Соотношение адекватности и эквивалентности по А.Д. Швейцеру

Согласно А. Д. Швейцеру, понятие «адекватность» так же, как и категория «эквивалентность», носит оценочно-нормативный характер. Но если эквивалентность ориентирована на результаты перевода, на соответствие создаваемого в итоге межъязыковой коммуникации текста определенным параметрам оригинала, то адекватность связана с условиями протекания межъязыкового коммуникативного акта, с его детерминантами и фильтрами, с выбором стратегии перевода, отвечающей коммуникативной ситуации. Иными словами, если эквивалентность отвечает на вопрос о том, соответствует ли конечный текст исходному, то адекватность отвечает на вопрос о том, соответствует ли перевод как процесс данным коммуникативным условиям.

Между понятиями «эквивалентность» и «адекватность» есть еще одно принципиальное различие. Полная эквивалентность подразумевает исчерпывающую передачу «коммуникативно-функционального инварианта» исходного текста. Иными словам, речь идет о максимальном требовании, предъявляемом к переводу. Адекватность же представляет собой категорию с иным онтологическим статусом. Она опирается на реальную практику перевода, которая часто не допускает исчерпывающей передачи всего коммуникативно-функционального содержания оригинала. Адекватность исходит из того, что решение, принимаемое переводчиком, нередко носит компромиссный характер, что перевод требует жертв и что в процессе перевода во имя передачи главного и существенного в исходном тексте (его функциональных доминант) переводчику нередко приходится идти на известные потери.

Таким образом, требование адекватности носит не максимальный, а оптимальный характер: перевод должен оптимально соответствовать определенным (порой не вполне совместимым друг с другом) условиям и задачам. Иными словами, перевод может быть адекватным даже тогда, когда конечный текст эквивалентен исходному лишь на одном из семиотических уровней или в одном из функциональных измерений. Более того, возможны случаи, когда некоторые фрагменты текста неэквивалентны друг другу, и вместе с тем перевод в целом выполнен адекватно. Так, в популярном американском мюзикле «Му Fair Lady», созданном по мотивам комедии Б. Шоу «Пигмалион», профессор Хиггинс заставляет Элизу распевать песенку: «The rains in Spain fall mainly in the plains». Цель этого фонетического упражнения — научить ее правильно произносить дифтонг /ei/, который в ее диалектном произношении (Cockney) звучит как /ai/. В русском тексте мюзикла Элиза произносит скороговорку «Карл украл у Клары коралл». Если сравнивать этот фрагмент оригинала с переводом, то их едва ли можно признать эквивалентными друг другу. Для английского получателя песенка Элизы — это упражнение, преследующее цель избавить ее от фонетических черт диалекта лондонских низов. Для русского получателя цель упражнения — научить ее четко артикулировать труднопроизносимые сочетания звуков. Таким образом, в русском переводе утрачивается важный социально-оценочный компонент текста. И вместе с тем решение переводчика в принципе может быть признано адекватным. На взгляд А. Д. Швейцера, критерием адекватности является то, что любое отступление от эквивалентности должно быть продиктовано объективной необходимостью, а не произволом переводчика. В последнем случае речь идет о вольном переводе. В приведенном примере переводческое решение определяется невозможностью использования русской диалектной речи в переводе. Русские диалектизмы в устах Элизы произвели бы явно нелепое впечатление. Так, конфликт ситуаций (первичной и вторичной) может служить причиной выбора стратегии, нарушающей эквивалентность, но обеспечивающей адекватность перевода в целом.

Иными словами, перевод, полностью эквивалентный оригиналу, не всегда отвечает требованиям адекватности. И наоборот, выполненный адекватно перевод не всегда строится на отношении полной эквивалентности между исходным и конечным текстами. Можно сказать, что мы исходим из изначального смысла понятий «эквивалентный» и «адекватный». Полностью эквивалентны тексты, полностью равноценные (равнозначные); частично эквивалентны тексты, частично равноценные друг другу; перевод адекватен тогда, когда переводческое решение в достаточной мере соответствует коммуникативным условиям.

А.Д. Швейцер отмечает, что адекватный перевод с частичной эквивалентностью представляет собой довольно частое явление в художественной литературе, в особенности в поэзии, где он порой создает собственную традицию интерпретации иноязычного автора.

Так, по словам В. Россельса, «рождение русского Бернса в переводах Маршака перевернуло все наши представления о великом шотландце. Возможно, появившийся в России благодаря переводам Маршака Бернс и отличается от подлинного (да это и не может быть иначе — ведь передал нам его все-таки Маршак!), но он, бесспорно, живет в нашем представлении совершенно самостоятельно и, прежде всего, отличается от русского поэта Маршака. Это разные литературные явления» [Россельс, 1967, 25].

Эволюция литературных традиций и связанное с ней изменение переводческих норм оказывает существенное воздействие на представления об адекватности перевода. Именно этим в значительной мере объясняется необходимость в создании новых переводов классических произведений, старые переводы которых в течение длительного времени считались непревзойденными.

И.А. Кашкин сравнивает два различных перевода одних и тех же строк из байроновского «Чайльд Гарольда» :

Roll on, thou deep and dark blue ocean, roll!

Ten thousand fleets sweep over thee in vain;

Man marks the earth with ruin, — his control.

Stops with the shore.

(1) Клубись, клубись, лазурный океан!

Что для тебя пробег любого флота?

Путь от руин от века людям дан, Но на земле, а ты не знаешь гнета.

(2) Стремите волны, свой могучий бег!

В простор лазурный тщетно шлет армады Земли опустошитель — человек, На суше он не ведает преграды.

Первый перевод принадлежит перу Г. Шенгели, сторонника формальной точности, который, по словам И. А. Кашкина, «удовольствовался в данном случае тем, что сохранил рисунок строфы, число и расположение рифм, не замечая, что все важнейшее, чем богат оригинал, принесено им в жертву этой рифме: и смысл, и ритм, и весь склад стиха». Сторонник количественной полноты деталей, он сохранил ряд слов подлинника, не замечая, что получается лишь их нагромождение. Так, сохранено слово флот, но почему-то неуместно связано с модернизированным пробегом. Есть буквально переведенные руины, но, от каких руин путь от века людям дан, остается непонятным.

Резюмируя сказанное, И. А. Кашкин приходит к выводу, что «это не просто неудачный, но и натуралистический по своей установке перевод» [Кашкин, 1977, 436—437].

Оценивая второй перевод, выполненный В. Левиком, И. А. Кашкин подчеркивает, что переводчик в данном случае применил реалистический метод к переводу романтического текста: романтическая тема моря дана В. Левиком с реалистической четкостью. «Это не просто удачный перевод, — пишет И. А. Кашкин, — но перевод прежде всего реалистический по своей установке. На этом примере видно, как по-разному может подходить переводчик к тексту (в данном случае романтическому) — и с позиций реалиста и с позиций натуралиста, видно, как, оставаясь тем, что мы обозначаем термином „перевод“, меняется тот же текст в зависимости от метода и подхода переводчика» [там же, 438].

Любые подобные модификации не могут не отражаться на эквивалентных отношениях между исходным и конечным текстами. Ведь понятие эквивалентности всегда связано с воспроизведением коммуникативного эффекта исходного текста, который детерминируется первичной коммуникативной ситуацией и ее компонентами (коммуникативной установкой первичного отправителя, установкой на первичную аудиторию). Что же касается понятия адекватности, то оно, как отмечалось выше, ориентировано на соответствие перевода, в частности, тем модифицирующим его результат факторам, которые привносит вторичная коммуникативная ситуация (установка на другого адресата, на другую культуру, в частности на иную норму перевода и литературную традицию, специфическая коммуникативная цель перевода и др.). Отсюда следует, что адекватность — относительное понятие. Перевод, адекватный с позиций одной переводческой школы, может быть неадекватным с позиций другой. [3, c. 95−99].

Итак, мы рассмотрели две точки зрения на «эквивалентность» и «адекватность» в переводе. Несмотря на различный подход к рассмотрению этих категорий, как В. Н. Комиссаров, так и А. Д. Швейцер соглашаются с ведущей ролью цели коммуникации в установлении эквивалентных отношений между оригиналом и переводом и в том, что эквивалентный перевод может и не быть адекватным.