Тенгрианство в работах художников Кыргызстана

Тенгрианство в работах художников Кыргызстана

Традиционные элементы миропонимания, духовного опыта кыргызского народа проявляются через ассоциативные образы, связанные с декоративно-прикладным искусством. Миропонимание, развившееся под влиянием тенгрианства, нашло отражение в работах художников современного Кыргызстана. Формирование содержания кыргызской национальной живописи, как и других видов изобразительного искусства, имело своим источником духовную культуру кыргызского народа и все многообразие ее проявлений [1, с. 18].

Взаимоотношения человека и природы стали одной из любимых тем как основоположников кыргызского профессионального искусства, так и молодых художников, наиболее полно выразившихся в пейзажном и бытовом жанрах. Острое чувство природы и цельности мироздания у таких кыргызских живописцев как Г. Айтиев, С. Чуйков (он с детства был приобщен к кыргызской культуре), С. Акылбеков выразилось в доверительном отношении к природе, гармонии не перегруженных композиционных построений. Примером могут служить такие картины, как «На окраине села» (1959) [2], «Письмо с фронта» (1943), «Осень в Чуйской долине» (1965), «Горные дали» (1969) Г. Айтиева, «Осень на юге Киргизии» (1964), «На полях Киргизии» (1953) С. Акылбекова, «Охотник с беркутом» (1939) и «Прикосновение к вечности» (1973) С. Чуйкова и другие работы первого поколения кыргызских художников [3].

Их учителем наряду с профессионализацией по европейскому образцу была природа. «Кыргызская природа, — писал С. А. Чуйков, — прочувствована народными гениями — сказителями, музыкантами, мастерами прикладного искусства. В соприкосновении с природой, в тесном с ней контакте, сформировались такие черты, свойственные всему народному искусству, как сдержанно-спокойный образный строй, отражающий созерцательно-поэтические мировосприятие кыргызов, и строгость художественной формы» [4, с. 2]. Глубинная поэтическая созерцательность является одной из характерных черт отечественного искусства.

Первыми предпочтениями в жанровом многообразии живописи не случайно стали пейзаж или пейзаж с фигурами и особенно натурный этюд, где они могли непосредственно выразить свое поэтическое мировоззрение, чувство великой, свыше предопределенной ее упорядоченности и разумной цикличности. Для их полотен характерен четкий ритм форм, крупные пространственные отношения: земля — горы — небо. И особенно небо, которое выражается в мириадах оттенков и цветовых переходов при общей колористической светоностности. Небо вообще играет важную сакральную роль в жизни кыргызов, поэтому естественно, что оно занимает важное место в профессиональном искусстве. Одни из самых замечательных изображений неба в кыргызской живописи умел писать С. Акылбеков. Именно небо дает художественно-эмоциональный эффект в его картинах, будь то природа («Берег Иссык-Куля» (1967) или индустриальный мотив («Завод домостроения» (1964). Даже в небольших пленарных этюдах этот мастер отразил трепетную жизнь природы с ее угасающим и возрождающимся светом, меняющимися формами и воздушной средой.

Творческая манера, заключающаяся в цельном восприятии мира и его искреннем и поэтическом отражении присуща искусству С. Чуйкова. В его известной серии «Кыргызская колхозная сюита», завершенная в 1448 году, которая была представлена публике на персональной выставке художника в Москве, собраны объединенные одним чувством пейзажные и жанровые полотна. Тем не менее, каждая из них, обладая внутренней законченностью, могла существовать и отдельно. Обязательным условием создания образа полотен «сюиты» был выраженный в них момент созерцательности и кажущееся отсутствие действия. В этом отношении показательны такие картины серии как «Песня» и «Вечер».

Весьма типична для С. Чуйкова картина «Песня» и по композиционному решению и по выбранному сюжету — простому и лаконичному, отражающему то, что художник видел вокруг себя. На картине день близится к завершению, солнце вот-вот скроется за горизонтом. Пара смирных лошадей везет в аил воз с сеном, на котором возвращаются после работы молодой человек и две девушки. Парень поет песню, которая гармонирует с раздольем полей вокруг воза. В самом образе, уловленном на этом полотне, а не только во внешнем сюжете, чувствуется песенное начало, заложенное художником. Эту же концепцию развивает картина «Вечер», где также будто присутствует музыка. Как если бы озаренная закатным солнцем степь, нарисованная художником, пела задумчивую и протяжную народную песню, которую ветер разносит по округе [5, с. 26−28].

Пейзажным и пейзажно-жанровым полотнам таких живописцев как Г. Айтиев, С. Чуйков и других классиков картинного искусства свойственен идеал близкого к природе и сформированного ею человека. «В основе образной сущности таких работ лежит ощущение естественной гармонии жизни. Эмоционально-психологическое напряжение в подобных полотнах достигается тончайшей разработкой качества цвета. Здесь большое значение имеет изображение неба, создающее ощущение простора, воздуха, света», — пишет исследователь кыргызского изобразительного искусства Л. А. Прыткова [4, с. 3]. К этому направлению художников нового поколения относятся работы А. Бейшенова, С. Торобекова, К. Артыкбаева и Т. Койчиева и другие. Им присуще поэтические восприятие природы и мирной жизни народа, окрашенное при всем их индивидуальном различии чертами горно-степной номадической ментальности.

Направление в кыргызском изобразительном искусстве, где переплелись новые художественные тенденции, и жизнеспособные традиции культурного наследия связано с именем художника Дж. Уметова. Он сумел соединить традиционное, во многом знаково-символическое декоративно-прикладное искусство кыргызов с современностью. Этому способствовало прекрасное художественное образование и глубокое понимание духовно-эстетического опыта кыргызов. Они «как и древнее творчество его народа, пронизаны радостью полнокровного ощущения жизни, удивлением перед ее неиссякаемостью и вечным обновлением» [6, с. 5]. В его монументально-эпических композициях из войлока и чия созданы прекрасные образы номадической картины мира. В декоративных панно «Охота» (1963), «Таинство ночи» (1975), «Хозяин гор» (1970), «Танец радости» (1971) и других будто оживает поэтическая душа народа, чуткая к жизни природы, к ее духовным началам. «Они звучат торжественно, как кыргызский эпос, как старинные песенные напевы. Развивая в этом пространстве сюжет, художник воплощает идею взаимообусловленности человека и среды» [6, с. 16]. Это обаяние номадизма, выраженное в традиционных техниках, но на новый, современный лад, вобравшее древнюю культуру народа и выраженное с высоким эстетическим чувством и художественным вкусом. На международной выставке в Лейпциге в 1974 году работы Дж. Уметова получили высокую оценку, и он был удостоен «Гран-При».

Художники новых поколений чувство традиционной духовности и некоторое отторжение урбанистической действительности проявили в творчестве несколько иначе — через желание вернутся в ту ушедшую, кажущеюся теперь прекрасной жизнь номадов на вольной природе. Тем более что с исчезновением после развала СССР системы госзаказов, от них уже не требуется создание тематических произведений на злобу дня.

Интересен феномен творчества современного кыргызского художника Ю. Шыгаева, где причудливо переплетаются символы, образы и знаки традиционной культуры «Кочевница» (1996), «Солнечный конь» (1997).

Живописные импровизации Ю. Шыгаева наполнены символикой номадической культуры, ассоциативными образами, атмосферой древних верований, легенд, обычаев. Написаны они акриловыми красками на холсте в виде древней формы свитка и по сложной фактуре напоминают войлок, что способствует выраженных в них смыслах, размышлениях о течении времени и культурно-исторической памяти народа, поэтической интерпретации связи прошлого с настоящим. В таких работах как «Кочевница» (1996), «Кожожаш» (1996), «Жертвоприношение» (1996), «Древо бугинцев» (1996), «Священное дерево» (1997), «Солнечный конь» (1997) оживают древние легенды, выразительные знаки кочевого быта и духовного мира предков. О тенгрианском миропонимании напоминают представленные в изобилии символы (треугольники, элементы орнамента и природных форм стихий, стилизованные образы Солнца, Луны, деревьев, животных, силуэты людей). «…Под кистью Ю. Шыгаева кыргызские мифы и легенды обретают величие подлинного искусства. Тем он и близок душе моей…» — эти слова Ч. Айтматова выразили суть творческих устремлений художника [7, с. 2].

Актуализировались героико-эпические образы далекого прошлого с элементами кочевого быта, дымящимися юртами в горных ущельях, табунами во время перекочевок, древними профессиями людей (пастухов и охотников), стойким бытовым укладом в ритме природы. Наряду с этим усилился символизм, присущий традиционным видам народного творчества, связанный с духовной и материальной сторонами многовековой жизни номадов. В этом плане можно назвать десятки интересных и достаточно высоких по художественному уровню работ. Такова, например, картина «В долине Алай-куу» (1970) М. Акынбекова с почти ритуальной сценой, где люди, пьющие из белых чаш кумыс и пасущиеся рядом кобыла с жеребенком, изображены на фоне скалистого ущелья и являют собой трогательный образ культуры номадов. Теплотой сочувствия и понимания мира природы обладают картины «Три барана» (1968), «Заблудившаяся» (1968) и «Сын» (1968) Б. Джумабаева. Героями последней картины является семейство лошадей, изображенное с поразительным созвучием мира природы и человека.

Если говорить о фигуративном искусстве, то можно назвать немало работ, в которых явственно проявляется исконное мироощущение народа. Мотивы поиска людьми защиты и сочувствия у природы прослеживаются в работах «Весна» (1975), «Школа в горах» (1979) Б. Джумабаева и др. В таких выдающихся произведениях как «Охотник с беркутом» (1939) и «Портрет К. Акиева» (1939) С. Чуйкова, «Мать» (1963) С. Чокморова, «Пробуждение» (1969) Дж. Джумабаева, памятник «Манас» (1982) Т. Садыкова, серии минигравюр Л. Ильиной «Слово о киргизской женщине» (1958) нашли отражение высокие традиционные морально-этические и духовные качества кыргызского народа.

Одной из характерных особенностей кыргызского изобразительного искусства является ощущение открытого пространства, напрямую связанное с мироощущением, которое было сформировано кочевым прошлым, его духовным миром и древними верованиями, основой которых было тенгрианство. В кыргызском изобразительном искусстве очень мало картин с изображением интерьеров, и, как уже было отмечено, много изображений природы. Слова исследователя культуры Г. Гачева как нельзя лучше характеризуют эту особенность миропонимания кыргызов: «природа совсем не фон, оттеняющий жизнь человека. Это те силы, которые ощущаются в человеческом существе и получают в нем самую энергичную и просветленную свою жизнь» [8, с. 101].

Культурное наследие тенгрианства с его духовными традициями и ныне продолжает питать творчество представителей современного изобразительного искусства, которое, в целом, ярко демонстрирует живучесть архетипов кыргызской духовности, проявляющихся на уровнях быта и художественного мышления.

тенгрианство художник живописный импровизация.

• 1. Уметалиева Д. Т. Особенности формирования киргизской художественной школы. — Фрунзе, 1987. — С. 18.
• 2. Все упоминаемые в исследовании картины находятся в собрании Кыргызского национального музея изобразительных искусств им. ГАйтиева (КНМИИ).
• 3. Художники Советской Киргизии /Авт. — сост. Л. А. Прыткова. — Фрунзе, 1982.
• 4. Молодые художники Киргизии /Авт. — сост. Л. А. Прыткова. — М., 1979. — С. 2−3.
• 5. Сарабьянов Д. Творческий путь Семена Чуйкова // Певец киргизского народа. — Фрунзе, 1966. — С. 26−28.
• 6. Прыткова ЛА. Дж. Уметов. Творческий портрет. — Фрунзе, 1976. — С. 5−16.
• 7. Шыгаев Ю. Живопись. Каталог выставки. — Бишкек, 1997. — С. 2.
• 8. Гачев Г. Г. Чингиз Айматов. — Фрунзе, 1989. — С. 101.