Разговорное английское слово как объект перевода в драматургическом тексте (на материале пьесы Б. Шоу «Пигмалион»)
Бернард Шоу, не имевший, как известно, университетского образования и даже предлагавший разрушить университеты и посыпать «то место» солью, сам принимает на себя роль лингвиста и в предисловии к пьесе делает несколько замечаний по поводу языка разных социальных групп: «И в заключение, чтобы подбодрить тех, кого акцент лишает возможности сделать служебную карьеру, добавлю, что перемена, которую… Читать ещё >
Разговорное английское слово как объект перевода в драматургическом тексте (на материале пьесы Б. Шоу «Пигмалион») (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Новосибирский Государственный Университет Факультет Иностранных Языков Курсовая работа
" Разговорное английское слово как объект перевода в драматургическом тексте (на материале пьесы Б. Шоу «Пигмалион»)"
Выполнила студентка 662 группы Буткова Н.А.
Научный руководитель Фефелов А.Ф.
- Оглавление
Вступление Цели и задачи курсовой работы Объект исследования Материалы и методы Структура работы Глава 1
Диалог в драматургическом дискурсе Классификация разновидностей разговорной речи Социально обусловленные варианты языка в пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион»
Лондонское городское просторечие Черты городского просторечия кокни в речи Элизы Дулиттл Трудности перевода Глава 2 Перевод просторечия и сниженной лексики Перевод просторечия в речи Элизы Дуллитл Перевод сниженной и экспрессивной лексики в речи профессора Хиггинса Заключение Библиография Словари:
Приложения
- Таблица 1.
Вступление
Цели и задачи курсовой работы
Целью данной работы является изучение лингвистических особенностей социально обусловленных вариантов языка (а в частности просторечия и разговорной лексики) на материале пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион» и выявление практических принципов, которыми руководствовались переводчики для передачи этих особенностей на русский язык
Объект исследования
Объектом данного исследования являются лингвистические аспекты лондонского городского просторечия и сниженной лексики и принципы их передачи на русский язык.
Материалы и методы
В ходе работы мы проанализировали научные труды советских и российских лингвистов в области социолингвистики и теории перевода — Г. А. Орлова, А. Д. Швейцера, В. Н. Комиссарова, С. Влахова, В. Г. Гака и др. Также мы использовали литературоведческие работы М. И. Громовой, Э. Бентли и А.Аникста.
Для исследования особенностей перевода просторечия и сниженной лексики мы проанализировали переводы пьесы «Пигмалион», выполненные П. В. Мелковой и Е. А. Калашниковой.
Структура работы
Первая глава посвящена, в основном, социально обусловленным вариантам языка, их представлению в пьесе «Пигмалион» и общим правилам перевода. Первый раздел рассматривает значение диалога в драматургическом дискурсе. Далее следует раздел, в котором приведена социолингвистическая классификация вариантов английского языка. Два следующих раздела анализируют языковые особенности лондонского городского просторечия и их отражение в речи главного персонажа пьесы, Элизы Дулиттл. И, наконец, последний раздел посвящен теоретическим вопросам перевода социально и территориально обусловленных разновидностей языка.
Вторая глава посвящена анализу двух переводов пьесы «Пигмалион». В ней содержатся сводные таблицы с отрывками из текста оригинала и текстов перевода. Каждый отрывок анализируется, выявляются переводческие решения, им дается оценка. Глава содержит два раздела. В первом анализируется перевод речи Элизы Дулиттл, а во второй — профессора Хиггинса.
В заключении приводятся выводы, сделанные на основании анализа и последующего сравнения текстов.
Глава 1
Диалог в драматургическом дискурсе
Драма — это особый вид литературы, полностью основанный на диалогах. Язык персонажей является, как и в любом другом художественном произведении, главной характеристикой героя. По словам М. И. Громовой, «главная функция языка драматургического произведения — быть речевым языком персонажей» (Громова, 2003, с 111). То есть, главная роль языка в драматическом произведении — быть языком персонажей; речь персонажей — это и есть язык драматического произведения. В совокупности с действиями язык служит наиважнейшим средством характеристики персонажей в драме, где нет пояснений и измышлений автора, допустимых в других видах литературы. «Речь характеризует героев, их состояние, поступки, ситуации, в которых они находятся. Речь выражает и социальную принадлежность персонажей, и уровень их общей культуры (курсив мой, — Н.Б.), род занятий, круг интересов» (Громова, 2003, с 113).
С первого взгляда может показаться, что благодаря своей насыщенности диалогами, то есть, фактически, тем, из чего состоит наша повседневная жизнь, драма является довольно простым для восприятия литературным жанром. Конечно, это не так. Драматургический диалог заметно отличается в языковом отношении от повседневного разговора двух или более лиц. Остановимся на этом подробнее. Во-первых, любая речь в драматургическом дискурсе более образна и более выразительна, чем в настоящей жизни. Во-вторых, приближенность речи персонажей к «реальной» разговорной речи периода времени, к которому принадлежит драматическое произведение, может варьироваться.
Рассмотрим в этой связи классификацию диалогов Эрика Бентли (Бентли, 2004, с. 116). Он выделяет четыре вида диалогов в драме:
1. натуралистический диалог — «диалог, приближающийся по своему характеру к неподдельному разговорному языку реальной жизни» (Бентли, 2004, с103)
2. риторический диалог в прозе — диалог, «написанный традиционным возвышенным стилем и с применением изобразительных средств», напоминающий речи проповедников или речи в зале суда (Бентли, 2004, 107)
3. риторический диалог в стихах
4. поэтический диалог — «может включать в себя все три остальные [вида диалога]» (Бентли, 2004, 117), и отличается от риторического тем, что в нем создаются новые образы (в отличие от «обличения в правильные слова» в риторическом диалоге, то есть использования в целях наилучшего выражения мысли уже сложившихся клише и обращения к образам и выражениям, уже существующим в культуре).
Эта эмпирическая классификация, разумеется, не исчерпывает типологическое разнообразие диалога в пьесе (при этом классификация может производиться на социолингвистической или лингвостилистической основе, а не чисто литературной, как у Бентли). В каждом драматургическом произведении может сочетаться несколько видов диалога. Например, в «Пигмалионе» Бернарда Шоу преобладают риторические диалоги в прозе. Речь профессора Хиггинса практически можно классифицировать как яркий пример риторического диалога по Бентли. Второй вид диалога, представленный в данной пьесе — натуралистический (который также можно назвать реалистическим или аутентичным). Шоу использует этот вид диалога для того, чтобы реальную речь простой девушки (Элизы Дулиттл), носителя городской культуры и так называемого диалекта кокни, то есть, в терминах лингвистической стилистики — носителя городского просторечия. Для предания как можно большей аутентичности репликам Элизы Дулиттл и наиболее точного отображения особенностей лондонского городского просторечия Шоу даже прибегает к транскрибированию фонетического облика речи Элизы Дулиттл.
С выводом, что в пьесе могут сочетаться разные типы диалога согласен и Джозеф Кеннеди (X.J.Kennedy), хотя его выводы более общи, чем у Э. Бентли: «Граница между драмой и другими формами литературы иногда размыта: в пьесе могут содержаться поэтические отрывки…» (Kennedy, 1979, с835). Таким образом, можно сказать, что язык драматургического произведения — это сложное явление, которое может сочетать в себе как поэтическую речь автора, полную выразительных средств и стилистических тропов, так и слепок с разговорного языка различных социальных групп своего времени.
«Поскольку материалом драмы является устная речь, в ней всегда должна сохраняться различимая связь с разговорным языком повседневной жизни» (Бентли, 2004, 103). Но нужно помнить, что главное отличие даже самого точного натуралистического диалога от настоящей разговорной речи состоит в том, что все, что говорится персонажами, подчинено общему замыслу драмы, и обусловлено авторским восприятием разговорной речи своего времени, как и его замыслом и представлением персонажей драмы.
Классификация разновидностей разговорной речи
Современный английский язык имеет множество территориальных и социальных вариантов, различающихся на всех языковых уровнях: фонетическом, грамматическом, синтаксическом и лексическом. Каждый территориальный вариант также имеет различные уровни, обусловленные социолингвистическими и коммуникативными факторами. Эти варианты различаются наличием либо отсутствием нормы, а также сферой употребления. Согласно схеме, предложенной А. Коуманом и П. Шефардом (Coman et al, 1972, р162), британский вариант английского, используемый на большей части Великобритании, включает в себя как стандартизованную разновидность, так и субстандартные разновидности языка (термин Г. А.Орлова).
Схема уровней британского варианта английского языка (А. Коуман, П. Шефард) (перевод наш)
Британский английский (BRITISH ENGLISH)
стандартизованное употребление
(Standard Usage)
неформальный, разговорный (Informal)
формальный (Formal)
субстандартное употребление (Non-standard usage)
речь необразованных носителей языка (Uneducated)
На основе данной схемы Г. А. Орлов далее классифицирует разновидности национального языка, относя, таким образом, к стандартизованным разновидностям языка кодифицированный литературный язык и литературную разговорную речь, а к субстандартным разновидностям — обиходно-разговорную речь, региональные диалекты, социальные диалекты, просторечие и др. Остановимся подробнее на каждом из данных понятий.
Литературный язык — основная, наддиалектная форма существования языка, характеризующаяся большей или меньшей обработанностью, полифункциональностью, стилистической дифференциацией и тенденцией к регламентации. (ЛЭС)
Кодифицированный литературный язык — «образцовый, нормализованный язык, нормы которого воспринимаются как „правильные“ и общеобязательные и который противопоставляется диалектам и просторечию» (Ахманова, 1966, с532)
Разговорная речь — разновидность устной литературной речи, обслуживающая повседневное обиходно-бытовое общение и выполняющая функции общения и воздействия. Как форма существования литературного языка разговорная речь характеризуется основными его признаками (наддиалектностью, устойчивостью, нормативностью, многофункциональностью). ЛЭС
Как видно, стандартное понимание таково, что разговорная речь, лежащая в рамках литературной нормы, включена в кодифицированный литературный язык и является лишь его устной разновидностью. Орлов, однако, считает, что важно отличать кодифицированный литературный язык от литературной разговорной речи, которая, хотя и является стандартизованной и кодифицированной (причем нормы литературной разговорной речи могут отличаться от литературной нормы), все же носит явный разговорный характер:
Литературная разговорная речь (Standard Educated Colloquial/Informal English) — функционально-целевой вариант современного английского литературного языка в Великобритании, проявляющийся в динамике реального повседневного общения в тех случаях, когда реализуется «установка на разговорность» (Орлов, 1991, с6).
Орлов также говорит о «сосуществовании и определенной конкуренции в рамках литературного языка двух феноменов: кодифицированного литературного языка и литературно-разговорной речи» (Орлов, 1991, с10). Общение во всех основных сферах может быть реализовано как средствами кодифицированного литературного языка, так и литературной разговорной речи. В пьесе «Пигмалион» это можно проследить на примере языка образованных персонажей — профессора Хиггинса и полковника Пикеринга. Большую часть времени профессор Хиггинс разговаривает на кодифицированном литературном языке, по стилю часто сопоставимом с художественной речью (обилие метафор, сравнений и эпитетов), но в его речи также часто можно проследить «установку на разговорность», и тогда можно проследить появление сниженных экспрессивных единиц в его речи: «If she gives you any trouble wallop her"а также употребление сокращенных форм: «I'll take her anywhere and pass her off as anything».
Следующая разновидность разговорной речи — это обиходно-разговорная речь. Эта разновидность уже относится к субстандартному пласту национального языка.
Обиходно-разговорная речь — язык, использующийся в сфере обиходно-бытового общения и характеризующийся «ограниченным набором лексических, главным образом, сниженных единиц, /наличием/ моносегментных синтаксических структур, нарушением грамматических норм английского языка, просторечной окрашенность просодических компонентов» (Орлов, 1991, с81)
Эту разновидность речи легко проиллюстрировать на примере речи Элизы Дулиттл: «He is off his chump, he is. I don’t want no balmies teaching me.» Налицо употребление сниженных лексических единиц off his chump, balmy; а так же нарушение грамматических норм английского языка — употребление двойного отрицания (double negation).
К субстандартным разновидностям национального языка также относятся региональные диалекты, социальные диалекты и просторечие.
Региональный диалект — территориально обусловленный вариант национального языка, отличающийся фонетическими, грамматическими и лексическими особенностями.
Социальный диалект — язык определенных социальных групп. Таковы отличающиеся от общенародного языка только лексикой профессиональные языки охотников, рыболовов, гончаров, сапожников и др.; групповые, или корпоративные, жаргоны или сленги учащихся, студентов, спортсменов, солдат и других, главным образом, молодежных, коллективов; тайные языки, арго деклассированных элементов, ремесленников-отходников, торговцев. Таковы также варианты общенародного языка, характерные для определенных экономических, кастовых, религиозных и т. п. групп населения (ЛЭС, с.133)
Просторечие — отклоняющиеся от литературной нормы слова, выражения, грамматические формы, ударение и произношение, имеющие оттенок стилистической сниженности, фамильярности, иногда грубости (Современная энциклопедия. 2000 http://dic.academic.ru/contents.nsf/enc1p)
Лондонское городское просторечие (кокни), на котором говорит Элиза Дулиттл, объединяет в себе именно эти отличительные черты — особое произношение, неправильные грамматические формы (самые частые из которых — двойное отрицание и неправильное употребление временных форм), а также сниженная лексика. На отличительных чертах кокни мы остановимся подробнее в следующем разделе данной работы.
Социально обусловленные варианты языка в пьесе Бернарда Шоу «Пигмалион»
В пьесе, созданной в начале 20 в., — что важно учитывать при лингвистическом анализе речи персонажей — профессор фонетики Хиггинс заключает пари со своим другом полковником Пикерингом, что сможет обучить простую цветочницу, Элизу Дулиттл, говорить на литературном языке, который поможет ей быть принятой за «герцогиню в высшем обществе Лондона». Мы видим редчайший пример появления лингвиста в драматическом произведении, при этом его специализация — фонетика — носит вовсе не случайный характер, поскольку именно в это время и возникла научная фонетика и, в некотором смысле, выдвигается на первый план. Элиза соглашается на участие в эксперименте, но объясняет это тем, что она не может устроиться на работу в дорогом магазине из-за своего просторечного выговора.
Как верно подметил А. Аникст в предисловии к сборнику пьес «Бернард Шоу. Пьесы» — одна из главных тем пьесы «Пигмалион» — это социально обусловленные варианты английского языка. «Состоятельные слои общества, так называемые „образованные“ люди по своей речи отличаются от бедных слоев общества и в фонетике, и в лексике, и в грамматике» (А.Аникст, 1956, с28).
Бернард Шоу, не имевший, как известно, университетского образования и даже предлагавший разрушить университеты и посыпать «то место» солью, сам принимает на себя роль лингвиста и в предисловии к пьесе делает несколько замечаний по поводу языка разных социальных групп: «И в заключение, чтобы подбодрить тех, кого акцент лишает возможности сделать служебную карьеру, добавлю, что перемена, которую произвел профессор Хиггинс в цветочнице, не является чем-то несбыточным и необычным. В наш век дочь консьержа, которая играет королеву Испании — лишь одна из многих тысяч (женщин и мужчин), отбросивших родные диалекты, как сбрасывают старую кожу, и приобретших новый язык. Но совершать превращение надо по-научному, иначе последняя стадия обучения может оказаться безнадежнее первой: честный природный диалект трущоб вынести куда легче, чем попытку фонетически необученной личности подражать вульгарному жаргону членов гольф-клуба» (Шоу, 1993, с5). Это утверждение, конечно, чрезвычайно спорно в лингвокультурном плане, так как лингвокультурный облик человека — весьма сложное явление. И его практически невозможно полностью изменить, так как для этого нужно преобразить не только язык человека (фонетика, грамматика, лексика, стилистика), но и его фоновые знания, манеры, привычки в одежде и т. д.
Социальная дифференциация языка естественна и неминуема в его историческом развитии. Социолекты формируются говорящими неосознанно и являются основным средством распознания членов одной и той же соцгруппы как самими членами этой группы, так и членами других соц. групп. По словам А. Д. Швейцера, «язык <�…> способствует цементированию, идентификации и дифференциации <�…> социальных групп» (Швейцер, 1976, с31).
Носители городского просторечия в сознании людей, говорящих на литературном разговорном языке, воспринимаются как необразованные, а их речь считается «некрасивой». Это легко подтвердить ярким примером из пьесы — Хиггинс, ученый-фонетист комментирует язык Элизы Дулиттл, продавщицы цветов и носителя городского просторечия: «A woman who utters such depressing and disgusting sounds has no right to be anywhere — no right to live. Remember that you are a human being with a soul and the divine gift of articulate speech: that your native language is the language of Shakespeare and Milton and the Bible; and don’t sit there crooning like a bilious pigeon». Вынося это суждение, профессор Хиггинс, однако, отождествляет себя со своим классом и ведет себя как типичный сноб из высшего общества, так как для ученого-фонетиста подобный фонетический материал представляет научную ценность, предмет анализа, но никак не объект оценки. Насколько мы можем судить, именно так образованные люди относятся к носителям городского просторечия. Именно поэтому у Элизы Дулиттл возникает проблема с трудоустройством — ее произношение выдает ее происхождение из низшего рабочего класса, и ее не хотят принимать на работу в магазин, в котором главные посетители — леди из высшего общества.
Как известно, такие социолингвистические особенности весьма характерны для английского языка, в котором социокультурная дифференциация традиционно подкрепляется речевой. Каждый социолект привязан к определенной социальной группе и, чаще всего, территориально обусловлен. «В современном обществе и, в особенности, в обществе, разделенном на антагонистические классы и социальные группы, существует широко разветвленная система социальных и профессиональных жаргонов — лексических подсистем, которые, в частности, выполняют интегрирующие и дифференциальные функции» (Швейцер, 1976, с 31)
Лондонское городское просторечие
Бернард Шоу имел широкие познания в различных социалектах по двум главным причинам: во-первых, он очень интересовался вопросами фонетики и был знаком с работами выдающегося лингвиста своего времени Генри Свифта, о чем он упоминает в предисловии к пьесе; а во-вторых, Шоу, будучи социалистом-фабианцем и уличным оратором, имел обширный опыт общения с рабочим классом (Гражданская, 1979, с28). Поэтому ему без труда удалось уловить и передать особенности Лондонского городского просторечия.
«Кокни (cockney) — один из самых известных типов лондонского просторечия, на котором говорят представители низших социальных слоёв населения Лондона» (Гэвин, 2000). Это не «диалект», как его часто называют.
Английское слово «кокни» (сосkney) произошло от «cock's egg», что означает петушиное яйцо. Существует несколько гипотез, почему это название прикрепилось к жителям Лондона. Первая гипотеза такова: «жители сельской Англии считали, что горожане плохо питаются и едят в основном „петушиные яйца“. Имя это приклеилось к лондонцам из низов, особенно к жителям Ист-Энда» (Джеймс Гэвин, 2000). Другая гипотеза предполагает, что название «петушиное яйцо» стало презрительным наименованием жителей Лондона, так как они ничего не делали, и были пустыми, как петушиные яйца.
Главным отличием городского просторечия кокни от литературного английского языка, который ассоциируется в данном случае с received pronunciation (RP) является фонетика. Кроме того, существуют также различия в лексике и грамматике. Джеймс Гэвин выделяет следующие типичные — фонетические по преимуществу — особенности:
1. Пропуск звука [h]. Например, «not 'alf» вместо «not half».
2. Использование «ain't» вместо «isn't» или «am not».
3. Произношение звука [и] как [f] (например, «faas'nd» вместо «thousand») и [р] как (v) (например, «bover» вместо «bother»).
4. Превращение [a?] в [ж?], например, «down» произносится как [dж?n].
5. Использование рифмованного сленга. Например, «feet» — «plates of meat», вместо «head» — «loaf of bread»; иногда такие словосочетания сокращаются, образуя новое слово: «loaf» вместо «loaf of bread».
6. Использование гортанной смычки? вместо 't' между гласными или сонантами (если второй из них не ударный): bottle = «бо'л».
7. Использование вместо [r] губно-зубного [?], на слух напоминающего [w].
8. Произношение «тёмного» l как гласного: Millwall как [m?ow??].
Кокни является одним из самых известных и распространенных видов просторечия в Великобритании. Часто кокни используется в театральных и телевизионных постановках для характеристики персонажей как «необразованных», и тогда язык, подражающий специфическому произношению кокни называют «мокни» (mockney, от англ. to mock — высмеивать). Ярким примером мокни является речь Одри Хэпберн в кинопостановке мюзикла «My Fair Lady», основанной на пьесе «Пигмалион»
Черты городского просторечия кокни в речи Элизы Дулиттл
Для отображения фонетических особенностей речи Элизы Дулиттл Бернард Шоу использует так называемую «орфографическую транскрипцию» (термин Г. А. Орлова — Орлов, 1991, с12):
THE FLOWER GIRL: Theres menners f' yer! Te-oo banches o voylets trod into the mad. [There's manners for you! Two bunches of violets trod into the mud.]
Благодаря этому мы можем получить общее представление о речи данного персонажа. Речь лондонской цветочницы содержит многие характерные черты лондонского городского просторечия кокни. Например, своеобразное произношение гласных звуков и дифтонгов. Гласные становятся более передними: [ж] в manners произносится как [e]; [?] в bunches произносится как [ж].
THE FLOWER GIRL: eed now bettern to spawl a pore gel’s flahrzn than ran awy athaht pyin. Will ye-oo py me f’them [he'd know better than to spoil a poor girl’s flowers then run away without paying. Will you pay me for them?]
Bettern, flahrzn, f’them — редукция слога. Многие звуки как будто «проглатываются» в речи Элизы.
Дифтонг [e?] звучит как что-то среднее между [ж?] и [a?]в away и pay (awy, py). Дифтонг [o?] в spoil звучит как [a?] (spawl).
Весьма заметна такая характерная черта просторечия кокни как пропуск начального h:
THE FLOWER GIRL: Ow, eez ye-ooa san, is e? [Oh, he is your son, is he?]
Таким образом затранскрибированы, однако, далеко не все реплики этого персонажа, а только несколько в начале пьесы. Далее Шоу отказывается от транскрибирования фонетического облика речи Элизы Дулиттл, объясняя это тем, что для точной записи ему необходим фонетический алфавит, и в такой записи речь будет не понятна за пределами Лондона.
Эти фонетические особенности речи Элизы Дулиттл подтверждают ее принадлежность к культуре городского просторечия кокни. Однако, эти особенности не ограничиваются только фонетикой. В ее речи присутствуют также характерные для кокни грамматические отклонения от литературной нормы. Одна из наиболее распространенных особенностей — использование двойного отрицания.
I am a good girl, I am; and I won’t pick up no free-and-easy ways
I don’t want no loonies teaching me
Использование формы ain’t вместо is not и других форм глагола to be в настоящем времени:
That ain’t proper writin'
It ain’t decent
Ain’t также иногда употребляется вместо отрицательной формы служебного глагола have:
I ain’t done nothing wrong…
I ain’t got sixty pounds!
Служебный глагол have часто опускается в предложениях с present perfect:
I always been a good girl
Использование формы was вместо were во втором лице, а также использование is с существительными во множественном числе:
I called him Freddy or Charlie same as you might yourself if you was talking to a stranger and wished to be pleasant.
Now I know why ladies is so clean.
Весьма характерной особенностью речи Элизы Дулиттл является повторение:
I’m a good girl, I am
You’re a great bully, you are
Речь Элизы изобилует просторечными словами и выражениями, например:
Garn! (God damn it)
off his chump (crazy)
balmies (crazy)
in a hurry (soon)
do someone in (kill somebody)
booze (alcohol)
Все эти фонетические, грамматические и лексические особенности подтверждают принадлежность Элизы Дулиттл к рабочему классу и делают ее носителем лондонского городского просторечия. Эти особенности также составляют очевидную трудность для перевода.
Трудности перевода
Перевод драматических произведений всегда представляет особенную трудность для переводчика. Отличительной чертой стиля драматического произведения является то, что в него могут быть включены все остальные функциональные стили. В художественном произведении общение персонажей может проходить в любой сфере жизни, поэтому и их язык зачастую непредсказуем и разнообразен. Если «образованные», «культурные» персонажи драмы будут, скорее всего, использовать язык, наиболее близкий к литературной норме, то выходцы из бедной среды, скорей всего будут использовать просторечия и сленг.
Социальная среда накладывает неизгладимый след на языковую личность, влияя на все языковые сферы — фонетику, грамматику, лексику. Каждая социальная группа имеет свой язык, который является средством опознавания членов своей группы. Передача особенностей социально и территориально обусловленных разновидностей языка в драматическом произведении — это кропотливая работа для писателя, который должен обладать лингвистическим чутьем и базовыми познаниями в лингвистике для того, чтобы точно уловить и передать эти особенности. То же относится и к переводчику, который берется за перевод такого произведения.
Особенности речи персонажей С. Влахов и С. Флорин делят на два типа (Влахов, Флорин, 1980, 251):
Коллективные | Индивидуальные | |
1. Просторечие | 1. Вольности устной речи | |
2. Диалекты | 2. Детский язык | |
3. Жаргоны | 3. Ломаная речь | |
4. Арго | 4. Дефекты речи (косноязычие, шепелявость, сюсюканье, картавость, пришепетование, заикание и т. д) | |
5. Сленг | 1. | |
6. Профессиональные языки | 5. Ошибки в произношении и правописании | |
Каждая из этих особенностей вызывает затруднения при переводе. Но если большинство индивидуальных особенностей речи (кроме, пожалуй, дефектов речи) носят окказиональный характер и их перевод, в основном, зависит от фантазии переводчика, коллективные особенности требуют системного подхода, который складывается в течение многих лет переводческой практики. Нас интересуют именно коллективные особенности речи, так как именно они используются в речи персонажей пьесы «Пигмалион». Так называемая «неправильная» речь Элизы Дулиттл, представляющая основные особенности городского просторечия кокни.
Хотя в русском языке и существует деление на диалекты и говоры, сопоставить его с английским языком представляется весьма проблематичным. Во-первых, диалекты в русском языке не так широко распространены, как в английском. Во-вторых, подавляющее большинство территориальных и социальных различий в языке лежат в сфере лексики, а не фонетики. И, наконец, российское население, в основной массе, не имеет представления о большинстве существующих диалектов и социолектов, тогда как все жители Великобритании знают о существовании городского просторечия кокни, которое часто используется в фильмах, сериалах, на телевидении и на театральных подмостках для создания образа. К тому же, в переводческой практике «диалектизм вообще нельзя переводить диалектизмом» (Влахов, Флорин, 1980, с 254), так как это меняет описываемый персонаж до неузнаваемости, меняет его этнокультурную принадлежность. Все это делает передачу особенностей речи Элизы Дулиттл в переводе пьесы на русский язык весьма трудной, требующей асимметричных подходов.
Из системных подходов к переводу территориальных и социальных вариантов языка (вслед за В. Г. Гаком назовем их условно «диалектизмами») можно выделить два:
1. перевод диалектизмов ИЯ диалектизмами ПЯ. Этот подход давно был отвергнут переводчиками. В. Г. Гак пишет: «немыслимо переводить южнофранцузские диалектизмы с помощью особенностей южнорусских диалектов» (Гак, 1966, с 38). Такой подход чреват подменой в понимании читателя одной этнокультуры другой;
2. перевод диалектизмов просторечием. С этим подходом согласно большинство теоретиков перевода (Гак, 1966, с 38; Федоров, 1968, с 314−318; Влахов, Флорин, 1980, 254)
При переводе просторечий, арго, жаргона и сленга, естественно сначала попытаться прибегнуть к «функциональным аналогам при их наличии в ПЯ» (Влахов, Флорин, 1980, 252). Однако здесь переводчику нужно остерегаться смешения сфер. Например, жаргон торговцев нельзя переводить тюремным жаргоном или студенческим сленгом. Следует также остерегаться анахронизмов — новые сленговые или просторечные слова не стоит использовать при переводе речи персонажей, живших в начале 20 века.
При отсутствии прямых аналогов логично использование приема компенсации. «Компенсация — это способ перевода, при котором элементы смысла, утраченные при переводе единицы ИЯ в оригинале, передаются в тексте перевода каким-либо другим средством, причем необязательно в том же самом месте текста, что и в оригинале. Таким образом, восполняется („компенсируется“) утраченный смысл, и, в целом, содержание оригинала воспроизводится с большей полнотой. При этом нередко грамматические средства оригинала заменяются лексическими и наоборот» (Комиссаров, 1990, с185). Таким образом, фонетические особенности речи Элизы Дулиттл можно компенсаторно передать неправильным произношением слов, а так же обилием просторечных выражений.
Все трудности были так или иначе преодолены русскими переводчиками, и пьеса «Пигмалион» пользуется популярностью как в читательских кругах, так и на театральных подмостках. Как сказал А. В. Федоров, «Каждый высокоразвитый язык является средством достаточно могущественным для того, чтобы передать содержание, выраженное в единстве с формой, средствами другого языка» (Федоров, 1968, с144). Во второй главе данной работы мы рассмотрим переводческие решения, которые помогли передать атмосферу пьесы и особенности речи Элизы Дулиттл.
Глава 2 Перевод просторечия и сниженной лексики
Перевод просторечия в речи Элизы Дуллитл
Очень важно первое появление Элизы Дулиттл в пьесе. Как уже обсуждалось в первой главе, Шоу выбирает метод «орфографической транскрипции» для того, чтобы с наибольшей точностью охарактеризовать особенности ее речи.
Original text:
THE FLOWER GIRL. Nah then, Freddy: look wh' y' gowin, deah.
FREDDY. Sorry [he rushes off].
THE FLOWER GIRL [picking up her scattered flowers and replacing them in the basket] Theres menners f' yer! Te-oo banches o voylets trod into the mad.
THE MOTHER. How do you know that my son’s name is Freddy, pray?
THE FLOWER GIRL. Ow, eez ye-ooa san, is e? Wal, fewd dan y' de-ooty bawmz a mather should, eed now bettern to spawl a pore gel’s flahrzn than ran awy athaht pyin. Will ye-oo py me f’them?
Перевод Калашниковой:
ЦВЕТОЧНИЦА. Куда прешь, Фредди! Возьми глаза в руки!
ФРЕДДИ. Простите. (Убегает.)
ЦВЕТОЧНИЦА (подбирает цветы и укладывает их в корзинку). А еще образованный! Все фиалочки в грязь затоптал.
МАТЬ. Позвольте, откуда вы знаете, что моего сына зовут Фредди?
ЦВЕТОЧНИЦА. А, так это ваш сын? Нечего сказать, хорошо вы его воспитали… Разве это дело? Раскидал у бедной девушки все цветы и смылся, как миленький! Теперь вот платите, мамаша!
Перевод Мелковой:
ЦВЕТОЧНИЦА. Ты что, очумел, Фредди? Не видишь, куда прешь!
ФРЕДДИ. Виноват… (Убегает.)
ЦВЕТОЧНИЦА (подбирая рассыпанные цветы и укладывая их в корзинку). А еще называется образованный! Все мои фиялочки копытами перемял.
МАТЬ. Простите, откуда вы знаете, что моего сына зовут Фредди?
ЦВЕТОЧНИЦА. Ага, так это ваш сынок? Хороша мамаша! Воспитала бы сына как положено, так он бы побоялся цветы у бедной девушки изгадить, а потом смыться и денег не заплатить. Вот вы теперь и гоните монету!
драматургический дискурс разговорный речь
Как мы видим, в английском тексте в речи Элизы Дулиттл нет просторечных слов или выражений, лежащих вне литературной нормы. Есть несколько грамматических нарушений: Theres menners f' yer; than ran awy athaht pyin. Однако особенность речи, которая сразу же бросается в глаза, это, конечно, фонетика. С первой фразы цветочницы мы понимаем, что она человек необразованный, происходящий из рабочего класса восточного Лондона. Для переводчика важнее передать именно эти социокультурные особенности персонажа, чем переводить отдельные языковые особенности как таковые. Переводчики Калашникова и Мелкова добиваются этого посредством компенсаторного употребления просторечных и жаргонных слов и выражений. У Калашниковой: куда прешь, смылся, мамаша. Переть и смываться помечены в словаре [The New Comprehensive Russian-English Dictionary for Abby Lingvo 12] как просторечные и явно носят сниженную стилистическую окраску. Слово мамаша помечено как разговорное. Как обращение к незнакомой женщине средних лет оно также является достаточно грубым и фамильярным.
Калашникова также использует неграмотную речь, нарушающую литературные нормы для передачи речи необразованного персонажа Все фиалочки в грязь затоптал (неправильный глагол — втоптал) Возьми глаза в руки (смешение двух фразеологизмов: возьми себя в руки и разуй глаза)
Мелкова использует гораздо больше просторечных слов и выражений: очумел, прешь, мамаша, изгадить, смыться, гоните монету. Все эти слова в словаре имеют помету «просторечные» и со стилистической точки зрения оправданы в данном контексте для отображения лондонского городского просторечия. Однако, обилие просторечных слов, а также употребление достаточно грубого выражения гони монету и метафоры копыта (о ногах) создает неверное впечатление о девушке-цветочнице. На наш взгляд, в переводе Мелковой Элиза Дулиттл представлена невероятно грубой и нахальной.
Хотя оба переводчика отказываются использовать прием орфографической транскрипции для передачи особенностей просторечного выговора Элизы Дулиттл, они используют его немного позже в том же действии для передачи профессиональной записи просторечия профессором Хиггинсом.
Original text:
THE NOTE TAKER. [Reads, reproducing her pronunciation exactly] «Cheer ap, Keptin; n' baw ya flahr orf a pore gel.»
Перевод Калашниковой:
ЧЕЛОВЕК С ЗАПИСНОЙ КНИЖКОЙ. (Читает, в точности
подражая ее выговору.) Ни расстрайвтись, кэптен; купити луччи цвиточик у бедны девушки.
Перевод Мелковой:
ЧЕЛОВЕК С ЗАПИСНОЙ КНИЖКОЙ. (Читает, точно воспроизводя ее выговор.) «Ни огарчайтись, кэптин, купитя лучше пукетик у бенной девушки» .
В переводах этот прием использован скорее для передачи профессионализма профессора Хиггинса, нежели чем для характеристики фонетических особенностей речи цветочницы. Однако, учитывая, что профессор записывает ее речь, мы можем обратить внимание на особенности произношения Элизы Дулиттл.
В переводе Калашниковой затранскрибировано неправильное произношение расстраивайтесь («проглочен» слогва, что также характерно для речи данного персонажа в тексте оригинала (см. главу 1 данной работы), лучше, а также заметна утрированная качественная редукция во всех остальных словах (купити цвиточик). В данном случае, на наш взгляд, такое произношение создает впечатление скорее иностранного акцента, нежели просторечия. Хотя в рамках произведения, как уже подчеркивалось ранее, использование орфографической транскрипции нужно для характеристики профессора Хиггинса, а не Элизы Дулиттл.
Перевод Мелковой, с другой стороны, действительно создает впечатление просторечия: неправильное произношение некоторых слов (купитя, пукетик, бенной) вполне соответствует речи необразованного носителя русского языка, (ассимиляция в кластерах согласных бедной-бенной, использование [a] вместо [э] в окончании купитя) (http://studysphere.ru/work.php?id=335)
Исправить произношение бедной цветочницы профессору Хиггинсу удалось достаточно быстро — благодаря его научному подходу к проблеме, упорному труду Элизы и ее природному слуху. Однако, как подметил и сам профессор, одного правильного произношения недостаточно для того, чтобы выдать цветочницу за герцогиню. В третьем акте пьесы преображенная Элиза приходит в гости к матери Хиггинса, где сначала сражает всех своей красотой и вежливостью, но быстро портит впечатление и озадачивает всех, начиная говорить языком улиц, используя просторечную лексику и говоря на неподходящие темы (см. Приложения Таблица 1).
В своей речи она употребляет такие слова, как do in, pinch, booze, bloody, которые несут на себе явную просторечную окраску, и даже, в случае с bloody, воспринимаются как бранные. Комический эффект достигается благодаря контрасту речи других персонажей с речью Элизы Дулиттл. Комичность ситуации усиливается тем, что не все присутствующие на встрече понимают, о чем идет речь, когда Элиза начинает использовать просторечные выражения:
MRS. EYNSFORD HILL. What does doing her in mean?
HIGGINS [hastily] Oh, thats the new small talk. To do a person in means to kill them.
В двух анализируемых переводах мы находим два способа перевода этих слов:
1. просторечный эквивалент в ПЯ (в языке перевода)
a. do in — укокошить (Калашникова) — пришить (Мелкова)
b. pinch — спереть (Калашникова) — стибрить (Мелкова)
2. компенсация. Достижение нужного эффекта за счет введения новых просторечных слов, выражений.
a. A drop of booze just takes that off and makes him happy.
А пропустит баночку, и все как рукой сняло. (Калашникова)
А долбанет стаканчик-другой, горя как не бывало. (Мелкова)
b. Not bloody likely
К чертовой бабушке! (Калашникова)
К чертям собачьим! (Мелкова)
В примере 2a используется слово booze, для которого существует просторечный эквивалент в русском языке (пойло), однако перевод данного предложения с использованием эквивалента «капля пойла убирает все это» выбивался бы из текста и звучал чуждо для русского уха. Поэтому просторечные глаголы пропустить (стаканчик) и долбануть гораздо лучше подходят для компенсаторной передачи стилистической окраски этого просторечного слова.
В отличие от предыдущего примера, фразу из примера 2b Not likely (Ну уж нет!), дополнительно усиленную грубым bloody (весьма, чертовски), представляется невозможным перевести при помощи прямого эквивалента, так как невозможно совместить Ну уж нет и чертовски, поэтому компенсаторный перевод — единственное доступное решение. Переводчики выбирают два просторечных фразеологизма: К чертовой бабушке и К чертям собачьим, что позволяет сохранить эффект грубости. присутствовавший в тексте оригинала.
Кроме приведенных примеров, в данном отрывке также присутствуют экспрессивные восклицания Элизы:
(1) Y-e-e-e-es, Lord love you
(2) Drank! My word! (в ответ на вопрос Миссис Эйнсфорд Хилл о том, пил ли ее отец)
Эти восклицания также переводятся компенсаторно:
(1) Да не иначе, можете мне поверить! (Калашникова)
(1) Факт! Боже ж ты мой (Мелкова)
(2) Ого! Еще как! (Калашникова)
(2) Пил? Лакал без передышки, черт бы его подрал! (Мелкова)
Как уже было отмечено, в текстах перевода гораздо больше просторечных слов и выражений, так как они помогают характеризовать речь персонажа. Элиза Дулиттл, несмотря на пройденный курс фонетики, продолжает изъясняться на языке уличной торговки, для чего переводчики и вводят дополнительные просторечные слова и выражения.
В ее речи все еще можно заметить повторение:
Fairly blue with it, she was. They all thought she was dead; but my father he kept ladling gin down her throat till she came to so sudden that she bit the bowl off the spoon.
Калашникова компенсирует эту особенность ее речи, используя просторечные слова готова (умерла), папаша и конструкцию давай+инфинитив, которая характерна для разговорного языка:
Совсем синяя уже была. Я сама видела. Все думали, что она уже готова, а папаша мой взял ложку и давай ей в глотку джин вливать, она и опомнилась, да так быстро, что даже ложку откусила.
Мелкова компенсаторно переводит этот же отрывок просторечной лексикой крышка, папаша, очухаться, а так же разговорной конструкцией возьми да и начни
Она аж посинела, я своими глазами видела. Все уж думали, ей крышка, а папаша мой возьми ложку да и начни ей в глотку джин лить, так она сразу очухалась и полложки откусила.
Как мы видим, в переводе грамматических и фонетических особенностей просторечия в основном используется компенсация. При переводе просторечных лексических единиц не всегда возможно найти адекватный эквивалент, поэтому прием компенсации используется и при передаче лексики.
Перевод сниженной и экспрессивной лексики в речи профессора Хиггинса
Профессор Хиггинс — человек образованный и, более того, лингвист. Его владение языком — совершенно, кроме того, он обладает абсолютным фонетическим слухом и может определить, откуда человек родом с точностью до 6 миль от места рождения. Кроме того, он представитель высшего класса, который всегда считался носителем «эталонного» языка. Однако нередко Хиггинс употребляет экспрессивные слова и сниженную лексику. Возможно, он это делает для поддержания своего имиджа заядлого холостяка и циника, а, может, таким образом он демонстрирует свою непредвзятость к любому языковому материалу. Зачастую он употребляет разговорную лексику для создания художественного эффекта: на фоне изысканной поэтичной речи особо остро выделяется разговорная лексика. Самый же очевидный мотив профессора Хиггинса — оскорбить собеседника. По словам Элизы Дулиттл, он «настоящий грубиян».
Как передать подобное явление, не придавая при этом его речи оттенка просторечности?
Original text:
HIGGINS [becoming excited as the idea grows on him] What is life but a series of inspired follies? The difficulty is to find them to do. Never lose a chance: it doesnt come every day. I shall make a duchess of this draggle-tailed guttersnipe.
Перевод Калашниковой:
ХИГГИНС (постепенно расходясь, по мере того как идея Пикеринга овладевает им). А что такое жизнь, как не цепь вдохновенных безрассудств? Никогда не упускай случая — он представляется не каждый день. Решено! Я возьму эту чумазую замухрышку и сделаю из нее герцогиню!
Перевод Мелковой:
ХИГГИНС (зажигаясь идеей Пикеринга). Что такое жизнь, как не ряд безрассудных поступков? Вот повод для них найти труднее. Никогда не упускай случая: он подворачивается не каждый день. Согласен! Я сделаю герцогиню из этой чумички, из этого грязного, вонючего окурка!
Как можно заметить, Калашникова выбирает разговорные эквиваленты draggle-tailed — чумазая, guttersnipe (букв. собиратель мусора; беспризорный ребёнок; уличный мальчишка) — замухрышка. Интересно переводческое решение Мелковой: слово чумичка (замарашка) можно рассматривать как частичный эквивалент draggle-tailed, так как хотя они и несут одно и то же значение, в оригинале draggle-tailed — определение к guttersnipe, а в переводе чумичка — это главное слово; guttersnipe переведено как грязный, вонючий окурок (одно из значений snipe — окурок, т. е. буквально guttersnipe — это окурок из трущоб, а значит он грязный и вонючий). Как мы видим, в данном случае Мелковой удалось подобрать перевод, отображающий внутреннюю форму слова, хотя слово guttersnipe уже является цельнооформленной единицей, зарегистрированной словарями.
На наш взгляд, уловить стиль профессора Хиггинса в данном высказывании удалось именно Калашниковой. В ее переводе его речь звучит более возвышенно, а точнее, поэтично: А что такое жизнь, как не цепь вдохновенных безрассудств! И тем разительней намеренный контраст между этим поэтичным предложением и словами чумазая замухрышка. Эти слова выделяются, режут ухо и удивляют. В переводе Мелковой оскорбительная фраза получилась несколько длинновата, поэтому ее эффект несколько смазан.
Original text:
HIGGINS [brusquely, recognizing her with unconcealed disappointment, and at once, babylike, making an intolerable grievance of it] Why, this is the girl I jotted down last night. Shes no use: Ive got all the records I want of the Lisson Grove lingo; and I’m not going to waste another cylinder on it. [To the girl] Be off with you: I dont want you.
Перевод Калашниковой:
ХИГГИНС (вдруг узнав ее, с разочарованием, которое тут же, чисто
по-детски, переходит в обиду). Да это ведь та самая девушка, которую я вчера записывал. Ну, это неинтересно: лиссонгровского диалекта у меня сколько угодно; не стоит тратить валик. (Цветочнице.) Проваливайте, вы мне не нужны Перевод Мелковой:
ХИГГИНС (сразу узнав цветочницу и не скрывая своего разочарования, которое у него, как у ребенка, превращается в смертельную обиду). Это же та девчонка, которую я записал вчера вечером. Она нам не нужна. У меня достаточно записей с лисонгровским жаргоном. Нет смысла тратить на нее еще один валик. (Цветочнице.) Уходите, вы нам не нужны.
Как видим, Калашникова подобрала весьма точный, пусть может и немного более грубый, эквивалент Be off with you — Проваливайте. Интересен перевод Мелковой, которая переводит Be off with you нейтральным Уходите, компенсируя свой перевод, однако, в предыдущем высказывании, используя слово разговорное пренебрежительное слово девчонка. Таким образом, грубость Хиггинса по отношению к девушке была адекватно передана, но не преувеличена.
Original text:
HIGGINS. Pickering: shall we ask this baggage to sit down or shall we throw her out of the window?
Перевод Калашниковой:
ХИГГИНС Пикеринг, как нам быть с этим чучелом? Предложить ей сесть или просто спустить с лестницы?
Перевод Мелковой:
ХИГГИНС Пикеринг, как мы поступим с этим пугалом? Предложим ей сесть или вышвырнем ее за окно?
И Калашникова и Мелкова подобрали синонимичные эквиваленты к слову baggage — чучело и пугало соответственно. Оба слова отмечены как разговорно-сниженные, и несут негативную окраску, выражают презрение, что в точности соответствует интенциям, выраженным в тексте оригинала.
Тhrow her out of the window у Мелковой переведено буквально, с использованием разговорного вышвыривать, но у Калашниковой оно заменено на разговорное спускать с лестницы. Смысл сказанного профессором таков: «Выставить ли нам ее из дома», так что это не принципиально, произойдет ли это через окно или через дверь. Грубый оттенок сказанного, как и разговорность переданы в обоих переводах.
В речи профессора Хиггинса разговорная и сниженная лексика появляется часто, но он, в отличие от Элизы, использует ее намеренно, для придания своей речи определенной окраски или для того, чтобы обидеть собеседника. Так или иначе, подход к переводу его речи значительно отличается от подхода к переводу речи девушки, для которой употребление просторечной лексики — явление систематическое, вполне соответствующее нормам ее социальной среды. В речи профессора точечные вкрапления разговорной лексики гораздо удобней переводить за счет подбора разговорных эквивалентов, а не за счет приема компенсации.
Заключение
Целью данной работы было рассмотрение особенностей речи представителей двух антагонистических классов Великобритании начала 20 века — рабочего и высшего — на примере пьесы Б. Шоу «Пигмалион», и выявление приемов перевода их речи на русский язык. Два главных героя этой пьесы — это два типичных представителя своих классов. Элиза Дулиттл — выходец из рабочей среды, носитель лондонского городского просторечия, а профессор Хиггинс — образованный и богатый представитель высшего класса.
В нашей работе мы проанализировали фонетические, грамматические и лексические особенности речи представителей рабочего класса, в особенности носителей лондонского городского просторечия кокни. Мы также выявили характерные особенности речи высшего класса и ее соотношение с кодифицированным литературным языком.
В результате переводческого анализа были выявлены преобладающие методы перевода, использовавшиеся переводчиками П. В. Мелковой и Е. А. Калашниковой при переводе пьесы «Пигмалион». Для перевода просторечия в пьесе «Пигмалион», переводчики, в основном, используют прием компенсации, переводя особенности фонетики и грамматики почти исключительно лексическими средствами. Для перевода просторечной лексики подходит подбор просторечных эквивалентов русского языка. Этот же метод используется для перевода экспрессивной и сниженной лексики в речи профессора Хиггинса, образованного человека, использующего такую лексику в «художественных» целях, для создания противоречивого впечатления.
Библиография
1. Coman A., Shephard R. Language is! Lnd., Sydney, 1972.
2. Kennedy X.J. Literature. An Introduction To Fiction, Poetry, And Drama. Boston: Little, Brown and Company, 1979.
3. Shaw, B. Two Plays. Ростов-на-Дону: Феникс, 2001.
4. Аникст А. Теория драмы на западе в первой половине XIX века. М.: Наука, 1980.
5. Апресян Ю. Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М.: Наука, 1974.
6. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1966.
7. Бентли Э. Жизнь драмы. М.: Айрис пресс, 2004.
8. Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М.: Междунар. отношения, 1980.
9. Гак В. Г. «Коверкание» или «подделка»? (Об одном опыте перевода варваризмов) // Тетради переводчика. М.: Междунар. отношения. 1966. Вып. 3.
10. Гражданская З. Т. Бернард Шоу. Очерк жизни и творчества. М.: Просвещение, 1979.
11. Громова М. И. Русская современная драматургия. Учебное пособие. М.: Флинта, Наука, 2003.
12. Гэвин Д. Кокни // Обучение за рубежом. 2000. № 4.
13. Комиссаров В. Н. Теория перевода. М.: Высшая школа, 1990.
14. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1990.
15. Орлов Г. А. Современная английская речь. М.: Высшая школа, 1991.
16. Просторечие в русском языке // ЮУрГУ. http://studysphere.ru/work.php?id=335
17. Современная энциклопедия. http://dic.academic.ru/contents.nsf/enc1p, 2000
18. Федоров А. В. Основы общей теории перевода. М.: Высшая школа, 1968.