Практика вовлеченности как форма «заботы о себе»

Мишель Фуко, говоря о греческом «epimeleia heautou» и римском «cura sui», выводит собственную интерпретацию понятия «заботы о себе». По ходу рассуждения, ссылаясь на многих античных мыслителей [1, с. 53−76] он конструирует этот концепт как опыт себя, отношение к себе через практики себя: личностные, социальные, как процессы субъективации, упорядочивающие идентичность субъекта в постоянно открывающихся и изменяющихся условиях среды: природы, общества и государства, системы нравственных отношений [2, с. 138].

Забота о себе — «предзаданная», обязательная характеристика каждого человека, обеспеченная наличием у него способности мыслить, разума [1, с. 55]. В связи с этим, несмотря на то, что феномен заботы о себе Фуко конструирует на основе материала античной эпохи, он также может быть реактуализирован и перенесен в контекст современного культурного пространства для анализа возникающих в нем новых форм заботы о себе.

Глагол «вовлечь» иными словами означает привлечь к участию. Вовлеченность в буквальном смысле есть уже активное участие в чем-либо. Притом важно отметить, что «в чем» вовлеченности не имеет никакого значения. Такая практика заботы о себе как вовлеченность в первую очередь характеризуется направленностью на акт участия сам по себе, и ни в какую очередь не характеризуется видом участия или видом акта. Забота о своей сущности в данном случае есть изначально ее расходование. Побудителем такой практики является негативный взгляд общества на бездеятельность в открытом поле возможностей.

Вовлеченность как форма заботы о себе в том виде, который есть сейчас, в России появилась совсем недавно. Она сформировалась на почве новых свобод и ценностей, возникших после распада СССР. Идеологизированный образ человека ушел вместе с идеологией, а на смену советскому режиму пришел режим демократический. Так, поколение людей, детство которых приходилось уже на постсоветсткий период, воспитывалось на новых идеях идеологического плюрализма, высшей ценности человека, свободы мысли и слова. Современное студенчество и есть уже в большинстве своем то самое поколение. Молодой человек сейчас представляет собой индивида, свободного в своем выборе трудовой деятельности, ценностей, мыслей, слова, творчества и прочих форм выражения. Так, не имея «идеологической путеводной нити», молодежь заимела возможность выбрать любую другую «путеводную нить».

Данная новая практика представляет собой следствие потерянности современного молодого человека. Советский студент всегда имел «запасный вариант» — готовую модель: образ идеального студента, идеального советского гражданина и т. п. Современный российский студент имеет только давление, обязанность поиска себя как модус поведения в вариативной среде. Отсутствие четко определенного, всегда возможного и успешного известного пути и влечет за собой возникновение вовлеченности как новой формы заботы о себе.

Выбор Я в условиях демократии затрудняется количеством вариантов, а нависание потенциальной негативной реакции провоцирует индивида, особенно пассивного, на поиск наиболее приемлемого решения данной проблемы. Результат решения проблемы и есть практика вовлеченности. Культура себя в данной практике суть распределение собственных потенций.

Формы заботы о себе, согласно Фуко, — это формы воссоздания, собирания себя. Вовлеченность представляется формой заботы о себе как реализацией собственных творческих сил, возможностей выбора. В условиях наличия множества свобод сам факт их наличия становится репрессивным фактором по отношению к индивиду. Он частично и провоцирует человека желание видеть в себе больше, чем есть. Практика вовлеченности в данном случае иллюстрирует саму интенцию на активность и работу над собой.

Итак, мы получаем два источника возникновения вовлеченности как современной формы заботы о себе: негативное отношение общества к пассивности в имеющихся условиях открытости и свободы выбора и сами эти условия.

Несмотря на то, что практика вовлеченности носит сугубо индивидуальный характер, она не ограничивается лишь рамками отдельного индивида. Вовлекаясь, тем самым порывая с пассивно-порицаемым поведенческим модусом, в глубинной перспективе он нацеливается еще и на идентификацию себя с Обществом, которую фактически являет собой слияние с искусственной Природой. В данном контексте стоит обратиться к трактовке «духовных упражнений» школы философии стоиков, предложенной П. Адо.

Раскрывая идею стоического «искусства жить» в своем, отличном от Фуко, русле, П. Адо приходит к иной цели духовных упражнений, наоборот, заключающей в себе «освобождение от индивидуальности и возвышение ее до универсального, космического статуса» [3, с. 27]. С полной уверенностью мы можем утверждать духовное упражнение если не полноправным коррелятом, то составной частью заботы о себе, основания подобия с которым могут быть обнаружены и в современных формах заботы о себе, в частности практики вовлеченности.

Следует оговорить, что, на наш взгляд, отнюдь не является противоречием базирование практики вовлеченности на двух, казалось бы, антагонистических идентичностях: самостной (Фуко) и всеобщей (Адо). Давление социума является лишь побудителем вовлеченности, но не строгим детерминантом. Заполняя свою жизнь активностью через вовлечение, индивид только предпочитает одну из форм заботы о себе другой. В этот момент ситуация выбора находится за пределами социального давления, т. е. в полной мере воплощает свободу выбора.

Момент свободы выбора непосредственно указывает на индивидуальный аспект «озабоченности собой»: индивид останавливается на наиболее предпочтительном для своего Я варианте. Вовлеченность, таким образом, post factum прямо отсылает к предпочтительности для субъекта членства в социуме и социальных связей. Однако индивидуальное начало вовлекшегося до некоторой степени ослабевает под натиском обязательства проявлять активность в избранной сфере деятельности. Индивид как бы сливается с социумом-побудителем, что заключает в себе всеобщую идентичность. Лишь, в конечном счете, порвав с результатом вовлеченности, он способен вновь обратиться к заботе о себе как практике сугубо индивидуальной.

Вышесказанное раскрывает в практике вовлеченности синтез внутреннего индивидуального и внешнего социального. Результат акта вовлечения, бесспорно, иллюстрирует социальное начало, точно как и побуждение. Однако акт сам по себе, то есть вовлеченность в ее чистом виде, представляет собой исключительно индивидуальное проявление человека, вырастающее из этого социального в своем стремлении утвердиться и раскрыться.

На наш взгляд, в данном случае будет абсолютно правомерным называть вовлеченность одной из форм заботы о себе. Вовлеченность сочетает в себе проявление отношения к миру в равной степени как и проявление отношения к себе, взгляд на самого себя и собственное преобразование и изменение. Все это выделял Фуко, обобщая аспекты заботы о себе [4, с. 285].

забота субъективация идентичность.

• 1. Фуко М. Забота о себе. История сексуальности. Т. 3. — Киев: Дух и Литера, 1998. — 288 с.
• 2. Федичева К. В. Забота о себе: философский, онтологический и этический аспекты // Вестник ЛГУ им. А. С. Пушкина. — 2010. — № 3 С. 136−144.
• 3. Гаджикурбанова П. А. «Духовные упражнения» или «заботы о себе» (стоическая этика в интерпретации П. Адо и М. Фуко) // Этическая мысль. Вып. 9 / Отв. ред. А. А. Гусейнов. — М.: ИФ РАН, 2009. — С. 27−42.
• 4. Фуко М. Герменевтика субъекта (выдержки из лекций в Коллеж де Франс 1981;1982 гг.) // Социо-Логос. Вып. 1. — М.: Прогресс, 1991. — С. 284−315.