Реформы в экономике

Совершенно бесспорно, что успехи армии Петра на полях сражения были бы невозможны без серьёзных преобразований в экономике тогдашней России: победное оружие Нотебурга, Полтавы, Гангута выковывалось в кузницах Урала, Тулы, Петровских заводов. Несомненно, и то, что в годы царствования Петра в области экономики была осуществлена коренная реформа, имевшая далеко ведущие последствия. В первой четверти XVIII века в России произошёл резкий экономический скачок. Промышленное строительство петровской эпохи проходило в невиданных для того времени темпах: за 1695 — 1725 годы возникло не менее двухсот мануфактур разного профиля, то есть в десять раз больше, чем было их в конце XVII века, и это при ещё более впечатляющем росте объёма продукции. Пётр I был приверженцем экономической концепции меркантилизма, господствовавшей тогда в Европе. Эта концепция исходила из того, что основой богатства государства и необходимым условием его существования является накопление денег за счёт активного баланса торговли, вывоза товаров на чужие рынки и препятствования ввозу товаров на свой. Уже одно это само по себе предполагало вмешательство государства в сферу экономики.

Оба пути развития государственного предпринимательства — активизация старых промышленных районов и создание новых — особенно отчётливо прослеживаются на примере металлургии — основы военного могущества. Казна вложила огромные средства в расширение выпуска железа, пушек, оружия в районах традиционного производства — в Карелии, Воронежско-Тамбовском крае, в Центре. Здесь в сжатые сроки строились новые заводы, расширялись старые, нередко отобранные у тех предпринимателей, которые были не в состоянии оперативно справиться с огромными заказами казны.

Активно использовать опыт действовавших предприятий, а лучших мастеров переселять под ведение местной администрации на новое место — таковы методы создания новых мануфактур при Петре Первом. Кроме того, петровские резиденты в Западной Европе активно приглашали иностранных горных специалистов и металлургов, охотно ехавших в Россию из Германии, Англии и других стран.

Мощная металлургическая база позволила расширить и металлообрабатывающее производство, точнее — оружейную промышленность. В Туле, славившейся своими оружейниками, в 1712 году был основан большой оружейный завод, а в 1721 году появился такой же — Сестрорецкий.

Пётр Первый энергично взялся и за создание мануфактур в лёгкой промышленности. В 1696—1697 годах была основана мануфактура по производству парусины, требования на которую с началом строительства флота были огромны. Эта мануфактура называлась Хамовным двором.

В начале XVIII века в Москве был построен Канатный двор — мануфактура по изготовлению корабельных снастей, а также Кожевенный и Портупейный дворы, обеспечивающие армию амуницией и сёдлами. В начале века лихорадочно возводились, преимущественно в Москве и Петербурге, и другие казённые мануфактуры: бумажная, пуговичная, чулочная, суконная, полотняная.

Предприятия основывались с оптимальным приближением к источникам сырья, на их строительстве использовали дешёвый труд местного населения, из него же набирали низкооплачиваемых неквалифицированных рабочих. Для организации производства привлекали опытных специалистов — как русских, так и иностранцев.

В результате Петровской политики в экономической области за сверхкороткий срок была создана мощная промышленность, способная полностью обеспечить военные и государственные нужды и ни в чём не зависящая от импорта.

Создание собственной промышленности государство сочетало с организацией собственной торговли — главным образом для получения прибыли с ходовых товаров внутри страны и вывоза за рубеж таких товаров, которые бы дали государству деньги на покупку кораблей, оружия, сырья для промышленности. Государство захватывало торговлю самым примитивным, но очень эффективным способом — введение монополии на заготовку и сбыт определённых товаров как внутри страны, так и вне её. Участие казны в торговле неизбежно вело к ограничению, регламентации торговой деятельности русских купцов, имело следствием расстройство, дезорганизацию товарооборота, удушение свободного, основанного на рыночной конъюнктуре предпринимательства.

«Государственные монополии, налоги, повинности — это были силовые средства, применённые петровским государством для получения максимально крупных сумм денег для решения своих задач». Самодержавное государство стремилось за счёт купечества и его профессионального дела — торговли быстро добыть деньги и товары для решения своих грандиозных проблем.

Во время Северной войны также непомерные повинности несли крестьяне. Лишь один перечень их производит на нас впечатление.

Повинности были нескольких видов:

• 1) людские (рекруты);
• 2) отработочные;
• 3) подводные;
• 4) лошадные;
• 5) постройные;
• 6) натуральные (провиантом, фуражом и так далее);
• 7) денежные.

«Денежные налоги делились на постоянные и экстраординарные. Размеры постоянных налогов оставались стабильными долгие годы. Они формировались из нескольких групп налогов. «Приказные» налоги — это идущие на нужды центральных ведомств. В начале 10-х годов XVIII века появились постоянные налоги на строительство новой столицы: «деньги к санкт-петербургскому городовому делу на кирпичное дело», «деньги на припасы и на дело судов». Значительную группу постоянных денежных налогов составляли сословные налоги, то есть те, которые платили отдельные сословия.

«Приказные», петербургские и сословные постоянные налоги дополнялись местными платежами, отличавшимися в каждой губернии, провинции и даже уезде. Если объединить их по значению, то это — сборы на местную администрацию, гарнизоны, содержание почты, дорог, мостов и так далее.

Постоянные и даже чрезвычайные денежные налоги составляли лишь незначительную часть от общей массы государственных повинностей. Наиболее тяжёлыми были экстраординарные повинности, как правило смешанные: денежно-натуральные, денежно-отработочные, подводно-денежно — отработочные и так далее". Были проведены две переписи населения — в 1710 и 1718 годах. По переписи 1718 года единицей обложения становилась «душа» мужского пола, вне зависимости от возраста, с которой взималась подушная подать в размере 70 копеек в год (с государственных крестьян — 1 рубль 10 копеек в год). Это упорядочило податную политику и резко подняло доходы государства (примерно в 4 раза; к концу правления Петра они составляли 12 миллионов рублей в год).

Как отмечает профессор Е. В. Анисимов, петровская эпоха оказалась подлинным лихолетьем для русского купечества. Резкое усиление прямых налогов с купцов как наиболее состоятельной части горожан, насильственное сколачивание торговых компаний (форма организации торговли, казавшаяся Петру наиболее подходящей в российских условиях) — только часть средств и способов принуждения, которые он в значительных масштабах применил к купечеству, ставя главной целью получить как можно больше денег для казны. В русле подобных мероприятий следует рассматривать и принудительные переселения купцов (причем из числа наиболее состоятельных) в Петербург — неблагоустроенный, долгое время в сущности прифронтовой город, а также административное регулирование грузопотоков, когда купцам четко указывалось, в каких портах и какими товарами они могут торговать.

Исследования Н. И. Павленко и А. И. Аксенова убедительно свидетельствуют, что в первой четверти XVIII в. произошло разорение именно наиболее состоятельной группы русского купечества — «гостинной сотни», после чего имена многих владельцев традиционных торговых фирм исчезли из списка состоятельных людей. Грубое вмешательство государства в сферу торговли привело к разрушению зыбкой основы, на которой в значительной степени держалось благосостояние многих богатых купцов, а именно ссудного и ростовщического капитала.

Не является преувеличением констатация регламента Главного магистрата 1721 г.: «Купеческие и ремесленные тяглые люди во всех городах обретаются не токмо в каком призрении, но паче ото всяких обид, нападков и отягощений несносных едва не все разорены, от чего оных весьма умалилось и уже то есть не без важнаго государственного вреда». Осознание этого факта пришло довольно поздно, когда материальные основы купеческого капитала были существенно подорваны.

Такова была цена, которую заплатили русские предприниматели за победу в Северной войне. Справедливости ради отметим, что стоимость победы горожане поделили с сельским населением. Именно на плечи русского крестьянства пала наибольшая тяжесть войны. Как часто бывало в России, победа стала возможной в значительной мере благодаря сверхусилиям народа. Денежные и натуральные платежи, рекрутчина, тяжелые подводные и постойные повинности дестабилизировали народное хозяйство, привели к обнищанию, бегству сотен тысяч крестьян. Усиление разбоев, вооруженных выступлений, наконец, восстание К. Булавина на Дону стали следствием безмерного податного давления на крестьян.

Примерно с конца 10-х годов XVIII в., когда военная гроза окончательно отодвинулась на запад и в успешном завершении войны никто не сомневался, Петр пошел на существенное изменение торгово-промышленной политики. Осенью 1719 г. была ликвидирована фактически монополия на экспортную торговлю. Претерпела изменения и промышленная политика правительства. Суть изменений состояла в принятии различных мер по поощрению частного промышленного предпринимательства. Начало положила знаменитая «Берг-привилегия» 1719 г., разрешавшая искать полезные ископаемые и строить заводы всем без исключения жителям страны и иностранцам, даже если это было сопряжено с нарушением феодального права на землю, в которой были найдены руды и минералы.

Особое распространение получила практика передачи государственных предприятий (в особенности убыточных для казны) частным владельцам или специально созданным для этого компаниям. Новые владельцы получали от государства многочисленные льготы: беспроцентные ссуды, право беспошлинной продажи товаров и так далее. Существенную помощь предпринимателям оказывал и утвержденный в 1724 г. Таможенный тариф, облегчавший вывоз за границу продукции отечественных мануфактур и одновременно затруднявший (с помощью высоких пошлин) ввоз товаров, производившихся на заграничных мануфактурах.

Казалось бы, в конце Северной войны мы имеем дело с коренными переменами в экономической политике самодержавия, наступлением в стране своеобразного нэпа с характерными для него принципами экономической свободы. Но это — иллюзия, которая быстро рассеивается, как только мы обращаемся к фактам.

У нас нет никаких оснований думать, что, изменяя в какой-то мере экономическую политику, Петр намеревался ослабить влияние на экономику господствующей системы власти, т. е. неосознанно способствовал развитию капиталистических форм и приемов производства, получивших широкое распространение в это время в Западной Европе.

Суть происшедшего состояла в смене не принципов, а акцентов промышленно-торговой политики. Давая «послабление» мануфактуристам и купцам, государство Петра не собиралось устраняться из экономики и даже ослаблять свое воздействие на нее.

После 1718—1719 гг. мы имеем как бы новую редакцию прежней политики: если раньше воздействие государства на экономику осуществлялось через систему запретов, монополий, пошлин и налогов, т. е. через открытые формы принуждения, то теперь, в условиях, когда требовавшая этого диктата экстремальная военная ситуация миновала, вся сила тяжести была перенесена на создание и деятельность административно-контрольной бюрократической машины, которая с помощью уставов, регламентов, привилегий, отчетов, проверок могла направлять экономическую (да и не только ее!) жизнь страны через тщательно продуманную систему своеобразных шлюзов и каналов в нужном государству направлении. Именно эта работа и была поручена вновь созданным специальным государственным учреждениям.

Внимательно вчитываясь в условия организации или передачи новых предприятий компаниям или частным предпринимателям, мы видим, что налицо формы фактической аренды. Условия этой аренды четко определялись и при необходимости изменялись государством, имевшим право, в случае их неисполнения, конфисковать предприятия. Главной обязанностью владельцев было своевременное выполнение казенных заказов; только излишки сверх того, что теперь называется «госзаказом», предприниматель мог реализовать на рынке. С одной стороны, это, конечно, обеспечивало стабильность доходов мануфактуристов, которые могли быть уверены в том, что казна гарантирует сбыт продукции, но с другой — закрывало перспективы технического и иного совершенствования, резко принижало значение конкуренции как вечного движителя предпринимательства. Многочисленные льготы для части предпринимателей работали в том же направлении, ибо означали насильственную ликвидацию конкурентов.

Активное воздействие государства на экономическую жизнь страны — это лишь один аспект проблемы. Социальные отношения в государстве деформировали черты мануфактур как потенциально капиталистических предприятий. Речь идет прежде всего об особенностях использования рабочей силы.

Во время Северной войны государство и владельцы мануфактур обеспечивали предприятия рабочими руками по-разному: использовалась и вольнонаемная рабочая сила, и так называемые «приписные» крестьяне, жившие, как правило, в окрестностях заводов и отрабатывавшие на них свои государственные налоги, и преступники, присланные в виде наказания на мануфактуры. Важно при этом отметить, что наиболее квалифицированную постоянную часть рабочих составляли вольнонаемные. Вообще проблемы найма не существовало. Дифференциация сельского населения, наличие в обществе множества нетяглых мелких прослоек, вполне легальные пути выхода из служилого или податного сословия — все это создавало в стране контингент так называемых «вольных и гулящих», из которого и черпалась рабочая сила для первых мануфактур. Примечательно, что среди «вольных и гулящих» было очень много просто беглых (в том числе — помещичьих) крестьян, о возвращении которых фактически никто, кроме самого помещика, не хлопотал. Наоборот, власти сквозь пальцы смотрели на использование труда беглых мануфактуристами и управляющими государственными предприятиями.

Однако в конце 10-начале 20-х годов произошли важные преобразования социального характера: была резко усилена борьба с побегами крестьян, началось массовое возвращение беглых прежним владельцам, была осуществлена детальная ревизия наличного населения с последующей фиксацией их социального статуса и закреплением навечно к месту записи в налоговый кадастр, наконец, вне закона была объявлена категория «вольных и гулящих», которых приравняли к беглым преступникам.

Резкий поворот в политике правительства тотчас отразился на промышленности. Правительственные органы и сам царь стали получать многочисленные жалобы владельцев частных мануфактур и управляющих казенными заводами на катастрофическое положение, возникшее с вывозом беглых с предприятий и запрещением впредь, под страхом штрафов, принимать их на работу. Под сомнение ставилась возможность поставок продукции в казну. Вот тогда-то и был опубликован закон, имевший самые серьезные последствия для русской экономики. 18 января 1721 г. Петр подписал указ, который разрешал частным мануфактуристам, вне зависимости от их социальной принадлежности, покупать к своим заводам крепостных крестьян, с тем, чтобы использовать их на заводских работах. Этот указ знаменовал собой решительный шаг к превращению промышленных предприятий, на которых зарождался капиталистический уклад, в предприятия крепостнические, в разновидность феодальной собственности — своеобразную вотчинную мануфактуру, на которой рабочие эксплуатировались как на господской пашне.

Важно отметить, что на работных людей, вне зависимости от их реального положения и длительности занятий промышленным трудом, распространялись нормы феодального права, критерии сословного средневекового общества. Ни право тех времен, ни отраженное в нем общественное сознание как бы не учитывало новой социальной реальности — появления мануфактуристов и рабочих. В социальной структуре общества не было места новым группам населения. Труд на мануфактуре не рассматривался жившими в эпоху бурного экономического строительства петровскими законодателями как деятельность, отличная от земледельческого труда. Работа на предприятии воспринималась либо как дополнительная, побочная работа крестьянина или посадского, либо как труд крепостного на вотчинном производстве. Рабочий воспринимался как крепостной крестьянин владельца мануфактуры, а не как закрепощенный рабочий. Новое в экономике воспринималось лишь как разновидность старого. Поощрения мануфактуристов шли по варианту поощрения дворянина — землеи душевладельца, а не владельца собственности иного происхождения.

Прямым следствием подобных представлений стал указ 28 мая 1723 г., регулировавший порядок приема на работу людей, не принадлежащих владельцу или не «приписанных» к заводу для отработок государственных заказов. Указ не оставлял работным никаких вариантов, кроме двух: пришедший на завод человек — либо крестьянин, получивший от своего помещика паспорт, дающий ему право работать временно («отходник» с паспортом), либо это беглый, «беспашпортный» преступник, подлежащий аресту и немедленному возвращению своему владельцу или той общине, в которой он записан в подушный кадастр.

Этими указами промышленность России была поставлена в такие условия, что она фактически не могла развиваться по иному, чем крепостнический, пути. Доля вольнонаемного, т. е., по сути, капиталистического, труда в промышленности после этих указов стала резко падать. Казенная промышленность стала переходить на эксплуатацию «приписных», образовался институт «рекрут» — пожизненных «промышленных солдат». Практика использования крепостных на частных заводах привела к тому, что указом 1736 г. даже те рабочие, которые не являлись ничьими крепостными, в том числе и крепостными владельцев мануфактур, стали таковыми под названием «вечноотданных». В итоге целые отрасли промышленности стали использовать почти исключительно труд крепостных. Победа подневольного труда в промышленности определила нараставшее с начала XIX в. экономическое отставание России.

Крепостническая политика в промышленности деформировала и процесс образования русской буржуазии. Получаемые от государства льготы носили феодальный характер. Мануфактуристу было легче и выгодней просить дать к заводам «крестьянишек», чем отдаться на волю свободного рынка рабочих рук. Одновременно покупная рабочая сила приводила к «омертвлению» капиталов, повышению непроизводительных затрат, ибо реально деньги уходили на покупку земли и крепостных крестьян, из которых на заводах можно было использовать не больше половины. В этих условиях и речи не могло идти о расширении и совершенствовании производства. Монополии на производство, преимущественный сбыт каких-то определенных товаров или право скупки сырья — эти и иные льготы, предоставляемые вместе с правом покупки крестьян к заводам, не являлись, по существу, капиталистическими, а были лишь вариантом средневековых «жалованных грамот».

Крепостническая деформация коснулась и сферы общественного сознания. Мануфактуристы — владельцы крепостных не ощущали своего социального своеобразия, у них не возникало корпоративного, сословного сознания. В то время как в развитых странах Западной Европы буржуазия уже громко заявила о своих претензиях к монархам и дворянству, в России шло попятное движение: став душевладельцами, мануфактуристы стремились повысить свой социальный статус путем получения дворянства, жаждали слиться с могущественным привилегированным сословием, разделить его судьбу. Процесс превращения наиболее состоятельных предпринимателей — Строгановых и Демидовых — в аристократов — наиболее яркий из типичных примеров.

Таким образом, отметим два самых важных последствия активного государственного промышленного строительства: создание мощной экономической базы, столь необходимой развивающейся нации, и одновременно существенное торможение имевшихся тенденций развития страны по капиталистическому пути, на который уже встали другие европейские народы.