Роль эпистолярного жанра в романах Джейн Остин

Все «законченные» романы Джейн Остин отказываются от эпистолярной формы в пользу повествования от третьего лица.

Согласно Ленкос, романы Остин — доказательство «ее одобрения всезнающего, рассказчика от третьего лица, отвечающего за сюжет и представляющего множество перспектив и положений при передаче частных мыслей и общественных бесед своих героев» [21:2]. Повествовательная техника Остин учитывает развитие характера героя, позволяя читателям понять его психологию, воссоздав на страницах романов естественно — кажущегося, реалистического описания человеческого общения.

Отказ Остин от эпистолярной формы позволяет ее таланту повествователя процветать. Однако, отказываясь от эпистолярной формы, она не оставляет посланий полностью. Мало того, что Остин включает несколько писем во все свои романы, о них часто упоминают и говорят. В «Гордости и Предубеждении», письма упомянуты 52 раза, и 954 дословные строки. Эммы содержит 53 упоминания писем и 325 дословных строк. Это ли не совпадение, что все романы Остина — полны текстами писем; она ясно принимает сознательное решение включать письма в свои романы.

" Истинное искусство написания писем": СТОИМОСТЬ ПОСЛАНИЯ В 18 веке письма были важным средством общения и самовыражения, куда входили многие заботы и мысли. Рут Перри отмечает, что «письма в 18-м веке занимали особое место в интеллектуальной и личной жизни грамотных людей.

Общение посредством писем было единственным средством контакта между людьми, живущими на расстоянии от друг друга, и письма в условиях плохих дорог и медленных транспортных средств в те времена высоко ценились" [32: 63]. Будучи частью повседневной жизни, они по-прежнему оцениваются как сувениры за границей. С помощью писем, представляющих регулярную связь того времени, когда контакты не были так легко доступны, как сегодня, передавали сообщение о городских сплетнях или известия о здоровье членов семьи. В самом деле, в «Гордости и предубеждении» семья Беннет, в первые дни после побега Лидии из дома, возлагает большие надежды на возможность писем сообщить последние новости о её место-нахождении: «Все дни были теперь наполнены различными тревогами. Но самыми беспокойными были минуты ожидания почты. Прибытие писем стало важнейшим событием каждого дня. Только из них можно было узнать о хорошем или плохом повороте событий. И каждый новый день мог принести наконец важные вести.» [1: 252]. Хотя некоторые письма были предназначены для личного пользования (т.е. должны быть прочитаны только получателем), большинство писем в 18 веке считались официальными документами, которые, вероятно, читались всеми членами семьи. Подобно тому, как некоторые семьи сегодня собираются для развлечения вокруг телевизора, семья в 18 веке собиралась вокруг члена семьи, который будет читать письмо вслух. Согласно У. К. Кнепфлмахеру, получение письма от Фрэнка Черчилла в «Эмме» обеспечивает прочное волнение для людей Хайбери, а также служит поводом для сплетен. Исходя из того, что в 18 веке письмо так ценилось и считалось искусством, следует изобилие руководств, разработанных, чтобы научить людей, как написать соответствующее письмо. 20:641].

Остин тоже понимает, что письма — нечто большее, чем связь между двумя людьми. Браун отмечает, что «истинное искусство написания писем не просто коммуникативный метод. Это комплекс опыта чувств и взаимопонимания, с помощью которых определяются отдельные восприятия и человеческие отношения» [6:167]. Как я докажу ниже, Остин ценит значение письменного слова, и выражает эту признательность в своих романах, включив письма.

В дополнение к продвижению и поддержке отношений, письма в 18 веке давали женщинам столь необходимые голоса, а также возможность творческого выхода. В то время как женщины должны были соблюдать строгие кодексы отношений коммуникаций лицом к лицу, так как их правила были не совсем определены, тогда дело доходило до общения в письмах. Женщины смогли раздвинуть границы письменного общения дальше, чем они могли бы при вербальной коммуникации. Таким образом, письма стали средством для женского общения. Однако, Остин редко включает в себя любые письма своих героинь в романы. Подавляющее большинство писем, включённые в романы Остин, в основном написаны мужчинами. Мы могли бы приписать нехватку писем, написанных женщинами рассказ с точки зрения повествования Остин, которая позволяет читателям иметь свободный доступ к мыслям и чувствам своих героинь. Обычно не возникает вопроса, что думают и чувствуют героини Остин, но у читателя часто нет такого же открытого доступа к мысли персонажей мужского пола. Таким образом, в романах Остин, письма говорят мужскими голосами. Шерил Л Никсон и Луиза Пеннер отмечают, что «письма предоставляют конфессиональное пространство для мужских персонажей ее романов: Остин дает г-ну Дарси и Фрэнку Черчиллу, например, достаточно места, чтобы объяснить свои чувства и поведение «[31: 2].

Если мы посмотрим на письма от Фрэнка Черчилла, Фицуильяма Дарси, то увидим, что их письмо действительно являются отражением человека.

" Очень милое письмо" .

Из всех авторов письма, в романах Джейн Остин, Фрэнк Черчилль получает, пожалуй, наиболее высокую оценку за его умение писать письма. Все в Хайбери (возможно, за исключением г-на Найтли) уважают способность Фрэнка писать письма. Фактически, читатель узнает об эпистолярной репутации Франка на ранних стадиях «Эммы». В то время как Фрэнк никогда не навещал г-на и г-жу Уэстон после их бракосочетания, он писал им «милые письма» с поздравлениями, о которых судачил весь город. Действительно, мисс Бэйтс упоминает: «Вы, верно, слышали, какое милое письмо написал миссис Уэстон мистер Фрэнк Черчилл? В самом деле премилое письмо, сколько я понимаю. Мне сказывал о нем мистер Вудхаус. Он читал его и говорит, что такого милого письма в жизни не читывал» [2:18]. Читатели узнают из длинного письма с извинениями в конце «Эммы», что Фрэнк имеет возможность с помощью слов, особенно написанных слов, позволить своим друзьям и семье, простить его вопиющие действия. В то время как Фрэнк, безусловно, может написать «правильное» письмо, его поступки часто далеки от надлежащего. В разделе «Послания Фрэнка и их неверные толкования в «Эмме», Мак Смит утверждает, что в письмах Фрэнк полагается «на конвенции, а не на искренность» [33: 68]. Фрэнк умеет элегантно использовать язык и риторику, втереться в доверие к своим читателям, полагая, что его действия являются невинными благими намерениями. Смит хочет сказать, что в своих письмах с извинениями Фрэнк пытается уклониться от ответственности за своё безобразное поведение многословным хорошо полированным извинением. Детализация здесь необходима, потому что его поведение, если бы оно было описано просто и прямо, могло бы быть осуждено теми, кого он так непростительно обидел; это должно быть рассмотрено посредством искажения многословия, чтобы судить обо всем остальном. [33: 67].

В то время как Фрэнк — действительно талантливый автор писем, его талант лежит в способности управлять с помощью письменного слова. Письма Фрэнк могут быть красиво написаны, но они не передают силы добродетели. Только м-р Найтли способен видеть сквозь красноречивые письма Фрэнка. В ответ на письмо Фрэнка из оправданий за то, что он не посещает Уэстонов, Джордж Найтли говорит: «Да, верно, — то преимущество, что он не трогается с места, когда обязан был бы ехать, что проводит жизнь в пустых развлечениях и мнит себя изрядным ловкачом, когда находит тому оправдания. Всегда ведь можно сесть и составить цветистое письмо, полное лживых уверений, и убедить себя, что найден лучший в мире способ сохранить в доме покой, а в то же время и отца лишить оснований жаловаться. Мне отвратительны его письма. [2 :148]. Найтли видит письма Фрэнка, такими, какие они есть: отчаянные попытки обмануть ими своих читателей — в принятии его лжи с помощью изящного языка.

Мистер Дарси также сильный автор письма. Однако, его письменные навыки ценятся не так высоко, как Фрэнка. Фактически, единственный раз, когда читатель слышит навыках письма мистера Дарси находится в зале Недерфилда, когда он занимает одну минуту, чтобы написать своей сестре. Мисс Бингли — поклонница писем м-ра Дарси, просто не может понять, как он может писать такие длинные очаровательные письма с таким красивым почерком и чёткими линиями. Однако, в то время как мисс Бингли может подумать о самом большом письме м-ра Дарси, м-р Бингли не думает обо всем этом. Фактически, м-р Бингли настаивает на том, что м-р Дарси «не пишет с легкостью, используя слишком много слов из четырех слогов «[1: 48]. Г-на Бингли, очевидно, не впечатляют неестественные Дарси, и, возможно, помпезный, стиль. Стиль письма мистера Дарси действительно является отражением самого Дарси. Он вдумчивый, честный, и все же надменный и трезвомыслящий. Этот стиль письма, конечно, сильно отличается от мистера Бингли, чьи «идеи текут так быстро, что [он] не успевает выразить их». Как Дарси указывает г-ну Бингли, что его самоуничижительный комментарий, в самом деле, сомнительный комплимент. Бингли говорит, что его мысли летает так свободно, что он не может остановиться, чтобы методично записывать их. Вместо этого, он изливает свою душу на страницах, не обращая внимания на стиль и порядок. Хотя Остин не включает в содержание романа никаких писем Бингли, то его описание стиля своих писем передано точно и является отражением самого Бингли. Бингли вполне открыто говорит о своих чувствах, и заметно менее умозрителен, чем Дарси.

В то время как письма мистера Дарси не могут быть притчей во языцех, как письма Фрэнка, читатель знает, что мистер Дарсидействительно отличный автор писем, поскольку он знаком с его письмом к Элизабет. Письмо само по себе — литературный шедевр. Это не только демонстрирует его письменные и риторические навыки, но также показывает человеческое достоинство и чувство сострадания Дарси. Однако, в отличие от Фрэнка, который использует его письма, чтобы манипулировать и предлагать поверхностные извинения, Дарси использует свое письмо, чтобы объясниться. Язык м-ра Дарси ясен, краток, и больше ничего, честно. Он пишет своё письмо, зная, что большая часть его содержимого причинит боль Элизабет, когда она будет его читать, и, таким образом, он отмечает, что «ему больно обидеть ее»; однако он понимает, что информация должна быть сообщена. Его письмо является попыткой показать правду, в то время как Фрэнк — попытку исказить её. И м-р Дарси и Фрэнк — мастера риторики, однако мистер Дарси использует риторику, чтобы сообщить о достоинстве, в то время как Фрэнк использует её для сообщения о пороке.

" Такое описание вашего странного маленького сердца!": Письма, которые раскрывают характер

" Ну и диковина, должно быть, этот наш троюродный братец" .

Остин понимает уникальную возможность послания раскрыть героя, и она в полной мере пользуется включением этих многочисленных посланий в свои романы. Г-н Коллинз — триумф Остин, когда речь идет о разоблачении героя в письмах. Остин тщательно отказывает в любой информации о характере г-на Коллинза вплоть до получения Беннетами его первого письма. Единственная информация, которую г-н Беннет и читатель имеют о г-не Коллинзе — та, что он является первым в очереди, чтобы принять г-на Беннета. В то время как остроумная и острая на язык Остин могла бы легко смогла бы разоблачить г-на Коллинза, она считает, что гораздо эффективнее будет позволить ему самораскрыться в своих собственных словах.

Основной целью послания г-на Коллинза г-ну Беннету, в письменном виде, чтобы дать ему понять, что хотел бы расширить «Оливковую ветвь», и стать заинтересованным членом семьи. Хотя цель этого письма может показаться достаточно простой, оно раскрывает сведения о г-не Коллинзе пожалуй лучше, чем смогла бы рассказчица. Конечно, письмо может быть рассмотрено, как реальная попытка положить конец «разрыву», что, по-видимому, создал отец г-на Коллинза, и снова воссоединиться с семьей Беннет. Однако в письме также пахнет напыщенностью и высокомерием. Браун утверждает, что «несмотря на кропотливые усилия, чтобы создать желаемый образ себя, г-н Коллинз бессознательно выдает свою реальную личность в процессе самолести и соблазнительной «изощерённости» [6:139]. Как только г-н Коллинз позволяет г-ну Беннету узнать цель своего письма, он быстро начинает щеголять своими отношениями с «досточтимой леди Кэтрин де Бёр… Благодаря щедрости и благорасположению которой [он] стал священником здешнего прихода» (1:51). Это первое упоминание о леди Кэтрин де Бёр дает читателю просто взглянуть на то, что должно исходить от Коллинза и его увлечение ею и идеям, которые она воплощает.

Письмо г-на Коллинза не только показывает его характер, но и раскрывает его всем, кто читает это письмо. Хотя письмо адресовано г-ну Беннет, он читает его вслух для всей семьи Беннет. Одновременно чувствуя «смесь раболепия и самодовольства» г-на Коллинза [1:53], он признает, что «В том, что он пишет о наших девочках, есть, мне кажется, какой-то смысл. Если он хочет что-то для них сделать, я не собираюсь его отговаривать.» [1: 52]. Когда Элизабет спрашивает может ли г-н Коллинз быть «разумным человеком» [1:52], г-н Беннет саркастически отвечает: «Нет, моя дорогая, совсем не думаю. Я предвкушаю нечто прямо противоположное.» [1:52]. Это квинтэссенция м-ра Беннета. Он, очевидно, понимает, что г-н Коллинз вполне может определить будущее семьи Беннет, но делает это с учетом ситуации: «Ожидания мистера Беннета целиком подтвердились. Глупость кузена вполне оправдала его надежды. И, слушая гостя с серьезнейшим выражением лица, он от души развлекался. … В поисках же примирения с семьей м-ра Беннета он задумал взять себе в жены одну из его дочерей… В этом-то и заключался его план восполнения ущерба, который наносился семье Беннет его наследственными правами.» [1:56−58] В то время как спокойное отношение м-ра Беннет к г-ну Коллинзу делает его симпатичным персонажем, но и показывает его безответственным отцом. По своему характеру, оно такое же, как и к разрешение Лидии поехать в Брайтон с миссис Форстер, несмотря на предупреждение Элизабет о возможности совершить неразумной Лидией «еще более легко-мысленные поступки,» способные бросить тень на репутацию своих сестер [1: 197]. Либеральное отношение г-на Беннета к действительности реально оборачивается катастрофическим браком Лидии. Остин предвещает г-ну Беннету оскорбления в своем ответе на письмо г-на Коллинза.

Реакция Джейн на письмо также символична для ее характера. После прочтения письма мистером Беннетом вслух, она отвечает «Трудно представить… как он собирается восполнить наносимый нам ущерб. Но уже одно такое желание делает ему честь.» [1: 52]. Желая видеть лучшее во всех, Джейн быстро отдаёт должное г-ну Коллинзу. Она ещё не знает об истинных намерениях г-на Коллинза и автоматически принимает их за благородные. Джейн демонстрирует тот же оптимизм даже, когда Элизабет рассказывает о версии г-на Уикхема на свою историю с м-ром Дарси. Джейн настаивает на том, что «именно вызвало между ними разлад, в котором нам лучше не обвинять ни того, ни другого [г-на Дарси и г-на Уикхэма], навсегда останется для нас тайной.» [1: 72]. Джейн была единственным существом, которое допускало, что в этой истории [г-на Дарси и г-на Уикхема] могут быть какие-то неизвестные хартфордширскому обществу смягчающие обстоятельства. «Неизменная кротость побуждала ее ко всему относиться снисходительно и всякое зло объяснять недоразумением.» [1:138].

Даже Мэри вносит свой вклад в обсуждение г-на Коллинза, комментируя стиль письма: «Что касается стиля, — сказала Мэри, — его письмо безукоризненно. Идея об оливковой ветви, пожалуй, не блещет новизной, но выражена неплохо.» [1: 53].

Мэри, несомненно, гораздо больше озабочена стилем: действительно ли письмо г-на Коллинза сообщает о классической теории, чем фактическое содержание письма. Мэри лишь добавляет великолепие к разговору, доказывая, что ее мнения, так же пусты, как и ее кузена.

Кэтрин и Лидия ничего не добавляют к обсуждению вообще. Рассказчица просто отмечает, что «для Кэтрин и Лидии письмо и его автор не представляли ни малейшего интереса.» [1: 53]. Поскольку было не похоже, что г-н Коллинз «появится в алом мундире», они не выражают заинтересованности в письме. Такое поведение символизирует Кэтрин и Лидию для большинства романа. Девушки заботятся только о поверхностных социальных обязательствах и фривольных связях.

Миссис Беннет также показывает себя, реагируя на письмо г-на Коллинза. Действительно, письмо «настолько рассеяло в душе миссис Беннет недоброжелательство по отношению к мистеру Коллинзу, что она усердно стала готовиться к встрече, чем немало удивила мужа и дочерей.» [1: 53]. Это довольно пассивный ответ от миссис Беннет, который за считанные минуты до этого настаивала на том, чтобы г-н Беннет «не говорил об этом чудовище» [1:50], и отмечает «Как вообще у него хватило наглости и лицемерия вам писать! Терпеть не могу фальшивых друзей!» [1: 51]. Письмо г-на Коллинза успокоило «бедные нервы» миссис Беннет, заявив, что он, вероятнее всего, жениться на одной из ее дочерей. Миссис Беннет не проявляет интереса к характеру г-на Коллинз, её заботит только то выйдет или нет одна из ее дочерей замуж за г-на Коллинза.

Элизабет, однако, с подозрением относится к г-ну Коллинзу. Еще ни разу не увидев его, лишь по тону его письма, велеречивому, многословному, она определила характер его автора одним словом — напыщенный. Она чувствует помпезность г-на Коллинз, и поражена его необыкновенным уважением к леди Кэтрин де Бёр. Кроме того, она обдумывает, «Ну и диковина, должно быть, этот наш троюродный братец, сразу его и не поймешь. Что за напыщенный слог! И для чего он вздумал извиняться в своих наследственных правах? Трудно поверить, чтобы он нам помог, даже если бы был на это способен.» [1: 52]. Здесь Элизабет самоутверждается в качестве единственной Беннет, способной к критическому анализу написанного слова. В то время как другие Беннеты легко обольщаются вежливостью г-на Коллинза, Элизабет может видеть помимо внешнего лоска истинный характер г-на Коллинза. Она не обманывается, полагая, что г-н Коллинз действительно сожалеет о том, что он является следующим претендентом, чтобы повлечь за собой. Она знает, что он, вероятно, очень рад быть следующим в очереди на получение наследства, показав всю фальшь своих извинений. Читатель может сделать вывод из этого отрывка, что Элизабет Беннет — единственная, кто не оторвана от реальности. Ей предстоит убедиться в том, что в нем было кое-что похуже — способность низменно поклоняться сильным мира сего и способность унижать того, кто был ниже его по богатству и положению. Письмо г-на Коллинза и реакция на него семьи Беннет служат в миниатюре микрокосмом всего романа. Остин в состоянии раскрыть характер семи героев примерно на двух страницах. Такой подвиг был бы невозможен, если бы рассказчица раскрыла характер г-на Коллинза заранее. Прочитав письмо г-на Коллинза вслух, г-н Бенне предоставил возможность каждому члену своей семьи ответить на него в своей собственной манере и раскрыть свой характер для читателя.

Низменная сущность его натуры более всего дает себя знать в самый трудный для семьи Беннетов период: во время бегства Лидии с Уикхемом. Коллинз присылает им письмо — «соболезнование». Только на этот раз г-н Коллинз не только показывает свою глупость и помпезность, он также демонстрирует свою ханжество и жестокость. Хотя официальной целью этого письма было утешить г-на Беннета в постигшем почтенную семью горе, за ним скрыто лицемерное сочувствие, а также и большая доля злорадства и самодовольства от сознания того, что, получив отказ от Элизабет и женившись на Шарлотте Лукас, он теперь избавлен от необходимости делить позор с семейством Беннет. «Позвольте же, дорогой сэр, пожелать Вам утешения в той мере, в какой это возможно, и посоветовать навеки отторгнуть от себя недостойную дочь, предоставив ей самой пожинать плоды своего порочного поведения» [1: 297]. Фактически, письмо заставляет г-на Беннета почувствовать себя ещё хуже. Говоря о невозможности починить страшную ситуацию, постигшую семью Беннет сейчас, г-н Коллинз даже идет так далеко, чтобы сказать, что «Кончина Вашей дочери [Лидии] могла бы в сравнении с ними казаться благом.» [1: 253].

Такой мудрый совет исходит от человека, который не хочет, чтобы его собственное имя было запятнано неосторожностью Лидии. Учитывая, что г-н Коллинз — священник, смысл его христианского прощения начисто отсутствует в этом письме. Ясно, что целью г-на Коллинза написать мистеру Беннету состоит не в том, чтобы утешить его и его семью, а в том, чтобы мистер Беннет сделал все от него зависящее, чтобы сохранить репутацию семьи. Г-н Коллинз теперь полностью самораскрывается в этом письме: он мелок, эгоистичен и даже жесток.

" Да, совершенному предложению руки и сердца, и очень хорошему письму" .

Хотя в «Эмме» Остин не предоставляет нам доступ к письму г-на Мартина, содержащее прямое и недвусмысленное предложение руки и сердца Гарриет Смит, Эмма, читатель все еще в состоянии открыть для себя характер г-н Мартина на основе его анализа Гарриет и Эммой. Однако, что наиболее интересно в этом письме — реакция Эммы, раскрывающей свой характер. На самом деле, в соответствии с воспоминаниями Джеймса Эдварда Остина-Лeя о Джейн Остин, она описала Эмму как «героиню на которую никто, кроме неё не будут похожи» [1: 148].

Остин часто предпринимает стратегические решения, включив в свои романы письма, способствующие развитию сюжета. В них часто сообщаются важные новости, и они часто знаменуют начало новой серии развития событий. Остин часто тщательно удерживает важную информацию, делая выбор в её раскрытии посредством писем, в пользу своих героев, что и придаёт её романам неопределенность. Таким образом, читатели начинают ожидать письма с волнением, зная, что какая-то важная новость, скорее всего, будет передана.

Письмо г-на Мартина с предложением Гарриет продвигает сюжет первой книги «Эммы». В то время как письмо может показаться скромным письмом с предложением, включение письма Остин выполняет гораздо больше функций, чем просто предложение руки и сердца. Фактически, получение письма означает собой начало презренного поведения Эммы и её вмешательство в других жизни людей. Эмма игнорирует сладкое чувство от письма г-на Мартина, используя его в качестве возможности для продвижения своей повестки дня. Эмма удаляет письма его смысл и цель, придав ему своё видение. Вместо того чтобы использовать письмо для поддержки и развития романтических и добрые чувств, Эмма обращает его в оскорбление.

Посягая на социальный статус Гарриет, она спекулирует на её невинности и наивности, полагая, что она действительно находится выше по социальной лестнице, чем г-н Мартин, и что она заслуживает лучшего партнера в браке. После успешной манипуляции с Гарриет, отклоняя предложение г-на Мартина, она, в своём воображении быстро подталкивает её к г-ну Элтону, считая его превосходным женихом для Гарриет. Когда Гарриет выражает свою озабоченность за причинение боли бедному г-ну Мартин и его семье, Эмма быстро отвечает: «Будем лучше думать о тех, кто вдали от нас нашел себе более веселое занятие… В эту минуту, может статься, мистер Элтон показывает ваш портрет своей матушке и сестрам, оговорясь, что оригинал во сто крат прекраснее, и, после настоятельных расспросов, решается назвать им его имя — ваше заветное имя.» [2:56]. Письмо г-на Мартина знаменует собой начало попыток Эммы свести Гарриет с г-ном Элтон, нанося ущерб их взаимоотношениям. Хотя в конечном итоге Гарриет выходит замуж г-на Мартина, вмешательство Эммы серьезно подрывает ее дружба с Гарриет, и все началось с получения простого письма от г-на Мартин с предложением о бракосочетании.

Реакция Эммы на письмо г-на Мартина точно мешает любому, кто не согласен с утверждением мисс Остин. Думая, что г-н Мартин — простой фермер, Эмма весьма удивлена тем, как оно составлено: «Стиль письма превосходил все ее ожидания. Мало сказать, что в нем не было ошибок, — оно и манерою изложения сделало бы честь любому джентльмену: слог, хотя и незатейливый, был упруг и ясен; чувства, им выражаемые, рекомендовали автора наилучшим образом. Письмо было кратким, но в нем виделся трезвый ум, пылкое, щедрое сердце, благопристойность и даже утонченность чувств.» [2: 51]. Такое письмо было, безусловно, таким, чтобы им восхищались. Тем не менее, Эмма относит красноречие письмо одной из сестер мистера Мартина: «Такое хорошее письмо, Гарриет, что, принимая во внимание все обстоятельства, невольно ловишь себя на мысли, что ему, должно быть, помогала одна из его сестер. Не верится, чтобы молодой человек, которого я видела на днях, когда он разговаривал с вами, способен был сам так прекрасно изъясняться на бумаге, хоть, впрочем, оно по стилю определенно не женское — писано слишком упругим, сжатым слогом, чересчур немногословно для женщины. Он, бесспорно, неглуп и, вероятно, от природы одарен талантом… мыслит ясно и четко и когда берет в руку перо, то без усилий находит нужные слова для выражения своих мыслей. У мужчин это случается. Да, мне понятен подобный склад ума. Деятельная натура, решителен, не лишен чувствительности, душа не огрублена. Письмо, Гарриет, — возвращая его, — написано лучше, чем я ожидала.» [2:51]. Хотя мы не можем утверждать, что письмо г-на Мартина, по мнению Эммы, содержит чужие речи, кажется, что её последняя версия отражает мотивы её поступков наиболее точно.

Ответ Эммы на письмо г-на Мартина, и ее действия, которые следуют за ним раскрывают ее «излишнюю свободу поступать своевольно, склонность излишне лестно думать о себе — таково было зло, грозившее омрачить многие ее удовольствия.» [2:5]. Действительно, этот проблеск характера Эммы, как показал ее ответ на письмо г-на Мартина свидетельствует об ее истинном характере на протяжении большей части романа.

Включение писем в романы Остин, свидетельствуют о состоянии эффективно раскрыть характер авторов писем и писем их читателей. Характер автора письма раскрывается в его / ее письмах через язык, который он / она выбирает. С другой стороны, из характера письма, читатель обнаруживает себя, когда он/она отвечает на него, усвоив его содержание. Остин признает, что-то же самое не может быть достигнуто посредством повествования или диалога. Герои не могут отвечать на повествование, если не задумаются о значении другого лица во время разговора. Как только письмо прочитано, героям дано столько времени, сколько они должны размышлять и отвечать на письма, все время, показывая свой характер. Кроме того, поскольку письма так точно представляют автора письма, то они настолько важны для своих читателей, что позволяют им блеснуть своим умом и эрудицией.

" Что — то произошло у самых неожиданных и серьёзных героев": Письма, продвигающие сюжет.

" Вот будет потеха!" .

Письмо Лидии Беннет, в котором она сообщает Форстерам, о своём побеге с г-ном Уикхемом опережает сюжет последней трети «Гордость и предубеждения». Это письмо передает некоторые из самых разрушительных новостей во всех романах Остин. Мало того, что действия Лидии бросают тень на свою репутацию, но и ставят под угрозу репутацию всех четырех ее сестер, подвергая их риску никогда не выйти замуж и лишиться средств к существованию в будущем. Небрежные слова, которые она позже пишет своей подруге Гарриет, только доводят Лидию до крайней небрежности, олицетворяющей её саму. В своих поступках она лишена благопристойности своей семьи, вместо этого она сообщает о своих намерениях в нескольких строках. Хотя Лидия, очевидно, тратит мало времени на написание писем, они вызывают серьезные последствия. После прочтения письма от Лидии направление романа меняет свой оборот. Большая часть последней трети романа сосредотачивается на поиске Лидии и исправление сложившейся вокруг неё ситуации.

Презренное признание Лидией своего поступка в конечном итоге могло бы привести ее к социальной смерти, однако оно окончательно сводит Элизабет и г-на Дарси вместе. Получив письмо Лидии, полковник Форстер уведомляет остальных членов семьи Беннет (в письме, конечно) и стремится найти Лидию как можно скорее с целью предотвращения большого ущерба для репутации семьи мистера Беннета, нанесённого ею. Получение писем от Джейн с известием о побеге Лидии заставляет Элизабет преждевременно покинуть Гардинеров и отправиться домой, поскольку только она сможет утешить свою семью, в частности, Джейн. Прочитав письма от Джейн и выяснив, какие ужасные события развернулись, Элизабет вряд ли в состоянии обработать то, что произошло, когда ей противостоит с не кто иной, как мистер Дарси. Г-н Дарси сразу чувствует беспокойство Элизабет и немедленно пытается утешить ее. Когда Элизабет в слезах объясняет ему, что наделала Лидия, он отвечает «лишь искренним, хоть и бесплодным сочувствием.» Он с готовностью обещает блюсти тайну и надеется, что все обернется не так плохо, как можно было пока ожидать. [1:236] «Когда он вышел, у Элизабет мелькнула мысль, что они вряд ли когда-нибудь встретятся с той сердечностью, которая отличала их встречи в Дербишире.

И, оглянувшись назад на все их знакомство, полное перемен и противоречий, она вздохнула по поводу изменчивости душевных стремлений, которые сейчас были направлены на то, чтобы это знакомство сохранить, а еще недавно — на то, чтобы как можно скорее с ним покончить." [1:236].

Г-н Дарси проявляет подлинную заботу о Элизабет и ее семье, искренне желая сделать всё, чтобы облегчить боль Элизабет. Хотя он и спокойно переносит новость, также ясно, что он возмущен тем, что сделал Уикхем. Отголосок письма Лидии позволило Элизабет увидеть Дарси в другом свете. Элизабет свидетельствует о сострадании г-на Дарси и впервые сожалеет. Она признает, «что эта разлука является одним из первых печальных последствий позора ее сестры, боль в ее душе, вызванная поступком Лидии, обострилась еще сильнее.» [1:237]. Теперь, когда Лидия погубила имя Беннет, Элизабет понимает, что такой человек, как Дарси никогда не будет ассоциировать себя с ней или ее семьей. Ей кажется, что письмо Лидии разрушило все её надежды на примирение между ней и г-ном Дарси. Немного позже Элизабет узнает, что она серьезно недооценивает мистера Дарси. Дарси тайно спешит на помощь погубившей свою репутацию девушке, о чем читателю становится известно в лишь в финале романа.

Дарси успешно находит пару, и финансово помогает Уикхему, чтобы тот женился на Лидии и положил конец ущербу, причиненному семье Беннет. Все это, конечно, сделано без ведома Беннетов. Фактически, Элизабет узнает о благотворительности Дарси из письма миссис Гардинер, в котором она сообщает о том, что знает, почему м-р Дарси присутствовал на свадьбе Лидии г-на Уикхема. В своем письме г-жа Гардинер обнародует договорённость г-на Дарси в деталях. Она рассказывает о причастности г-на Дарси к браку г-на Уикхема и Лидии, удовлетворяя Уикхема щедрым денежным подарком, считая себя вынужденным исправить ситуацию с Лидий: «Спасение Лидии, ее имени и чести — все это было делом его рук.» [1: 280] Содержание этого письма от г-жи Гардинер «вызвало в душе Элизабет целую бурю переживаний, радостных и мучительных, — трудно было даже определить, какие из них преобладали.» [1:279]. Среди этой смеси эмоций «Сердце подсказывало Элизабет, что он поступал так ради нее.» [1: 280]. Хотя она быстро обесценивает эту идею, г-н Дарси позже признается, что он действительно «думал только» о ней, помогая Лидии. Если бы Лидия никогда не связалась с Уикхемом, г-н Дарси никогда бы не имел возможности доказать свою любовь Элизабет. Скандал вокруг Лидии и г-на четко помог примирить Элизабет и г-на Дарси вместе, хотя его большая часть отправлена и раскрыта в письмах. Следовательно, читатели начинают с нетерпением ждать писем, потому что они понимают, что некоторые части сюжета, вероятно, будут выявлены там.

По выяснении важных новостей и продвижении сюжета с помощью писем, Остин не только придаёт неопределенность своим романам, но и дает возможность своим героям адекватно на них реагировать. Герои не могут ответить, если новости раскрываются через повествование. Как правило — ответы на известия продвигают сюжет вперед, позволяя нам иметь доступ к мысли героев. Прочитав о новостях в письме, Остин помогает своим читателям, понять мотивы, заставляющие своих героев действовать.

" Вы окажете мне честь, прочитав это письмо": письма, заменяющие живое общение.

Во многих случаях в романах Джейн Остин, разговорный язык терпит неудачу, и письма позволяют героям обрести дар речи. Мало того, что письма посылают, когда география ограничивает общение, но и даже тогда, когда социальные и эмоциональные барьеры ограничивают общение. Контекст, установленный в романах Джейн Остин, конечно, не поощряет открытого и честного общения. Отказ от общения — широко распространенное зло в романах Джейн Остин, и даже её самые добродетельные герои не освобождены от его последствий. Однако, отказ от общения не всегда зависит от периода времени, в к-ром разворачивается действие романов Остин. Открытое общение оказывается очень затруднительной, когда гордость персонажей поставлена на карту. Более того, некоторые герои находят определенные чувства трудные для устного выражения, а вместо этого обретают свой голос через написанное слово. С другой стороны, некоторые герои использовать письма как средство коммуникации, когда их цель состоит в том, чтобы манипулировать и обманывать. Независимо от намерений героев письма позволяют общению состояться, когда это сделать иначе не представляется возможным.

" письмо должно быть написано и прочтено" .

На протяжении первой половины «Гордость и предубеждения», Элизабет Беннет и г-н Дарси разделенны языком. Лаура Г. Мунихэм в «Романтике, языке и образовании в романах Джейн Остин» отмечает, что «первая половина романа показывает рост языкового барьера между Элизабет и г-ном Дарси, так как каждый воспринимает реальность в соответствии с его /ее собственными привычками в речи. Элизабет через остроумие и сопутствующей слепоте, а г-н Дарси посредством языка резерва и привилегий «[27: 46]. Может показаться, что Дарси ничего не может сказать, не представляясь напыщенным, а Элизабет всегда быстро осуждает то, что он говорит. Предубеждение Элизабет препятствует ее пониманию любого намерения Дарси, а гордость Дарси мешает ему понять своё предназначение. Это выясняется в процессе обмена репликами между ними во время пребывания в зале Недерфилда. В оживленной дискуссии о человеческих недостатках, Дарси признаётся, что у него немало слабостей в характере: «Слабостей у меня достаточно. Я только надеюсь, что от них избавлен мой ум. А вот за нрав свой я бы не поручился. Возможно, я недостаточно мягок — во всяком случае, с точки зрения удобства тех, кто меня окружает. Я не умею забывать глупость и пороки ближних так быстро, как следовало бы, так же, как и нанесенные мне обиды. Я не способен расчувствоваться, как только меня захотят растрогать. Меня, вероятно, можно назвать обидчивым. Если кто-нибудь лишается моего уважения, то уже навсегда» [1:47]. Элизабет отвечает, подтверждающие: «Вот это, в самом деле, серьезный порок!» Но она не останавливается на достигнутом, заявляя, «Ваша слабость — это готовность ненавидеть людей.» [1:48]. Дарси с интересом следит за её словами (с улыбкой), парируя Элизабет «А ваша, — отвечал он с улыбкой, — намеренно их не понимать.» [1:48]. Хотя восприятие Дарси Элизабет является более точным, чем восприятие Элизабет о нем, его напыщенные слова точно не располагают к открытому общению. В то время как цель Элизабет не может быть «умышленно» не понята людьми, ее устойчивые и даже упрямые мнения часто приводят ее к заблуждению. В то время как Дарси пытался самораскрыться в этой дискуссии, она заканчивается только оскорблением и дальнейшим непониманием и недоразумением.

Такое взаимное недопонимание следует за ними на протяжении большей части романа. Первое предложение брака Дарси является окончательным отказом от общения. Хотя он по-настоящему любит Элизабет, его предложение мучительно далёко от выражения этого чувства. Его предложение брака начинается с признания того, что: «Вся моя борьба была тщетной! Ничего не выходит. Я не в силах справиться со своим чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю!» [1:161], Дарси точно не использует язык, с помощью которого будет таять сердце Элизабет, и заставит ее принять его предложение. «Он говорил с необыкновенным жаром. Но в его словах был слышен не только голос сердца: страстная любовь звучала в них не сильнее, чем уязвленная гордость. Его взволнованные рассуждения о существовавшем между ними неравенстве, об ущербе, который он наносил своему имени, и о семейных предрассудках, до сих пор мешавших ему открыть свои чувства, убедительно подтверждали силу его страсти, но едва ли способствовали успеху его признания.» [1:161] Здесь, Дарси приглашает к открытому общению, и он, конечно, получает его. У Элизабет, наконец, появляется повод рассказать Дарси, почему она «никогда не искала его расположения, и оно возникло вопреки её воли». [1:162]. Дарси как удивлен, так и разочарован замечаниями Элизабет, относительно «его злонамеренного и неблагородного вмешательства, которое привело к разрыву между мистером Бингли и её сестрой», что хотя он действительно отвечает на часть ее обвинений, он не оправдывает себя полностью. Тем не менее, Дарси не желает разорвать их взаимоотношения полностью, поэтому он решает защитить себя посредством письма, особенно когда он далек от острой на язык Элизабет.

Дарси пишет письмо защиты как попытку преодолеть недоразумение, возникшее между ним и Элизабет. Он вынужден защитить себя от обвинений Элизабет, которая бросает их в его адрес сразу же после предложения руки и сердца. Однако, письмо Дарси — это не просто письмо защиты, это документ, который выражает честную и открытую коммуникацию. Он начинает свое письмо к Элизабет путем установки причины, по которой он написал письмо. Он утверждает, что «пишет, не желая ни в малейшей степени задеть Вас или унизить самого себя упоминанием о намерениях, которые ради Вашего, да и моего, спокойствия должны быть забыты, возможно, скорее. Усилий, необходимых для написания и прочтения этого письма, можно было избежать, если бы не особенности моего характера, которые требовали, чтобы письмо все же было написано и прочтено.» [1:167]. Дарси пишет это письмо, чтобы очистить те обвинения, которые Элизабет выдвинула против его характера. Теперь, когда он услышал то, что Элизабет может сказать о нем, он чувствует, что нужно, чтобы открыть коммуникацию, и ответить на ее обвинения. В письме, Дарси учитывает все непристойности в совершении которых Элизабет обвиняет его. Он, наконец, чувствует себя в положении, в котором он считает себя вынужденным рассказать Элизабет о своей противной истории с г-ном Уикхемом. По сути, письмо Дарси позволяет рассказать ей все, что он не смог сказать лично. Через написанное слово, Дарси смог выразить себя честно и открыто. Нет ничего, чтобы Элизабет не смогла правильно понять его сути.

Пока Элизабет и Дарси не участвуют в словесном диалоге, письмо продвигает различные типы диалога. В отличие от речевого общения, письменное слово является ощутимым. Элизабет может читать и перечитывать письмо Дарси, не принимая поспешных выводов или говоря за него. Согласно Ленкос, письмо Дарси позволяет своего рода «сократический диалог» [21: 2]. Читая письмо, Элизабет может подвергать сомнению каждую из его претензий, рассуждая, и в процессе мышления, она может ответить на его требования, либо принимая, либо не принимая их. Хотя письмо Дарси не приведет к немедленному союзу Элизабет и Дарси, оно, безусловно, знаменует собой первый шаг на пути лучшего взаимопонимания друг друга при наличии открытого и честного общения.

Согласно Мунихэм, сердитый отказ Элизабет от предложения Дарси вместе с его письмом защиты является «центральной точкой переданных обид, гнева и честности», из которых «Элизабет и Дарси воссоздают язык взаимопонимания, строя его в процессе развития их романа [27:46−47]. Действительно, письмо открывает двери для дальнейшего общения. Без письма Элизабет никогда бы не приняла решения, чтобы поговорить с Дарси ещё раз, если их общение состоится снова. К концу романа, союз между Элизабет и Дарси расцветает. Фактически, после того, как Дарси возобновляет свое предложение, пара в состоянии общаться открыто и честно, говоря, даже о письме Дарси. Ян Фергюс указывает:

" Как только Элизабет и Дарси помолвлены, они могут свободно обсуждать, сравнивать и интерпретировать все, что произошло между ними — в частности, вопросы о происхождении и развитии их любви. Последние представляют собой обмен на заключительном этапе диалога и создающими совершенно новый эффект для развития сюжета романа. Двусмысленность рассеивается и освобождается, осуществляется близость." [13 :118].

Элизабет и Дарси сейчас чувствуют себя достаточно комфортно, чтобы обсудить самые болезненные и неловкие предметы. Дарси признается, что слова Элизабет «причинили ему боль», а Элизабет утверждает, что ей «уже давно стыдно об этом вспоминать.» [1:316]. Кроме того, в то время как Дарси утверждает, что его письмо к Элизабет было «необходимо», он надеется, что она разрушила его, и Элизабет соглашается с тем, что «письмо непременно будет сожжено» [1:316]. Пара в настоящее время находится в мире с коммуникацией, которой они занимались во время и после предложения, и, кажется, что они теперь смогут перейти на другой тип взаимосвязи, то есть на открытый диалог. Фергус называет это достижение диалога — торжеством диалога. Победа заключается в фактическом диалоге через отношения, которые полностью убеждают и удовлетворяют воображение, ум и сердце, что «счастливый конец» был не просто утвержден или в воображаем, но и на самом деле достигнут. [13 :118].

У языка есть право отчуждения Элизабет и Дарси, но он также имеет силу соединить их вместе.

Письмами, заменяющими живое общение, когда оно невозможно Остин показывает силу написанного слова. Есть столько факторов, создающих трудность или невозможность сделать заявление, что герои Остин обнаруживают, что написанное слово позволяет сделать это возможным. Там, где разговорный язык бессилен и терпит неудачу, письменный — зачастую преуспевает. В случае с Дарси и Элизабет письменное общение способно залечить раны и открыть частную вербальную коммуникацию. С Фрэнком Черчиллом и Джейн Фэйерфакс письменная корреспонденция помогает поддерживать взаимоотношения, позволяя постоянную связь.

" До этого момента я никогда не знала себя!": Письма, которые приводят к самопознанию.

Многие письма, которые посылают герои Остин включать в себя информацию, настолько острую и мощную, что они фактически заставляют получателя письма прийти к своего рода откровению о себе, читая его. Является ли это отражением происходящего во время чтения письма или просто способности увидеть правду, изложенную в письмах как способ выяснения истины, которую произнесенные слова выразить не могут. Прозрения, происходящие во время написания и прочтения писем не только крайне важны для роста героев, но они также важны для развития сюжета и разрешения романа. Это не случайно, что Остин включает письма в качестве средства достижения самопознания. Остен ясно понимает силу письменного слова, а также его постоянство. Принимая во внимание, что слова, произнесённые в разговоре можно легко забыть, что означает, что они же, отраженные в письме могут быть пересмотрены снова и снова. Письма позволяют её героям читать и перечитывать их содержание, заставляя их думать, и заново обдумывать то, о чём в них говорится и приходить к новому пониманию себя.

" Но тщеславие, а не любовь лишили меня зрения!" .

Элизабет Беннет испытывает сильное потрясение после прочтения письма защиты г-на Дарси. Хотя письмо Дарси — важный документ, в котором он позволяет не только читателю, но и Элизабет, понять правду вокруг истории, произошедшей между г-ном Дарси и г-ном Уикхемом, так как его влияние на Элизабет крайне важно для развития сюжета романа. В главе, которая следует за письмом Дарси. раскрывается сложный ответ Элизабет. Действительно, он занимает у Элизабет целую главу, чтобы прочитать и понять полученное письмо, находя в нём новое понимание о себе. Она начинает с поспешного прочтения письма, так как «ей все же не приходило в голову, о чем он еще мог бы ей написать.» [1: 174], и не смогла удовлетворить своё любопытство достаточно быстро. «Торопливость, с которой она проглатывала строку за строкой, едва ли позволяла ей вникнуть в смысл того, что она уже успела прочесть, и от нетерпения узнать, что содержится в следующей фразе, она была неспособна как следует понять предыдущую.» [1: 174]. Письмо возбуждает «противоречие эмоций», и «поэтому нетрудно понять, с какой жадностью прочла она заключенные в нем объяснения и какие противоречивые отклики вызвали они в ее душе.» [1:174]. Содержание письма Дарси настолько шокирует, что Элизабет даже не может определить свои собственные чувства, которые для нее так важны. В этот момент эмоции Элизабет кипят, и она не подходит к письму Дарси объективно. Она считает, что часть письма, в которых Дарси объясняет свои действия по отношению Джейн и мистера Бингли «лишь проявлением высокомерия и гордости.» [1:175]. Однако, как только она приступает к прочтению части письма, посвящённого отношению к г-ну Уикхему «ее чувства пришли в еще большее расстройство и стали более мучительными, когда от этого рассказа она перешла к истории мистера Уикхема… Изумление, негодование, даже ужас охватили ее. Беспрестанно повторяя: Это неправда! Не может этого быть! Гнусная ложь! — она пыталась отвергнуть все, с начала до конца.» [1:175]. Ее предвзятое мнение о мистере Дарси все же скрывает её взгляд на него, и в этот момент, она не хочет изменить своего мнения о нем на основании его письма. Таким образом, «пробежав глазами письмо и едва осознав содержание одной или двух последних страниц, она поспешно сложила листки, стараясь уверить себя, что ей нечего обращать на него внимание и что она больше никогда в него не заглянет. 1:175]. Верная форме, Элизабет позволяет своему тщеславию помешать истине. Однако, фактически письма заставляет Элизабет первоначально проигнорировать роль Дарси, а «через полминуты она снова развернула письмо и, стараясь взять себя в руки, перечитала ту его часть, в которой разоблачалось поведение Уикхема. Ей удалось настолько овладеть собой, что она смогла вникнуть в смысл каждой фразы.» [1:175]. Она просматривает письмо несколько раз, постепенно увеличивая свое внимание на аргумент Дарси, и проверяет утверждения Дарси против своих знаний: «Не глядя на письмо и стараясь быть беспристрастной, она взвесила правдоподобность каждого обстоятельства, но это не помогло… Она снова принялась за чтение. И с каждой строчкой ей становилось все яснее, что история, в которой, как ей думалось прежде, поведение мистера Дарси не могло быть названо иначе, чем бесчестное, могла вдруг обернуться таким образом, что оно оказалось бы вполне безупречным. 1:176] Несмотря на все усилия, Элизабет не могу придумать ничего, что может оправдать г-на Уикхема. Поэтому она решает, что это действительно так, как описано в письме. В этот решающий момент Элизабет понимает, что все, что она считала правдой было ложью, и это знание поставило ей вопрос о самоосознании личности: «Как позорно я поступила! — воскликнула она. — Я, так гордившаяся своей проницательностью и так полагавшаяся на собственный здравый смысл! … Как унижает меня это открытие! И как справедливо я унижена! Если бы я даже влюбилась, я и тогда не оказалась бы столь слепой. Но тщеславие, а не любовь лишили меня зрения! «[1:178]. Хотя цель письмо Дарси в том, чтобы осветить правду, письмо также изменяет Элизабет. Оно заставляет ее задуматься о своем поведении и прийти к выводу, что, несмотря на свою гордость за ее способность читать характер других людей, она не знала своего собственного.

Если бы Дарси никогда не давал этого письма Элизабет, она бы никогда не узнала, почему он попытался разрушить взаимоотношения Джейн и мистера Бингли, и при этом никогда бы знала об отвратительном поведения Уикхема. Однако, что более важно, Элизабет никогда бы не самораскрылась. Она никогда бы не поняла, что ее предположения часто базируются на предубеждении, и что ее гордость мешает истинному пониманию себя и окружающих. Ленкос указывает, что «письмо Дарси к Элизабет в частично внушительно, потому что это одно сообщение, которое он пишет к ней, навсегда изменит ее мировоззрение и жизнь» [21: 7]. Тот же эффект не был достигнут, если бы Дарси пытался объяснить его смысл устно. Оскорбив Элизабет со своим менее лестным предложением, он никогда бы не получил возможности выступать в свою защиту. Дарси знает об этом, поэтому он принимает решение, написать обо всём в письме. Однако, в то время как Элизабет и Дарси не участвуют в словес-ном диалоге, Элизабет относится к письму так, как будто она участвует в диалоге с Дарси. Этот метод эффективен, так как Элизабет в состоянии взаимодействовать с Дарси, не видя его самого. Она способна подвергнуть сомнению смысл его слов, выступая против него, проверить его, принять его и в конечном итоге измениться под его влиянием.

В романах Остин материальная природа писем часто находит личное отражение. В то время как гордость, упрямство и обиды зачастую способны предотвратить самоотражение, есть некая правда, отраженная в письме, что позволяет над ним поразмыслить и принять решение. Элизабет Беннет оставлена в покое наедине с подобной правдой, чтобы при этом, рассуждая, прийти к её лучшему пониманию.

Вывод к 4 главе

Письма во времена Остин были явно больше, чем устройством для общения. Люди поняли, что письма являются отражением автора письма. Когда человек пишет письмо, его / ее характер, нравы и ценности, вероятно, проявляются в языке, который он / она использует. Также письма считались отражением живого духа автора письма. Остин использует для своей выгоды раскрытие характера писем в своих романах, демонстрируя характер, нравы и ценности отправителя как получателю письма, так и читателю романа.

Исследование писем, включенных Остин в романы, помогает читателю лучше их понять и оценить силу написанного слова. Письма объединяют героев. Письма показывают правду. Письма позволяют героям лучше понять себя и других. Письменное слово в романах Остин в состоянии изменить людей способами, не доступными для произносимых слов. Письменное слово также часто в состоянии эффективнее донести сообщение тогда, когда разговорное слово потерпит неудачу. Остин включает письма, не потому что они просто функционируют как удобный литературный приём; скорее она включает их, чтобы продемонстрировать ценность письменного слова. Письма героев Остин — это возможность показать правду об изменении людей, способных контактировать с жизнью читателей в интимной и значимой форме.