«Германский след» в октябрьской революции

Более дискуссионного, изобилующего ненаучными версиями, и даже скандалами сюжета нет не только во всей череде революционных событий в России в 1917 г., но и, возможно, во всей отечественной истории. Представители каждой из сторон в этой непрекращающейся полемике оперируют имеющимися в их распоряжении фактами и собственным понятийным аппаратом. И именно вышеприведенными терминами зачастую пользуются апологеты версии о финансировании большевистской революции кайзеровской Германией.

В рамках этой исторической гипотезы можно выделить 2 основных направления:

сторонники первого полагают доказанным лишь факт субсидирования партии большевиков германской военно-политической верхушкой;

склоняющиеся ко второму течению не ограничиваются этим: по их мнению, вождь большевиков В.И. Ульянов-Ленин в годы Первой мировой войны являлся германским «агентом влияния», развалившим по приказу немецкого Генерального штаба и на его деньги русскую армию, а после прихода к власти подписавшим с Германией «похабный» Брест-Литовский мирный договор.

Историк И. Я. Фроянов, отвечая на вопросы, брали ли большевики деньги у немцев и являлись ли они немецкими агентами, отвечает однозначно: «Да, брали. Но, безусловно, немецкими агентами они не являлись».

Рассматривая вопроса об оплате немцами большевистской антивоенной пропаганды после февраля 1917 г., можно обратиться к писателю Олегу Платонову, который в одном из своих произведений убежденно рассуждал о финансировании противником «антирусской деятельности» по изданию «Правды» и других большевистских газет, даже подготовку и публикацию «Приказа № 1» полагая плодом происков масонов, большевиков и немцев; при этом он ссылается буквально на слухи. Данная версия ранее разрабатывалась в научной литературе, но не была обнародована. Между тем, её приходится признать несостоятельной — документы, изобличающие подрывную деятельность германских спецслужб на Восточном фронте в 1917 г., не содержат свидетельств об их связи с большевистскими издателями, равно как подобных примеров не обнаруживают исследования специалиста по русской военной печати периода Первой мировой войны Д. Г. Гужвы. Как показало расследование событий 3−5 июля 1917 г. в Петрограде, в конторе газеты «Правда» имелась вся учетная документация по собственно газете и типографии, функционировавших лишь на средства от подписки и пожертвования.

Так же востребованным источником в исследованиях и публицистических произведениях о связях германской военно-политической верхушки и РСДРП (б) являются воспоминания полковника Б. Н. Никитина. Зачастую к ним относятся некритически. Однако эти мемуары изобилуют неточностями и серьезными искажениями в описании даже весьма ярких событий революционного 1917 года — в частности, Никитин повествует о водворении в тюрьму незадолго до Февральской революции «неприятельского агента» Карла Гибсона, руководившего разгромом петроградской контрразведки в первые послереволюционные дни. В действительности фамилия фигуранта этих событий была не Гибсон, а Рейнсон, и он являлся агентом русской контрразведки, а в работе на немцев лишь подозревался. Этот, таким образом, фальсифицированный эпизод, кстати говоря, практически в неизмененном виде был экранизирован в одной из серий художественного телевизионного фильма «Гибель империи».

Аналогичным примером фальсифицированных сведений военной агентуры — правда, не российской, а французской — являются действия начальника французской военной миссии в Швеции Л. Тома. В начале июня 1917 г. он получил от своего однофамильца, министра вооружения Франции Альбера Тома указание «дать возможность правительству Керенского не только арестовать, но особенно дискредитировать в глазах общественного мнения Ленина и его последователей» с целью не допустить выхода России из войны. Мемуары Л. Тома, опубликованные в 1933 г. во французской прессе, не подтверждают скандальной версии об организации Октябрьской революции на немецкие деньги.

Определенный интерес могли бы представлять материалы секретного отчета американской разведки, составленного для Государственного департамента в июне 1918 г. Однако его составитель признается в предваряющей текст отчета записи: «Данная информация была получена главным образом из французских источников и, хотя я полагаю, что она в большинстве своем достоверна, гарантировать это я не могу». Следовательно, данные из этого отчета могут быть лишь приняты на веру.

В.В. Корсак, русский писатель, участник Первой мировой войны, в своей книге «У красных» также неоднократно обращает внимание читателей на взаимоотношения России и Германии в период революции и гражданской войны. Согласно его словам, роль германских и австро-венгерских военнопленных в революционных событиях в России до сих пор остаётся малоизученной. Однако ставшие доступными в последние годы документы свидетельствуют, что сотрудничество Германии с РСДРП (б) имело место не только до октября 1917, но и позднее — после прихода большевиков к власти и заключения Брестского мира в марте 1918. Известно, что германские и австро-венгерские военнопленные помогали большевикам во время захвата власти в стране в октябре 1917, а также участвовали в подавлении Ярославского восстания в июле 1918. По подсчётам генерала Н. Н. Головина, на территории России в 1918 находилось 1 961 333 бывших военнослужащих немецкой, австрийской, турецкой и болгарской армии. В одном только Московском военном округе насчитывалось до 60 000 «пленных» интернационалистов. По словам этого военного историка, «организованные и вооруженные военнопленные оказались рассеянными буквально повсюду и вместе с латышами и китайцами с Мурмана оказались главной основой советских войск в первый период Гражданской войны».

Разговоры и слухи о сборе денег большевиками для Германии, преследующие нас на протяжении всего повествования, на взгляд Корсака, имеют под собой реальную основу, ведь 27 августа 1918 года в Берлине (в дополнение к подписанному ранее Брестскому мирному договору) состоялось заключение русско-германского договора и финансового соглашения. Последнее предусматривало выплату Россией Германии 6 млрд. марок за нанесённый ей в ходе войны и национализации ущерб. Договор предусматривал использование совместных усилий для борьбы внутри России с Добровольческой армией, интервенцией Антанты и мятежом Чехословацкого корпуса.