Религиозная ситуация в Японии в период правления династии Токугава (1603-1867 гг.)

Религиозная ситуация в Японии в период правления династии Токугава (1603−1867 гг.)

Период с середины XVI по I половину XVII в. характеризуется в Японии борьбой за объединение страны и установлением политического господства дома Токугава. Инициаторами объединения страны выступили феодалы центральной части острова Xонсю — Ода Набунага, Тоётоми Xiera и Токугава Иэясу.

В году междоусобных войн, изменилось положение буддийской церкви (буддизм проник в Японию из Индии через Китай в VIVII вв.), которая прежде служила надежной опорой сначала императорской, а затем военно-феодальной власти. Монастыри, являвшиеся крупными феодальными землевладельцами, стали противопоставлять себя светским феодалам. Располагая значительными вооруженными силами, они активно участвовали в междоусобной борьбе, препятствуя объединению страны. Начав борьбу за объединение страны, Ода Набунага решительно выступил против воинствующего буддийского духовенства, сжигая монастыри и храмы, конфисковывая церковные землевладения. Этот курс по отношению к буддийской церкви продолжили Тоётоми X и Току-гава Иэясу. К моменту завершения объединения страны буддийское духовенство уже не представляло угрозы для центральной власти. Его политическая роль была практически ликвидирована. Буддийская церковь стала послушным орудием центрального правительства в укреплении его господства.

Также в этот период усиливается внимание к синтоизму как одному из стимулов объединения страны, но это продолжалась недолго, т. к. сегуны Токугава взяли курс на искоренение синтоизма как самостоятельного религиозного учения, поскольку он был тесно связан с императором, а тот был оттеснен ими и превращен в почетного пленника [1]. Самому императору были оставлены в основном ритуальные функции: такая прозаическая проблема, как управлении страной, целиком решалась сегунами (формально они считались верноподданными императоров) и их разветвленным бюрократическим аппаратом [2].

Собственно говоря, император почитался как прямой потомок богов и являлся объектом культа в синто — исконной религии японцев. Но официальной религией токугавской Японии было не синто, а буддизм делившейся к тому времени на множество течений, сект, школ. Дело в том, что после запрещения христианства, которое в сегунском указе 1614 г. было объявлено «дьявольским и разрушительным» учением и «врагом государства», буддизм оказался в Японии единственным цельным и систематическим вероучением (с собственной космологией, эпическими нормами, каноном, устойчивой церковной и приходской системой), которую можно было по всем параметрам противопоставлять христианству [3]. В качестве средства ниспровержения синтоизма было избрано растворение его в буддизме. В соответствии с распоряжением токугавского правительства синтоистские священники должны были регистрироваться как прихожане буддийских храмов по месту жительства и полностью подчиняться буддийскому ритуалу. Многие синтоистские храмы превратились в синто-буддийские с преобладанием буддийских элементов в архитектуре и оформлении интерьера. Часто в качестве святынь синтоистских храмов стали использовать изображение буддийских божеств. Нередко обряды, в них отправляли буддийские священники [4].

Буддизм оправился от ударов, нанесенных ему Нобунагой и X. Токугава Иэясу даже вернул монастырям часть конфискованного богатства. Но свою роль официальной идеологии правящих кругов, интеллектуальной и духовной силы буддизм утратил. Официальной идеологией стало — конфуцианство.

Официальной государственной идеологией стало конфуцианство в интерпретации китайского философа Чжу Си. Конфуцианское учение по видимому было крайне удобным для управления страной, еще не оправившейся от гражданских войн, и для поддержания порядка и дисциплины гарантирующих властям безопасность. Главным в конфуцианстве было оправдание господства привилегированных слоев на основании якобы установленной Небом иерархии, в которой младший должен безропотно подчиняться старшему, а нижестоящий — вышестоящему. В основе этого учения лежали понятие долга и лояльности низшего к высшему, выраженные в следующих пяти формах человеческих отношений в государстве и семье: между правителем и подчиненным, отцом и детьми, мужем и женой, старшими и младшими братьями, между друзьями. Чжусианство добавило в конфуцианство философское обоснование, выделив два начала в вещах: «ли» — разумную творческую силу и «ци» — пассивную материю которые соответствовали духовным и чувственным устремлениям в человеке. При этом духовное начало рассматривалось как положительное, стимулирующее прогресс, а чувственное — как отрицательное, тормозящее поступательное движение [5]. Оно было учением абсолютно гуманным, исключительно интеллектуальным, приспособленным для общественных нужд. В нем не было ни метафизики, ни мистицизма, которые с трудом укладывались в сознание практичных японцев.

Основное развитие получил философско-политический аспект этого учения, религией же оно не стало. Религиями народа по-прежнему оставались буддизм и несколько потесненный синтоизм.

Буддизм, конфуцианство и синтоизм мирно сосуществовали, что благоприятствовало синтезу заимствованных религиозных и философских систем и местных религиозных обычаев в верований. Этот синтез осуществлялся в различных формах. Одной из них служила идея, представлявшая буддизм, конфуцианство и синтоизм в качестве различных стадий в жизни человека и общества: сфера синто — прошлое, происхождение народа и государства, сфера конфуцианства — настоящее, моральные принципы управления обществом, сфера буддизма — будущее, загробное существование. Различные буддийские секты придерживались разных форм синкретизма.

Время с середины XVI в. по первую половину XVII в. японские историки называют «христианским столетием» т.к. наиболее ярким событием в духовной жизни страны была встреча двух культур — японской и европейской.

Первые контакты между японской и европейской культурами относятся к середине 16 в. В 1543 г. на о. Кюсю появились португальские купцы, и затем и миссионеры — иезуиты. Франциск Ксавье был первым испанским иезуитом, прибывшим в Японию с целью проповеди христианства, вслед за ним стали прибывать другие миссионеры — представители различных католических орденов — францисканцы, доминиканцы, августинцы. Проповеди миссионеров имели успех. К концу XVI в. принявших христианство насчитывалось уже сотнями тысяч. Наиболее осторожные историки определяют максимальное /количество христиан в ту пору в 600 000, большинство же полагает, что их было более миллиона [6] общая же численность населения к н. XVII в. составляла около 26 млн. чел. [7]. буддийский монастырь япония конфуцианство Если бы энергия европейцев не встретила бы серьезного препятствия то положение могло бы измениться, но внимание сегунских властей привлек иной аспект деятельности иностранцев. Торговые контакты с заграницей, появление огнестрельного оружия и многие обещания европейских торговцев и миссионеров оживили у крупных феодалов острова Кюсю стремление к отделению от центрального правительства. Началось сепаратистское движение. В 1637 г. в Японии произошло восстание Симабара, когда тысячи приверженцев христианства в провинции Xизэн на о. Кюсю, восстали против притеснений сегуна, в результате был установлен строгий надзор над христианством, было запрещено ввозить христианскую литературу, переезд японцев в какую-либо чужеземную страну, а также и возвращение их на родину. Восстание было подавлено.

Страна, прошедшая сквозь десятилетия кровавых феодальных распрей, огнем и мечом объединенная под эгидой сегунов Токугава, оказалось перед опасностью развала и превращения в колонию европейских держав. Тогда центральное правительство хлопнуло дверью, закрыв Японию для контактов с иноземцами. Под страхом смертной казни были запрещены въезд иностранцев в Японию, пропаганда и исповедание христианства, выезд японцев за границу и строительство судов для открытого моря. Скудная торговля сохранялась только с китайцами и голландцами через построенные фактории г. Нагасаки.

С этого времени пощады более не было. Xристианство уничтожалось огнем и мечом, и его приверженцы, если они не отрекались от веры, были казнены. В 1639 г. христианство в Японии было окончательно искоренено, 80 лет спустя, после того, как оно нашло там своих приверженцев. Но существует и иная точки зрения. Жестокие преследования христиан властями, изгнание миссионеров, волевое решение о закрытии страны предлагают соблазнительный путь объяснить неудачи христианства в Японии чисто историческими обстоятельствами. Однако, как показывает дальнейшее развитие событий, дело обстоит намного сложнее. Даже в условиях обеспеченной свободы совести (частично — сразу после «реставрации Мэйдзи» 1867 г.; полностью — с окончанием второй мировой войны) христианство не сумело обеспечить сколько-нибудь широкой опоры внутри страны. И следовательно, проблема заключается не столько в конкретных исторических обстоятельствах, сколько в общекультурных. Многие аргументы против христианства, высказывавшиеся в XVII в. продолжают оставаться актуальными и сейчас.

Главные аргументы против христианства можно подразделить по крайней мере на три группы:

• 1) христианство как система ценностей, несовместимых с основополагающими принципами японской культуры;
• 2) внутренние противоречия христианской догматики;
• 3) несоблюдение христианами (в основном миссионерами) этических норм своей религии [8].

В данной публикации мы рассмотрим только первую группу аргументов, как наиболее существенную с точки зрения понимания природы возникшего культурного отторжения.

Основным поводом для беспокойства японских «государственников» было их твердое убеждение в том, что распространение христианства подрывает стабильность внутри страны, ибо главным в христианстве являются обязательства перед Богом, а не перед бюрократически-военной и семейном иерархией. Именно игнорирование такого основополагающего элемента синтоизма и конфуцианства, как сыновья почтительность, многократно приводило к смене династических линий в Европе, чего Японии счастливо удалось избежать. Поэтому японцы относились крайне недоброжелательно к тем местам в Писании, где умалялось значение кровнородственных связей. Разрушительной для социального порядка признавалась практика исповеди. По мнению японцев отпущение священником любых прегрешений исповедуемого ведет к росту преступности и подрывает моральные устои общества. Xристианская концепция единого создателя подвергалась массированной критике. На том основании, что, согласно японским представлениям, небо и земля не являются сотворенными и, как таковые, следовательно, не имеют ни начала, ни конца.

Таким образом, христианская космологическая схема оказывалась отвергнутой. Еще одним камнем преткновения для японцев был антропоцентризм христианства. Противопоставление животного мира и человека выражено в японской культуре далеко не столь отчетливо, как на Западе. По модусу японской культуры человек — лишь частное проявление универсального потока жизни/9/.

• 1. Гришелева Л. Д. Формирование японской национальной культуры. — М., 1986. — C. 30.
• 2. Кирквуд К. Ренессанс в Японии. — М., 1988. C. 8.
• 3. Там же. — C. 8−9.
• 4. Гришелева Л. Д. — C. 30.
• 5. Там же. — C.31.
• 6. История Японии. — М., 2002. — C. 83.
• 7. Лещенко Н. Ф. Социально-экономические и природные факторы численности населения Японии в период Токугава // Восток, 2001. — № 1. C. 45.
• 8. Мещеряков А. Н. Xристианское столетие в Японии: проблема культурного отторжения // Восток. — 1993. — № 5. — C.47.
• 9. Там же.