Феномен саморефлексивности науки и процесс гуманизации научного познания

Острота и значимость данной проблемы связаны с негативным опытом техногенной цивилизации, с поисками таящихся в самой науке возможных способов противостояния господству техники, «безудержной гонке поставляющего производства» (Хайдеггер), «иррациональной динамике рациональности» (Вейцзеккер), «авантюристической жажде действий и прогресса» (Швейцер). Для того, чтобы прояснить сущность процесса гуманизации науки ставится вопрос о торможении наукой внутренних и внешних дегуманизирующих импульсов. А это связано с поисками в самой науке факторов торможения дегуманистических тенденций знания в его синтезе с экологически вредными технологиями, с поисками факторов, препятствующих отчуждению науки от природы и человека, познающего субъекта от морально-этического, и противостоящих господству той бездушной силы техники и производства, которая через науку получает власть над природой и человеком.

Анализ современной науки дает основу для понимания постнеклассического этапа в её развитии как континуума, в рамках которого возникают подобные защитные механизмы (новые критерии научности, идеалы и нормы рациональности), тормозящие дальнейшее развитие науки в рамках классической западной парадигмы, т. е. «закрытого» типа познавательного отношения к действительности. То, что в классической науке считалось бессмысленным, нетрадиционным или ненаучным, постепенно, в рамках постнеклассического этапа обретает статус внутринаучного.

Гуманизация науки может быть представлена как становление способов её саморегуляции и форм самосознания, соответствующих уровню её глобального воздействия на природу и человека. Мощь и сила науки определяются её мерой, собственным самоограничением и самообузданием, её всевозрастающим вниманием к торможению дегуманистических тенденций в развитии знания. Феномен регулятивного самоторможения науки целесообразно соотнести с явлением саморефлексивности науки, благодаря чему путь науки к гуманизации предстает как «спасительное сдерживание», как самопознание, как распространение рефлексии на вненаучную «судьбу» знания, когда соотнесение целей, результатов и последствий научной мыследеятельности приобретает характер методологического принципа.

Наука, обладая свойством саморефлексивности, способна, как отмечает Н. С. Автономова, не просто отображать и воспроизводить в знании реальность, но сознательно контролировать формы, условия и основания процесса познания См.: Автономова Н. С. Рефлексия в науке и философии // Проблема рефлексии в научном познании. — Куйбышев, 1983. — С. 19. Наиболее ощутимо это проявляется в периоды смены научных парадигм, типов научной рациональности, когда специально-научное знание подходит к постановке таких вопросов, которые традиционно считаются философскими. Именно так наукой преодолевается тенденция к «закрытости», к догматизации научных истин. Хайдеггер подчеркивает, что наука способна снова и снова отстаивать свою сущностную задачу, «только когда она экзистирует, отталкиваясь от метафизики». Задача же эта «не в собирании и упорядочении знаний, а в размыкании, каждый раз заново достигаемом, всего пространства истины природы и истории» Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления: Пер. с нем. — М.: Республика, 1993. — С. 26.

Дегуманизация характерна как раз для науки, индифферентной к рефлектирующему мышлению, отчужденной от смысла и результатов своей деятельности, т. е. для науки, которая не мыслит. На опасность сочетания «прогрессирующей науки» с «предельно бездумным мировоззрением» указывал А. Швейцер. Он констатирует, что «почти нет уже мыслящей науки», так как «обобщение научных фактов и распространение полученных выводов на мировоззрение не входит-де в ее задачу» Швейцер А. Культура и этика. — М., 1973. — С. 74. Мы придаем большое значение факту увеличения пространства рефлексивности в современной науке именно в связи с тем, что рефлексия, будучи формой саморегуляции науки, участвует в процессе ее структурного гуманистически ориентированного самоторможения. Для современной науки характерно распространение рефлексии во все слои и на все уровни научного исследования, развитие различных уровней рефлексии (внутритеоретической, межтеоретической, междисциплинарной, общенаучной, философско-методологической). На усиление саморефлексивности современной науки, которое происходит в общем контексте усиления критического самоанализа культуры и рационализации человеческой деятельности, повлияло несколько факторов. Во-первых, критическая оценка роли науки в современной культуре. Во-вторых, возникновение новой теоретико-познавательной ситуации в самой науке, связанной с включением в поле ее зрения новых объектов, актуализирует рефлексивные процессы в ней, критическую переоценку оснований усложняющихся научных теорий. В-третьих, резкому возрастанию саморефлексивности научно-теоретического мышления способствовало ускорение научно-технического развития, в ходе которого нарастают темпы устареваний знания, обнаруживается недостаточность и предельность, казалось бы, абсолютно достоверных теорий и понятий.

В результате глубинных процессов, протекающих в науке, формируется новый стиль научного мышления и изменяется традиционное понимание активности ученого, его функцией становится проведение методологического контроля и регулирования своей деятельности, реализуемое в различных формах рефлексии. Все это является условием того, что торможение антигуманистических тенденций может быть вплетено в саму ткань научного исследования, определяя его эвристику и превращаясь в методологический принцип познания. Специфика современной науки состоит в том, что наряду с усилением личностного рефлексивного начала в научном познании оформляются дисциплинарные формы ее самосознания, а следовательно, и саморефлексии (науковедение, наукометрия, социология науки и т. д.). Таким образом, наука, находясь с миром в отношении «предметного противопоставления» (Хайдеггер), и себя также противопоставляет своей теории в качестве предмета.

Качественной спецификой самосознания современной науки является и тот факт, что рефлексия уже не ограничивается областью теоретических оснований научного знания, методов и процедур научного познания, а начинает распространяться на последствия применения результатов научно-исследовательской деятельности, на вненаучную. «судьбу» знания, что, в свою очередь, дает новый импульс к критическому переосмыслению научных теорий и оснований науки. Саморефлексия порождается уже не столько абстрактным стремлением сделать более эффективными методы научного познания, сколько осознанием ответственности перед природой и человечеством, что и стимулирует поиск новых методов.

К причинам, обусловившим такое расширение области рефлексии, относится следующее: во-первых, внедренные в практику научные идеи все чаще становятся объектом науки в контексте их экологических и социальных последствий; во-вторых, ускорение оборота научного знания в практике (технике, производстве) происходит фактически в течение жизни одного поколения, что позволяет ученому включаться в контекст критического анализа последствий своей деятельности уже через призму собственного социального опыта.

Познаваемый наукой мир все более предстает как соединение искусственного и естественного, как результат экспансии знания, как его проекция. Чем шире в покорении мира участвует научное знание, вовлеченное в производство, тем неудержимее наука о мире включает в качестве своего предмета научное знание, цели и результаты познавательной активности человека. Возвращение знания в науку в качестве объекта способствует установлению обратной связи между научной теорией и ее практической реализацией, между наукой и природой, наукой и культурой, между теоретическим и практическим (нравственным) разумом, порождая мощную саморефлексию. Экспансия научного знания привела к тому, что наука, познавая мир, все более сталкивается сама с собой, с научным знанием, но уже в контексте его социальных и экологических последствий, в контексте многовариантного развития логико-рационалистических схем. В результате создаются условия для перенесения рефлексии на цели и ценности когнитивной активности, для выхода науки на новый уровень самосознания и саморегуляции, на котором научное познание нагружается гуманистическими ценностями, когда истинным считается то, что полезно для сохранения рода и всего сущего.

Назовем рефлексивный импульс науки, противостоящий господству «бездушной силы» техники и производства, которая через науку (в ее механико-натуралистическом, прогрессистско-поставляющем варианте) получает власть над природой и человеком, самоторможением. Самоторможение науки проявляется, например, в осознании необходимости соотнесения результатов научной деятельности с их социальными и экологическими последствиями. Именно в такой форме практика (как проверка через ожидаемые последствия) начинает сегодня выступать содержательным критерием истинности научного знания.

В этом контексте проблема истины как характеристики знания приобретает форму проблемы истинности самого научного творчества. Ведь тот научный потенциал цивилизации, который ведет в конечном итоге к разрушению природной среды и самого человека как части природного мира, не может быть назван творческим в подлинном смысле этого слова. Научное творчество не должно быть разрушительным по своим конечным результатам. Расширение природопреобразующей направленности научного творчества вызывает необходимость его переосмысления в системе взаимосвязи науки и природной среды, которая опосредуется социальными, производственными и технологическими отношениями. Если научное творчество в качестве своих отдаленных последствий дает разрушительный эффект, то оно является дискредитацией творчества, по сути дела, антитворчеством. Катастрофические социальные и экологические последствия научных просчетов, ошибок и особенно лжеидей, а также устаревшего знания приводят к тому, что научное творчество может оборачиваться антитворчеством, а наука, таким образом, становится «оборотнем», «антинаукой». В данном контексте термин «антинаука» обозначает амбивалентность науки, возможность ее антигуманного использования. В конце XX века постепенно утверждается мысль, что научное знание и творчество должны оцениваться сквозь призму глобальных социоприродных последствий, а экологическое обоснование должно стать одним из содержательных критериев научности Обусловлено это тем, что наука, проникая во все сферы социальной деятельности, приобретает все более универсальный характер, вследствие чего пути развития науки, человечества и природы имеют тенденцию к сближению.

В результате сегодня в качестве главного критерия эффективности любой социальной деятельности выдвигается принцип соответствия природного и социального. Это предполагает при определении эффективности научной деятельности учет трех уровней детерминации. Первый включает собственно научное ее содержание, то насколько она (деятельность) отражает потребности развития научного познания и знания, второй — утилитарно-практический, то насколько она удовлетворяет конкретные сиюминутные потребности общества; третий уровень обусловливает оценку научной деятельности в плане фундаментальных оснований человеческого бытия, ее глобального, гуманистического содержания. Соотношение результатов научной деятельности в отношении этих трех уровней может быть прямо противоположным. Осознание противоречия между внутренней значимостью, а также утилитарной пользой результатов научной деятельности и их отрицательными глобальными, социальными и экологическими последствиями, между научными и гуманистическими ценностями является условием выхода науки на новый уровень самосознания и саморегуляции. На устранение этого противоречия должно быть направлено формирование новых требований научности и прежде всего, требования соблюдения принципа соответствия, во-первых, целей, результатов и последствий научной деятельности, а во-вторых, природного и социального. Значение этого принципа состоит не только в возможности оценки эффективности научной деятельности, но и в его нормативной функции, заключающейся в том, что вся система науки и научного познания должна строиться в соответствии с экологической безвредностью ее результатов и рекомендаций.

В силу того, что над научным познанием начинает довлеть масштаб глобальной проблемы выживания человечества, наука все более соприкасается с «Ничто» (с настроением «фундаментального ужаса»), которое, по Хайдеггеру, и есть чистое бытие. Он подчеркивает что «только благодаря открытости „Ничто“ наука способна сделать сущее как таковое предметом исследования». Открытость науки «Ничто» является условием дальнейшего развития научного познания, фактором гуманизирующего самоторможения. Отталкиваясь от «Ничто», наука поднимается на новый уровень самосознания и рефлексии.

Существо современной науки во многом определяется тем, что опасность, исходящая от классического рационализма, от захваченности науки техникой, достигает таких размеров, что уже фиксируется самой наукой. А это уже само по себе есть условие ее спасительного самоторможения, ее гуманизации.

В рамках неклассических и постнеклассических тенденций и в связи с предъявлением к науке новых требований в ней создаются условия для осознания идеи самоторможения, которая эксплицируется как необходимость пересмотра внешних и внутренних аксиологических оснований науки. То есть пересмотра, во-первых, представлений науки о ее свзязи с другими формами духовной культуры и постижения бытия, с обществом и природой (отказ от навязывания им сциентистских схем и рецептов); а во-вторых, представлений научного сообщества о целях, идеалах и нормах научного исследования.

В то же время идея самоторможения (торможения внутренних и вннешних дегуманизирующих импульсов) выступает и как содержательная сторона аксиологических оснований гуманистически ориентированной науки, превращаясь, с одной стороны, в способ существования науки в современном мире, а с другой — в принцип научного познания. Благодаря этому наука в ее феноменологическом измерении предстает как опыт нравственного сознания, обретая предикаты рефлексивности и моральности. Гуманизацию науки, таким образом, связывают с ее постоянным все возрастающим вниманием к дегуманизирующим импульсам, к тенденции, ведущей к «закрытости» науки, т. е. с возникновением «мыслящей науки» .