Метаметафора и метареализм как производные фантастики. «Сюжетика» сна как принцип построения повествования

И у Гоголя, и у Кафки ярко выражена метафизическая природа смеха, метафизическая природа абсурда.

С чисто художественной, технической стороны они достигают такого эффекта прежде всего с помощью вполне определенного приема. Это прием материализации метафор, причем метафор, так называемых языковых, уже стершихся, тех, чей переносный смысл уже не воспринимается. Когда мы говорим, например, о том или ином человеке — «он потерял человеческий облик», либо о том или ином явлении — «это чистый абсурд», или «это уму непостижимо», или «это как кошмарный сон», мы, по сути, пользуемся такими языковыми метафорами, прибегаем к смыслу не буквальному, а переносному, образному.

Кафка и Гоголь последовательно материализуют именно эту умунепостижимость, абсурдность, фантасмагоричность. Что больше всего озадачивает в их прозе — это снова и снова всплывающая алогичность, неправдоподобность причинно-следственных сцеплений.

Время имеет как минимум два измерения для одного человека. В одном измерении человек живет, а в другом он наблюдает. И это второе измерение является пространственно подобным, по нему можно передвигаться в прошлое и в будущее. Проявляется это измерение в измененных состояниях сознания, когда интеллект не давит на человека, то есть прежде всего во сне.

Сюжет повествования методически строит по принципу, по какому оформляется «сюжетика» сна. И это уже сложно назвать метафорой. В обычном, нормальном мире человек, бодрствуя, живет в мире логических причинно-следственных связей, во всяком случае так считает. Ему все привычно и объяснимо, а вот засыпая, человек уже погружен в сферу алогизма. Время и пространство сна — искажение реальных перспектив. Художественный трюк Кафки в том, что у него все наоборот. У него алогизм и абсурд начинается, когда человек просыпается. Также у Гоголя: именно в сновидениях и сумасшествиях кроется действительная правда. Погружается в сновидение Пискарёв, сходит с ума Поприщин, но майор Ковалёв, представитель общественной нормы, не может знать таких болезненных уклонений, с ним всё должно случаться в действительности.

В нашем исследовании мы будем пользоваться понятием «Метаметафора», введенным Аристовым В. в «Заметках о «мета». Он поясняет его значение и функции следующим образом: метаметафора в творчестве Франца Кафки и Николая Гоголя является не отдельно взятым тропом, а приемом, с помощью которого происходит организация того или иного текста. Метаметафора заключена в самой идее произведения, то есть уход Носа от своего законного обладателя майора Ковалёва или беспричинный арест Йозефа К. и т. д. С помощью метаметафоры художник добивается необыкновенного эффекта: какой-то абсурдностью, нелепостью он заставляет задумываться над главными законами бытия, над трагичностью человеческой судьбы, над существованием каких-то высших сил, управляющих жизнью людей.

Каково же определение метаметафоры? «Мистериальная метафора» — можно использовать такое словосочетание для определения метаметафоры. В «Евангелии от Фомы» есть такие слова Христа: «Когда вы сделаете единое как многое — многое как единое, верх как низ — низ как верх, внутреннее как внешнее, внешнее как внутреннее, тогда вы войдете в Царствие». Некоторые исследователи считают это высказывание самым полным описанием метаметафоры. Синонимами этого слова являются такие слова, как «выворачивание» или «инсайдаут». Примером данного явления может служить такое высказывание: «Человек — это изнанка неба / Небо — это изнанка человека». Этот пример взят из стихотворения К. Кедрова «Компьютер любви».

«Мета» — по-гречески «за» чем-либо, «после», то есть это нечто более глубокое, более завуалированное, чем метафора. Метаметафоризм есть сгущенная, тотальная метафора, по сравнению с которой обычная метафора должна выглядеть частичной и робкой. Метаметафора — это метафора, где каждая вещь — вселенная. Этот прием способствует созданию нового пространства — «метареальности».

Метафоризм играет со здешней реальностью, метареализм пытается всерьез постигнуть иную. Метареализм — это реализм метафоры как метаморфозы, постижение реальности во всей широте ее переносов и превращений.

Метареализм можно попытаться определить как способ изображения в постоянном преобразовании, метаморфозе, трансформации — как стремление изобразить прорастание и присутствие вечного в реальном, нынешнем, причем связующая ткань и должна быть создана, она и есть незримая цель — это и есть «мета». Мир произведений Кафки и Гоголя — это переплетение многих реальностей, связанных непрерывностью внутренних переходов и взаимопревращений. Художник исходит из принципа единомирия, предполагает взаимопроникновение реальностей, а не отсылку от одной, «мнимой» или «служебной», к другой — «подлинной». Созерцание художника фиксируется на таком плане реальности, где «это» и «то» суть «одно».

Кафка, изображая душевный мир героя, пытался сделать так, чтобы каждый шаг грозил неожиданными открытиями, за которыми грезились бы еще более грандиозные пространства — сейчас это обозначили бы термином «виртуальная реальность».

Сверхъестественные обстоятельства застают героев Кафки и Гоголя врасплох, в самые неожиданные для них моменты, в самые неудобные место и время, заставляя испытывать «страх и трепет» перед бытием. Из произведения в произведения живописуется история человека, оказавшегося в центре метафизического противоборства сил добра и зла, но не сознающего возможности свободного выбора между ними, своей духовной природы и тем самым отдающего себя во власть стихий.

Когда мы говорим «реальность», мы имеем в виду все в совокупности — усредненную пробу смеси из миллиона индивидуальных реальностей. Абсурдный герой обитает в абсурдном мире, но у Кафки трогательно и трагически бьется, пытаясь выбраться из него в мир человеческих существ.

Чтобы выразить абсурд, оба писателя пользуется логической взаимосвязью. Абсурдный эффект связан с избытком логики. Мир Ф. Кафки и Н. Гоголя — это в действительности невыразимая метаметафорическая вселенная, где человек позволяет себе болезненную роскошь «ловить рыбу в ванне, зная, что там он ничего не поймает».