Лингвокультурология и когнитивистика. 
Концепт в синхронии и диахронии

До настоящего момента в лингвокультурологии не было выработано единства относительно оснований для выделения одного из самых главных объектов ее интереса — концепта. А концепт действительно является наиболее важной единицей, изучаемой данной дисциплиной: интерес к прецедентным феноменам, прецедентным текстам и прецедентным именам (см., например, [Красных, 2002]) возник в лингвокультурологии позже, при попытке рассмотреть все возможные формы взаимодействия между языком и культурой. Отсутствие единства при рассмотрении концепта проявляется в том, что исследователи при определении данного феномена (а следовательно, и при определении объекта лингвокультурологии) исходят из различных предпосылок, иногда решая проблему выбора между подходами путем простого исключения других пониманий.

На настоящем этапе можно выделить, по меньшей мере, два основных подхода к исследованию концепта: когнитивный и лингвокультурологический. Любое исследование, посвященное теоретическим аспектам изучения концепта либо описанию конкретных концептов, так или иначе совмещает эти подходы. Однако их выделение представляется целесообразным, потому что в подавляющем большинстве случаев один из указанных подходов преобладает, оказывается сильнее выраженными, чем остальные.

Первый подход, который можно было бы назвать когнитивным, ведет к максимальному расширению объекта исследования и предполагает рассмотрение концепта как результата концептуализации действительности. Этот подход характерен для исследований, проводимых в рамках когнитивной науки, которая определяет концепт как «оперативную содержательную единицу памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [Краткий словарь когнитивных терминов, 1996, с. 90]. Сущность концептуализации определяется следующим образом: «При любой концептуализации фрагмента действительности одни аспекты реальности акцентируются, актуализуются, другие затушевываются, уходят в фон: происходит схематизация реальной действительности» [Борщев, Парти, 1999]. Концептуализация соотносится с категоризацией, которая предполагает «деление мира на категории, то есть выделение в нем групп, классов, категорий аналогичных объектов или событий… мысленное соотнесение объекта или явления с определенной категорией» [Самигулина, 2007, с. 312]. Схематизация в случае категоризации предполагает две основных операции — идеализацию и абстракцию. Идеализация состоит в том, чтобы найти в объекте признаки, которые позволяют отнести его к определенной схеме, а абстракция — в том, чтобы игнорировать другие, нерелевантные для данной схемы, признаки объекта [Кобозева, 2000].

При этом для когнитивного подхода к языку характерен выход за пределы выделенной Соссюром «внутренней лингвистики»: процессы концептуализации и категоризации связываются со всеми другими психическими функциями и способностями человека. Е. С. Кубрякова отмечает связь процессов категоризации (итога классификации действительности, представляемого в виде особой категории) со всеми «когнитивными способностями человеческого мозга (психики), со всеми существующими здесь системами восприятия мира по пяти разным каналам (т.е. пятью разными органами чувств и разными рецепторами информации) и, конечно, с обработкой всех этих данных (чувственных, сенсомоторных, перцептивных) с помощью языка» [Кубрякова 2004: 307]. Дж. Лакофф рассматривает значимость процесса категоризации шире, в конечном счете видя в нем существеннейшую составляющую человеческой жизни: «Не будь у нас способности к категоризации, мы не смогли бы действовать вообще, ни в физическом мире, ни в нашей социальной или интеллектуальной жизни. Понимание того, как мы осуществляем категоризацию, является необходимым для понимания того, как мы мыслим и как мы действуем, и следовательно, необходимым для понимания того, что делает нас человеческими существами» [Лакофф, 2004, с. 20].

Исследования с когнитивной доминантой отличаются максимально широким пониманием концепта: с концептами связываются все без исключения лексические единицы, поскольку они оформляют, систематизируют наши знания о мире и определяют его видение. Установление связи между концептом и лексемой обусловлено тем, что когнитивная наука не отказывается от решения задач, традиционных для лингвистики (например, описания слова как лексической единицы, причем концепт в этом случае понимается как его значение). При этом сторонники когнитивного направления считают, что с концептами связаны не только полнозначные, но и неполнозначные слова. В качестве примера можно привести работу [Рахилина, 2000, с. 281], где говорится о концептах, стоящих за предлогами сквозь и через.

Второй подход в исследованиях концепта можно назвать лингвокультурологическим. Он связан с ограничением внимания исследователя ключевыми концептами той или иной лингвокультуры. Основной чертой концепта с точки зрения лингвокультурологического подхода является его соотнесенность с традициями, обычаями, историей, условиями бытования определенной культуры — концепт оказывается «хранилищем» и средством передачи опыта сообщества, выражением его неповторимого взгляда на мир.

В частности, это проявляется в том, что для концепта, рассматриваемого с точки зрения лингвокультурологического подхода, характерен такой признак, как его непереводимость на другой язык. В значительной части случаев мы, конечно, можем найти в других языках соответствия для конкретной лексической единицы, однако всегда оказывается, что соответствие носит приблизительный характер, поскольку языки по-разному представляют реальность, а сходство между ними, по большому счету, обманчиво.

Кроме того, сопоставление различных языков привело исследователей к выводу, что в одних языках существуют лексические единицы, у которых нет даже приблизительных соответствий в других языках. Это явление получило название межъязыковой лакунарности. Согласно определению Ю. А. Сорокина, стоявшего у истоков исследований этого явления, лакуны свидетельствуют «об избыточности или недостаточности опыта одной лингвокультурной общности относительно другой» [Сорокин, 1988, с. 8].

Наряду с непереводимостью, был выделен еще ряд признаков, которые характеризуют концепт как единицу собственно лингвокультурологического анализа. Это повышенная частотность и высокая деривационная активность, которые указывают на значимость соответствующего концепта для данной культуры [Вежбицкая, 1996, с. 76−79], а также явно выражаемое носителями языка отношение к концепту как к типичному для их национальной культуры [Ривлина, 2005, с. 66]. Последний признак предполагает наличие способности к рефлексии, то есть способности установить границу объективной реальностью и тем, как представляет эту реальность концепт, и увидеть наличие других возможностей концептуализации действительности.

Наиболее последовательно этот подход проводится в контрастивных исследованиях, основной задачей которых является выявление специфики конкретных лингвокультур, которая максимально полно проявляется при сопоставлении различных языков. Пожалуй, самым ярким и впечатляющим примером подобных исследований можно считать некоторые работы А. Вежбицкой [Вежбицкая, 1993; 1996], в которых сопоставление соотносительных фрагментов картин мира в разных языках оказывается не только целью, но и одним из ведущих методов (хотя и не единственным).

Впрочем, «ключевые» понятия конкретного языка могут быть выделены и вне сопоставления с другими языками. Согласно определению А. Д. Шмелева, лексическая единица некоторого языка обладает таким статусом, «если она может служить своего рода ключом к пониманию каких-то важных особенностей культуры народа, пользующегося данным языком» [Шмелев, 2002, с. 11]. Обратим внимание на тот факт, что данное определение не содержит указания на необходимость сопоставления различных языков, а определяющим признаком ключевого понятия является соотнесенность с важными особенностями культуры народа. Представляется очевидным, что контрастивный анализ в этом случае вытесняется на периферию, перестает быть главной целью (и/или методом) исследования. Однако в этом случае он может приобретать статус важной методологической процедуры, к которой исследователь обращается наряду с другими методами (например, анализом сочетаемости, синонимических и ассоциативных связей, культурного и исторического контекста и т. д.).

Для лингвокультурологического подхода в целом характера аксиологическая доминанта: в подобных исследованиях в центре внимания оказываются концепты, несущие явно выраженную ценностную нагрузку. В отечественной лингвистике наиболее последовательное выражение аксиологическая доминанта нашла в работах Ю. С. Степанова, Н. Д. Арутюновой, а также представителей ее школы (см., например, серию сборников «Логический анализ языка»). В частности, по мнению самой Н. Д. Арутюновой, «концептуальный анализ имеет своей целью определить статус мировоззренческих понятий в обыденном сознании людей» [Арутюнова, 1998, с. 325], концепт — это «понятие жизненной философии» [Арутюнова, 1993]. Для исследований с аксиологической доминантой характерно ограничение числа ментальных сущностей, которые «имеют право» претендовать на статус концептов. Согласно такому подходу, к концептам следовало бы отнести все ментальные сущности, которые имеют ярко выраженный ценностный характер [Карасик, 1996; Степанов, Проскурин, 1993; Степанов, 1997; Снитко, 1999; Кузнецов, 2000]. Ю. С. Степанов указывает, что количество базовых концептов невелико, «четыре — пять десятков, а между тем сама духовная культура всякого общества состоит в значительной степени в операциях с этими концептами» [Степанов 1997, с. 12]. Это суждение очень хорошо передает суть аксиологической доминанты в исследованиях концепта, которая, во-первых, предполагает внимание к относительно небольшому числу единиц, а во-вторых, уделяет внимание духовной, но не материальной культуре (впрочем, игнорирование материальной культуры для исследований самого Ю. С. Степанова не совсем характерно).

Очевидно, что первый и второй подходы в значительной степени дополняют друг друга. Вызвано это в первую очередь тем, что между ними много общего, а различия касаются главным образом расстановки акцентов. Прежде всего, и когнитивный, и собственно лингвокультурологический подходы в одинаковой степени видят в концепте единицу хранения информации. Однако когнитивный подход акцентирует внимание на познавательной, психологической стороне этого явления, тогда как лингвокультурологический — на его социальной и культурной стороне. С точки зрения когнитивного подхода в конечном счете не так важно, что язык — это хранилище культурно-значимой информации, отражение картины мира, свойственной данной, неповторимой культуре. Можно даже утверждать, что когнитивистов интересует не какой-то конкретный язык, а «язык вообще», потому что механизмы категоризации едины для всех языков, а последние различаются скорее результатами их действия. Таким образом, акцент делается на механизмах концептуализации и категоризации, которые являются общими для всех языков, хотя и различаются по своим результатам — конкретному способу членения единого семантического пространства. В лингвокультурологическом подходе на первый план выступают различия между культурами, и больше внимания уделяется взаимодействию языка и культуры, тогда как психологические и когнитивные механизмы концептуализации отступают на периферию, хотя и не утрачивают своей значимости. В самом деле, разве сопоставление различных языков не является одним из путей выявления возможных различий в концептуализации действительности? Кроме того, общие знания о механизмах концептуализации необходимы при сопоставлении конкретных языковых картин мира, так как они позволяют связать их с реальными условиями жизни той или иной общности, с особенностями мировоззрения и т. д.

Полагаем, что эти подходы могут быть совмещены и даже интегрированы. Преимущество когнитивного подхода заключается в том, что он помогает уловить тонкие ментальные механизмы, при помощи которых человек упорядочивает разнообразную информацию, поступающую из внешнего мира. Ценностный подход уделяет внимание «энергетической» составляющей некоторых концептов, его экспрессивной и иллокутивной функциям, тому, что называется «переживаемостью» [Степанов, 1997, с. 41] и «интенсивностью» [Перелыгина, 1998, с. 5] духовных ценностей, к которым он отсылает. Тем самым он отделяет ценностные концепты от общего массива концептуальных структур, акцентируя способность концепта аккумулировать культурный опыт.

Следует отметить, что концепт как явление всегда шире, чем любое его определение, которое непременно несет на себе отпечаток задач, решаемых ученым, а также его предпочтений. По этой причине любое определение концепта можно считать скорее рабочим, создаваемым в рамках конкретной теории или конкретного исследования. В рамках данной работы мы будем придерживаться следующего определения концепта: концепт — это ментальная структура, которая имеет языковое выражение и обеспечивает согласованность в восприятии реальности определенной общностью людей и отражает практический и/или духовный опыт ее членов. Данное определение по своей сути тяготеет к когнитивному подходу в описании концепта, однако не противоречит лингвокультурологическому подходу. В частности, указание на духовный опыт отсылает нас к установкам аксиологического подхода, тогда как привязка концепта к определенной общности людей, бесспорно, «открывает двери» для изучения национальной культуры сквозь призму языка.

Особо следует прокомментировать связь концепта с языковым выражением. Бесспорно, концепт можно рассматривать как не зависящий от языка, то есть как метальную единицу в собственном смысле этого выражения. Однако мы полагаем, что указание на связь с языковым выражением является необходимым для любого лингвистического определения концепта, поскольку в обратном случае любые претензии лингвиста на исследование концепта оказываются необоснованными: концепт не имеет отношения к языку.

Вопрос о развитии концепта в диахронии уже ставился некоторыми исследователями. Основы описания диахронического существования концепта были заложены Ю. С. Степановым [Степанов, 1997, с. 40−76]. С диахронической точки зрения рассматривались эмоциональные концепты [Вежбицкая, 2001; Красавский, 2001]. В исследованиях, направленных на описание архаичных и древних представлений о мире, широко используются методы этимологии и реконструкции, а также статистические методы.

Мы остановимся на некоторых важнейших предпосылках использования синхронного и диахронического измерений в рамках лингвокультурологического исследования.

Если обратиться к существующим определениям лингвокультурологии как области научного знания, то становится очевидным, что введенное Ф. де Соссюром разграничение синхронии и диахронии [Соссюр 1997] вполне совместимо с задачами этой дисциплины. Хотя значительная часть определений не акцентирует разграничения статики и динамики как аспектов существования языковой картины мира, между пониманием лингвокультурологии и этим разграничением не обнаруживается и противоречия. В частности, согласно дефиниции, предложенной В. В. Красных, лингвокультурология — это «дисциплина, изучающая проявление, отражение и фиксацию культуры в языке и дискурсе, непосредственно связанная с изучением национальной картины мира, языкового сознания, особенностей ментально-лингвального комплекса» [Красных, 2002, с. 12]. Ср. также: лингвокультурология — это «комплексная область научного знания о взаимосвязи и взаимовлиянии языка и культуры» [Карасик, 2002, с. 103]. Очевидно, что оба эти определения вполне могли бы быть расширены за счет введения словосочетания «в синхроническом и диахроническом измерениях» (или его более или менее точного синонима).

Тем не менее, в некоторых определениях в той или иной степени просматривается ориентация на синхронический подход. Согласно одному из определений, лингвокультурология изучает «корреспонденцию языка и культуры в синхронном их взаимодействии» (выделено мной. — И.Ш.) [Телия, 1996, с. 217]. В соответствии с определением, предложенным В. В. Воробьевым, лингвокультурология — это «комплексная научная дисциплина синтезирующего типа, изучающая взаимосвязь и взаимодействие культуры и языка в его функционировании и отражающая этот процесс как целостную структуру единиц в единстве их языкового и внеязыкового (культурного) содержания при помощи системных методов и с ориентацией на современные приоритеты и культурные установления (система норм и общечеловеческих ценностей)» (выделено мной. — И.Ш.) [Воробьев, 1997, с. 36−37]. В первом случае установка на исследование синхронного среза выражена явно, во втором случае она косвенно вводится через отсылку к актуальному состоянию культуры. Бесспорно, подобные ограничения вряд ли могут быть признаны абсолютно правомерными. Концентрация на синхронном измерении отрицает тот факт, что культура в высокой степени изменчива и характеризуется нестабильностью; привязка к «современным приоритетам и культурным установлениям» лишает исследователя возможности проникновения в сущность уникальных более древних состояний той же самой культуры, которые могут значительно отличаться от ее актуального состояния. Очевидно, что последний подход имеет значительный воспитательный смысл, но в целом выходит за пределы научной объективности, поскольку представляет собой попытку навязать конкретному культурно-историческому образованию абстрактные (а возможно, даже относительные) «современные приоритеты и культурные установления» без учета его специфики.

Абсолютизация ахронного подхода представляется неправомерной, поскольку мы не имеем права утверждать, что в последнем случае вообще не произошло никаких изменений: возможно, они не являются масштабными и затрагивают не самые существенные параметры концептуализации, но все же имели место, а потому заслуживают изучения. Кроме того, ахронность в лингвокультурологическом анализе заметно снижает гибкость описания, не позволяя учитывать всего множества факторов, определяющих функционирование языка. Дело в том, что речевая практика (тот самый дискурс, о котором пишет в процитированном выше определении лингвокультурологии В.В. Красных) никогда не представляет собой проявление языковых структур в чистом виде, поскольку она находится под заметным влиянием внеязыковых (социальных, политических и прочих) факторов. Игнорирование этого важного момента вряд ли является обоснованным в лингвокультурологическом исследовании. Наконец, полное игнорирование различий не всегда оправданно, поскольку при решении определенных исследовательских задач различия могут оказаться более значимыми, чем сходства.

На какие моменты следует обратить внимание исследователю при рассмотрении концепта в диахронии?

• 1. Прежде всего, это процессы становления и трансформации концепта (последний предполагает усложнение его структуры, замещение одних компонентов другими или утрату компонентов, а в предельном случае — даже появление и исчезновение концепта). В данном случае мы имеем дело с изменениями, которые можно сопоставить с трансформацией лексической структуры языка (появлением новых слов, новых значений, утратой и переосмыслением старых).
• 2. Второй аспект, который требует особого внимания, затрагивает не столько концепт, сколько его функционирование. Мы имеем в виду тот тривиальный факт, что в процессе исторического существования концептосфера может оставаться более или менее стабильной, но при этом вынуждена «адаптироваться» к внешним культурным (например, политическим) условиям, в которых она существует.