Символика небесных светил в сказочном фольклоре мари, удмуртов, мордвы

Символика небесных светил в сказочном фольклоре мари, удмуртов, мордвы

Солярные знаки, обладая большой значимостью в культурной истории человечества, нашли отражение во всех видах народного искусстваживописи, архитектуре, декоративистике, мифологии и фольклоре. Их символика в древних и современных культурных традициях объёмна и многомерна.

Главная символическая функция небесных светил, выраженная в сказках марийцев, удмуртов и мордвы, связана с мотивом поклонения красоте, что является одной из характерных особенностей сказочного фольклорного творчества. Так, каноны марийской сказки требуют, чтобы в ней обязательно в той или иной связи присутствовало упоминание о красоте: «Вот я вам ещё одну задачу задам: кто до завтрашнего дня сможет стать красавицей прекрасной — тому царство!» [1, 103]. Все герои мордовских сказок — юноши и девушки — изумительно красивы: «Проше было всего двадцать лет… Из всех красивых он был самый красивый» [5, 233]. В удмуртских сказках также прослеживается поклонение красоте, особенно красоте девичьей и женской: «…пришли к нему братья смотреть на жену Таза, глаз не сводят с неё, до того она была красива. А сами думают про себя: «Ах, и нам бы достать себе таких красавиц в жены!» [6, 270]; «В полдень выходит умываться дочь Огненного царя. Такая она красивая, стройная, румяная! Не видывал Музейм таких красавиц» [6, 197]. Фольклорные тексты отражают также ценность юношеской и мужской красоты: «Как только зашли к огненному царю, она говорит: — Я, отец, нашла гостя, смотри, какой он молодой, красивый. Оставим его у нас» [6, 196].

Особенностью рассматриваемых сказок является то, что красота эта сравнивается всегда с явлениями природы. Похожесть на определенные природные факты и события, соответствие им рассматривается как высшее проявление красоты. Так, в удмуртских сказках нежность и красота девушки может передаваться самыми необычными сравнениями, например, девичьи руки представляются похожими на туман, глаза — на изумруды: «Девушки пригласили парня в круг и стали водить хоровод вокруг парня. Всех осмотрел он и раз, и другой, и третий. Наконец, самую красивую нашёл: руки белые и нежные, что туман над рекой, волосы ниже пояса из кольца в кольцо вьются, глаза зелёные изумрудом светятся. Только на неё и стал смотреть» [6, 108]. Встречаются и типичные сказочные сравнения девушки с цветком: «Федосья постоянно только и любовалась на красивого, бойкого Ивана, а Иван — на красивую, как цветок, Федосью» [6, 217]. Близость людей к природе определила то, что критерием человеческой красоты, её идеалом являлась природа. Ничего выше, чем природная красота, люди не знали, потому красота людей была только отражением красоты природы.

Но в природе ничто не могло сравниться по красоте и яркости с солнцем, луной, месяцем и звёздами. Поэтому небесные светила традиционно выступают в сказках наивысшим проявлением красоты. При этом характерно, что в сказках марийцев, мордвы и удмуртов небесные светила, как символы блистательной красоты, употребляются по преимуществу для обозначения красоты людей и сделанных их руками вещей. Красота, яркость, блеск небесных светил подчинены здесь культу красоты человека.

В марийской сказочности с солнцем сравниваются прекрасные юноши и девушки: «Жених сияет точно солнце»; «Превратился в юношу, прекрасного, как солнце» [2, 137]. Золотой и красный солнечные тона гармонируют с теми же тонами праздничного наряда, создавая ослепительно прекрасный образ, соперничающий по великолепию с солнцем, такое сравнение оттеняет красоту, делает её непревзойдённой: «Вышли снохи плясать. Хорошо пляшут. А как младшая лебёдушкой в круг выплыла — будто второе солнце взошло. Засверкали золотые подковки на красных сапожках…» [2, 147].

В поэтических описаниях девушек картину наивысшей степени красоты, как она понимается в сказках, воплощаюттакже звёзды: " …на голове белоснежный вышитый платок, белое платье на ней всё в цветах и звёздах. Как вышла она, так все и ахнули: кто такая? А красавица с поклоном подаёт царю дивную рубашку, развёртывает скатерть. Только развернула, как всё вокруг заблестело, засияло, будто радуга над столом нависла" [2, 146, 147].

В марийских сказках множество сравнений красавиц с солнцем, луной, месяцем, звёздами, часто сопровождаемых одними и теми же определениями («светлый», «красивый», «прекрасный»), при этом в разной компоновке, в одной и той же сказке: «Идём за невестой, за Сереброзубой Пампалче, светлой, как луна, прекрасной, как солнце» [2, 29]; «Идём за невестой, за Сереброзубой Пампалче, красивой, как луна, светлой, как звезда» [2, 28]; «Иду за невестой, за красивой невестой с серебряными зубами, румяной, как спелая клубника, светлой, как солнце» [2, 29]; «…а при нём осталась одна младшая дочка — светлая, как звезда, и прекрасная, как луна, Сереброзубая Пампалче» [2, 25].

Человеческая красота, как можно судить по текстам марийских сказок, оценивается в критериях похожести на небесные светила. Природа, таким образом, оценивается неизмеримо выше человека. Но у человека находятся черты, сходные с природными, и это то, что делает его прекрасным, как небесные светила. При этом апогей сказочной красоты — когда фрагменты человеческого лица не просто напоминают солнце и месяц, а являются ими: «Одна щека — солнышко, другая — месяц! Весь дом заблестел» [1, 104].

Наиболее частотные и отличающиеся выраженностью наибольшей степени признака в марийских сказках сравнения с солнцем и месяцем. При этом красота юношей и девушек здесь не дифференцируется — к месяцу и солнцу могут приравниваться и те, и другие.

Это же наблюдается и в удмуртской фольклорной традиции, где происходит перенесение распространенного фольклорного образа красавицы с солнцем во лбу и месяцем под косой на юношей: «Купцы стали хвалиться перед царем кто сыновьями, кто дочерьми, кто лошадьми. Купец говорит: — Что вы хвастаетесь? Вот у меня сыновья так сыновья — на лбу солнце, а на затылке месяц. Привозят мальчиков. Царь выходит посмотреть их и верно: спереди солнце, сзади месяц. От удивления царь упал на землю и умер [6, 179].

В большинстве культур солнце — знак мужского начала, луна — женского, а солнце и луна вместе символизируют их единение. У некоторых народов, например, в башкирской мифологии, небесные тела изображаются антропоморфными существами, и представляются в женском облике (к солнцу обращались «сестра-солнце»). В некоторых легендах луна или месяц изображаются в образе мужчины, красавца-джигита, смотрящего сверху на людей. В сказочной же традиции удмуртов, мари и мордвы такое разделение не является существенным.

Символические формы использования образов небесных светил в народных сказках марийцев раскрывают синкретизм мышления древних, заключающийся в частности в признании родства всех элементов природы, — в сказках мари это родственные отношения между человеком и солнцем, человеком и месяцем: «Солнце — сестра, месяц — брат прекрасной девушки» [1, 107]. С очевидностью выступает системный принцип мифологического мышления — тотальная связь всего со всем внутри организованного космоса.

Законы сказочного антропоморфизма позволяют обращаться к солнцу как к человеку, причём запросто, как к равному, без пиетета: «Скажи мне, откуда и куда ты ходишь, какова величина твоя и как далеко ты в небо забираешься?» [3, 107]. Но в марийской сказке это не мешает солнцу параллельно фигурировать также в качестве небесного тела, то есть быть предметом изучения, объектом познания: «Узнай, солдат, откуда и куда солнце ходит, далеко ли оно от нас и каково по величине. Да пусть само солнце под всем этим подпишется» [3, 107]. Причём как видно из контекстов, две эти символические составляющие — быть человеком и быть небесным объектом — тесно переплетены.

Не могла не отразиться в сказочном народном творчестве первичная, связанная с физической природой соляриев символика освещения. На способности солнца, луны, месяца, звезд испускать свет, рассеивать тьму, освещать землю в сказках делается особый упор. Так, в мордовском сказочном эпосе на функциональной символике небесных светил как источников света целиком построены сюжетные линии некоторых известных сказок, например, сказки «Ивашка Приметлев» [5, 254 — 260], где разворачивается известный сказочный сюжет их похищения, поиска и возвращения: «В одном царстве кто-то похитил солнце и луну, а с ними и звезды. Быть может, сто, а может, и триста лет не было в том царстве никакого света. — Я пойду за светилами, — говорит он царю» [5, 254]. Все звёзды, месяц и солнце, как оказалось, были у девятиглавого змея Прямяряльи, у которого их после длительных приключений и подвигов всё-таки отнял Ивашка Приметлев: «Подъехали близко к дому, к тому царству, где света нет, а тьма-тьмущая. Ивашка Приметлев выпустил в небо одну звездочку… другую звёздочку… выпустил красное солнце, и осветилось всё царство кругом… выпустил в небо месяц ясный. Вышла на крыльцо царица, диву далась, царя позвала. — Смотри, смотри, это месяц всходит!» [5, 160]. Потом тому, кто вернул свет, досталось по праву и царство.

Такое употребление небесных светил обычно сопровождается в текстах сказочными постоянными эпитетами: солнце красное, месяц ясный.

Связанная с названной символика источника блеска, сияния, сверкания реализуется в тех случаях, когда с солнцем сравнивается что-то особенно, неправдоподобно яркое либо светящееся отраженным солнечным светом. Это характерно для мордовской сказки: «Видят — стеклянный мост блестит, как солнце» [5, 177]. «Летели, летели они, прилетели к третьему дому, золотому, который сиял сильнее, чем солнце» [5, 111]. «Разозлился воин, схватился за саблю, стал размахивать ею. Сверкает на солнце сталь — будто молния бьёт в глаза» [5, 271].

Другая сторона солнечной символики- давать тепло, жар — безусловно, проявляется в сказках также в полной мере. В марийских такие употребления более редки: «Греется на солнце огромный лев» [2, 39]. «А пока пусть тебя солнце печёт да слепни и мухи кусают» [3, 16]. В мордовской же сказочности, напротив, по преимуществу как раз и обыгрывается роль солнца как источника тепла, света, а значит, и жизни: «Солнышко взойдёт и меня согреет» [5, 19]. Данная символика в текстах позитивна и многоаспектна — она расширяется до символики хорошей беспечальной жизни, житье в достатке и счастье, в мире и дружбе друг с другом: «Люди живут в тепле и сытости, единой дружной семьей живут не печалятся. Светит им с неба красное солнышко, заливая золотым сиянием просторы присурские» [5, 325].

В сюжетах удмуртских сказок, выявляющих присущий им, как виду фольклорного творчества, антропоморфизм, связанный с обожествлением природных реалий, наблюдается подобная же позитивная символика солнца как источника тепла, обогрева: «Не понравилось Вукузё, что Инмар помешал ему бороду досушить и на солнце погреться вволю» [4, 13]; «Снимут люди урожай — радуются и хвалят дождь за то, что в самое время поливал посевы, благодарят солнце за то, что хорошо землю пригревало [6, 38]. Отсюда, в сказках удмуртов развивается как одно из направлений солнечной символики связанность с урожаем, с плодородием.

Однако в тех же сказках проявляется и оппозиционная данной символика — иссушающего, или, более того, испепеляющего, светила, уничтожающего при высокой интенсивности действия жизнь, которую оно и дарует: «Небо… висело так близко к воде, что Инмар, не спускаясь, черпал воду золотым ковшом с длинной ручкой и поливал облака, чтобы они не высыхали от солнца» [6, 13].

В фольклорных текстах и космогонических мифах, обеспечивающих связь с древней культурой удмуртов, солнце так же, как вода и небо, рассматривается как первичная стихия, предшествующая земле и людям, существующая изначально вне времени: «Это было так давно, что даже никто не помнит, когда это было. Ни земли, ни людей на всём свете: только небо, вода и солнце. На небе жил хозяин неба Инмар» [4, 13]. Солнце рассматривается как нечто превосходящее даже богов — сам верховный бог удмуртов Инмар, сотворивший землю и расселивший на ней великанов-алангасаров, а затем людей и другую живность, жил «на небе под солнцем» и «земную жизнь налаживал» [4, 18]. Солнцу, таким образом, приписывается роль исходного начала в появлении земли: «Упав на воду, согретая солнцем и дыханием Инмара, земля стала разбухать и расти-разрастаться. Её становилось всё больше и больше. Столько, что конца-краю не видать» [4, 18].

Отсюда понятна и представленная в сказочных сюжетах знаковая функция солнца — быть эмблемой, печатью главного бога удмуртов Инмара. Изображение солнца — пус солнца — оберег от нечистой силы, например, воспроизведение этого знака на мельницах спасает от водяных, от разрушения, от стихии [4, 115].

За образом солнца в удмуртских сказках стойко сохраняется символика жизни — её существования и продолжения. То, что под солнцем, — живо и счастливо — такой мотив проходит через все сказки и предания удмуртов. Символика солнца разрастается до образной символики изначально беззаботного, безмятежного мира под солнцем: «Так и надо тебе, безбородый. Не жилось без хлопот-то под солнцем. Захотелось, вишь ты, землю сотворить, да ещё и родом мужским заселить» [4, 22].

Как видим, символики небесных светил, особенно солнца, приобретают в сказочных текстах разнонаправленный и разветвленный характер, в прямом же значении небесного светила, без какой-либо символической нагрузки, они употребляются намного реже, например, в удмуртской сказке: «Солнце поднималось над лесом» [3, 15].

При этом интересно отметить некоторые случаи символизации самого номинативного значения и приобретения им определенной, вполне конкретной функциональной нагрузки, например, уточнения временного периода. Так, в удмуртской сказке солнце как небесное светило используется в составе перифрастических выражений для обозначения времени суток с целью уточнения и конкретизации. Оно может указывать на наступление вечера («Пока он шел, солнце закатилось» [6, 211], сумерек («Перед заходом солнца ветряной бес стукнулся стены своего дома» [6, 123], полдня («Солнце уже высоко поднялось» [6, 201], рассвета, раннего утра («Вот первые лучи солнца скользнули по верхушкам деревьев» [6, 40], второй половины дня — времени между полднем и вечером («Вот солнце уже за полдень перевалило, а Алдара всё нет» [6, 237].

Как можно заметить, в этом случае переход номинативного смысла в символический всегда носит поэтический характер и рождает в сказках художественный образ, становящийся впоследствии устоявшимся выражением, перешагнувшим из фольклора в устную и письменную речь. Такой способ выражения обусловлен, в частности, тем, что небесным светилам, так же, как и всем другим явлениям природы, в сказках придавался личный характер, поэтому, подобно человеку, солнце восходит, садится, прячется, звёзды блещут, гром ударяет, молнии разрезают, ветер свистит, туча налетает, буря воет, озеро бушует.

Старинное определение времени без часов, по состоянию солнца на небе, в удмуртских сказках упоминается гораздо чаще, по сравнению с мордовскими и марийскими сказками. В одном из сюжетов сказочные персонажи задумывают продлить дневное время, световой день путем удержания, механического придерживания солнца: «Оденься потеплее… и на высокое дерево влезь, сиди там и солнце вилами поддерживай, чтобы медленнее двигалось» [6, 231].

Если в удмуртском сказочном фольклоре время суток почти всегда обозначается через положение солнца на небе, а не через прямые указатели, типа наступил вечер, утро, ночь, полночь, то для мордовских сказок такое употребление нетипично, хотя и встречается: «Закатилось солнце, во дворец влетели три диких гуся» [5, 253]; «Запрягли друзья тройку и поехали. Долго, не долго ли ехали, много, не много ли проехали, солнце стало садиться. Въехали они в большой лес» [5, 197]; «С восходом солнца мужья возвратились домой» [5, 152]. Мордовские сказочные тексты, напротив, изобилуют общепринятыми обозначениями временных периодов, в том числе характерными для сказок устойчивыми оборотами: стало смеркаться, светать, рассвело, настала ночь, полночь, стало темнеть, как стемнело, вечерело, до полуночи, утром чуть свет, к обеду, до самого обеда.: «Закатилось солнце, во дворец влетели три диких гуся» [5, 253].

В мордовских сказках солнце используется как мера расстояния: «Солдат подошёл к часовне, отмерил три шага к восходу солнца и зарыл шёлк в снег» [5, 123].

Отголосок этакого употребления читается в удмуртском сказочном эпосе в логически оправданной и понятной символике удаленности от земли, где солнце употребляется в текстах, чтобы указать на очень большое расстояние от земли: «Разгневался тут Инмар так, что схватил Вукузё за бороду да и закинул его за облако. Знал Инмар, что не любит хозяин воды неба: слабеет там сразу. «Ну, как не вполсилы, с полной силой вверх взметнёт? — думает про себя. — Ни воды не увижу больше, ни неба земного, отлечу прямо к солнцу, а там и к звёздам…» [4, 26].

В таком же символическом употреблении высоты, дальности, но для обозначения ещё большей степени удаленности от земли в контексте упоминаются звёзды. На этом основана появляющаяся в мордовских сказках вторичная символика звёзд — возможность показывать идущим дорогу к дому, помогать находить правильный путь: «Долго люди шли по лесам. С ними стали говорить небесные звёзды. Указывая дорогу, дубы своими кронами покачивали в сторону дома» [5, 360]. Встречающееся и в марийском фольклоре традиционное сказочное антропоморфное понимание небесных светил месяца и солнца как помощников, указывающих заплутавшим выход, верное направление, легко объяснимо их световой природой, возможностью освещать дорогу: «Идёт Пампалче по тёмному лесу, идёт по топкому болоту, днём просит солнышко указать ей дорогу, тёмной ночью просит ясный месяц осветить ей путь. Красное солнышко ей дорогу указывает, месяц ночью путь освещает» [5, 27]. Приведенные фрагменты показывают, что описания, включающие данные сюжетные символики небесных светил, всегда построены в угро-финской сказочности на приеме сказочного олицетворения.

В целом сюжеты удмуртского, марийского и мордовского сказочного фольклора, связанные с солнцем, наиболее распространены по сравнению с теми, в которых задействованы другие небесные светила, они наиболее изобретательны, интересны и разнообразны. Так, солнце всегда присутствует в многочисленных картинах природы, присутствующих в каждой финно-угорской сказке. Например, без такой образности, связанной с солнцем, не обходится в удмуртских сказках ни одно описание непогоды, бури, урагана: «Особенно забушевало озеро после этого. Солнце спряталось вдруг. Чёрные тучи заволокли небо. Молнии одна за другой разрезали воздух» [4, 41]. Характерно, что в удмуртских сказках без описаний природы, включающих солнце, не обходятся и бытовые содержания. Так, в текстах может обыгрываться даже прямое смысловое употребление солнца, создавая при этом поэтизированные сравнения в бытовых содержательно-ситуативных контекстах: «Повадился кто-то в наш погреб ходить: ежедневно недостаёт двух-трёх фунтов масла, тает, как снег под весенним солнцем» [6, 254]. Яркость, свет, красота солнца создают ассоциативные опредмеченные образы самого разного плана, например в удмуртской сказке: «Однажды котёнок увидел на крыше луч солнца. — Должно быть, какое-нибудь вкусное кушанье — подумал котёнок и полез на крышу» [4, 93].

Еще раз подчеркнем, что солнце, луна, месяц, звёзды имеют в древней и современной культурной традиции множество символик, однако в сказочном фольклоре используются лишь некоторые из них, привнося новое осмысление роли и функций небесных светил в общественном этническом сознании и сохраняя это понимание в народной памяти. Это смыслосимволики обыденного, функционального и эстетического характера: солнце выступает в сказках как источник тепла, света, жизни, первоисточник всего живого, символизирует красоту людей.

Наблюдение над фольклорным материалом сказочной прозы мари, мордвы и удмуртов выявляет прозрачные закономерности использования образов небесных светил в текстах сказок, которые имеют во многом сходное, близкое выражение, являясь культурными универсалиями, при незначительных, но определенных различиях, содержащих особые акценты, характерные только для данных этнокультур.

Прослеживание формирования и развития отдельных символических смыслов у образов светил показывает в большинстве случаев мотивированный характер символизации основных понятий, входящих в данное семантическое поле.

Даже при общей фольклорной тенденции к олицетворению природы и любви к ней в сказочном мире просматривается совсем особое, по сравнению с другими природными явлениями, восприятие небесных светил. Между ними и человеком устанавливаются здесь самые разные отношения, разыгрываются подчас противоположные роли. В одних случаях светила выше людей, в других равны людям, в третьих ниже людей, служат им. С одной стороны, солнце, месяц, луна, звёзды обожествляются, им поклоняются, как тому, без чего невозможно существовать. С другой стороны, сказочные герои приравниваются к солнцу и луне, и даже полностью отождествляются с ними. Наконец, персонажи сказок сами спасают небесные светила, помогают им водвориться на небе.

Достаточно распространен в рассматриваемых сказочных повествованиях характерный сказочный прием — обозначать путем сравнения с солнцем высшую степень качества чего-либо, например, красоты, яркости.

В сказках обыгрывается двойственность солнца как дневного светила: в одних контекстах упоминается его символика света, в других — символика тепла.

Сказочное солнце реализует также семантически универсальные оппозиционные символики — быть первозданной энергией, вызывающей и поддерживающей жизнь на земле, животворящей силой, и в то же времяпалящим, сжигающим, убивающим посевы и всё живое светилом.

Сказки передают очень важную в представлениях древних удмуртов роль солнца — быть источником возникновения самой планеты, самой Земли — без солнца — как утверждается в сказках — созданная богом земля не смогла бы появиться.

В народных сказках мари и удмуртов солнце, месяц, луна, звёзды практически не упоминаются как чисто природные явления, мордовские же фольклорные сказочные источники составляют в этом плане исключение: солярии реализуют здесь свою прямую символику источников света, здесь они природные светильники, освещающие землю. В сказках между ними нет иерархии, они одинаково выступают в названной роли, хотя в традиционной символике солнце, дневная звезда, среди всех небесных явлений, естественно занимает первое место.

небесный светило сказочный народный.

• 1. Марийские народные сказки / Записи, перевод и комментарии К. А. Четкарева. — Йошкар-Ола: Марийское книжное издательство, 1956.
• 2. Марийские народные сказки/ Обработка и перевод сказок В. Б. Муравьева, А. Ф. Смоликова, А. Я. Спиридонова. — Йошкар-Ола: Марийское книжное издательство, 2009. — 272 с.
• 3. Марийские народные сказки / Сост. В. А. Акцорин. — Йошкар-Ола: Марийское книжное издательство, 1984. — 288 с.
• 4. Мифы, легенды и сказки удмуртского народа / Лит. обр. Н. Кралиной. — Ижевск: Удмуртия, 1995. — 200 с.
• 5. Мордовские народные сказки / собр. и обраб. К. Т. Самородов. — Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2006. — 384 с.
• 6. Сто сказок удмуртского народа / Сост. Н. Кралина. — Ижевск: Удмуртское книжное издательство. — 1961. — 310 с.