Присоединение Сибири (евразийская интерпретация)

Присоединение Сибири (евразийская интерпретация) Коноплев А.В.

В исходной исторической характеристике российской цивилизации отражено ее пограничное положение между двумя континентами и цивилизационными типами — Европой и Азией, Западом и Востоком. В концепции П. Н. Савицкого евразийство рассматривается как базовая парадигма российской цивилизации. Западники предпочитали видеть приобщение России к Западу через преодоление «восточной отсталости». Славянофилы, напротив, отстаивали самобытность Руси-России, ее принципиальное отличие и от Запада и от Востока, видели ее уникальность в общинно-православном начале. Позже утвердилась евразийская концепция, утверждавшая российское пространственное, историческое и духовное слияние с азиатским ареалом. Одним из сторонников данной концепции является П. Н. Савицкий.

Анализируя географическое положение России, агроклиматические условия, расположение природных зон, П. Н. Савицкий рассматривает Россию как целостный и вполне автономный природный мир, который существенно отличается как от Европы, так и от Азии. Это позволило ему обозначить особую географическую зону — «континент Евразия», который охватывает не весь одноименный материк, а лишь его срединную часть — Россию.

Вводя в научный оборот термин «Россия-Евразия», П. Н. Савицкий подчеркивал континентальность России и ее отличие от океанических государств. Он считал, что Россия-Евразия, расположенная на срединной континентальной части Старого Света, имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться «срединным» государством. Если английский геополитик Х. Макиндер в работе «Географическая ось истории» рассматривал различные версии контроля берегового пространства евразийского материка со стороны Англии и США с тем, чтобы управлять стратегически Евразией в целом, то Савицкий, приняв ту же модель, рассмотрел ее с точки зрения российских имперско-национальных интересов. Согласно П. Н. Савицкому, «Россия-Евразия есть центр Старого Света.» Если устранить этот центр, то все остальные его части, вся система материковых окраин (Европа, Передняя Азия, Иран, Индия, Индокитай, Китай, Япония) превращается как бы в «рассыпанную храмину». Европой с русско-евразийской точки зрения является, все, что лежит к западу от русской границы, а Азией — все то, что лежит к югу и юго-востоку от нее. «Россия не есть ни Азия, ни Европа, но представляет собой особый географический мир"[3].

Стоит отметить, что евразийцы, если не первыми, то, по крайней мере, одними из первых подробно рассмотрели роль географического фактора в историческом процессе, обозначив природное лоно формирования культуры как «месторазвитие». Его свойства во многом определяют облик и образ культуры. Это в дальнейшем более полно развил в своей теории этногенеза Л. Н. Гумилев.

В то же время, как это ни парадоксально, ни евразийцы, ни Л. Н. Гумилев в своих исследованиях практически не уделяли особого внимания освоению и присоединению к Московской Руси Сибири. Этот важнейший этап в истории формирования Российской империи лишь констатируется в их трудах, в то время как основное значение придается освоению Степи. Ориентация на Степь естественным образом вытекала из основной евразийской идеи о преемственности России и государств Великой Степи и той роли, которую эти народы сыграли в объединении Евразии. Однако стоит отметить, что возникновение в этих пределах Российской империи имело особый характер, уникальность которого во многом была обусловлена включением в единое целое именно сибирских земель.

В XVI в., отвоевывая славянские земли на западе, русские первопроходцы одновременно двинулись на юг и юго-восток в лесостепные и степные районы Восточноевропейской равнины и на восток — в Сибирь. Ближайшими соседями России были Казанское и Астраханское ханства, первыми испытавшие растущую мощь Московского государства.

С падением этих государств, в состав Руси вошли финно-угорские и тюркские народы Поволжья (марийцы, мордва, чуваши, удмурты, частично башкиры, а также собственно татары). Однако независимыми остались Крымское ханство, поддерживаемое Турцией, и Ногайская орда, так как выйти в степь русские, остававшиеся к тому времени земледельческим этносом, самостоятельно не могли. Если взглянуть на политическую карту Восточной Европы XVI в., то становится ясным, что в этот период русские осваивают главным образом лесостепь, а степные районы находятся в полной власти кочевых скотоводческих народов. Что же касается степных низовьев Волги, то здесь русские укрепляются только на землях, прилегающих к речной долине. Причерноморские степи Россия подчинит в XVIII в., а в сердце Великой Степи — на казахстанские и среднеазиатские земли — она двинется только в начале XIX в. Причем, продвижение это возглавят не русские крестьяне, а особая общественная группа — казаки. Л. Н. Гумилев отмечал это, определяя казаков как самостоятельный народ, обладающим особым стереотипом поведения, который ученый видел критерием в понимании цивилизационной сущности этноса[5].

Сложившись как сообщество «вольных гулящих людей» на степных окраинах Московского и Литовского государств, казаки были неразрывно связаны со степью, которая являлась их «месторазвитием». Как особая общность (по Гумилеву — консорция) казаки складывались на границе двух хозяйственно-культурных типов — кочевого скотоводства и пашенного земледелия, сочетая в своем становлении оба этих начала. Особенно важно то, что формировалась эта консорция исключительно из высокопассионарных личностей, выталкиваемых в процессе оформления Московского государства не просто на периферию, а в иную ландшафтную среду — в степь. Освоение степи способствовало быстрому и естественному включению в этнические процессы значительной части тюркского населения.

Казаки сыграли исключительную роль в становлении Российского государства, так как им и, исключительно им, принадлежит заслуга включения Степи в единое пространство России-Евразии.

Важно отметить, что возникновение именно этой социальной группы изменило взаимодействие земледельческой и скотоводческой цивилизаций Евразии и их воздействие на ландшафт. Если в предшествующие периоды кочевники-скотоводы разрушили многие центры древнего земледелия в регионе, значительно уменьшив ареал этих культур, то с движением земледельцев в степь в XVI—XVII вв. начинает постепенно сокращаться пространство скотоводства. Процесс этот завершается только во второй половине XX в. Его начало было обусловлено появлением на карте региона казачества, которое двинулось в степь, увлекая за собой русское крестьянство и другие слои населения Московского государства, обеспечив объединение различных ландшафтных зон в единое этнокультурное пространство. Исследователь данной проблемы Л. Р. Павлинская в своей работе пишет: «В масштабах цивилизационного развития наступление степной культуры на оазисы, лесостепь и лес и ее отступление или свертывание и разворачивание земледельческой культуры, подобно космическому маятнику, отмеряет ход этнокультурной истории Евразии"[6].

Таким образом, можно сделать вывод, что к XVI в. генезис евразийского, русско-туранского культурно-хозяйственного типа еще не был завершен. Именно присоединение и дальнейшее освоение Сибири стало ключевым моментом в создании единого геополитического, экономического, культурного пространства, которое в евразийской концепции обозначается как «Россия-Евразия».

московский русь сибирь казак

1. Евразия: Исторические взгляды русских эмигрантов: Сборник статей / Российская академия наук. Институт всеобщей истории; Отв. ред. д. и. н. Л. В. Пономарева. — М.: Институт всеобщей истории, 1992. — с.31

2. Маккиндер Х. Дж. Географическая ось истории/ Х. Дж. Маккиндер// Полис. — 1995. — № 4.

3. Савицкий П. Н. Россия — особый географический мир / Прага: Евразийское книгоиздательство, 1927.

4. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли / Л. Н. Гумилев — М., 2010.

5. Гумилев Л. Н. «Древняя Русь и Великая степь"/ Л. Н. Гумилев — Эксмо, М., 2006

6. Павлинская Л. Р. Сибирь в контексте евразийской теории / Евразия: Этнос, ландшафт, культура. — СПб., 2001. — С. 20−83.