Мифологизм в романе Роберта Шнайдера «Сестра сна»

МИФОЛОГИЗМ В РОМАНЕ РОБЕРТА ШНАЙДЕРА «СЕСТРА СНА»

Колесникова Л.Б.

Среди прочих явлений культуры ХХ века особо следует выделить процесс ремифологизации, который органично вписался в общую динамику развития литературного процесса. В литературных течениях, начиная с символизма и заканчивая постмодернизмом, возрождается интерес к мифу как к наиболее емкому культурно-эстетическому базису, воплощающему в себе фундаментальные черты человеческого мышления и социального поведения. Наравне с традиционным изложением и воссозданием мифических сюжетов появляются все новые и новые интерпретации, писатели и драматурги находят в мифе средство передачи собственной концепции бытия. В произведениях немецкоязычных авторов начала ХХ века наблюдаются мифотворческие тенденции, позднее создаются неомифологические произведения, в которых современная действительность коррелирует с древними преданиями.

На основании общих тенденций, прослеживаемых в развитии литературы нашей эпохи, предлагается выделить два основных варианта мифологизирования: собственное мифотворчество и рецепцию традиционного мифа [1, с. 4].

В самом начале ХХ века виднейший австрийский писатель и драматург Гуго фон Гофмансталь создает трагедии «Электра» (1904) и «Эдип и Сфинкс» (1906), используя традиционные античные сюжеты, неоднократно трактовавшиеся в мировой литературе.

Произведения известного австрийского писателя Ф. Кафки могут служить примером мифотворчества в ХХ веке. Написанная им новелла «Превращение» отличается непредсказуемостью содержания, автор не использует традиционных сюжетов, а создает миф абсурдного мира, в котором пространство человека замыкается на его собственном восприятии действительности.

Крупнейший драматург Германии Герхарт Гауптман создает тетралогию об Атридах. В «Ифигении в Дельфах» (1941), «Ифигении в Авлиде» (1943), «Смерти Агамемнона» (1944) и «Электре» (1944) автор рисует мрачные картины кровавых убийств, грабительских войн, человеческих жертвоприношений. В косвенной форме в тетралогии содержится протест против злодеяний фашизма. Чувствуется параллель между кровавыми событиями, происходящими в доме Атридов, и мрачной атмосферой, царившей в гитлеровской Германии. Гауптман наполняет древнегреческий миф злободневным содержанием.

Немецкий писатель Томас Манн в своей тетралогии «Иосиф и его братья» воплощает идею эпической целостности мира, используя при этом традиционный библейский сюжет. Иллюстрацией трактовки традиционного мифосюжета может служить также и роман современной немецкой писательницы Кристы Вольф «Кассандра» (1983). Миф о страданиях греческой прорицательницы переосмысливается немецкой писательницей в связи с размышлениями о прошлом и будущем немецкого народа.

Роман современного немецкоязычного писателя Роберта Шнайдера «Сестра сна» (1992) был переведен более чем на тридцать языков и лег в основу фильма и двух музыкальных произведений оперы и балета. Сюжет романа соотносится с мифом об Орфее. Ключевыми символами романа являются музыка, отчаяние, любовь и смерть.

В греческих мифах Орфей, знающий тайну тона и ритма, с помощью этого знания имел власть над скрытыми силами природы. Он очаровывал своей музыкой диких зверей, которые, приходя на звуки его голоса и арфы, ложились у его ног, птицы слетались, а деревья и камни приходили в движение и во всей природе воцарялись мир и согласие. А после смерти Орфея наступает вселенская скорбь:

мифологический роман древнегреческий немецкоязычный Скорбные птицы, Орфей, зверей опечаленных толпы, Твердые камни, леса, за тобой ходившие следом, Дерево, листья свои потеряв и поникнув главою, Плакало всё о тебе; говорят, что и реки от плача Взбухли [5, с. 268].

Сходную картину мы наблюдаем и в романе Шнайдера: главный герой романа Элиас Альдер обладает невероятным музыкальным даром, который помогает ему найти общий язык с окружающим миром. Выполняя упражнения для голоса, Элиас смог «достичь звуковых частот, доступных слуху животных, пробиться в ультразвуковой диапазон летучих мышей, издавать звуки, не слышимые человеческим ухом, но внятные собакам и лисам» [8, с. 80]. В последние часы жизни героя романа звери безбоязненно приближаются к нему: «Молодой горный козлик, одно из самых робких животных, спокойно пил воду из ручья … чуть пониже на полянке у пещеры пощипывали травку три косули… Из глубины пещеры выпорхнула летучая мышь, и вскоре на гладкий камень вскарабкались саламандры. Одновременно залаяли собаки в Эшберге… Голос Элиаса звучал на тех частотах, которые воспринимались животными. Он пел в ультразвуковом диапазоне, и его слышали летучие мыши, он беззвучно свистел, и его свист доходил до ушей лисиц и собак. Звери ловили последние сигналы его несчастной жизни» [8, с. 288].

Подобно Орфею, Элиас спасает от смерти свою возлюбленную, и на протяжении всего романа воплощает свою любовь в музыке.

Тема музыки, используемая автором в романе, всегда играла существенную роль в мифологической сюжетности. «Музыка одно из звеньев в цепи множества явлений, вовлеченных в мифологическое мироустройство. В греческой мифологии музыкальные объекты, будь то инструмент, тон гаммы или акт музицирования, оказываются в одном ряду со стихиями и созвездиями, представителями животного и растительного мира, предметами домашнего обихода, людьми и божествами, взаимодействуя с ними, входя в отношения трансформации и тождества» [2, с. 8].

Звук в романе Шнайдера, как и у древних греков, является порождением самой глубины вещей, праязыком самой материи. «Музыкальное искусство издревле считалось особо божественным, потому что оно является в миниатюре точной копией закона, действующего во всей вселенной. Удары пульса и сердца, вдохи и выдохи дыхания, все это работает в ритме. Жизнь зависит от ритмической работы всего механизма тела. Дыхание проявляется как голос, как слово, как звук» [7, с. 103] и этот звук постоянно слышит Элиас Альдер. В самом начале романа мы наблюдаем магическую силу звука: Элиас рождается мертвым, но акушерка возвращает его к жизни своим пением. Немного повзрослев, юный Элиас понимает, что «все открывшееся ему ил, галька, жуки, тритоны, трава и прелые листья обрело звуковой образ» [8, с. 45]. Звук это область неординарного, трансцендентного, лежащего по ту сторону физической реальности, ведь «пятилетний Элиас услышал Вселенную» [8, с. 48] и биение сердца своей еще не рожденной возлюбленной.

В современных неомифологических произведениях миф не всегда является единственной линией повествования, также и в романе «Сестра сна» мы видим лишь некоторые отголоски древнего мифа. Шнайдер не прибегает к поэтике мифологизирования в буквальном смысле. Метафорическое одушевление природы в самом начале романа задает определенный тон, предвосхищая дальнейшие загадочные и в то же время мрачные события: «…природа окончательно вознамерилась стереть здесь всякое напоминание о человеческом присутствии. Можно было подумать, что она почтительно выжидает, когда последнего ее покорителя настигнет припозднившаяся смерть, чтобы потом со всей мощью и беспощадностью навалиться на заброшенный хутор. Все, что на протяжении столетий было отобрано у природы человеком, она в конце концов вернула себе… И ясень, ее любимое дитя, снова заполнил все вокруг и дал мощную поросль» [8, с. 9 10]. Символичен образ ясеня. В Древней Греции ясень считался символом справедливого возмездия, и греческая богиня правосудия Немезида, одна из наиболее древних и почитаемых в Греции, часто изображалась художниками с веткой ясеня в левой руке. Ясень олицетворял связь мира богов и мира людей, иными словами, мира духовного и мира материального, помогал понять людское предназначение, а также предсказывал будущее тем, кто искренен в своем желании познания. Ясень дерево мировой оси, символизирует божественную природу человечества, а также это символ возрождения и обновления.

Автор использует еще один из характерных мифических символов. В романе описывается большой камень на берегу реки, который «напоминал гигантскую окаменевшую ступню, и казалось, что сам Бог в незапамятные времена выбрал именно это место, чтобы сделать шаг в подлунный мир» [8, с. 158 159]. В древности камни обожествлялись, считались «символами внеземных сил и вместилищем душ умерших"[4, с.135]. Черный камень считался символом греческой богини Кибелы, а вдоль дорог в Древней Греции устанавливались защитные камни гермы их чье название связано с именем бога Гермеса. Большие камни также воспринимались как теофанические символы. В романе Шнайдера камень «звал» юного Элиаса. По странному стечению обстоятельств рядом с этим камнем с организмом ребенка стали происходить загадочные метаморфозы: внезапно он ощутил боль во всем теле, его слух обострился до предела и радужная оболочка глаз приобрела желтый цвет. В дальнейшем именно рядом с этим камнем Элиас открывает в себе дар имитировать чужие человеческие голоса и крики животных. В конце романа жители деревни обнаруживают, что после смерти гения камень унесло паводком. И здесь опять же мы находим аналогию с мифом об Орфее. После смерти Орфея вся природа «облачилась в траур, плакали даже скалы и своими слезами переполняли реку. С тех пор с приближением годовщины смерти Орфея природа всякий раз печалится заново. Больше всех горюют Родопские скалы, и слезы их до сегодняшнего дня переполняют реку Гебр, хотя теперь она называется Марицей…» [3, с. 255].

Герой романа «Сестра сна» гибнет по собственной воле, обрекая себя на муки. В мифах древней Греции самоубийство не является грехом и встречается довольно часто. Более того, именами самоубийц назывались реки, горы, созвездия. Известный герой мифов древней Греции Геракл покончил с собой, как и его жена Деянира. В другом мифе жрец Диониса Корес должен был принести калидонскую девушку Каллирою в жертву Дионису, но решил спасти девушку и принес в жертву себя, вонзив нож в собственное сердце. Каллироя также покончила с собой у источника, в дальнейшем получившего свое название от ее имени. Вот как у Овидия описывается скорбь прекрасного юноши Кипариса, ранившего своего любимца оленя:

Раз, притомившись, лег на лужайку со свежей травою Чудный олень и в древесной тени наслаждался прохладой.

Неосторожно в тот миг Кипарис проколол его острым Дротом; и видя, что тот умирает от раны жестокой, Сам умереть порешил… [5, с. 248].

Впоследствии юноша Кипарис был превращен Аполлоном в стройное дерево кипарис, которое у греков было принято сажать в местах скорби.

«Самоубийство рассматривалось как нечто прекрасное в Древней Индии и Японии, Древнем Египте и Палестине, Греции и Риме… Так, на протяжении тысячелетий, начиная от древнейших времен до наших дней, самоубийство как феномен включалось в самые различные произведения искусства: мифы, поэзию, литературу, живопись, театр, становясь при этом источником, вызывающим эстетические переживания. Результат эстетического восприятия самоубийства мы даже можем непосредственно усмотреть в характеристиках и образах тех мифических персонажей, в которые превращаются души погибших самоубийц. Это с одной стороны ужасные, безобразные богинки в образе старых женщин, а с другой стороны прекрасные русалки в образе молодых девушек с распущенными волосами, с рыбьими хвостами, играющие, танцующие и поющие по ночам около рек… Так самоубийство находит свое отражение в эстетике, а эстетика в самоубийстве» [6, с. 7].

Поведение Элиаса Адлера можно охарактеризовать как принесение себя в жертву любви. Решив для себя, что он не позволит себе «ни минуты забытья, покуда не постигнет до основания тайну несбыточности своей любви» [8, с. 7], Элиас пробует различные способы борьбы со сном. Он употребляет в пищу растения, обладающие свойством тонизировать организм человека настолько, что он уже не в состоянии уснуть, иными словами, наркотические средства. Понимая, что это его может погубить, он продолжает бодрствовать. Подобное саморазрушение можно отнести к безумию, возросшему на почве чрезмерной творческой вибрации души. Шнайдер не осуждает своего героя, скорее он создает некую эстетическую картину смерти Элиаса: «Элиас слышал не только звуки своей угасающей жизни, он проникал в самые звуки и шорохи, разлагал их на оттенки и обертоны, он слышал даже малейшие сбои своего слабого сердца. Больше слышать этот звук ему уже было не дано: Бог выпустил его из рук своих» [8, с. 288].

Сюжет романа Роберта Шнайдера «Сестра сна» имеет под собой многогранную философскую, эстетическую и мифологическую подоплеку. В романе автор находит образы и символы, помогающие уйти от бытового материала. В силу очевидных аналогий с мифом об Орфее, роман следует отнести к неомифологическим произведениям немецкоязычных авторов конца ХХ века.

• 1. Воротникова А. Э. Мифорецепция в романе К. Вольф «Кассандра»: Монография. Воронеж, 2007.
• 2. Гервер Л. Л. К проблеме «миф и музыка» // Музыка и миф: Сборник трудов. М., 1992. Вып. 118. С. 7 21.
• 3. Замаровский В. Боги и герои античных сказаний: Словарь. М., 1994.
• 4. Маковский М. М. Феномен табу в традициях и в языке индоевропейцев: сущность формы развитие. М., 2008.
• 5. Публий Овидий Назон. Метаморфозы. М., 1977.
• 6. Трегубов Л. З., Вагин Ю. Р. Эстетика самоубийства. Пермь, 1993.
• 7. Хазрат ИХ. Мистицизм звука. М., 1997.
• 8. Шнайдер Р. Сестра сна. СПб., 2003.