддержания лежащих в его основе мифологем. Этот механизм подробно рассматривается в книге Элеоноры Лассан См.: Лассан Э. Дискурс власти и инакомыслия в СССР: когнитивно-риторический анализ. — Вильнюс, 1995. Автор исходит из того, что в основе идеологизированного сознания лежат бинарные оппозиции типа индивидуализм — альтруизм, коммунизм — антикоммунизм и т. п. Они получают свое воплощение в метафорах, которые, как демонстрирует Лассан, содержательно организуют дискурс, разворачиваясь в метафорические сценарии, отсылая к фреймам и пр.

Уже отмечалось, что, независимо от типа дискурса, центральное место в тоталитарном дискурсе принадлежит военной метафоре. Так, исследователь литературы сталинской эпохи констатирует, что метафора мир как война пронизывает ее семантическое пространство: «Война есть естественная и всегда желанная среда-контекст тоталитарной культуры» Добренко Е. Метафора власти: Литература сталинской эпохи в историческом освещении. — Мюнхен, 1993. С. 161. Прослеживая эволюцию советской литературы с 1930;х по 1950;е гг., он показывает, как тема перманентной войны сменяет тему перманентной революции и как затем она трансформируется в идеологию борьбы за мир.

Автор отмечает и другой распространенный в сталинскую эпоху тип метафор — «семейные» метафоры, ср.: Родина-мать, отец народов, народы-братья, республики-сестры. По его мнению, «обратная» замена социальных связей семейными обусловлена тем, что тоталитарная культура опирается на патриархальное сознание. В более глубинном смысле, «эта семейственность, внедряемая и культивируемая властью, призвана была скрыть то, что находилось в сфере бессознательного, компенсировать естественную потребность человеческого бытия в связи с окружающим миром и в стремлении избежать одиночества в большой семье и большой родне» Добренко Е. Метафора власти: Литература сталинской эпохи в историческом освещении. — Мюнхен, 1993. С. 56.

Книга Виктора Клемперера предоставляет богатый материал для исследования параллелей между немецким языком Третьего рейха и русским языком советского периода. Ср., например, его многочисленные замечания, касающиеся повышенной эмоциональности, даже экзальтированности публичного языка Клемперер В. Язык Третьего рейха. — М., 1998. С. 50. с наблюдением Добренко о том, что характерной чертой советской литературы 1930;х гг. является экзальтация Добренко Е. Метафора власти: Литература сталинской эпохи в историческом освещении. — Мюнхен, 1993. С. 161. По-видимому, характерной особенностью является и засилье семантики суперлатива, реализующейся в отдельных словах и высказываниях (великий, лучший, тотальный, уникальный, всенародный, всемирно-исторический, неповторимый, бесчисленный (о потерях противника), мировая держава, Мир слушает фюрера и т. д.).

Что касается метафор, то Клемперер констатирует широкое использование «технических» метафор по отношению к человеку и его работе: так, человек на своем посту уподоблялся мотору, работающему на предельных оборотах, ср. также подключиться, с полной нагрузкой, хорошо отлаженное управление Клемперер В. Язык Третьего рейха. — М., 1998. С. 96−102. Схожее замечание, касающееся русского языка, было высказано А. Н. Барановым: «Одной из важнейших задач по изменению общественного сознания в период после октября 1917 года была попытка совмещения органистического способа мышления (представленного метафорами организма, растения, дерева, человека), которое имело глубокие корни в русском социуме, с механистическим, рациональным мышлением, фиксированным в метафорах механизма, строительства, машины, мотора и пр. <�…>, ср. известное Нам разум дал стальные руки-крылья, а вместо сердца — пламенный мотор» Баранов, А.Н.; Казакевич, Е. Г. Парламентские дебаты: традиции и новации// Новое в жизни, науке, технике. — 1991, № 10. С. 6.

2. Метафоры в речи политиков и журналистов

2.1 Метафоры в газетных публикациях

Сфера политических языковых игр, по идее, должна быть бедна метафорами, т.к. речь публичного политика в изрядной степени состоит из комиссивных актов (предвыборных обещаний и т. п.), степень последующего воплощения которых в реальность должна быть контролируема. Но, как только центр тяжести переносится на эмоциональное воздействие, что в политической жизни (из-за низкой политической, экономической и т. п. грамотности электората) случается чрезвычайно часто, запрет на метафору снимается. Так, когда в речи ультиматум вырождается в угрозу, имеющую своей целью устрашение, он может быть выражен метафорически. Сфера выражения эмоций и эмоционального давления вносит, как в обыденную, так и в политическую речь элемент артистизма, а вместе с ним и метафору.

Разнообразные метафорические модели политического дискурса представлены в «Словаре русских политических метафор» А. Н. Баранова и Ю. Н. Караулова (далее — СРПМ). При этом «свойством» оскорбления и издевки обладают далеко не все. Из списка наиболее частотных метафорических моделей в соответствии с задачами нашего исследования мы выбрали те, где объектом метафорического осмысления являются политические лидеры и вожди, а также политическая жизнь в целом.

1. Концепт «театр»: политики — актеры, а политическая жизнь — театр, игра, цирк, аттракцион. Метафорическая модель актуализирует значение «ненастоящей» жизни, игры, предназначенной для зрителя, неискренности персонажей политического спектакля.

(1) В популистском спектакле «Новый курс» Гайдар приготовил себе трамплин для ухода от ответственности за все содеянное (Комсомольская правда. 1995. 25 мая).

(2) В течение более 6 лет Горбачев проделывал трюк изощренного канатоходца (Комсомольская правда. 1994. 21 янв.).

2. Концепт «криминальный мир»: политические лидеры — шпана, паханы, вожаки, надсмотрщики, «кремлевские отцы», фраера.

(3) А. Собчак — «крестный отец» города (СРПМ, с.281).

3. Концепт «ирреальный (инфернальный) мир»: политики — сверхъестественные (злые) существа (идолы, дьяволы, падшие ангелы, черти, лжепророки, зомби).

(4) Он (Ельцин) совратил … молодую российскую демократию. …Дьявол во плоти, да и только. (СРПМ, с.271).

(5) Рядовые «демократические» зомби… (СРПМ, с.295).

4. Концепт «животный мир»: политики — хищники, стадо.

(6) Вокруг него, словно голодные пираньи вокруг куска живого мяса, собираются другие невежды (СРПМ, с.237).

5. Концепт «субъект власти»: царь, король, государь, королевская особа, дворянин.

(7) Король перестройки гол, ослепительно гол, а портные, шьющие ему фрачную пару, упаковывают свои чемоданы (СРПМ, с.253).

(8) Ельцин хочет… сесть удельным князьком в России (СРПМ, с.264).

6. Концепт «сексуальные отношения»: политики — проститутки, сексбомбы, сексуальные гиганты.

(9) Ельцин, ты — политическая проститутка (СРПМ, с.268).

(10) Подними любого сантехника или шофера ночью с постели и поручи организацию государственного переворота — он сделает все гораздо лучше, чем сексбомба Янаев (СРПМ, с.274).

7. Концепт «смерть»: лидеры — политические трупы.

(11) Не пожелав смириться с ролью политического трупа, бывший председатель Совмина Рыжков согласился сыграть… претендента на пост российского президента (СРПМ, с. 272).

Таким образом, в представленных выше метафорических моделях политическая жизнь предстает как мир закулисных игр, мир криминальных разборок, нечеловеческих отношений, животных страстей, а политические деятели — как типичные представители этого ирреального мира. Разумеется, представленная выборка отражает далеко не все метафорические модели, обладающие «оскорбительным» потенциалом (например, политик — больной, пациент и т. д.), — здесь продемонстрированы наиболее продуктивные.

Разновидностью метафоры (если понимать метафору в широком смысле) можно считать аллюзию — особый прием текстообразования, заключающийся в соотнесении содержания текста с прецедентным фактом, историческим или литературным.

(12) А Ельцин за взятие Дома Советов, за обильную кровь чуждых генералу русских людей нацепил ему (Грачеву) придуманный Бурбулисом орден. И он сияет на грачиной груди так же ослепительно, как орден Победы на груди маршала Жукова, полученный за взятие фашистского Берлина (Новое время. 1993. 16 июня).

Иллокутивная сила данного высказывания заключается в обвинении: Ельцин наградил убийцу. Аллюзия на исторический факт построена по принципу скрытой антитезы: Жуков взял оплот врага, а Грачев… Дом Советов в своей стране. Перлокутивный эффект — оскорбление — усиливается за счет лексического значения слова «нацепил» (отрицательный коннотат: 'надел безо всяких на то причин') и не соответствующей норме словообразовательной модели «на грачиной груди» (вместо грачевской или груди Грачева).

Аллюзия может быть не только исторической, но и литературной. Она строится на ассоциативной связи с каким-либо литературным произведением, персонажем, эпизодом.

(13) Верховный Совет боролся с Ельциным по определенным правилам, предложенным в Конституции. Когда Борис Николаевич увидел, что ему ставят «мат», он взял эту «шахматную доску» и трахнул по голове того, с кем играл (Коммерческие вести. 1994. 28 марта).

В тексте содержится прозрачный намек на известный эпизод из романа «Двенадцать стульев», случившийся с лжегроссмейстером Остапом Бендером. Аллюзия подталкивает к выводу: президент играет не по правилам, мошенничает, предпочитает действовать с позиции силы. Образ Остапа Бендера многократно используется в политическом дискурсе для обличения нечестности, нечистоплотности.

(14) Поразмыслив на досуге о плодах своего титанического труда на ниве российской экономики и памятуя заповеди известного литературного героя — «главное в профессии вора — вовремя смыться», Е. Т. Гайдар решил, что ему пора «брать ноги в руки» (Омское время. 1994. 25 апр.)

метафора политика языковой газетный

2.2 Использование «агрессивных» метафор

Одной из характерных черт современных СМИ является использование «агрессивных» метафор. Посредством метафоры вводится любой «возможный мир». Становясь в зависимость от «человеческого фактора», метафора приобретает те ценностные коннотации, которые имеются в мире людей. Оценочные метафоры, возникающие в тексте, и их комбинации могут быть разнообразными и ограничиваются лишь самыми общими законами метафоризации.

Даже самый поверхностный анализ газетных текстов делает ясным, что нам пытаются навязать видение мира через призму метафоры войны (наша жизнь определяется метафорой войны и жестокой драки). Для описания и характеристики социальных, политических, экономических процессов, происходящих в обществе, используются слова и выражения военной тематики. Первой ласточкой стала его конфронтация с А. Чубайсом. Со временем врагов прибавлялось… Сначала на него обрушился шквал публикаций… В конце концов объединенному фронту Чубайса, Березовского… удалось-таки влить в душу Ельцина ревность…(АиФ, 1999, № 16).

Рассмотрим статью О. Костенко-Поповой «Теледуэль: целятся друг в друга, попадают в зрителя» (АиФ, 1999, № 40). Автор ставит своей задачей проанализировать ситуацию, сложившуюся на телевидении, и осудить языковую агрессию телеведущего, о чем можно судить по названию статьи. События, о которых идет речь, далеки от военных действий. Однако автор статьи, состоящей из 170 строк, обильно использует военную лексику и фразеологию: война (информационная, со зрителями), стратегические цели, целиться в кого-либо, попадать в кого-либо и др. В этой статье происходит метафорическое переосмысление специальной лексики за счет потери терминологичности в несвойственном ей тематическом окружении.

Метафора войны в данном тексте создается благодаря использованию не только военной лексики, но и лексики, которая актуализирует сему «война, боевые действия» за счет контекстного окружения: наскоки, зловещий скрежет, махание дубинками, дубинка о двух концах. Кроме того, встречаются инновации теледуэль и телеатаки.

В развертывании метафорического образа войны в данной статье важную роль играет скрытая антитеза мир-война. Мирная жизнь телезрителей противопоставляется войне на телевидении: Воскресный вечер, девять часов. Обычная российская семья расселась по креслам перед телевизором — допить чай с плюшками и ещё на чуть-чуть забыть о неумолимом приближении рабочего понедельника. — Зловещий скрежет красных шестеренок (неплохая такая воскресная заставка!), и вот он, герой нашего времени; Страшно не за Лужкова (Чубайса, Примакова) — они выстоят… — Страшно за нас с вами… Хотя автор пытается противопоставить мир телезрителей и мир телевидения, читатели статьи оказываются вовлечёнными в информационную войну и становятся объектами агрессивного воздействия всех СМИ, в том числе и этой статьи.

Используя метафору войны с целью осуждения С. Доренко, автор сама использует разнообразные средства языковой агрессии: разговорную лексику (обрубить, облаять, перлы); грубо-просторечные слова (отмочить, дерьмо, лепить поводы); жаргонизмы (беспредел, делёж пирога), скрытое сравнение (Доренко без ошейника) и др.

Таким образом, языковая агрессия основана на манипуляции сознанием получателя информации, базируется на некритичном восприятии текстов. Усилению воздействия способствует её имплицитный характер, обходящий порог сознания и воздействующий на бессознательную сферу потребителя информации.

Заключение

Политическая метафора в наши дни привлекает внимание многих исследователей — не только лингвистов, но и политологов, социологов, психологов, специалистов по связям с общественностью. Тому есть как внешние, так и сугубо лингвистические причины, связанные с бурным развитием таких новых междисциплинарных областей, как когнитивная лингвистика и дискурсивный анализ, а также возрождением риторики в форме неориторических концепций. Когнитивная лингвистика подчеркивает связь политической метафоры с мышлением и понятийной системой человека, дискурсивный анализ рассматривает ее как орудие политики и власти, риторика акцентирует ее роль в речевом воздействии. Благодаря этим разным перспективам, феномен политической метафоры обретает многомерность, становясь продуктом языка, мышления, общества, культуры.

Как и другие технологии речевого воздействия, политическая метафора становится всё более управляемым явлением. Повышается и эффективность её применения: политическая метафора чутко реагирует на события в стране и на языковую моду. Последнее время в политической метафоре (как и в других техниках речевого воздействия) в СМИ всё чаще применяется лексика, ранее в языке СМИ недопустимая: молодёжный сленг, уголовное арго, лексика других «низовых» уровней языка. Это необходимо именно как рецепция создателями политической метафоры традиций реципиента, обеспечивающая степень эффективности речевого воздействия. В стране множатся PR-, маркетинговые, имиджевые и т. п. агентства и проч., ведутся лингвистические, социологические и психологические исследования, т. е. создание (или «раскрутка» созданных стихийно) политических метафор всё более уходит в руки профессионалов.

В данной работе мы сделали попытку обобщить представления о метафоре, а также проанализировать ее использование в языке политики.

1. Аристотель. Поэтика// Античные теории языка и стиля. — М., Лен-д, 1936.

2. Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс// Теория метафоры: сборник. — М., 1990.

3. Баранов, А.Н.; Казакевич, Е. Г. Парламентские дебаты: традиции и новации// Новое в жизни, науке, технике. — 1991, № 10.

4. Баранов А. Н., Караулов Ю. Н. Словарь русских политических метафор. — М., 1994.

5. Баранов А. Н. Очерк когнитивной теории метафоры// Баранов А. Н., Караулов Ю. Н. Русская политическая метафора (материалы к словарю). — М., 1991.

6. Гак В. Г. Метафора: универсальное и специфическое// Метафора в языке и в тексте. — М., 1988.

7. Добренко Е. Метафора власти: Литература сталинской эпохи в историческом освещении. — Мюнхен, 1993.

8. Кашкин В. Б., Шаталов Д. Г. Метафора как средство активного познания// Язык, коммуникация и социальная среда. — Воронеж, 2006.

9. Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. М., 1999.

10. Клемперер В. Язык Третьего рейха. — М., 1998.

11. Лакофф Д., Джонсон М. Метафоры, которыми мы живем// Теория метафоры: сборник. — М., 1990.

12. Лассан Э. Дискурс власти и инакомыслия в СССР: когнитивно-риторический анализ. — Вильнюс, 1995.

13. Михельсон М. И. Русская мысль и речь. — СПб., 1896−1912.

14. Методология исследований политического дискурса: Актуальные проблемы содержательного анализа общественно-политических текстов. Минск, 1998, вып. 1; 2000, вып. 2.

15. Скляревская Г. Н. Метафора в системе языка. — СПб, 1993.

16. Советский энциклопедический словарь. Под. ред. А. М. Прохорова. М., 1979;1988.

17. Харченко В. К. Функции метафоры. Лингвистика: Учебное пособие. — Воронеж, 1992.

18. Шейгал Е. И. Структура и границы политического дискурса// Филология — Philologica, 1998, № 14.

Приложения

Приложение 1

Лужков — наследник престола?

Виталий ЦЕПЛЯЕВ, Петр МОРОЗОВ (АиФ, 1999, № 16)

ПОСЛЕ того как Борис ЕЛЬЦИН дважды в течение трех недель встретился с мэром Москвы Юрием ЛУЖКОВЫМ, многим показалось, что президент наконец сделал выбор. Словно подтверждая догадки, Лужков на публике как-то хитро улыбается.

В. РЫЖКОВ: Что касается наследника — у Ельцина его точно не будет. Новым президентом станет самостоятельный политик, не обязанный этим постом предшественнику. Может быть, даже избранный вопреки ему.

В. АНПИЛОВ: Наследником Кремля Лужкову никогда не стать. Ельцин его все равно обманет, как бы тот ни выслуживался. Тайное желание Ельцина — передать власть по наследству дочери.

В. ЖИРИНОВСКИЙ: Я думаю, что Юрий Михайлович может перевесить Виктора Степановича в глазах Ельцина. Лужков сделал Москву самым богатым городом мира. А провинция, которой занимался пять лет Черномырдин, голая и нищая.

С. ЯСТРЖЕМБСКИЙ: Ельцин и Лужков изначально были соратниками. Длительная пауза в их отношениях — целенаправленная «разводка», осуществленная прежде всего прежним главой президентской администрации В. Юмашевым. Новое руководство администрации, видимо, пришло к правильному выводу о том, что возобновление контактов между Ельциным и Лужковым необходимо.

История любви ЕCЛИ свою производственно-номенклатурную карьеру Ю. Лужков сделал целиком сам, то взлетом он во многом обязан Борису Николаевичу. Именно Б. Ельцин после отставки Г. Попова летом 92-го своим указом назначил Лужкова мэром Москвы.

Ельцин благоволил к Лужкову и гораздо позже, когда тот выступил против приватизации по Чубайсу и предложил свой вариант.

Все это время Лужков платил своему президенту сторицей. Сам он говорил: «У меня одна любовь — Москва, одна любовь — жена, одна любовь — президент». В августе 91-го, как говорят, он послал матом гэкачепистов, протянувших ему руку дружбы.

В феврале 92-го активно поддерживал запрет коммунистической демонстрации и ее разгон с участием милиции. В конце того же года, когда обострилась конфронтация Ельцина со Съездом, окружил Кремль машинами, груженными бетонными плитами.

В мае 93-го санкционировал разгон первомайской коммунистической демонстрации. Осенью полностью поддержал ельцинский указ # 1400 о роспуске парламента, а потом велел отключить от мятежного «Белого дома» свет, воду, телефоны.

В 95-м Лужков не раз говорил, что поддерживает действия президента и правительства в Чечне.

История ненависти ПРИ ВСЕЙ своей безграничной преданности президенту лично Лужков никогда не стеснялся в критике президентских приближенных. Первой ласточкой стала его конфронтация с А. Чубайсом. Со временем врагов прибавлялось, и зимой 94/95-го он попал в настоящую опалу. Сначала на него обрушился шквал публикаций в правительственной «Российской газете», где его обвиняли в коррупции и — самое страшное! — в президентских амбициях. Потом Служба безопасности президента положила в снег людей из близкого мэру «Мост-банка».

Лужков терялся в догадках — чем он не угодил президенту? Как выяснилось — ничем. Вернее, это президенту он ничего плохого не сделал. Зато мешал кое-кому из его окружения. Нетрудно увидеть: за «Росгазетой» стоял В. Черномырдин, за спецслужбами — А. Коржаков. А за ними обоими — Б. Березовский.

В конце концов объединенному фронту Чубайса, Березовского и примкнувшей к ним Службе безопасности президента удалось-таки влить в душу Ельцина ревность, переходящую в ненависть.

Личные же отношения двух героев то теплели, то замерзали. Накануне юбилея Москвы Лужков тщетно добивался аудиенции у президента. А на официальном мероприятии, куда нельзя было не прийти, президент уклонялся от обычных в таких случаях поцелуев.

Они не виделись с глазу на глаз около года. Должно было произойти что-то невероятное, чтобы встреча состоялась. Она стала возможной только по одной причине — премьер Е. Примаков занял слишком сильную позицию, и Ельцину понадобился противовес.

Что их сближает ЕСЛИ БЫ Борис Николаевич действительно искал себе политического наследника, он и впрямь не смог бы пройти мимо колоритной фигуры человека в кепке. Хотя бы потому, что мало найдется в России политиков такого масштаба, столь похожих на самого Ельцина.

Прежде всего и тот и другой обладают ярко выраженной харизмой. Оба — талантливые популисты, склонные к «сильным решениям», оба умеют завораживать толпу. 10 лет назад Ельцина в Москве боготворили точно так же, как сегодня Лужкова.

У них много общего в биографии. Оба пришли в политику с производства, оба — «технари». И тот и другой сегодня «отбывают» на своем посту второй срок. Они победили на выборах в один день — 16 июня 1996 г., когда Лужков вторично стал мэром Москвы, а Ельцин вышел в финал президентской гонки вместе с Г. Зюгановым.

И тот и другой наделены инстинктом власти. Обоим свойствен авторитарный стиль правления, не терпящий, чтобы кто-то из подчиненных высовывался, лез поперед батьки в политику.

У каждого из них есть и своя «Раиса Максимовна». Как говорят, жена Лужкова Елена влияет на мэра ничуть не меньше, чем на Ельцина — дочка-советник Татьяна Дьяченко. Наконец, у них общие внеслужебные интересы. Оба любят спорт и рыбалку.

Что их разъединяет ПАРАДОКСАЛЬНО, но именно эта «похожесть», быть может, мешала Ельцину до сих пор поставить на Лужкова. Политики такого масштаба интуитивно тянутся друг к другу, но и — отталкиваются. По принципу, сформулированному генералом Лебедем: двум пернатым в одной берлоге не ужиться. Особенно когда обе птицы — высокого полета. Но дело не только в амбициях. При всей общности характеров и биографий между Ельциным и Лужковым есть принципиальная разница в системе ценностей.

Сегодняшний президент — антикоммунист до мозга костей. Лужков же до конца еще не определился с идеологией. Он называет себя центристом. И договаривается о союзе то с С. Кириенко, то с А. Шохиным, то с Г. Зюгановым, то с Г. Явлинским. Шокируя политологов, обещает соединить несоединимое — «Яблоко» и КПРФ в блоке с «Отечеством». Собственная национал-патриотическая риторика (Крым, Севастополь, защита русских в Латвии) не мешает ему поносить А. Макашова и А. Баркашова.

Может ли президент быть спокоен за свою судьбу и будущее семьи, «унаследовав» власть столь неоднозначному преемнику?

Впрочем, надо знать натуру Бориса Николаевича, чтобы поверить в искренность его «посвящений в преемники». Старый патриарх не мыслит себя вне Кремля. Здравый смысл, быть может, и подсказывает ему — «готовь смену!». Но инстинкт власти сильнее…

Когда-то он уже объявлял своим «политическим внуком» Немцова. Потом намекал, что всех сильнее и умнее — Черномырдин. Потом называл будущим президентом саратовского губернатора Аяцкова. Лужков в этом ряду не первый и наверняка не последний. Хотя — как знать?..

Приложение 2

Теледуэль: целятся друг в друга, попадают в зрителя

Ольга КОСТЕНКО-ПОПОВА (АиФ, 1999, № 40)

«БУДЕТ ли НТВ заступаться за Юрия Лужкова?» — спросил «АиФ» у Владимира Гусинского после первых, тогда еще робких наскоков Сергея Доренко и веселой компании (Павел Шеремет плюс Александр Невзоров) на московскую «семью». «Это вопрос Олега Добродеева, я этим не занимаюсь», — обрубил глава «Медиа-МОСТа», однако в более непринужденной обстановке (за «святым» бокалом вина в честь презентации новых каналов «НТВ плюс») разговорился: «Первый канал объективно (следя за всеми информационными поводами) не рассказывает о Лужкове по личным причинам, второй — по государственным. Конечно, если и НТВ не будет показывать мэра, это же будет информационный вакуум!»

Доренко без ошейника ЗАСТУПАТЬСЯ одним только «показом» за мэра уже не получится: ОРТ теперь показывает его чаще, чем Березовского. Сергей Доренко лепит информационные поводы со скоростью электропельменницы. Две недели назад его программу с натяжкой можно было втиснуть в рамки «информационных войн» Березовского с правительством Лужкова. Последняя передача Доренко похожа на другую войну — войну со зрителями. Воскресный вечер, девять часов. Обычная российская семья расселась по креслам перед телевизором — допить чай с плюшками и еще на чуть-чуть забыть о неумолимом приближении рабочего понедельника. Зловещий скрежет красных шестеренок (неплохая такая воскресная заставка!), и вот он, герой нашего времени. Сначала — фрагмент речи академика Лихачева: «Главное — русский народ и его КУЛЬТУРА!», а потом эта самая культура, исчерпывающаяся очками и галстуком ведущего.

Под ними — беспредел.

Вряд ли стоит цитировать все перлы Доренко типа «Член семьи лужковской жены — это Лужков и есть». К сожалению, эту программу явно увидело огромное количество зрителей: по последним рейтингам, Доренко наконец обогнал киселевские «Итоги» и даже ночью спит в желтой майке лидера… Страшно не за Лужкова (Чубайса, Примакова) — они выстоят, такие правила игр у больших дядей, у Юрия Михайловича — сорок выигранных судов «о защите чести и достоинства». Страшно за нас с вами, потому что в следующую субботу гримасничающая Светлана Конеген в сериале ТВ-Центра «Мыло» выльет в свою очередь цистерночку (все-таки женщина!) дерьма на «нашего маленького дружка» Доренко и «нашего семейного тролля» Березовского. РТР тонюсенькой зубочисткой эдак тихонечко-легонечко ткнет Лужкова, а Евгений Киселев с молодецким криком «Не могу молчать!» вдруг не выдержит да расскажет такое… Такое, что накануне субботне-воскресных политсериалов волей-неволей начнешь запасаться мешком видеокассет. Чтобы не сгорать от чувства стыда за страну, первый ГОСУДАРСТВЕННЫЙ канал которой в итоговой политической программе недели примеряет парик Моники Левински на мэра Москвы, а длинные ослиные уши — на миллионы телезрителей.

Дубинка о двух концах ПЕРВАЯ бабушка справа на лавочке возле подъезда легко объяснит вам, кто за каким телеканалом «стоит» и почему нам навязывают ежевечерние «махания дубинками». Потому что скоро дележ самого большого пирога в стране. Скоро выборы — и надо максимально использовать все «свои» программы для букета стратегических целей: облаять врага (конкурента на выборах), расхвалить себя и удержать рейтинг, чтобы все это видело как можно большее количество избирателей. Увидеть-то они увидят, а вот проголосуют ли? Сначала ожесточившиеся телепереругивания выглядели забавно. Удержится ли сегодня Киселев в седле «рассудительного барина»? Нет, вы слышали, что вчера отмочил Доренко?.. Потом устает большой палец — переключать кнопки (с Доренко — на Киселева, со Сванидзе — на Кучера и обратно). После пальца начинают болеть глаза — от мельтешения рук и слов. Потом голова превращается в чугунный котел, в котором булькают и периодически всплывают то Доренко, то Примаков, то Киселев, то Лужков, то Сванидзе. Одинаково раздражающие. Одинакового цвета.

По словам социолога Михаила Ягодова, к началу выборов, если не снизится накал телеатак (а он будет только повышаться!), зрители будут одинаково раздражены «и красными, и белыми» — вне зависимости от качества подготовки того или иного компромата. Забиваемая огромным чугунным молотком заданность со временем угнетает, щелканье пультом туда-сюда утомляет. Едкие выпады политкомментаторов вызывают интерес только в самом начале «новой информационной войны», потом надоедают, приедаются. А тут, глядишь, и выборы…