В исторической науке ведутся многолетние споры о смысле и цели опричнины.
Начиная с Андрея Курбского, написавшего после своего бегства в Литву «Историю о великом князе московском» (1573), и авторов «Хронографа» (начало 17 В.), многие русские историки — Н. М. Карамзин, В. О. Ключевский и др. — придерживались концепции «двух Иванов»: «доброго, нарочитого» правителя в 40−50-е годы XVІ в. и злобного тирана в 60−80-е годы (этот взгляд не противоречит событиям). Опричнина трактовалась как прихоть полубезумного деспота, лишенная (или почти лишенная) государственного смысла.
В середине XІX в. в русской историографии ведущим направлением стала так называемая государственная школа. Ее представители рассматривали исторический процесс с точки зрения становления государственности. Все, что способствовало упрочению государства, признавалось положительным, так как в государственной власти они видели движущую силу истории.
Деятельность Грозного, по мысли Соловьева, сводилась к замене старых «родовых, семейных начал» новыми, «государственными», и Иван ІV в этом преуспел. Однако Соловьев осуждал жестокость Ивана Грозного. «Не произнесет историк, — писал он, — слово оправдания такому человеку».
Последователи Соловьева отбрасывали моральные оценки личностей XVІ в. как «ненаучные» и «неисторические» и оправдывали опричные репрессии как необходимые, по их мнению, для становления великого государства. Так, по мнению К. Д. Кавелина, «опричнина — учреждение, оклеветанное современниками и непонятное потомству», имела государственный смысл.
