Помощь в написании студенческих работ
Антистрессовый сервис

Личная оценка. 
Рецензия на "Колымские рассказы" В.Т. Шаламова

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Варлам Шаламов умер в 1982 году. Умер, как и положено умереть русскому писателю: в нищете, в лечебнице для душевнобольных стариков. И даже еще кошмарнее: по дороге из дома престарелых в дом для умалишенных. Человек при жизни прошел ад — и ад последовал за ним. В 2000 году надгробный памятник писателю был осквернен, бронзовый монумент похитили. Кто это сделал? Разумеется, внуки и правнуки… Читать ещё >

Личная оценка. Рецензия на "Колымские рассказы" В.Т. Шаламова (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

По-моему мнению, лагерь Шаламова — это давление на собственное Я, где под влиянием окружающей атмосферы, каждый (заключенный, конвоир, начальник) мог был стать врагом самого себя. Заключенные — это люди, в конечном счете ставшие куском материи, лежавшей в холодной земле могучей страны. Заключенные вправе были иметь что-то свое, что-то «самое последнее», самое важное — то что помогало жить цепляться за жизнь, которую в итоге так настойчиво и упорно у него отнимали. Лагерный опыт настолько искажал личности, что представления о жизненных ценностях становятся далекими от обычных, даются в «перевернутом» виде. Так, например, один из героев «Колымских рассказов» всерьез не хочет «возвращаться в свою семью», где его уже «не поймут, не смогут понять». Родному дому он предпочитает тюрьму — «единственное место», где люди «говорили все, что они думали», где они отдыхали «душой» и «телом», где есть еще «свобода». Осужденные, «живые мертвецы», понимают, что их «привезли на смерть», поэтому жизнь в их понимании — «не такая уж большая ставка в лагерной игре».

Времена СССР. Советские лагеря. Существование, и не в коем случае не жизнь. Простой язык рассказов с невероятной легкостью передает тяжелейший быт «врагов народа», «антисоветских агитаторов», «контрреволюционеров» и т. п. Стычки с блатными, произвол «лагерных придурков». Жизнь по принципу «выживает сильнейший». Неподъемные нормы на лесоповале, выживание в прямом смысле. Историки всегда будут задаваться вопросом о достоверности этого произведения. Но для меня не так важно сколько вымышленных историй в этой книге, для меня важно то, что строки потрясают до основ и вызывают во мне ненависть к жестокости и шок. И как сказал сам Варлам Шаламов: «Не веришь — прими за сказку!» Обращаясь к источникам, которые повествуют о сталинских лагерях, не хочется думать о смерти. Но ГУЛАГ — это и есть смерть. Данное произведение рекомендовано к прочтению каждому. Человек вправе называть себя «русским человеком» только тогда, когда она знает историю своего Отечества.

Описывая такое нелёгкое и далёкое от нас время, у Шаламова получилось оставить своих героев трогательными людьми, которые могут заинтересовать. Я даже хочу применить к этим рассказам прилагательное «нежные» (например, рассуждения героя в рассказе «Детские картинки»).

Если вы спросите меня: «Какие чувства царили во мне после прочтения этой книги?» Я застыла. Я замерла, как кролик перед удавом, я обледенела, как генерал Карбышев. Я не поняла, как такое могло быть, почему оно могло быть. Как там можно было выжить??? И даже не это главное! И не Сталин, не Берия, а каждый из тех «маленьких фюреров» — они-то как могли??? Могли. И еще смогут. Какая тонкая пленка цивилизации отделяет нас всех от полнейшего озверения…

Указывать на минусы этого произведения было бы довольно глупо, ведь как можно пустить в адрес «жизни» омраченной смертью и голодом весьма «нелестные» комментарии. Да и кто я такая, чтобы осуждать «мемуары» чьей-то жизни.

Варлам Шаламов мотался по лагерям всю жизнь. Как же так, может спросить дотошный читатель, ведь он был осужден только на три года? Ну да, на Колыме он был три года. А до этого — тирания отца в семье, а после этого долгие годы воспоминаний о том, что было… И всё же до последнего момента, даже когда нарушилась координация и речь, Шаламов писал стихи. Но я сейчас не о стихах, а о «Колымских рассказах», в связи с которыми мы обычно и вспоминаем Шаламова. То произведение, которое даёт Шаламову право презрительно смотреть на Солженицына и спокойно подтверждать: «Привирает Александр Исаевич, ох привирает». Даже на Достоевского с его «Записками из Мёртвого дома» Варлам Тихонович взирает снисходительно. Было то время, да прошло. И политические преступники уже не те («Назвали Бунина русским классиком! За такое немедля на Колыму!»), и условия содержания изменились. Нравится читать фильмы ужасов, где герои медленно гниют в тяжёлых условиях быта, борются за корочку хлеба и убивают за неё же? Да какие «Голодные игры», вот они тут были, эти самые игры. Только фишка в том, что все они были не понарошку, не в воображении писателя, а с реальными людьми, которые от тяжёлой работы, постоянного давления, мороза и голода постепенно превращались в зверей.

Самое страшное не то, что государство медленно уничтожало этих людей, постепенно выдавливая из них последние жизненные соки. Ужасно то, что даже те, кто прошёл этот ад, сумели сохранить в себе мало человеческого. У Шаламова были его стихи и рассказы, хотя Колыма его сильно поломала. А что было у других политзаключённых? Что они делали, когда возвращались из ссылки обмороженные, оголодавшие, неверующие в людей, озлобленные? На работу их брать не хотели, люди смотрели косо и всё на свете подталкивало к настоящим преступлениям, чтобы выжить. Потом система выскакивала с радостным воплем: «Смотрите! Не зря мы его сажали! Он ворует-с! Убивает-с! Правильно мы сделали!» Причина и следствие перепутаны, но как это объяснить бабке Нюре и тётке Тане, рядом с которыми «уголовничек» живёт по соседству? Так что, может, с Колымы кто-то и вернулся в нормальный мир, вот только Колыма этих страдальцев так просто не оставила.

И наверное мои слова прозвучат довольно эгоистично и жестоко, но Слава Богу, что мы никогда не узнаем этого сущего ада!

Шаламов добился своего — «Колымские рассказы» воспринимаются как «нелитература». Колыма грубо и безжалостно насмеялась над «сказками художественной литературы». Шаламов с гордостью заявлял: «Когда меня спрашивают, что я пишу, я отвечаю, я не пишу, я вспоминаю.».

Варлам Шаламов умер в 1982 году. Умер, как и положено умереть русскому писателю: в нищете, в лечебнице для душевнобольных стариков. И даже еще кошмарнее: по дороге из дома престарелых в дом для умалишенных. Человек при жизни прошел ад — и ад последовал за ним. В 2000 году надгробный памятник писателю был осквернен, бронзовый монумент похитили. Кто это сделал? Разумеется, внуки и правнуки добычливых Платонов, Каратаевых и Иван-Денисычей. Сдали на цветной металл. Думается, сам Шаламов не осудил бы похитителей: чего не сделаешь ради того, чтобы выжить? Колымские рассказы учат, что жизнь побеждает смерть и плохая жизнь лучше хорошей смерти. И вопрос, что сильнее — жизнь или смерть, Шаламов, как всякий гений, решает в пользу жизни.

Общий вывод и заключение Можно ли оценить масштаб сталинских репрессий и лагерей?

К 11−13 млн. расстрелянных и заключенных в тюрьмы и лагеря следует добавить:

  • — около 6−7 млн. спецпереселенцев, включая сюда более 2 миллионов «кулаков», а также «подозрительные» этнические группы и целые народы (немцы, крымские татары, чеченцы, ингуши и т. д.), равно как и сотни тысяч «социально чуждых», высланных с захваченных в 1939;1940 гг. территорий и т. д.;
  • — около 6−7 млн. крестьян, погибших в результате искусственно организованного голода начала 30-х гг.;
  • — около 2−3 млн. крестьян, покинувших свои деревни в ожидании раскулачивания, нередко деклассированных или в лучшем случае активно включившихся в «строительство коммунизма»; количество погибших среди них;
  • — 14 миллионов получивших приговоры к ИТР и штрафам по указам военного времени, а также большинство из тех 4 млн., которые по этим указам получили небольшие сроки заключения, предположительно отбыли их в тюрьмах и поэтому не были учтены в статистике населения Гулага; в целом эта категория, вероятно, добавляет не менее 17 млн. жертв репрессий;
  • — несколько сот тысяч арестованных по политическим обвинениям, однако по разным причинам оправданных и не арестовывавшихся впоследствии;
  • — до полумиллиона военнослужащих, попавших в плен и после освобождения прошедших через фильтрационные лагеря НКВД (но не осужденных);
  • — несколько сот тысяч административно ссыльных, часть которых была впоследствии арестована, но далеко не все.

Если последние три категории вместе взятые оценить приблизительно в 1 млн. человек, то общее количество хотя бы приблизительно учитываемых жертв террора составит для периода 1921;1955 гг. 43−48 млн. человек.

Что все это значит сегодня?

Российская историческая память сегодня отворачивается от репрессий — но это, увы, вовсе не означает, что «прошлое прошло». Структуры российской повседневности в немалой мере воспроизводят формы социальных отношений, поведения и сознания, пришедшие из имперского и советского прошлого. Люди более и более проникающиеся гордостью за свое прошлое, они достаточно критически воспринимают настоящее.

Сограждане, вероятно, не дают себе труда задуматься о том, что «золотой век сталинизма», равно как и последующий, пусть несколько более блеклый период советской истории, может иметь какое-то отношение к тому, что их не устраивает в нашем обществе сегодня. Обратиться к советскому прошлому, чтобы преодолеть его, можно лишь при условии, что мы готовы увидеть следы этого прошлого в самих себе и признать себя наследниками не только славных деяний, но и преступлений предков.

Современная Россия — это не Колыма, не лагерь, и граждане не умирают от голода и холода. Люди должны не то чтобы надеяться на это, они должны прикладывать максимум усилий для сохранности морали и человечности в нашем обществе. Но заметьте как люди стали черстветь при виде голодной бездомной собаки, и нет смысла говорить о бездомной бабушке, которая может быть прошла войну и потеряла всех своих близких по неведомым нам причинам. А люди с легкостью пролетят мимо нее, не проронив ни единой мысли. Распад личности и потеря души ныне происходит не в вечной мерзлоте, под лай конвойных псов, теперь рабов не надо везти в тундру, теперь рабов — новых, ультрасовременных, идеально послушных — проще и дешевле выращивать с пеленок, при помощи медийных технологий, манипуляций массовым сознанием. Мы — внуки и правнуки тех людей, которые жили в страхе от сталинского вздоха, начинаем дышать как Иосиф Виссарионович. Но Шаламова больше нет, есть только та могучая кучка, которая еще пытается «кричать» человечеству о человечности и ненависти к жестокости. Молодой парень, который пишет на форуме такие вещи: «я не прочитал НИ ОДНОЙ книги в своей жизни, зато курю как паровоз, вот только почему-то говорю я грамотно, могу связать хоть три, хоть четыре, хоть двадцать четыре слова, да и письменность моя тоже ни капельки не страдает.» или девушка, которая за всю свою жизнь открыла лишь глянцевый журнал, а еще и не дай бог сведи судьба их вместе, какое же поколение вырасти дальше? Кто сможет объяснить ребенку что есть хорошо, а что плохо? Рассказать о том, что перевести бабушку через дорогу — это не подвиг, это обычное дело. Но еще есть шанс, стать именно той «кучкой», которая даст понять нашим последователям, что «человек» и его душа это нечто иное. И стоит лишь открыть книгу «Колымские рассказы», можно пробудить в себе то, что вот-вот утратит тот парень, который якобы «говорит грамотно и может связать три, четыре слова» и девушка, которая думает не о внутренней красоте, а лишь о внешней. Шаламов пробуждал своим произведением жизнь в сердцах людей, он кричал о бессмысленности жестокости, и он делал правильно! Самодовольное и брезгливое «прогрессивное человечество» победило. Но пока будут существовать книги Варлама Шаламова — оно не сможет восторжествовать.

Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой