Преддоговорная ответственность в гражданском праве Российской Федерации

Преддоговорная ответственность в гражданском праве Российской Федерации

К.В. Севрюгин Как отмечено в современной цивилистике, на рубеже XX и XXI вв. теории гражданско-правового договора придется не однажды испытать на себе «многочисленные революции» вплоть до постановки вопроса о новой теории¹. Нельзя исключить и тот факт, что частью этой теории станут вопросы преддоговорной ответственности, к проблематике которой не столь давно обратилась цивилистическая доктрина².

Идея преддоговорной ответственности принадлежит немецкой школе пандектного права и ее представителям Р. фон Иерингу, Г. Дернбургу, Б. Виндшейду и другим. Основателем данной концепции по праву считается Р. фон Иеринг. В одноименной статье, датированной 1861 г., он выделил основания преддоговорной ответственности и разделил ее на виды³. В содержательном плане Иеринг разделял преддоговорную ответственность на несколько видов: 1) ответственность за неспособность заключить договор; 2) ответственность за невозможность будущего исполнения договора; 3) ответственность, связанная с пороком воли при заключении договора. В соответствии с концепцией Иеринга преддоговорная ответственность устанавливает ответственность за вину при заключении договора, но не предшествующим заключению договора переговорам.

Идеи пандектистов о преддоговорной ответственности были в ограниченном виде восприняты в Германском гражданском уложении 1887 г. (далее — ГГУ). Мотивы, которыми руководствовался законодатель при составлении ГГУ, и основания включения в его текст положений о culpa in contrahendo пошли по пути закрепления общего правила. Произошло терминологическое смешение понятий «ответственность за недействительность договора» и «ответственность из действительного договора»⁴. По этой причине не сделанное указание об исходящей от сданного на хранение объекта опасности превратилось в частный случай culpa in contrahendo⁵, а ответственность, предусмотренная впоследствии в § 122, 179, 307 и 309 ГГУ, равно как и возмещение интереса, возникшего из-за невыполнения условий договора или злоумышленного несообщения о недостатках проданной или подаренной вещи (§ 463, 523 и 524 ГГУ) и в случае сдачи вещи на хранение, были признаны ответственностью culpa in contrahendo. Несмотря на то обстоятельство, что ГГУ восприняло идею преддоговорной ответственности в достаточно ограниченном виде, благодаря правоприменительной практике, толкующей нормы ГГУ расширительно, к 30-м гг. XX в. институт culpa in contrahendo окончательно оформился как самостоятельное основание ответственности за имевшую место вину стороны в преддоговорных отношениях.

К идее преддоговорной ответственности, развитой германским гражданским правом, близка доктрина promissory estoppel в англо-американском праве (в основном США, Австралии). Национальное законодательство стран англо-американского права напрямую не устанавливает ответственность за преддоговорные нарушения, но, как указывает профессор К. Осакве, налагает на стороны подразумеваемые позитивные обязанности вести начатые переговоры добросовестно (implied positive duty to negotiate in good faith) и приложить все усилия, чтобы довести переговоры либо до их успешного завершения, либо до добросовестного отказа от них⁶.

Применение указанного принципа во второй половине XX в. было достаточно категоричным и распространяло свое действие на договорные отношения сторон. Однако следует обратить внимание на то, что со второй половины XX в. в деятельности судов встречались прецеденты, когда доктрина promissory estoppel применялась на преддоговорной стадии регулирования отношений. Наиболее показательными примерами для применения судами доктрины promissory estoppel явились прецеденты Wheeler v. White и Hoffman v. Red Owl Stores⁷.В первом случае Верховный суд штата Техас в своем решении указал, что обязательным условием применения данной доктрины являлось наличие умышленно сделанных обещаний с целью повлиять на поведение кредитора, которое, хотя и необязательно было бы собственно исполнением договора, но выступало чем-то, что кредитор должен сделать до начала исполнения, и представляло собой факт, заведомо известный должнику.

Во втором случае в своем решении суд указал следующее: для того чтобы признать обязанность стороны не прерывать переговоры и возместить ущерб другой стороне, необязательно, чтобы такое обещание включало в себя все существенные условия будущей сделки или было равнозначно оферте. Подобная позиция правоприменительной практики была ориентирована главным образом на все усложняющиеся условия гражданского оборота, на отход от ставшей уже классической процедуры заключения договора (оферта — акцепт — договор). Применяемая ранее только к договорным отношениям, доктрина promissory estoppel окончательно была «перестроена» судебной практикой для защиты интересов сторон на преддоговорной стадии регулирования отношений, что соответствует тенденции развития и усложнения гражданского оборота.

Российское гражданское законодательство восприняло преддоговорную ответственность в ограниченном виде, к ней, в частности, относятся следующие нормы Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ): недействительность договора, заключенного под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной или стечения тяжелых обстоятельств (ст. 179); недействительность договора, совершенного гражданином, не способным понимать значение своих действий или руководить ими (ст. 177); уклонение от государственной регистрации (ст. 165) или нотариального удостоверения договора (ст. 165); отказ в согласовании условий договора поставки (ст. 507)⁸; отказ от заключения основного договора при наличии договора предварительного или добровольно принятого на себя обязательства заключить договор (ст. 445).

Российскому гражданскому законодательству, как и законодательству различных правовых семей современности, свойственно деление гражданско-правовой ответственности на виды в зависимости от оснований ее возникновения и от ее возможного объема. К какому виду ответственности отнести преддоговорную ответственность? В этом вопросе нет единообразия ни в законодательстве и судебной практике, ни в доктрине. Как указывает А. Н. Кучер, современное право различных стран неоднозначно в вопросе квалификации и оснований преддоговорной ответственности. С одной стороны, нарушение подразумеваемого договора о добросовестности влечет квалификацию преддоговорной ответственности как договорной или квази-договорной (Германия, Англия), с другой — деликт соответственно влечет квалификацию преддоговорной ответственности как деликтной (Франция)⁹. Что касается российского гражданского законодательства, то в науке гражданского права существуют различные мнения по поводу видов преддоговорной ответственности. Указывая на деликтный характер преддоговорной ответственности, К. Д. Овчинникова пишет, что использование термина «преддоговорная ответственность» в известной мере условно, поскольку «пред» означает и «вне»¹⁰. Размышляя о квалификации преддоговорной ответственности, А. Н. Кучер приходит к выводу о ее квази-деликтном характере. И. В. Бекленищева предлагает применять нормы главы 25 ГК РФ для квалификации преддоговорной ответственности¹¹.

Заключение

договора в «классической» форме «оферта — акцепт» не всегда соответствует все усложняющемуся гражданскому обороту. В действительности направление оферты и ее акцепт порой бывает сложно установить. Большинству договоров предшествует стадия ведения переговоров, на которой потенциальные контрагенты вырабатывают условия будущего договора, совершают юридически значимые действия, которые могут повлиять на условия будущих договорных связей. На этой стадии преддоговорного процесса будущие контрагенты нуждаются в средствах правовой защиты от недобросовестного поведения. Для этого законодательством различных стран выработан неоднозначный подход к решению вопроса о способах защиты нарушенных прав и обязанностей добросовестного ведения переговоров. Так, в соответствии с п. 2 § 311 ГГУ обязанность добросовестного ведения переговоров закреплена напрямую. Общее право неоднозначно во взгляде на принцип добросовестности на стадии ведения переговоров. Так, например, законодательство США, касающееся договорного права, устанавливает общую обязанность контрагентов действовать добросовестно, но такая обязанность не распространяется на процесс заключения договора. В Англии судебная практика свидетельствует о том, что добросовестность на стадии ведения переговоров противоречит соперническому положению сторон в ходе их проведения¹². Что касается российского гражданского законодательства, то оно пошло по пути закрепления категории добросовестности как общего принципа гражданского права (ст. 6 и 10 ГК РФ).

Добросовестность следует рассматривать как основной принцип преддоговорной ответственности, так как он является фундаментом последней. Как было продемонстрировано выше, законодательство зарубежных стран неоднозначно в подходе к закреплению и оценке добросовестности на стадии ведения переговоров. Включение в гражданский оборот таких оценочных категорий (в данном случае добросовестность) критически оценивал известный российский цивилист И. А. Покровский. Называя подобные категории «каучуковыми», он отмечал: если законодателю по тем или иным причинам точное определение не давалось или было затруднительным, то он выражал свою мысль в общей неопределенной форме, предоставив затем восполнение подобного пробела свободному усмотрению суда¹³. И действительно, трудно не согласиться с этим высказыванием.

Говоря о категории «добросовестность», следует обратить внимание на то, что оно размыто в ГК РФ. Применительно к преддоговорному процессу принцип добросовестности в доктрине гражданского права не рассматривался. Исследования указанного принципа велись главным образом в связи с категорией приобретателя, владельца и т. д¹⁴. Применительно к стадии ведения переговоров на законодательном уровне необходимо четко определить, к какому виду ответственности стоит отнести преддоговорную ответственность, так как ссылки на ст. 6 и 10 ГК РФ следует толковать как злоупотребление гражданскими правами, а способы защиты в данном случае не будут в полной мере удовлетворять требования кредиторов по указанным обязательствам.

В связи с вышеизложенным следует констатировать тот факт, что на сегодняшний день почти всеми правовыми системами признаются правовая категория «преддоговорная ответственность», а также принцип добросовестности на стадии ведения переговоров. Однако подходы к закреплению указанного положения на уровне законодательства разнообразны, отсутствует также единый подход к квалификации преддоговорной ответственности в рамках судебной практики. Но, несомненно, для законодательного закрепления в российском гражданском законодательстве понятия «преддоговорная ответственность» необходимо разностороннее теоретическое исследование данного правового явления.

преддоговорной ответственность оферта акцепт право.

• 1. Бекленищева, И.В. Гражданско-правовой договор: классическая традиция и современные тенденции. М., С. 72.
• 2. Кучер, А. Н. Ответственность за недобросовестное поведение при заключении договора // Законодательство. № 10.
• 3. Овчинникова, К. Д. Преддоговорная ответственность // Законодательство. 2004. № 3. С. 8−5; № 4. С. 29−36.
• 4. Jhering, R. Culpa in contrahendo oder Schadensersatz bei nichhtigen zur Parfektion galangten Vertragen, In: Jherings Jahrbucher, Bd. 4. 1861.
• 5. Гницевич, К. В. Доктрина cupla in contrahendo в немецкой цивилистике второй половины XIX века // Закон. № 1. С. 138.
• 6. Bohrer, M. Die Haftung des Dispositionsgaranten. Ein Beitatrag zur Lehre von der negativen Vertrauenshaftung. Ebelsbach, 1980. S. 103.
• 7. Осакве, К. Свобода договора в англо-американском праве: понятие, сущность, ограничения // Журн. рос. права. 2006. № 7.
• 8. Hoffman, V. Red Owl Stores. Inc., 133 N. W. 2^d 267 (Wisc. 1965).
• 9. Бекленищева, И. В. Указ. соч. С. 163; Кучер, А. Н. Теория и практика преддоговорного этапа: юридический аспект. М., 2005. С. 226.
• 10. Кучер, А. Н. Указ. соч. С. 218.
• 11. Овчинникова, К. Д. Указ. соч. С. 88.
• 12. Бекленищева, И. В. Указ. соч. С. 169.
• 13. Бекленищева, И. В. Указ. соч. С. 225.
• 14. Покровский, И. А. Основные проблемы гражданского права. М., 1998.
• 15. Емельянов, В. И. Разумность, добросовестность, незлоупотребление гражданскими правами. М., 2002.
• 16. Богданов, Е. Категория «добросовестности» в гражданском праве // Рос. юстиция. 1999. № 9. С. 12−14.
• 17. Скловский, К. И. Работа адвоката по обоснованию и оспариванию добросовестности в гражданских спорах. М., 2004.
• 18. Черепахин, Б. Б. Труды по гражданскому праву. М., 2001.