Становление Александра Александровича как государственного деятеля

До апреля 1865 года такое положение было терпимо: Александр был всего лишь одним из великих князей, которые всю жизнь больше числились на военной службе, чем служили, и которым знание истории и литературы, экономики и права было ни к чему. Наследничество буквально свалилось на него, никогда о том не помышлявшего. Он был огорчен смертью брата, которого очень любил, ошеломлен переменой в собственной судьбе. Однако традиции и заботы об устойчивости власти требовали определенности в деле престолонаследия. И, несмотря на горе всей семьи, несостоявшиеся еще похороны (тело покойного долгим путем, морем, было отправлено в Петербург для погребения), Александр приступил к исполнению разного рода церемоний приемов и представлений, связанных с его новым статусом. Ему пришлось приносить в церкви Зимнего дворца присягу, быть представленным депутациям и в Петербурге, и в Москве, участвовать в празднествах по этому поводу.

К апрелю 1865 года Александр был полковником и флигель-адъютантом, наследничество принесло ему производство в чин генерал-майора с зачислением в свиту императора и назначение атаманом всех казачьих войск. В это время он был уже сложившимся человеком, не подготовленным к новым обязанностям и лишенным задатков государственного деятеля. Последнее исправлению не поддавалось, подготовку же (равную на тот момент слабой гимназической) можно было восполнить. Нового наследника принялись усиленно просвещать историки, правоведы, экономисты. Ему читали К. П. Победоносцев, С. М. Соловьев, Ф. И. Буслаев, И. К. Бабст, Ф. Г. Тернер. В наследнике как частном человеке было много привлекательных черт. Он был прям, честен, искренен, нечестолюбив, добр, благожелателен к близким. И одновременно неловок, застенчив, неуклюж. К тому же обладал большим чувством ответственности. Это последнее и было в полной мере мобилизовано им во время наследничества и в период царствования. Но еще одно обстоятельство: на тот момент взгляды Александра уже определились. В. П. Мещерский оставил интересную характеристику его особенностей в этом возрасте. И здесь мемуарист, как и другие, не мог отрешиться от сопоставлений. «В старшем брате, — отмечает Мещерский, — не было никаких элементов философии; напротив, своим чутким и восприимчивым ко всем оттенкам окружающего его мира, своим тонким и проницательным умом… он всецело воспринимал и влияния на себя жизни, или считался с нею и признавал ее силу; младший брат… наоборот, он не подчинялся, так сказать, силе окружающей его жизни, не моделировал себя по ней». Многие называли это упрямством, в действительности это статичность мышления; черты будущего императора уже видны в двадцатилетнем Александре.

Чтение курсов разных наук, дав Александру некоторые знания, мало что могло изменить в этом сложившемся характере. К тому же и возможности для занятий были у него теперь резко ограничены. Его положение требовало присутствия на многочисленных официальных встречах и приемах, свадьбах и похоронах, балах и военных смотрах, дипломатических приемах и всякого рода заседаниях.

Поэтому подготовка наследника к царствованию происходила скорее в сфере государственной практики, в процессе его участия в текущей политике и продолжалась полтора десятка лет. Александр II сразу же, в целях приобщения наследника к политике, вознамерился принимать доклады министров только в его присутствии, но такое обыкновение в первое время было скорее исключением, чем правилом. Зато в 1868 году наследник был введен в состав высших государственных учреждений — Комитета и Совета министров, Государственного совета. Правда, следов активного участия его в обсуждении дел крайне мало, он больше слушал, чем говорил. Наследники вообще не играли решающей роли в политике в XIX веке. Что заставляло Александра помалкивать — собственная ли застенчивость, некомпетентность или властная позиция отца, сказать трудно. Но когда в декабре 1873 года на заседании Совета министров, обсуждавшего вопрос о контроле предводителей дворянства за деятельностью народных школ, император обратился к наследнику, спрашивая его мнение, военный министр несказанно удивился этому и записал в дневник: «Никогда еще не случалось в прежних заседаниях Совета, чтобы государь спрашивал его мнение».

Наследник, человек сострадательный, очень жалел крестьян, оставшихся с пустыми закромами, и жаждал как-то помочь им. Это был и удобный случай для императора, чтобы в первый раз связать имя наследника с благородной акцией, которая не могла не снискать всеобщего сочувствия. Без какой бы то ни было консультации с Министерством внутренних дел, что явно выражало недовольство его бездействием, 23 января 1868 года был опубликован рескрипт на имя цесаревича о создании комиссии для сбора пожертвований на покупку хлеба и его распределения. Там говорилось об инициативной роли наследника в этом предприятии: «Поручая Вашему императорскому высочеству почетное председательство в оной, — нам отрадно видеть в искренности и теплоте принимаемого Вами сердечного участия залог успешного достижения предполагаемой благотворительной цели». Рескрипт был опубликован в газетах, на Аничковом дворце повешен ящик для пожертвований, сформирована комиссия, куда вошли, как мы бы сейчас сказали, деловые люди. Собравшаяся комиссия на первом же заседании выработала стратегию, отказавшись от идеи даровой раздачи хлеба как деморализующей, и пришла к решению о его закупке крупными партиями с целью обеспечить стабильность цен на хлеб в неурожайных губерниях. Для этого срочно потребовались деньги (хотя добровольные пожертвования поступали), и цесаревич «выпросил» на это у отца миллион рублей. Тайну ассигнования денег и покупки большой партии хлеба удалось сохранить, и хлеб был отправлен на места. Действиями комиссии, наследника, нарождавшегося земства и местных властей удалось в итоге снять остроту нехватки хлеба и предотвратить наметившееся в связи с неурожаем крестьянское переселенческое движение. (Через два десятка лет история повторилась, и такую же комиссию возглавил наследник Николай Александрович, только масштабы голода и продовольственной помощи оказались несоизмеримы.)1 Министр внутренних дел П. А. Валуев, оскорбленный и считающий события вокруг продовольственной помощи сильно раздутыми, ушел в отставку. Отсюда, из этих времен, идет взаимная неприязнь его и Александра III.

Большим событием в жизни Александра-наследника была русско-турецкая война 1877—1878 годов, роль его в это время очень существенна. На первых порах, когда на Балканах вспыхнуло освободительное движение славян против Османской империи, в России на него живо отозвались военные и все общество. Движение в поддержку славян не было однородным, и очень многие, не отвергая мысль о помощи, были против военного вмешательства России в эту борьбу, считая, что война ляжет огромной нагрузкой на экономику и финансы, не говоря уже о людских потерях. Против войны были министры внутренних дел, военный, финансов. Последний даже просил отставки, не соглашаясь своими руками разрушить нестойкое бюджетное равновесие, которого он добивался более десяти лет. Александр II тоже поначалу не хотел ввергать Россию в серьезную войну. Зато наследник и императрица полагали, что Россия не должна оставить плохо вооруженных единоверцев на расправу турецкой армии. Император и министр внутренних дел А. Е. Тимашев долго пытались принудить российскую прессу не обсуждать балканскую политику России и не подталкивать страну к вступлению в войну.

Одним из трубадуров славянской идеи и освободительной миссии России стал человек, близкий к наследнику, — В. П. Мещерский. Идейную позицию его журнала-газеты «Гражданин», которой не сочувствовал император и которая не раз в это время подвергалась административным карам, разделял наследник. В Ливадии осенью 1876 года шли непрерывные совещания Александра II с причастными к внешней политике министрами. Их непременным участником был наследник. Царь в одном из совещаний, сетуя на затруднительность положения, нарушив приличия, прямо упрекнул присутствовавшего цесаревича в том, что он и Мария Александровна идут против его воли. В итоге перевесили аргументы в пользу военного вмешательства, и Россия вступила в войну.

В Ливадии осенью 1876 года шли непрерывные совещания Александра II с причастными к внешней политике министрами. Их непременным участником был наследник. Царь в одном из совещаний, сетуя на затруднительность положения, нарушив приличия, прямо упрекнул присутствовавшего цесаревича в том, что он и Мария Александровна идут против его воли. А сам наследник в это время писал из Ливадии Победоносцеву: «Да, бывали здесь тяжелые минуты нерешительности и неизвестности и просто отчаяние брало. Более ненормального положения быть не может, как теперь: все министры в Петербурге и ничего не знают, а здесь все вертится на двух министрах: Горчакове и Милютине. Канцлер состарился и решительно действовать не умеет, а Милютин, конечно, желал бы избегнуть войны, потому что чувствует, что многое прорвется наружу. К счастью, когда я приехал сюда, то застал Игнатьева, который раскрыл глаза всем и так их пичкал, что, наконец, пришли к какому-нибудь плану действий». В итоге перевесили аргументы в пользу военного вмешательства, и Россия вступила в войну.

Немедленно по возвращении с войны Александр занялся весьма серьезным делом — созданием Добровольного флота. Ближайшим его сподвижником в этом деле явился Победоносцев. Создание Добровольного флота, дожившего до 1917 года, было вызвано резким недовольством наследника действиями Морского министерства в области судостроения. «Морское министерство не желает обращать внимание на хорошие суда, а исключительно занялось погаными поповками и сорит на них русские миллионы десятками», — замечает он в одном из писем. А генерал-адмирал великий князь Константин Николаевич пользовался полным доверием монарха. Поэтому единственно возможным выходом было создание частной торгово-мореходной организации на базе добровольных пожертвований. Общество могло бы закупить за границей уже построенные суда или заказать их и использовать в качестве транспортных средств в мирное время, а в военное — переоборудуя их в боевые корабли. Решено было закупить быстроходные океанские суда крейсерского типа. Наследник принял на себя покровительство над Добровольным флотом, и дело пошло очень успешно. Уже в 1878 году было собрано 3 млн руб. и куплены первые три парохода. Но это было только начало. Доходы от перевозок шли на пополнение флота, команда набиралась из военных моряков. Наследник отдавал этому предприятию много внимания и сил, следил за прессой, контролировал перемещения судов, встречался с моряками, плававшими на этих пароходах.

В конце 70-х годов обязанности наследника множатся. Во время отъезда императора из Петербурга на наследника перекладывается прием докладов, дела текущей политики. И это в период начавшегося глубокого внутреннего кризиса, когда экономическая, социальная и политическая обстановка резко ухудшается. «Грустное и страшно тяжелое положение», — такова его оценка ситуации в декабре 1879 года. В самом деле, в конце 70-х годов вся Россия находилась в состоянии недовольства и ожидания. Расходы на войну привели к дефицитному бюджету, лишавшему правительство свободы финансового маневра. Война и не развивавшаяся далее аграрная реформа ухудшили положение в деревне. Нищее российское крестьянство, не видевшее в массе возможности своими силами решить проблему малоземелья, начинает питать иллюзии относительно расширения своего надела за счет господского. Так возникают слухи о «черном переделе» — даровом получении земли, грозящие опасностью массового взрыва. Народовольцы, не имея нормальных политических средств борьбы, отчаявшись, переходят к террористическим действиям. Ко всему этому прибавляется оппозиция социальных «верхов», часть которых требовала принятия мер к упрочению дворянского землевладения и предоставления политических прав, а другая была сторонницей быстрого продвижения по пути буржуазно-демократических реформ. Главной среди них была реформа государственного устройства, создание той или иной формы общегосударственного представительства. Начавшаяся в 1879 году серия покушений на императора сильно нервировала правящие круги и заставляла их в годы внутреннего кризиса непрерывно обсуждать меры стабилизации положения, шарахаясь от предложений о применении широких репрессий до значительных уступок общественному движению во имя «успокоения».

1 марта 1881 года обстановка в правящих кругах достигла пика напряжения. С одной стороны, брак Александра II, все более раскалывавший и императорскую фамилию, и сановников, с другой, — проект представительных учреждений, давным-давно подготавливаемый, но еще не утвержденный. Его принятие означало крупный поворот в политике, вступление России на конституционный путь. Ожидания одних были связаны с наследником, будущим монархом, ожидания других— с теперешним, который намерен направить Россию на новый путь. Перед страной открывалась возможность попытаться идти цивилизованным путем, без конфронтации власти и общества. Но как будто злой рок толкал руку российской истории. 1 марта 1881 года Александр II, одобрив журнал комиссии Лорис-Меликова, назначил на 4 марта заседание Совета министров под своим председательством, с тем чтобы на нем окончательно договориться о редакции объявления о созыве депутатских комиссий. И отправился в Манеж. Он вернулся уже смертельно раненный бомбой народовольцев, чтобы через час умереть от кровопотери на руках жены и сына-наследника. Одна трагедия была развязана, другая — надвинулась на страну. Смерть Александра II многими из его окружения была воспринята как трагичная, но все же развязка семейной и государственной драмы.